Этот пустяшный случай запомнился мне и моему брату надолго. Мне, пожалуй, навсегда, но он, скорее всего, помнит его тоже до сего дня.
Мы, как всегда, праздно болтались. С кем? Конечно со своим братом. С кем я ещё могу болтаться праздно и беззаботно. Вы это уже должны усвоить, как "Отче наш". Естественно в наших руках была та самая Тозовка. Тозовка была в наших руках по случаю наличия к ней патронов, а болтались мы в поисках достойной мишени. А мишень, по случаю переезда на другую квартиру, не хотела шляться по коньку крыши соседа, но даже если бы и шлялась там и, даже, при самом хорошем освещёнии, то и это бы прошло для неё безнаказанно, так как эта крыша была повернута к нашим взорам торцом, и разглядеть эту самую мишень можно было только со стороны соседского огорода или улицы. Тащиться на улицу с нарезным оружием в нашем положении и среди белого дня, и при наших законах, было делом неразумным во всех отношениях. Лезть в огород, где зрели тучные плоды соседские, было делом ещё менее дельным, так как сосед дядя Федя, а точнее его жадная жена, ими дорожила больше, чем нашими шкурами. Так что соседские крыши не могли представлять какой-то интерес в этом вопросе, наша же крыша не просматривалась даже с огорода, из-за нагромождения сараев, сенников, стаек и маленького размера самого огорода. Двор был столь же загорожен разного рода постройками и сооружениями, что порядочному стрелку не было места, куда бы он мог послать верную пулю, не попав в соседа, курицу, корову или свинью. Кроме всего прочего, двор имел столь замысловатые очертания, что наш бедный Газик, чтобы вырулить из своего сарая - мастерской, выделывал столь замысловатые маневры, что даже меня, недотепу, научил порядочно нажимать на его педали. Патроны приятно оттягивали не мой карман, а руки чесались и лихорадочно поглаживали некогда вороненый ствол и занозистый приклад и у меня тоже. Банка, поставленная на доски парника, была обстреляна нами, но осталась целой и не понесла на своей шкуре ни одной дополнительной дырки, хотя огород был крошечный и такая крупная мишень, как банка, должна была бы изрешечена напрочь. Но день был неудачный и из-за кривизны ствола мы никак не могли приноровиться к тому, насколько же нужно брать правее. Настроение резко упало и патроны, уже как опытные охотники, имевшие на своем счету не только убитых уток, большей частью чирков, но и зайцев и, даже, лису, мы уже научились жалеть и экономить. В обще-то день был скверным, хотя солнышко пригревало, и бабье лето дышало свежим морозным воздухом.
Мы стали выгребаться из огорода, с намерением почистить Тозовку, когда брат, оглянувшись, увидел сороку, беззаботно оседлавшую наш забор. Сорока была или слишком молода, или слишком глупа, или посчитала, что два десятка метров достаточное расстояние, для того, чтобы удрать при первых попытках покушения на её драгоценную
жизнь и ещё более драгоценную шкуру в перьях. Не подозревая, что охотничьи инстинкты дело столь древнее, что наличие их определяется не только присутствием тех или иных генов в крови и прочих органах, сорока так и не заподозрила ничего предосудительного, когда приятные во всех отношениях малолетних преступника, приняв стойку индейца из фильма о Чинганчкуке, стали подкрадываться к небольшому парнику, а за тем к козлам. Она продолжала сидеть, когда щелкнул едва слышный выстрел.
Тут, конечно, следует изобразить смерть этой недотепы, но, увы. День, видимо, был плохой.. Вместо того она продолжала беззаботно сидеть на своем насесте, а с моим брательником стало твориться нечто непонятное. Вместо того, чтобы добавить в патронник новый заряд, он начал трястись и белеть. Нечто среднее между эпилептиком и параноиком, - весьма деликатное зрелище.
Меня это несколько удивило, и я, автоматически, поскольку находился несколько сзади него, глянул на мушку.. и у меня похолодел загривок и пересохло во рту. С мушки медленно и беззаботно скатывал велосипедист.
Я первый раз в жизни не пожалел, что у нашей Тозовки не прямой ствол, и что мы не попали в сороку, про которую никто даже и не вспомнил больше.
P.S. При этих воспоминаниях у меня до сих пор холодеет затылок, и подрагивают
руки. Что чувствует мой брат при этом покрыто мраком, так как я как-то не спрашивал его об этом, но затылок у него холодеет при этих воспоминаниях не хуже, чем похолодел у меня некогда. В этом я уверен, примерно, на сто процентов.
