Нелли старалась не думать о таком нелепом дне рождения. Она тяготилась школьными каникулами. Без матери дом казался пустым. Она была заперта в четырёх стенах и совершенно не считала себя заключенной. Зато так считала молчаливая и очень злобная незнакомка.
Нелли была неуверенна, что та выдаёт себя за себя. Вера Ивановна могла быть совершенно другой, эта женщина совсем не походила на вдову профессора, скорее на бывшую надзирательницу, или воспитательницу детдома.
Нелли чувствовала, как привыкает к затворничеству. Она быстро разобралась в инструкции к телеприставке и целыми днями развлекала себя, переходя с уровня на уровень. Улыбка фирменного слоненка, она скорее раздражала, даже выбранный ею ушастый друг с мячиком казался ужасно глупым.
Что это со мной. Может быть, я с ума схожу. Ведь это не сразу заметно. Просто сначала всё раздражает, а потом.
Нелли припомнила, как её одноклассница без стеснения мочилась в свой детский горшок, как совершенно спокойно говорила о себе, как о законной королевне. Как, наконец, наотрез отказывалась отзываться на своё имя и на свою фамилию.
На счастье Нелли, у неё был собственный санузел... Ей не нужно было подражать глупой детсадовке и тужиться согнувшись в три погибели. Бледно-розовый унитаз был тщательно вычищен. Нелли удивлялась, обычно она старалась не пачкать фаянс, но иногда иероглифы из остатков фекалий расплывались на фаянсовой поверхности.
Нелли иногда скучала без своих бесед с Невидимкой. Тот или боялся незнакомой женщины, или испытывал терпение дочери управляющего банка. Нелли собиралась первой сделать шаг к сближению, но перед глазами вновь вставали позорные сцены.
- Нет, если об этом узнают в гимназии. То меня же с грязью смешают!
Отец в отсутствии матери стал совершенно другим. Он словно спущенный с поводка пёс занимался своими делами, не особо обращая внимания на чувства дочери.
Вера Ивановна всеми фибрами души ненавидела эту кукольно разряженную девочку. Ей хотелось сделать её неживой, фарфоровой, поставить под колоколообразный колпак. Вытравить память об этом странном существе из сердца Оболенского.
Нелли отлично подходила для роли сувенирной куклы. Но. К счастью, Вера Ивановна не умела колдовать. Зато…
Их первая встреча с элегантным человеком, предложившим ей не пыльную работу, произошла под старым вязом. Вера Ивановна ужасно нуждалась в деньгах. В последнее время она почти голодала, и когда незнакомец показал ей фото счастливого Оболенского, она уже была готова пойти ва-банк
- Вы должны разорить его уютное гнёздышко. Его супруга уже у нас на крючке. Мы отправили её в Лондон. Остаётся только дочь. Милая фантазёрка. Но ведь вы ненавидите фантазёрок?
- Да…
- Вот и отлично. Мы с вами найдём общий язык. Найдём. И потом вы сможете претендовать на всё состояние Оболенского. Получите дом, долю в акциях банка. Наконец, вы сможете эмигрировать. И жить, где-нибудь в тихой английской деревне.
- Что мне делать с этой девочкой?
- Что хотите. Хотите, посадите её на транквилизаторы, хотите, доведите до безумия. Но лучше бы, если она станет полуживотным-полурастением. Главное, чтоб отец разочаровался в ней. Возможно. Попытался выгнать из дома. Подростки очень часто ломаются, когда их выдуманный мир рушится.
Шабанов усмехнулся. Он чувствовал прилив вдохновения. Вера Ивановна слушала его, как примерная ученица учителя.
- Главное, чтобы отец не обнаружил второго дна. Мы, конечно, будем страховать вас. Но. И вообще – принципиальность Оболенского меня просто бесит.
- Но я слышала, что можно его просто убить. Застрелить.
- Это слишком грязно. Я предпочитаю всё отдавать на откуп Судьбы. Он не сможёт жить, когда потеряет всё.
- Но он может всё узнать, он может…
- Вы же не хотите умереть. Вот и постарайтесь, чтобы он не раскусил вас. Просто умейте переигрывать тех, кто противостоит вам. Нелли. Когда ваша подопечная станет испражняться на персидский ковёр – все точки над "I” будут уже расставлены...
