Утро было солнечное, и очень приятное. Ласковое… Проснулся я как всегда в девять, под звуки «…солнышко моё, вставай…», доносящиеся из будильника. Потянулся и тут же увидел Марину в полупрозрачном кружевном пеньюарчике, входящую в спальню с небольшим подносом. Господи, какая же она у меня красивая! И любимая… Гляжу на неё и в голове начинают звучать стихи. Вот и сейчас кто-то, приятным баритоном читает Иннокентия Анненского, а я с удовольствием вторю этому голосу: «…не потому, что от Неё светло, а потому, что с Ней не надо света»… И ведь всё правда!
Она, как будто услышав мои мысли, улыбнулась, в глазах её засветились искорки счастья, обдав теплом и меня.
- Стихи? Красиво, нежно… Это мне?
- Не тебе, а о тебе…
Так, и кто меня за язык тянул, спрашивается? Нет бы промолчать, а лучше просто подтвердить… Меня тут же сшиб обратно в кровать какой-то мягкий ласкающий водоворот, состоящий из поцелуев и объятий, вспышек зелёных глаз и неразборчивого шёпота. Боже, как же это хорошо – любить и ощущать ответную любовь, видеть, слышать, чувствовать в ней то, что безраздельно владеет и тобой…
Через какое-то время, когда мы немного пришли в себя, я вспомнил о кофе. Огляделся и увидел, что вставать придётся прямо сейчас – на полу у дивана растеклась довольно большая лужа приятного коричневого цвета, в которой плавали осколки двух чашек. Небьющихся, между прочим… Я посмотрел на Марину, которая нежилась рядом.
- Кофе будешь, солнышко?
- Ой…
В её зелёных блюдечках сначала вспыхнул испуг, который тут же сменился шебутными всполохами и она весело расхохоталась.
- Бу… буду…, - только и смогла произнести она и залилась новой порцией смеха.
Эх, всё самому приходится делать! Встал, собрал крупные осколки на валяющийся тут же поднос, и пошёл на кухню, по пути забежав в ванную, чтобы быстро принять душ и немного придти в себя. Сварив кофе и неся его в спальню, я прихватил с собой заодно и какое-то старое полотенце – надо же вытереть кофейную лужу. Но её не было, вокруг была чистота и порядок. Интересно… Я взглянул на Марину – нет, лежит в подушках, и не похоже, что именно она устранила этот беспорядок. Да и тряпки нигде нет… не выпила же она кофе с пола, в конце концов!
- Марусь, а где лужа?
Она потянулась, потрясла в воздухе своими изящными кистями, встряхнула. Посмотрела на меня с удивлением.
- Какая лужа?
- Ну перестань… Была же лужица, которую ты организовала. Нет-нет, у меня никаких претензий нет! Даже наоборот…Просто странно как-то.
- Да ладно тебе, не заостряй внимание на мелочах. Считай, что она высохла. А кофе был растворимый, без остатка… Давай лучше твой пить – он явно вкуснее!
Она удобно уселась на диване по-турецки и взяла с подноса чашку. Я взял вторую, пригубил. Нормально, кофе я варить не разучился, это мне в плюс. Марина сидела, отпивала кофе маленькими глоточками и с улыбкой смотрела на меня. И тут мне пришла в голову мысль о том, чем сегодня заняться.
- Марин, ты сегодня свободна?
- Конечно, для тебя я всегда свободна. А почему ты спрашиваешь?
- Да вот подумал – может ты мне попозируешь немного? Пару часиков… Надо бы закончить твой портрет.
- С удовольствием!
Она допила кофе и упорхнула в ванную, сказав, что надо привести себя в порядок. Не знаю уж что там ещё можно приводить – она всегда прекрасна и производит такое впечатление, как будто только что вышла из салона красоты. Ну да ладно, девочки – они такие девочки…
Через полчаса мы уже занимались творчеством – я старался перенести на холст любимый облик, а Марина изображала из себя мраморную статую, думая, что если она не будет даже моргать, то мне это сильно упростит работу. И почему все так думают? Смешные…
- Марин, не делай такое каменное лицо! Ну пожалуйста… Я бы очень хотел написать тебя с теми глазами, которые были сегодня утром, но не знаю как этого добиться…
- А ты стихи почитай. Мне и обо мне…
- Хммм… Интересный способ, прогрессивный. Давай попробуем… Но ты знаешь, я не чтец, вообще-то, не знаю как у меня получится.
