7
Утром, у неё ничего не спросили. Вика торопливо позавтракала и, натянув на своё, разом присмиревшее, тело школьную форму, отправилась в класс.
На улице было слишком светло для майского утра. На мгновение ей даже показалось, что она вышла на улицу совершенно раздетой. От одной только мысли об этом по спине пробежали вороватые мурашки, а щеки сделались горячими, словно бы зажженные газовые горелки на плите.
В школе она вдруг почувствовала себя лишней. Так чувствуют себя в автобусе люди, случайно утерявшие свой проездной билет. Она вдруг подумала, что какую-то ночь перестала быть той самой Викторией Емельяновой, которой так гордились учителя и в которую тайно влюблялись самые нелепые и хвастливые мальчишки.
На мгновение, задержавшись перед зеркалом, она посмотрела на своё отражение, словно бы на когда виденный ею и уже позабытый портрет. У этой слегка испуганной девушки могла быть другая фамилия и другое имя. Это слегка напугало её, словно бы эта незнакомка предлагала ей влезть в это противное зеркало и навсегда остаться там заколдованной невидимкой.
Вика улыбнулась. Она вдруг вспомнила, как будучи октябряткой решила поиграть в героиню одной детской книжки. Как специально разделась донага и разбросала по полу свои нехитрые одёжки, а затем нырнув в полупустую кладовку. Ей было любопытно, что подумают родители, увидев этот беспорядок, подумают ли они, что она была унесена стрекозою как Валя со своим братом Кариком, или, подобно Дюймовочке, верхом на ласточке отправилась в старну эльфов.
Родители едва не потеряли её. Тогда испугавшись по-настоящему, она даже не слышала громких и обидных слов. Они отскакивали от кожи, словно бы дождевые капли от асфальта.
Теперь она была почти взрослой. Она больше не умиляла родителей своим видом и с трудом заслуженными пятёрками – они явно пытались подготовить её к скорому расставанию, попросту отдав куда-то, как привыкли отдавать в бюро, взятые на прокат вещи.
Ученики смотрели на неё как-то странно. Вика тотчас же вспыхнула, словно бы запрещающий сигнал светофора. Она уже плохо помнила, надевала ли сегодня трусы или натянула форму прямо на голое тело, торопясь поскорее оказаться в школьном многолюдье.
Ей было страшно вспоминать молчаливую и от того более опасную Елену. Та стояла перед глазами, словно бы обвиняющий её плакат – именно её глаз делал её жертвой.
На большой перемене, она поспешила на школьный двор. Тут обычно её одногодки болтались на рукоходе, словно бы тропические плоды на пальме. Им нравилось, по-обезьяньи ловко спрыгивать вниз, на какое-то время невольно хвастаясь своим нижним бельём .
Вике вовсе не хотелось становиться вровень с этими дурочками. Она уже всерьёз презирала себя. Понимая, что невольно перелистнула целый лист своей жизни.
«А что, если Елена найдёт меня здесь? Если она прикажет идти вслед за ней, что я стану делать?». Перед глазами испуганной школьницы на мгновение промелькнуло прошлое – когда-то примерной дошкольницей она честно и робко жалась к своей матери, словно бы испуганная домашняя собачка. Тогда её пугали всякими злыми людьми – вроде замаскированных сказочных героев. Но теперь она слушалась не елевую кем-то выдуманную старуху, а живую женщину, которая явно собиралась отнять у неё отца и доселе счастливое детство.
Вика боялась потерять не только детство, но и честь. Она слышала, как учителя повышают голос на бедных и неуспевающих учеников, как они старательно подлаживаются под капризы отличников. Раньше она не чувствовала себя обиженной, но теперь, её словно бы катали в огромном барабане, сдирая вместе с кожей все прежние привычки.
Вика понимала, что уже никогда не станет прежней, что на её теле давно стоит невидимое, но очень жгучее клеймо. Что теперь, её обязательно провалят на этих дурацких экзаменах. И что потом?
Страх оказаться навсегда опозоренной, погнал её вновь в класс. Последним уроком был урок черчения. Вика любила возиться с рейсшиной и рабочим планшетом, пытаясь кое-как начертить то, что задавала красивая темноволосая дама.
Этой женщине обычно нравились чертежи Емельяновой. Она с каким-то мягким недоумением смотрела на аккуратно вычерченные проекции, смотрела и улыбалась, словно бы Емельянова готовилась стать архитектором.