- Что же вы хотите от этого человека?..
- Хочу, чтобы он сдох. Сдох в собственной грязи. Чтоб все они стали уродами.
И теперь она старательно подготавливала ловушку для наивной девушки. Снадобья, которыми снабдил её тот элегантный мститель, должны были превратить Нелли в полусумасшедшую, точно такую, какой была та самая девочка из фильма про изгнание злого духа.
То, что Нелли была не крещена, не было секретом. Для Веры Ивановны. Она не любила чистеньких девочек, да и вообще девочек, видя в каждой женской особи человеческого рода свою соперницу.
Нелли была молода, чиста, и стояла между ней и Оболенским. Жадность и желание комфорта заставляло Веру Ивановну идти ва-банк. В случае чего она собиралась свалить всё на Нелли, подстроить кражу, а затем указать на все эти опасные скляночки
.Сейчас самое главное было попробовать эту адскую смесь. Но эта девушка отчего-то не спешила выходить из своей комнаты, а врываться к ней без стука, Яхонтова пока боялась.
- Ничего, после сегодняшнего вечера, ты перестанешь быть защищенной. Я ворвусь в твою жизнь, как петарда в окно.
То, что Оболенский вот-вот подпадёт под её влияние, она не сомневалась. Он был на шесть лет младше, и вполне годился на роль младшего брата.
Вера Ивановна представляла, как Нелли вдруг совсем внезапно возьмёт и начнёт вести себя неадекватно, присядет на корточки прямо посреди роскошной столовой и замарает своими экскрементами роскошный персидский ковёр.
Вера мысленно уже увидела эту сцену, увидела, словно самый желанный сон. Ненавистная чистенькая девочка сидела в позе лягушки и старательно тужилась, выманивая из своего ануса фекалию за фекалией.
- Хотя не форсирую я события. Может, пока не спешить. А если кто-то заметит у меня эти склянки.
Появление Людмилы сначала показалась Вере Ивановне опасным. Но очень скоро она поняла, что эта девушка – такая же глуповатая жертва, как и дочь банкира. Их обеих следовало было превратить в растения.
- Головина. Да, да… Я забыл вам сказать про неё. Хотя Головин и не слишком опасен, следует посадить на короткий поводок и его. У меня есть способ и этого поборника закона стать шёлковым, - проговорил Омар Альбертович при личной встрече. – Знаете, звоните мне только при самой в самом крайнем случае. Вы же не хотите провала. А что касается Людочки, у меня есть способ сделать её никем. Вы мне подсказали отличную идею.
Вера Ивановна не стала уточнять детали. Просто поверила на слово. Подавая торт, она разглядывала Людочку особенно пристально. Та была скорее внезапно ожившей куклой, чем взрослеющей девушкой. Смех её был слишком беззаботен, а движения напоминали игру бездарной драмкружковки.
Когда Оболенский с Нелли и его юрисконсульт со своей дочкой уехали на праздник в гимназию, Вера Ивановна осталась одна. Она как бы случайно прошла мимо дверей девичьей комнаты. Те были на запоре. Оболенский пока ещё не решался давать ей карт-бланш. И Нелли могла иметь своё пространство.
- Ничего, милочка. Скоро ты передо мной будешь, как на ладони. Я буду тебя терроризировать.
Нелли и могла ещё сопротивляться. Но азарт уже заставил мозг Веры Ивановны работать всё быстрее.
Первая дефекация должна была запустить механизм падения. Увидев дочь обгаженной и виноватой, Оболенский наверняка поверит всем своим страхам. А эти страхи будет внушать ему эта внешне корректная и вполне предсказуемая женщина.
Наступил вечер. Стрелки часов миновали пределы восьмого часа. Нелли не замечала бега времени, она лихорадочно жала на кнопки, старательно повторяя один и тот же путь по незнакомым коридорам в плоском мире.
Наконец до её слуха донеслись звуки открываемой двери.
- Папа! Господи, а я сегодня даже не ела. Как же глупо. А уже пора пить чай. Чёртов подарок…
Нелли села на ковре и, обняв колени. Задумалась. Ей казалось, что она, подобно Алисе, уменьшается в размерах. Хорошо было вновь погрузиться в свои фантазии, и не думать о так некстати наступающей взрослости.