[Скрыть]Регистрационный номер 0262756 выдан для произведения:
СОРОКА
Этот пустяшный случай запомнился мне и моему брату надолго. Мне, пожалуй, навсегда, но он, скорее всего, помнит его тоже до сего дня.
Мы, как всегда, праздно болтались. С кем? Конечно со своим братом. С кем я ещё могу болтаться праздно и беззаботно. Вы это уже должны усвоить, как "Отче наш". Естественно в наших руках была та самая Тозовка. Тозовка была в наших руках по случаю наличия к ней патронов, а болтались мы в поисках достойной мишени. А мишень, по случаю переезда на другую квартиру, не хотела шляться по коньку крыши соседа, но даже если бы и шлялась там и, даже, при самом хорошем освещёнии, то и это бы прошло для неё безнаказанно, так как эта крыша была повернута к нашим взорам торцом, и разглядеть эту самую мишень можно было только со стороны соседского огорода или улицы. Тащиться на улицу с нарезным оружием в нашем положении и среди белого дня, и при наших законах, было делом неразумным во всех отношениях. Лезть в огород, где зрели тучные плоды соседские, было делом ещё менее дельным, так как сосед дядя Федя, а точнее его жадная жена, ими дорожила больше, чем нашими шкурами. Так что соседские крыши не могли представлять какой-то интерес в этом вопросе, наша же крыша не просматривалась даже с огорода, из-за нагромождения сараев, сенников, стаек и маленького размера самого огорода. Двор был столь же загорожен разного рода постройками и сооружениями, что порядочному стрелку не было места, куда бы он мог послать верную пулю, не попав в соседа, курицу, корову или свинью. Кроме всего прочего, двор имел столь замысловатые очертания, что наш бедный Газик, чтобы вырулить из своего сарая - мастерской, выделывал столь замысловатые маневры, что даже меня, недотепу, научил порядочно нажимать на его педали. Патроны приятно оттягивали не мой карман, а руки чесались и лихорадочно поглаживали некогда вороненый ствол и занозистый приклад и у меня тоже. Банка, поставленная на доски парника, была обстреляна нами, но осталась целой и не понесла на своей шкуре ни одной дополнительной дырки, хотя огород был крошечный и такая крупная мишень, как банка, должна была бы изрешечена напрочь. Но день был неудачный и из-за кривизны ствола мы никак не могли приноровиться к тому, насколько же нужно брать правее. Настроение резко упало и патроны, уже как опытные охотники, имевшие на своем счету не только убитых уток, большей частью чирков, но и зайцев и, даже, лису, мы уже научились жалеть и экономить. В обще-то день был скверным, хотя солнышко пригревало, и бабье лето дышало свежим морозным воздухом.
Мы стали выгребаться из огорода, с намерением почистить Тозовку, когда брат, оглянувшись, увидел сороку, беззаботно оседлавшую наш забор. Сорока была или слишком молода, или слишком глупа, или посчитала, что два десятка метров достаточное расстояние, для того, чтобы удрать при первых попытках покушения на её драгоценную
жизнь и ещё более драгоценную шкуру в перьях. Не подозревая, что охотничьи инстинкты дело столь древнее, что наличие их определяется не только присутствием тех или иных генов в крови и прочих органах, сорока так и не заподозрила ничего предосудительного, когда приятные во всех отношениях малолетних преступника, приняв стойку индейца из фильма о Чинганчкуке, стали подкрадываться к небольшому парнику, а за тем к козлам. Она продолжала сидеть, когда щелкнул едва слышный выстрел.
Тут, конечно, следует изобразить смерть этой недотепы, но, увы. День, видимо, был плохой.. Вместо того она продолжала беззаботно сидеть на своем насесте, а с моим брательником стало твориться нечто непонятное. Вместо того, чтобы добавить в патронник новый заряд, он начал трястись и белеть. Нечто среднее между эпилептиком и параноиком, - весьма деликатное зрелище.
Меня это несколько удивило, и я, автоматически, поскольку находился несколько сзади него, глянул на мушку.. и у меня похолодел загривок и пересохло во рту. С мушки медленно и беззаботно скатывал велосипедист.
Я первый раз в жизни не пожалел, что у нашей Тозовки не прямой ствол, и что мы не попали в сороку, про которую никто даже и не вспомнил больше.
P.S. При этих воспоминаниях у меня до сих пор холодеет затылок, и подрагивают
руки. Что чувствует мой брат при этом покрыто мраком, так как я как-то не спрашивал его об этом, но затылок у него холодеет при этих воспоминаниях не хуже, чем похолодел у меня некогда. В этом я уверен, примерно, на сто процентов.