Без предисловий: мы, в общем, чимчиковали по глубокому снегу. Грубая проза. С кем я там ковылял? Конечно с незабвенным брательником. Но проза была ещё грубее, чем я её начал изображать, а действительность и того суровее, снег был чересчур глубоким и наст был ещё весьма слабый, так что нам он доставлял массу удовольствия, когда мы проваливались почти по одно место и даже далее в ложбине между двумя буграми на перепаханном поле. Так как была уже славненькая зима, а наш мотоцикл был на приколе, то приходилось пользоваться древнейшим из способов передвижения - на одиннадцатом номере. Лыжи наши были переломаны ещё раньше, так что скорость наша приближалась к скорости парализованной черепахи, хотя наши загривки были до неприличия потными, и мы воняли, как самый дрянной дезодорант, а из-под телогреек валил пар. Поле было девственно-белым, без признаков присутствия не только зверя, но и кустов. Правда, кое-где маячили копны не убранной соломы, и далеко на юру торчала единственная деревина, фиг знает какой породы. Впрочем, я не совсем прав на счет зверя: следы зайцев и лис все-таки попадались и довольно часто, а на далеком дереве маячила ворона и орала во все свое луженое горло. Ползти по заснеженной ложбине было весьма неприятно и тяжело, так что мы полезли на один из бугров, соблюдая обычную в таких случаях дистанцию в тридцать-сорок шагов между номерами. Экипированы мы были обычно для таких случаев: у меня моя любимая одностволка ИЖ-18, у брата двустволка, тоже, кажется, Ижевка, в стволах дробь первого или второго номера, да по пятку патронов в карманах. На косогоре идти оказалось ещё труднее, поскольку под снегом оказались глыбы мерзлой пахоты. Ноги то и дело заламывало в разные стороны, но делать было нечего, а до дороги было ещё добрых два километра.
Мы дружненько пыхтели вверх уже следующего склона, обходя с двух сторон копну соломы полу занесенную снегом. Я шёл несколько выше брата, зато он обогнал меня и уже миновал эту копёшку. Честно сказать я не надеялся на какую-нибудь добычу, а просто отрабатывал порожняк по направлению к дому. Вдруг раздался вопль моего брата:
-Егор, - так он называет меня до сего дня, хотя зовут меня Игорем, как я уже имел неосторожность заметить, - стреляй! Стреляй!
Тут следует описать ту картину, что я узрел в следующее мгновение: мой брательник несся вприпрыжку куда-то вниз по склону, размахивая своей двустволкой, а впереди него летела лиса, легко скользя по уже крепкому для нее насту. Стрелять в неё я, конечно, не мог, а он, конечно, не стрелял, видимо считая своё ружье палицей или чем-то в этом роде.
Лиса благополучно кинулась под бугор и скрылась с глаз двух незадачливых недотеп. Преодолев ложбину, в которой мы копошились буквально с десяток минут назад, она уселась с самой наглой рожей под единственной деревиной неизвестной породы и преспокойно стала нас рассматривать с метров этак трехсот, поглядывая и на ворону.
Последующую реакцию моего брата описать было ещё сложнее: он, ни с того ни с сего, накинулся на меня с упреками, что я не стал стрелять в лису, так что только железные доводы о моем человеколюбии, когда я не стал ему фаршировать энное место крупной дробью и едкое замечание, что и него у самого была не палка в руках, несколько успокоили его.
Естественно мы рванули в погоню за упущенной добычей, но, столь же естественно, она нам показала свой хвост. Так что снег мы месили уже в обратном направлении, пока не выдохлись окончательно ещё часа два-три до самой темноты.
Сам по себе случай - пустяк. Все бы ничего, но не для брата. Я вспоминаю его с особой теплотой, а подколоть его, бьющего уток едва не стоя на голове, а бутылки и в кромешной тьме после обильного возлияния, дело, видите ли, для меня святое. Но, кроме того, эту лису я и сам поминаю, как одно из моих охотничьих приключений, как одну из своих неудач, хотя были и большие, но это отчего-то воспринимается мною острее. Впрочем, о брате: утирал я ему нос много раз, чем премного доволен, но утка и фазан, заяц, коза - его добыча, но тигров, медведей, кабанов он не ходит по причине их отсутствия на ближайших подступах к Хабаре, к тому же уважает их, видите ли, чересчур шибко. Увы?.. Мне же наплевать, какой зверь у меня на мушке. Впрочем, ни тигра, ни леопарда я не трогаю, но не из-за страха, а из-за их редкости и уважению ко всем живущим на этом свете, а жадностью людской, столь превалирующей в неразвитых душах, я не наделен. Поиграть же со смертью в прятки я и сейчас не прочь, да и просто считаю, что у меня, дурака, три шкуры, а у прочих - только одна.
Помочь сайту
Поздравления