Вот и теперь наспех просмотрев заданные на дом работы, она, вдруг вспомнив о чём-то важном, твёрдо произнесла, что распускает всех по домам из-за какой-то срочной работы.
Вика была рада и испуганна одновременно. Она вдруг устыдилась этого щенячьего страха – ведь вряд ли эта противная Елена вновь придёт к ней в квартиру, чтобы нагло и по-свойски командовать её таким трусливым и предательски слабым телом.
Выйдя из класса, Вика поспешила к дверям школьной библиотеки. Та находилась совсем рядом и манила своим таинственным слегка затхлым воздухом. Довольно красивая и довольно стильно одетая немолодая библиотекарша нашла её формуляр и разрешила пройти к стеллажам.
Вике нравилось прятаться в этом саду мудрости – на неё взирали лишь слепые корешки книг. Они напоминали отвернувшихся от стыда одноклассников. Вика остановилась у небольшой стайки книг. И наугад, словно бы играя, достала две книги – одну довольно высокую в зеленоватом переплёте, а другую низенькую и толстенькую – на последней был изображён задумавшийся о чём-то мужчина.
«Воздушный замок»- мысленно прочитала Вика. Она вдруг вспомнила, где видела это название и почти предательски, по-детски покраснела.
Обе книги были её проклятьем. Она уже была готова вернуть их на полки, но что-то помешало ей это сделать.
- Ну, что, выбрала, Емельянова? – раздалось скрипучее контральто библиотекарши.
Вика ничего не ответил, она вышла из-за стеллажей, держа книги, как двух младенцев.
Мысленно, она уже убрала обе книги в свой неказистый и весьма неудобный портфель. Тот стоял у стойки, обиженно посверкивая своим серебристым замком.
- Так Ларри и Козлов. Так и запишем. На неделю тебе хватит?
- Угу!
- Что «Угу!»?
- Хватит…
Вике стало стыдно. Она поставила в формуляре своё забавное «Ем» и, положив обе книги в портфель, выпорхнула на волю.
Ноги отчего-то повелит её не к главной лестнице, но обратно, к дверям кабинета черчения. Там было тихо, но дверь была не заперта, Вика потянула её на себя и заглянула внутрь.
Преподавательница черчения трудилась над разложенным на столом листом ватмана. Она явно чего-то рисовала, старательно смешивала краски на куске белого картона. А вокруг листа, словно бы зеваки стояли баночки с гуашевыми красками.
- Тебе, что, Емельянова?
- Вера Михайловна, я здесьточилку оставила. Можно я посмотрю.
Вика прошла по рядам, честно оглядывая пол в поисках мнимой пропажи. Она вдруг хотела рассказать этой женщине всё – и о противной и страшной Елене, и о том, как она занималась уборкой, будучи абсолютно голой.
Всё теперь вновь казалось ей страшной явью, а не пригрезившимся на рассвете кошмаром. Словно бы кто-то заставлял её быть откровенной, выкручивая душу, словно б грязную половую тряпку.
Подойдя к учительскому столу, она уставилась на ещё плохо прописанное, почти слепое лицо солдата в зеленоватой каске. Его лицо овевала лента – она была похожа на кусок тигриного меха – оранжево-чёрная.
С Днём Победы!». – осторожно оранжевой кисточкой выводила учительница
- Ну, что нашла свою точилку?
- Я… я… Мне мама новую купит, ещё лучше.
Вика вздрогнула и отшатнулась от стола. Ей вдруг стало стыдно, словно бы и впрямь она потеряла, но не точилку, а скажем ключи от квартиры.
Ей захотелось убежать далеко-далеко. Убежать туда, где о её позоре не будет никому ведомо.
АХ,ДЕНИС! МНЕ ОЧЕНЬ ЖАЛЬ ТАКУЮ БЕСПРОМОЩНУЮ,ПОЛНОСТЬЮ НЕ УВЕРЕННУЮ В СЕ5БЯ ДЕВУШКУ ВИКУ!КАК ЖЕ ТАКОЙ ДАЛЬШЕ ЖИТЬ И СУДЬБУ СВОЮ ТВОРИТЬ???? ТОЛЬКО ЧУДО МОЖЕТ СПАСТИ ЭТУ ЗАБЛУДШУЮ ДУШУ! БУДУ ЖДАТЬ ПРОДОЛЖЕНИЯ!!!
Помочь сайту
Поздравления