Марина улыбнулась, явно вспоминая нечто приятное.
- А ты не читай, ты просто вспоминай. Как утром…
Я посмотрел в её лучистые глаза и почувствовал как баритон, который утром читал мне Анненкова, откашливается и начинает перелистывать свои записи. Вскоре в голове зазвучали знакомые с юности строки:
Как много тех, с кем можно лечь в постель,
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И утром, расставаясь улыбнуться,
И помахать рукой, и улыбнуться,
И целый день, волнуясь, ждать вестей…
Глаза Марины постепенно становились именно теми, утренними, тёплыми и чуть влажными. Самыми любимыми… Я начал писать как сумасшедший, вторя баритону, звучащему в голове:
Как мало тех, с кем хочется мечтать!
Смотреть, как облака роятся в небе,
Писать слова любви на первом снеге,
И думать лишь об этом человеке…
И счастья большего не знать и не желать!
Я писал, баритон читал стихи, которым я с удовольствием вторил, работа шла быстро, мазки ложились в такт ритму невидимого чтеца. У меня было ощущение, что Марина слышала всё, что происходит в моей голове, но меня это не раздражало, а даже нравилось – у меня не было от неё секретов, пусть видит все мои мысли, так ещё лучше. Какие могут быть тайны от любимой… особенно когда ты видишь эти бездонные глаза на пол лица, в которых стоят маленькие озерца слёз. И ты понимаешь, что эти слёзы совсем не от печали, а от счастья…
- Как хорошо… Кто это написал?
- Асадов. Эдуард Асадов. Понравилось? Вижу, что понравилось…
- Конечно! Это очень точно и просто, именно так и надо говорить о любви. Но чувствуется, что он прожил не простую жизнь, страдал.
- Это да. Ещё в молодости потерял зрение, да и в личной жизни долго ничего не получалось. Хотя, как поэт был вполне признан…
- Как можно не признать истинный талант! А зрение… У него оно было особое, видимо, он смотрел вглубь себя. Поэтому и понимал тонкие течения настроений, заглядывал в самые потаённые уголочки души. Ну что, работа продвигается?
Я молча развернул мольберт к Марине.
- Аххх… Это я? Извини-извини, я хотела сказать… просто… это как в сказке. Как у тебя так получается, что они смотрят прямо в душу?
Я подошёл к своей очаровательной модели, присел на подлокотник кресла, в котором она сидела, обнял её за плечи и посмотрел в сияющие восторженными всполохами глаза. Затем нежно поцеловал их и только после этого взглянул на своё творение. Ну что же, вроде бы кое-что получилось…
- Кое-что? Что значит это твоё «кое-что»? Да ты гений! Ты сам не понимаешь, что ты делаешь своими портретами – они же живые! Они смотрят на зрителя, они имеют свой характер, они сейчас заговорят!
- Вот только этого мне не хватало… Ты только представь, солнышко, что будет, если они все разом начнут галдеть? Да одна ты переговоришь десятерых!
Ответом мне была подушка в голову, за которой последовал самый нежнейший поцелуй. Ну что же, вполне заслуженный гонорар…
Через час я в целом дописал портрет. Можно было ещё потрогать фон, поиграть с волосами – мне вдруг пришла идея сделать их почти рыжими, Маринке бы пошло. Но это подождёт, главное – глаза, взгляд из-под длиннющих ресниц, зелёные всполохи в бездонных болотцах. Это получилось, вроде бы, и трогать тут ничего не следует – можно вспугнуть. Лучшее – враг хорошего, как говорится, вот только бличок на зрачок посажу и на сегодня всё…
Взглянув на Марину я заметил, что она вдруг посмотрела куда-то мимо меня и улыбнулась, как будто встретила старого знакомого. Я повернулся за её взглядом и увидел сидящего у двери кота.