Вера Ивановна напоминала ей страшную речную хищницу. Она, словно щука рыскала неподалёку. А она, подобно салтыковскому пескарю, сидела в своей норке, боясь высунуть нос из-за двери.
Перед глазами возник образ мочащейся в горшок подруги. Нелли не хотелось превращаться в подобие детсадовки, но как перестать бояться Веры Ивановны она, не знала.
Роман Достоевского ей подсказывал только одно решение. Но быть убийцей. Взять и убить эту женщину? А может просто рассказать всё отцу? Он тогда выгонит её прочь, и всё будет по-прежнему.
- Господи, о чем я только думаю. Неужели я могу так думать. Да и как я его убью, раскрою ей череп? Нет, нет, хватит болтать глупости, пора пить чай.
Она встала, отряхнула подол платья и выскользнула за дверь.
Валерий Сигизмундович был пунктуален. Он всегда возвращался домой к восьми часам вечера. Выпить по чашечке чая с дочерью, а затем углубиться в чтение какой-нибудь аналитической статьи. Что может быть прекраснее.
Его столовая не уступала по роскоши гостиной какого-нибудь елизаветинского придворного. Валерий Сигизмундович сел за круглый стол, опершись о высокую спинку почти царского стула, и стал ожидать появления дочери.
В гостиную неслышно вплыла Вера Ивановна.
- Вера Ивановна, вы видели сегодня Нелли?
- Ваша дочь бойкотирует меня. Она заперлась у себя, и бог весть чем занимается.
Вера Ивановна усмехнулась. Если бы Нелли громко стонала или распевала непристойные песни, она была бы рада. А так надо было ждать счастливого часа для начала первого шага.
- Я думаю, она играет с этим подарком. Не понимаю, что за глупость - дарить взрослой девушке игрушку.
Позовите её.
-Кого? Игрушку? – съязвила Вера Ивановна.
- Нет, Нелли.
Оболенская опередила Веру Ивановну. Она вошла в гостиную, и извинительно залепетала по-английски. Вера Ивановна знала, что плохо понимает иностранную речь, и готова была задушить эту скромницу.
- Нелли, ты вымыла руки? - перешёл на русский язык Оболенский. – Вера Ивановна жалуется, что ты её избегаешь.
- Я вымыла руки. А Вера Ивановна.
Нелли хотела сказать: «Она - прислуга!» - но осеклась на полуслова, старательно делая вид, что совсем не боится непонятной женщины.
В душе Нелли поднимался страх. Она понимала, что стала добычей, стала против своей воли, и
не знала, что делать.
Но быть трусихой и ябедой не хотелось.
Она подошла к отцу и протянула для ревизии свои чистые кисти обеих рук.
- Нет, они грязные. Пойди, и помой их снова.
Нелли флегматично пошла в ванную.
Там всё блистало чистотой. Она даже подумала, что хорошо бы взять и спрятаться здесь и от отца, и от этой странной надзирательницы.
- Ну, что? Ты опять нарвалась? – захихикал кто-то в углу.
Нелли вздрогнула. Она была готова швырнуть в пустоту мокрый кусок мыла, только бы не слышать насмешливый ехидный голосок незнакомца.
- Отстань. Что тебе от меня нужно?
- Ничего. Просто пришёл напомнить тебе о кладовке.
- Какой кладовке?
- Такой. Тебя запрут в кладовке, ты разденешься там догола и по неволе обосрёшься.
- Враки. Я уже давно не обкакивалась. Ты всё врёшь.
- Не вру. Я же уже говорил тебе, что я – твой друг.
Нелли вытерла влажные руки полотенцем и вновь направилась в столовую.
Оболенский молча указал её на стул против себя.
- Садись. Ты опять играешь в игры.
- Папа. Почему ты разрешаешь ей ходить по дому. Она мне не нравится. У неё щучья физиономия. И вообще.
- Что вообще. Нелли, я не могу оставить дом на тебя. Ты же ничего не умеешь. А мама, мама в Лондоне.
- Я не люблю её. У неё такая змеиная улыбка.
- Только что ты сравнивала её со щукой.
Нелли замолчала.