(продолжение следует)
CUSTOS STATERA. Глава XVIII
21 июля 2019 -
Андрей Шеркунов
[Скрыть]
Регистрационный номер 0453124 выдан для произведения:
Утро было солнечное, и очень приятное. Ласковое… Проснулся я как всегда в девять, под звуки «…солнышко моё, вставай…», доносящиеся из будильника. Потянулся и тут же увидел Марину в полупрозрачном кружевном пеньюарчике, входящую в спальню с небольшим подносом. Господи, какая же она у меня красивая! И любимая… Гляжу на неё и в голове начинают звучать стихи. Вот и сейчас кто-то, приятным баритоном читает Иннокентия Анненского, а я с удовольствием вторю этому голосу: «…не потому, что от Неё светло, а потому, что с Ней не надо света»… И ведь всё правда!
Она, как будто услышав мои мысли, улыбнулась, в глазах её засветились искорки счастья, обдав теплом и меня.
- Стихи? Красиво, нежно… Это мне?
- Не тебе, а о тебе…
Так, и кто меня за язык тянул, спрашивается? Нет бы промолчать, а лучше просто подтвердить… Меня тут же сшиб обратно в кровать какой-то мягкий ласкающий водоворот, состоящий из поцелуев и объятий, вспышек зелёных глаз и неразборчивого шёпота. Боже, как же это хорошо – любить и ощущать ответную любовь, видеть, слышать, чувствовать в ней то, что безраздельно владеет и тобой…
Через какое-то время, когда мы немного пришли в себя, я вспомнил о кофе. Огляделся и увидел, что вставать придётся прямо сейчас – на полу у дивана растеклась довольно большая лужа приятного коричневого цвета, в которой плавали осколки двух чашек. Небьющихся, между прочим… Я посмотрел на Марину, которая нежилась рядом.
- Кофе будешь, солнышко?
- Ой…
В её зелёных блюдечках сначала вспыхнул испуг, который тут же сменился шебутными всполохами и она весело расхохоталась.
- Бу… буду…, - только и смогла произнести она и залилась новой порцией смеха.
Эх, всё самому приходится делать! Встал, собрал крупные осколки на валяющийся тут же поднос, и пошёл на кухню, по пути забежав в ванную, чтобы быстро принять душ и немного придти в себя. Сварив кофе и неся его в спальню, я прихватил с собой заодно и какое-то старое полотенце – надо же вытереть кофейную лужу. Но её не было, вокруг была чистота и порядок. Интересно… Я взглянул на Марину – нет, лежит в подушках, и не похоже, что именно она устранила этот беспорядок. Да и тряпки нигде нет… не выпила же она кофе с пола, в конце концов!
- Марусь, а где лужа?
Она потянулась, потрясла в воздухе своими изящными кистями, встряхнула. Посмотрела на меня с удивлением.
- Какая лужа?
- Ну перестань… Была же лужица, которую ты организовала. Нет-нет, у меня никаких претензий нет! Даже наоборот…Просто странно как-то.
- Да ладно тебе, не заостряй внимание на мелочах. Считай, что она высохла. А кофе был растворимый, без остатка… Давай лучше твой пить – он явно вкуснее!
Она удобно уселась на диване по-турецки и взяла с подноса чашку. Я взял вторую, пригубил. Нормально, кофе я варить не разучился, это мне в плюс. Марина сидела, отпивала кофе маленькими глоточками и с улыбкой смотрела на меня. И тут мне пришла в голову мысль о том, чем сегодня заняться.
- Марин, ты сегодня свободна?
- Конечно, для тебя я всегда свободна. А почему ты спрашиваешь?
- Да вот подумал – может ты мне попозируешь немного? Пару часиков… Надо бы закончить твой портрет.
- С удовольствием!
Она допила кофе и упорхнула в ванную, сказав, что надо привести себя в порядок. Не знаю уж что там ещё можно приводить – она всегда прекрасна и производит такое впечатление, как будто только что вышла из салона красоты. Ну да ладно, девочки – они такие девочки…
Через полчаса мы уже занимались творчеством – я старался перенести на холст любимый облик, а Марина изображала из себя мраморную статую, думая, что если она не будет даже моргать, то мне это сильно упростит работу. И почему все так думают? Смешные…
- Марин, не делай такое каменное лицо! Ну пожалуйста… Я бы очень хотел написать тебя с теми глазами, которые были сегодня утром, но не знаю как этого добиться…
- А ты стихи почитай. Мне и обо мне…
- Хммм… Интересный способ, прогрессивный. Давай попробуем… Но ты знаешь, я не чтец, вообще-то, не знаю как у меня получится.
Марина улыбнулась, явно вспоминая нечто приятное.
- А ты не читай, ты просто вспоминай. Как утром…
Я посмотрел в её лучистые глаза и почувствовал как баритон, который утром читал мне Анненкова, откашливается и начинает перелистывать свои записи. Вскоре в голове зазвучали знакомые с юности строки:
Как много тех, с кем можно лечь в постель,
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И утром, расставаясь улыбнуться,
И помахать рукой, и улыбнуться,
И целый день, волнуясь, ждать вестей…
Глаза Марины постепенно становились именно теми, утренними, тёплыми и чуть влажными. Самыми любимыми… Я начал писать как сумасшедший, вторя баритону, звучащему в голове:
Как мало тех, с кем хочется мечтать!
Смотреть, как облака роятся в небе,
Писать слова любви на первом снеге,
И думать лишь об этом человеке…
И счастья большего не знать и не желать!
Я писал, баритон читал стихи, которым я с удовольствием вторил, работа шла быстро, мазки ложились в такт ритму невидимого чтеца. У меня было ощущение, что Марина слышала всё, что происходит в моей голове, но меня это не раздражало, а даже нравилось – у меня не было от неё секретов, пусть видит все мои мысли, так ещё лучше. Какие могут быть тайны от любимой… особенно когда ты видишь эти бездонные глаза на пол лица, в которых стоят маленькие озерца слёз. И ты понимаешь, что эти слёзы совсем не от печали, а от счастья…
- Как хорошо… Кто это написал?
- Асадов. Эдуард Асадов. Понравилось? Вижу, что понравилось…
- Конечно! Это очень точно и просто, именно так и надо говорить о любви. Но чувствуется, что он прожил не простую жизнь, страдал.
- Это да. Ещё в молодости потерял зрение, да и в личной жизни долго ничего не получалось. Хотя, как поэт был вполне признан…
- Как можно не признать истинный талант! А зрение… У него оно было особое, видимо, он смотрел вглубь себя. Поэтому и понимал тонкие течения настроений, заглядывал в самые потаённые уголочки души. Ну что, работа продвигается?
Я молча развернул мольберт к Марине.
- Аххх… Это я? Извини-извини, я хотела сказать… просто… это как в сказке. Как у тебя так получается, что они смотрят прямо в душу?
Я подошёл к своей очаровательной модели, присел на подлокотник кресла, в котором она сидела, обнял её за плечи и посмотрел в сияющие восторженными всполохами глаза. Затем нежно поцеловал их и только после этого взглянул на своё творение. Ну что же, вроде бы кое-что получилось…
- Кое-что? Что значит это твоё «кое-что»? Да ты гений! Ты сам не понимаешь, что ты делаешь своими портретами – они же живые! Они смотрят на зрителя, они имеют свой характер, они сейчас заговорят!
- Вот только этого мне не хватало… Ты только представь, солнышко, что будет, если они все разом начнут галдеть? Да одна ты переговоришь десятерых!
Ответом мне была подушка в голову, за которой последовал самый нежнейший поцелуй. Ну что же, вполне заслуженный гонорар…
Через час я в целом дописал портрет. Можно было ещё потрогать фон, поиграть с волосами – мне вдруг пришла идея сделать их почти рыжими, Маринке бы пошло. Но это подождёт, главное – глаза, взгляд из-под длиннющих ресниц, зелёные всполохи в бездонных болотцах. Это получилось, вроде бы, и трогать тут ничего не следует – можно вспугнуть. Лучшее – враг хорошего, как говорится, вот только бличок на зрачок посажу и на сегодня всё…
Взглянув на Марину я заметил, что она вдруг посмотрела куда-то мимо меня и улыбнулась, как будто встретила старого знакомого. Я повернулся за её взглядом и увидел сидящего у двери кота.