Вера Ивановна больше всего боялась подать не той чашки. Она незаметно пометила чашку Нелли, и готовилась сделать всё аккуратно и точно, словно на уроке химии.
- Если она окажется грязной, он выругает её. А если он поверит ей. Что тогда? Бежать? Нет, только не это. Я не могу так рисковать.
Но увлечённый чтением «Коммерсанта» Оболенский был слеп. Он ничего не видел кроме графиков и диаграмм, и ни о чём не думал кроме инвестиций своего банка.
А Нелли старательно отводила взгляд от ненавистной ей женщины.
- Всё готово.
Нелли взяла стоящую перед собой чашку и сделала один глоток. Другой.
Вера Ивановна не решалась уйти. Она сама хотела увидеть конфуз Нелли.
А вдруг она сумеет всё свалить на меня. Вдруг.
Нелли съёжилась. Казалось, что она хочет свернуться клубком, словно ёжик от одного только запаха лисы.
- Вера Ивановна. Может быть, вы тоже хотите чаю? Не стесняйтесь. Вы же член нашей семьи.
- Спасибо.
Вера Ивановна не ждала такой удачи. Но строптивая банкирская дочка неожиданно напомнила.
- Папа, это место мамы.
- Мама в Лондоне. А пустой стул, он нервирует меня. Я хочу, чтоб тут были живые люди, а не бестелесные призраки.
Невидимка стал снижаться. Он кружил над этой троицей, как стервятник над падалью, выбирая удобный момент для пикирования.
- Папа, тогда я уйду. Я не стану пить чай с прислугой.
«Что я говорю. Разве так можно. А вдруг она обидится.
Но вырвавшихся на свободу слов уже нельзя было поймать. Нелли встала, и от её движения стул покачнулся и упал навзничь, словно раненый солдат от вонзившейся в грудь пули.
Оболенский недоумевал. Он чувствовал, что Нелли встала на тропу войны, но никак не мог понять, что заставляет его девочку злиться, словно избалованную хозяйкой сиамскую кошку.
Нелли сама не поняла, каким образом стала выполнять предсказание Невидимки. Первое, что она увидела, был ключ, он торчал в замочной скважине и привлекал к себе внимание. Образ фантазёрки Алисы вновь выплыл из небытия, и заставил Нелли повернуть этот инструмент своими чисто вымытыми пальцами.
- Что же я делаю. Меня же запрут здесь.
Принудительная дефекация не входила в её планы. Нелли вообще не любила вспоминать о физиологии. Всё, что касалось телесного низа, раздражало её.
«Но ты же мастурбировала. Чем же хуже это. Ты просто навалишь кучу, придёт Вера Ивановна – и уберёт за тобой. Она же – прислуга...»
Мысли казались Нелли вполне здравыми. Она смотрела на ярко светящуюся спираль и всё ещё не решалась последовать совету Невидимки.
Вдруг в её животе началось маленькое волнение. Казалось, что целая орда из неизвестно где находящихся фекалий готовилась выступить в поход. Нелли занервничала. Она огляделась, и вскочила с табурета, бросилась и стала биться о неожиданно плотно засевшую в косяке дверь.
- Можешь не стараться – она заперта, - пискнул над левым ухом Невидимка.
- Заперта. Ах, да. Но кто же меня запер?
- Какая разница. На твоём месте я бы разделся, дорогуша.
- Зачем?
- Если предпочитаешь, быть вонючкой – я умываю руки. Но если нет…
- Ты прав. Не хватало, чтобы от меня воняло, как.
Нелли была готова произнести имя подруги. Она не простила той физиологических вольностей, и вообще не понимала, как могла жить рядом с такой странной девушкой, и не только жить, но и подсказывать той на контрольных работах.
Раздевание было каким-то лихорадочным, словно бы ей то ли угрожали смертью, то ли обещали конфету за скорость. Мгновение. И Нелли с трудом узнавала саму себя. Словно бы она была чьей-то послушной марионеткой, и сейчас ею собирались играть.
- Вот умница.
Атака фекалий, напомнила ей рассказы учительницы истории о взятии Рязани в пятом классе. Что-то похожее на татарский таран, уже взламывало её сфинктер, заставляя тот раскрываться, словно диафрагму фотоаппарата, выпуская беспардонную вереницу изголодавшихся по свободе экскрементов.
Они падали, словно бы мёртвые червяки с дерева обработанного химикалиями. Нелли даже удивлялась, как раньше не придавала значение этой слишком глупой процедуре, и отчего сейчас глупо ёжится, словно бы её щекочут колонковой кистью под мышками.
Неожиданно для неё лампа перестал светить. Кладовка погрузилась во тьму, Нелли с трудом разогнула колени и на ощупь подошла к старому столу, нащупала нечто толстое и продолговатое и поняла, что это стеариновая свеча.
Невидимка загадочно молчал. Нелли вдруг осознала, чего он от неё добивается. Нет, на такое безумство она была не согласна. Девушка даже оставила правую руку в сторону а левой вдруг наткнулась на лежащий рядом со свечой спичечный коробок.
Вспыхнувшая в её руках спичка, осветила то место, на котором лежали её кишечные богатства.
- Что? Это правда? Я навалила кучу? Вот так просто – села и навалила. Как же всё просто. Всё просто. Сейчас я зажгу свечу и увижу его. Интересно, какой он? Наверное, прозрачный как туман. А может, он похож на кусок плёнки, летящий в потоке ветра. А может.
Фитилёк свечи украсился перообразным огоньком. Нелли повела свечой слева направо, затем в обратную сторону. Но никого не было, Невидимка затерялся в старых вещах, он отмалчивался. А она с ужасом смотрела на свой кал и не понимала, что должна делать.
«Вот ты и обделалась!» - эта фраза прозвучала слишком торопливо, и Нелли не понимала, сказала ли её сама. Или вновь услышала голос своего невидимого соблазнителя.
Она постаралась не смотреть больше на эти предметы – фекалии вызывали у неё лёгкую досадливую тошноту, словно бы протухшие до срока котлеты. Зато слёзы норовили вытечь из глаз, а с обмякшей от стыда попкой целовался кто-то невидимый и противный.
* * *
Оболенский уже немного отошёл от демарша Нелли.
Он старался не давать воли своему гневу, и теперь чувствовал себя провинившимся школьником. Вера Ивановна допила чай и унесла с собой грязную посуду. Оболенский читал. Он был погружён в свои мысли, словно аквалангист в море. Погружён настолько, что совсем позабыл о существовании Нелли.
Наконец, когда над его головой часы пробили девять ударов, он вспомнил, что должен пойти в кабинет.
- Заодно зайду к дочере, поговорю с ней. Наверняка сейчас лежит на постели, уткнув лицо в подушку, и молчит, как рыба.
И он пошёл.
Но дочери не оказалось ни в детской, ни в гостиной. Ни даже в подобие летнего сада. Она растворилась в окружающем воздухе. Оболенский уже начал нервничать. Он по второму разу обошёл все комнаты. И только теперь вспомнил о ещё не проверенной им кладовке...
- Наверняка, она там. Сидит и делает вид, что думает о своём поведении. Боже, как же трудно воспитывать взрослую дочь, - невольно перефразировал он грибоедовского Фамусова.
В дверях кладовой продолжал торчать ключ. Он был привычен. Не привычно было что-то другое.
- Да вроде всё нормально. Ключ, его просто забыли вынуть. А свет, я всегда тушу свет. Не может же Нелли сидеть в потёмках.
И Оболенский осторожно, словно начинающий вор-домушник повернул ключ в замке.
Скрип двери заставил Нелли насторожиться. Она поняла, что на пороге кто-то стоит. На светлом фоне дверного проёма фигура была тёмной и незнакомой. Но в это мгновение вспыхнула лампочка под потолком.
Оболенский не верил своим глазам. Он давно не видал Нелли обнажённой. Теперь это была почти взрослая женщина с вызывающе торчащими грудями, плоским животом и странно воинственной позой.
Даже свеча в её руке казалась скорее оружием, чем свечой.
- Что здесь происходит? Почему ты голая, Нелли?
- Я разделась. Он сказал, и я разделась. Иначе мне бы пришлось делать это в трусы, а это очень мерзко, понимаешь.
Оболенский не понимал. Он скосил глаза на пол и увидел какую-то светло-коричневую мешанину, пахнущую дворовым сортиром.