(продолжение следует)
Она, как будто услышав мои мысли, улыбнулась, в глазах её засветились искорки счастья, обдав теплом и меня.
- Стихи? Красиво, нежно… Это мне?
- Не тебе, а о тебе…
Так, и кто меня за язык тянул, спрашивается? Нет бы промолчать, а лучше просто подтвердить… Меня тут же сшиб обратно в кровать какой-то мягкий ласкающий водоворот, состоящий из поцелуев и объятий, вспышек зелёных глаз и неразборчивого шёпота. Боже, как же это хорошо – любить и ощущать ответную любовь, видеть, слышать, чувствовать в ней то, что безраздельно владеет и тобой…
Через какое-то время, когда мы немного пришли в себя, я вспомнил о кофе. Огляделся и увидел, что вставать придётся прямо сейчас – на полу у дивана растеклась довольно большая лужа приятного коричневого цвета, в которой плавали осколки двух чашек. Небьющихся, между прочим… Я посмотрел на Марину, которая нежилась рядом.
- Кофе будешь, солнышко?
- Ой…
В её зелёных блюдечках сначала вспыхнул испуг, который тут же сменился шебутными всполохами и она весело расхохоталась.
- Бу… буду…, - только и смогла произнести она и залилась новой порцией смеха.
Эх, всё самому приходится делать! Встал, собрал крупные осколки на валяющийся тут же поднос, и пошёл на кухню, по пути забежав в ванную, чтобы быстро принять душ и немного придти в себя. Сварив кофе и неся его в спальню, я прихватил с собой заодно и какое-то старое полотенце – надо же вытереть кофейную лужу. Но её не было, вокруг была чистота и порядок. Интересно… Я взглянул на Марину – нет, лежит в подушках, и не похоже, что именно она устранила этот беспорядок. Да и тряпки нигде нет… не выпила же она кофе с пола, в конце концов!
- Марусь, а где лужа?
Она потянулась, потрясла в воздухе своими изящными кистями, встряхнула. Посмотрела на меня с удивлением.
- Какая лужа?
- Ну перестань… Была же лужица, которую ты организовала. Нет-нет, у меня никаких претензий нет! Даже наоборот…Просто странно как-то.
- Да ладно тебе, не заостряй внимание на мелочах. Считай, что она высохла. А кофе был растворимый, без остатка… Давай лучше твой пить – он явно вкуснее!
Она удобно уселась на диване по-турецки и взяла с подноса чашку. Я взял вторую, пригубил. Нормально, кофе я варить не разучился, это мне в плюс. Марина сидела, отпивала кофе маленькими глоточками и с улыбкой смотрела на меня. И тут мне пришла в голову мысль о том, чем сегодня заняться.
- Марин, ты сегодня свободна?
- Конечно, для тебя я всегда свободна. А почему ты спрашиваешь?
- Да вот подумал – может ты мне попозируешь немного? Пару часиков… Надо бы закончить твой портрет.
- С удовольствием!
Она допила кофе и упорхнула в ванную, сказав, что надо привести себя в порядок. Не знаю уж что там ещё можно приводить – она всегда прекрасна и производит такое впечатление, как будто только что вышла из салона красоты. Ну да ладно, девочки – они такие девочки…
Через полчаса мы уже занимались творчеством – я старался перенести на холст любимый облик, а Марина изображала из себя мраморную статую, думая, что если она не будет даже моргать, то мне это сильно упростит работу. И почему все так думают? Смешные…
- Марин, не делай такое каменное лицо! Ну пожалуйста… Я бы очень хотел написать тебя с теми глазами, которые были сегодня утром, но не знаю как этого добиться…
- А ты стихи почитай. Мне и обо мне…
- Хммм… Интересный способ, прогрессивный. Давай попробуем… Но ты знаешь, я не чтец, вообще-то, не знаю как у меня получится.