- Говно. Откуда здесь говно. Как же мерзко оно пахнет. И это говно моей дочери…
Мысль прозвучала слишком патетически. Он мысленно сделал трагический жест и стал наливаться гневом, словно томат соком
Так, пока не уберёшь здесь всего, не смей одеваться. «Наверняка у неё и весь анус в дерьме!», - подумал он.
Он собрал сброшенное с тела дочери платье. Белые колготки норовили упасть на грязный пол.
- Папа, у меня же ничего нет. Ни тряпки, ни ведра с водой. Папа, и вообще мне пора спать.
- Сейчас каникулы. Поработаешь. А то ты весь день развлекалась. Вот возьми.
Он бросил дочке её трусы.
- Ведро возьмёшь здесь. Принесёшь воды и всё здесь начисто отмоешь. И не смей беспокоить Веру Ивановну. Ты, наверное, думала, что это она будет убирать за тобой. Стыдно, дочка.
Отец вышел из кладовой и с силой захлопнул дверь.
Нелли молча опустилась на корточки. Она мяла трусы, как носовой платок, понимая, что попала на какой-то новый уровень своей жизни.
- Ну, и что? Он думает, что мне будет стыдно. А мне ни капельки не стыдно. Это даже весело. Сначала навалить кучу, а потом ликвидировать её.
Она протянула руку и нащупала дужку ведра. Взяла его и встав в полный рост направилась к ванной комнате.
Вера Ивановна пряталась в портьере. Она всё слышала. Оболенский был зол, он впервые повысил голос на дочь. А привыкшая к положению госпожи, Нелли, незаметно спускалась до положения служанки.
Её нагое тело было вызывающе спокойным. Вера Ивановна вдруг испугалась. Она понимала, что Нелли даже ловит кайф от этой ситуации. Если бы Оболенская горбилась и боялась своей собственной тени, она бы была рада. Но пока она ходила, как олимпийская богиня, первую схватку можно было считать проигранной.
- Наверняка, она – эксгибционистка.
Нелли старательно собирала в ведро остатки фекалий. Ей даже начинало нравиться ежеминутно выжимать трусы. Из кипенно-белых трусы давно стали охристыми, а голое тело банкирской дочери покрылось мурашками.
Наконец всё было убрано.
Нелли встала и понесла прочь ведро. Она шла с чувством выполненного долга. Ей даже захотелось войти в таком виде в кабинет отца, и привычно сделав книксен, объявить, что она всё уже сделала.
Однако, от её пальцев и попы всё ещё попахивало калом.
Нелли поспешила вылить грязную воду в унитаз. Теперь можно было подумать и о чистоте тела. Жаль, конечно, что отец унёс её вещи. Нелли вдруг представила его фетишистом, подносящим её платье или колготки к носу, и вдыхающим едва заметный аромат взрослеющей девушки.
«Неужели, он только из-за этого накричал на меня?»
Нелли поспешила перелезть через борт ванны, натянуть купальную шапочку и встать под крепкие струйки душа.
Её голое тело вновь радовалось чистоте. Даже противный Невидимка заткнул свой рот, а может просто испугался Нелиного отца и слинял, словно недоросль-ужажёр.
Вера Ивановна следовала за банкирской дочкой, как тень.
- Ничего, это только начало. Я тебя превращу в растение, я заставлю тебя плакать.
Романтическая злодейка вставала в ней в полный рост. Яхонтова даже удивлялась своей злобе. Словно бы её кто-то натравливал на Нелли.
Звуки падающей воды, девичье мурлыканье заставляли её злиться.
Валерий Сигизмундович был погружён в свои мысли и не слышал мыслей других. Он вдруг понял, что совсем не знает собственной дочери. Что наконец слишком доверился Ираиде, которая была погружена в живопись, как он - в финансовые вопросы...
Голая Нелли собиралась пронестись метеором по дому и через секунду уже нежиться в постели.
Однако на полпути наткнулась на Веру Ивановну.
- И куда же мы спешим в таком виде? – проскрипела та.
- Спать. Дайте пройти.
- Спать. Ты собралась спать. А, по-моему, тебя надо выпороть. Ты ведь нагадила в кладовке.
- А откуда вам это известно. Вы здесь прислуга, не забывайте об этом.
Вера Ивановна побагровела. Она была готова отвесить Нелли затрещину, но вместо этого ухватила её за запястье, и словно Белая Королева Алису, повлекла за собой.
В комнате Нелли всё было по-прежнему.
Вера Ивановна захлопнула дверь и достала откуда-то мешочек, полный каких-то круглых семян.
- Горошины. Может у неё с мозгами непорядок. Сеять она их собралась, что ли?
- Подойди.
Нелли с вызовом приблизилась.
Старуха положила ей руку на плечо и стала давить к полу.
- Что вам надо? – возмутилась Нелли.
- На колени встань.
- Я простудиться могу.
- Не простудишься. Вот на эти горошины. Встань и постой так до полуночи. И не смей ябедничать отцу. Думаешь он встанет на твою сторону? Дудки. Тебе, милая, надо будет привыкать к новой жизни.
Нелли молча согнула ноги в коленях и встала на колкие, хотя и не острые семена. Горошины впивались её в коленные сгибы. А сердце подскакивало в груди, словно забавный шарик.
Часы нудно тикали. Нелли чувствовала, что Вера Ивановна ушла, но в любой момент ожидала её возвращения, боясь перечить этой старухе.
«Что это со мной. Этак, она меня в угол загонит. Или уже загнала. А отец. Он меня совсем не любит. И почему, потому что я уже не похожа на Алису.
Нелли заплакала. Слёзы текли по щекам, прожигая в них дорожки а вчерашняя фантазёрка прощалась со своим безоблачным и светлым детством.
Ровно в полночь, она легла в постель. Легла, как есть, стыдясь покрыть тело чистой ночной сорочкой.
Денис, я думаю, что произведение автора раскрывает его психологическое состояние, у вас явное стремление описывать отправления естественных потребностей девушек, может это какой сексуальный выверт? У психолога не наблюдались? я серьёзно...
Вовсе нет... Просто мучить человека прилюдными дефекациями - любимое развлечение Дьявола. Нелли просто одержима из-за своего стремлния к самозванству. Что же касается автора, то он крайне брезглив. У психолога не наблюдался - просто дружил с ним
Бедный ребенок, но выпускающий дьявола никогда не знает кого он выберет и с кем решит поиграть. Вера Ивановна похоже попала, хоть и не поняла, дьявол всегда предлагает то что человек вожделеет, а потом отнимает все.
Бедный ребёнок - это Нелли или Вера Ивановна? Вера Ивановна простая избалованная вниманием мужа постаревшая студенточка. Ей хочется жить с комфортом. А Нелли надо прорываться сквозь цемент чужого браза. Надо срывать с себя корку сказочности. Пучкай и через боль и слёзы.
Мне кажется,что Нелли еще скажет свое слово и даст всем жару...Особенно достанется Вере Ивановне. Что, насчет Веры. Мне кажется, что ей не удаться сломить Нелли... не знаю, может я ошибаюсь...
Ну, не знаю, как насчёт психолога, но, сдаётся мне что внутри тебя рвут друг другу глотки два непримиримых беса. Один испытывает отвращение к человеку как таковому, а другой получает удовольствие от созерцания его же(человека) извращённой природы. Инквизитор перетекает в инквизируемого и тут же наоборот. Иными словами, когда один говорит голосом другого получается странная языковая игра с двумя противонаправленными достоверностями (а-ля Витгенштейн. Свего рода метод эстетической шезофренизации) а в образе автора представляется парадоксальная фигура сластолюбивого св.Тертуллиана ( с его "Человек -зловонная тварь; начинается он между мочёй и калом, а путь его - от вонючей пелёнки к смрадному савану" . И вся проблема в том, что до конца непонятно с какого рода придыханием он это произносит . Да и в идейном плане-подтексте это, мне кажется, какой-то противоестественный гибрид "Крейцеровой сонаты" и аморальных фантазий маркиза де Сада. До конца непонятно что же утверждается в этой вещи: моральна она или антиморальна. Исходя из стиля и общего настроя(интонации), даже если сам автор и скажет теперь, что эта вещь всётаки моральна, это утверждение будет всё-таки не так достоверно, как бы того хотелось и прежде всего самому автору. Не претендую на истину. Это личное мнение.
Помочь сайту
Поздравления