Марина улыбнулась, явно вспоминая нечто приятное.
- А ты не читай, ты просто вспоминай. Как утром…
Я посмотрел в её лучистые глаза и почувствовал как баритон, который утром читал мне Анненкова, откашливается и начинает перелистывать свои записи. Вскоре в голове зазвучали знакомые с юности строки:
Как много тех, с кем можно лечь в постель,
Как мало тех, с кем хочется проснуться…
И утром, расставаясь улыбнуться,
И помахать рукой, и улыбнуться,
И целый день, волнуясь, ждать вестей…
Глаза Марины постепенно становились именно теми, утренними, тёплыми и чуть влажными. Самыми любимыми… Я начал писать как сумасшедший, вторя баритону, звучащему в голове:
Как мало тех, с кем хочется мечтать!
Смотреть, как облака роятся в небе,
Писать слова любви на первом снеге,
И думать лишь об этом человеке…
И счастья большего не знать и не желать!
Я писал, баритон читал стихи, которым я с удовольствием вторил, работа шла быстро, мазки ложились в такт ритму невидимого чтеца. У меня было ощущение, что Марина слышала всё, что происходит в моей голове, но меня это не раздражало, а даже нравилось – у меня не было от неё секретов, пусть видит все мои мысли, так ещё лучше. Какие могут быть тайны от любимой… особенно когда ты видишь эти бездонные глаза на пол лица, в которых стоят маленькие озерца слёз. И ты понимаешь, что эти слёзы совсем не от печали, а от счастья…
- Как хорошо… Кто это написал?
- Асадов. Эдуард Асадов. Понравилось? Вижу, что понравилось…
- Конечно! Это очень точно и просто, именно так и надо говорить о любви. Но чувствуется, что он прожил не простую жизнь, страдал.
- Это да. Ещё в молодости потерял зрение, да и в личной жизни долго ничего не получалось. Хотя, как поэт был вполне признан…
- Как можно не признать истинный талант! А зрение… У него оно было особое, видимо, он смотрел вглубь себя. Поэтому и понимал тонкие течения настроений, заглядывал в самые потаённые уголочки души. Ну что, работа продвигается?
Я молча развернул мольберт к Марине.
- Аххх… Это я? Извини-извини, я хотела сказать… просто… это как в сказке. Как у тебя так получается, что они смотрят прямо в душу?
Я подошёл к своей очаровательной модели, присел на подлокотник кресла, в котором она сидела, обнял её за плечи и посмотрел в сияющие восторженными всполохами глаза. Затем нежно поцеловал их и только после этого взглянул на своё творение. Ну что же, вроде бы кое-что получилось…
- Кое-что? Что значит это твоё «кое-что»? Да ты гений! Ты сам не понимаешь, что ты делаешь своими портретами – они же живые! Они смотрят на зрителя, они имеют свой характер, они сейчас заговорят!
- Вот только этого мне не хватало… Ты только представь, солнышко, что будет, если они все разом начнут галдеть? Да одна ты переговоришь десятерых!
Ответом мне была подушка в голову, за которой последовал самый нежнейший поцелуй. Ну что же, вполне заслуженный гонорар…
Через час я в целом дописал портрет. Можно было ещё потрогать фон, поиграть с волосами – мне вдруг пришла идея сделать их почти рыжими, Маринке бы пошло. Но это подождёт, главное – глаза, взгляд из-под длиннющих ресниц, зелёные всполохи в бездонных болотцах. Это получилось, вроде бы, и трогать тут ничего не следует – можно вспугнуть. Лучшее – враг хорошего, как говорится, вот только бличок на зрачок посажу и на сегодня всё…
Взглянув на Марину я заметил, что она вдруг посмотрела куда-то мимо меня и улыбнулась, как будто встретила старого знакомого. Я повернулся за её взглядом и увидел сидящего у двери кота.
(продолжение следует)
Рейтинг: 0
375 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!