Блудная дщерь. Глава вторая
Леонид Маркович не сводил глаз с жены, которая гладила ему выходную сорочку.
Мысли этого пенсионера были слишком далеко. Он должен был идти в клуб – петь в хоре, и теперь старался думать только об этом, гоня прочь все остальные ненужные душе мысли.
Особенно мысли о дочери.
Та ушла, как задолжавшая квартирантка.
Ему даже показалось, что он впервые видит это разряженное в пух и прах тело. Видит и презирает, как слишком красочно украшенный манекен.
Дочь кричала, обвиняла их с женой в скупости. Её противный, капризный голос, до сих пор пробуждался в его в ушах, время от времени напоминая о себе, как неприятная, но, увы, неотвязная галлюцинация.
«Я пойду – почту посмотрю» - отчего-то решил он. И даже высказал это мимолётное желание вслух.
Жена продолжала колдовать над сорочкой.
Накануне июньского праздника они репетировали праздничный концерт. Леонид Маркович обычно солировал в какой-нибудь патриотической песне, давая всем остальным вовремя и аккуратно подкладывать под его соло хоровой припев.
Марина же старательно украшала себя. Ей было тесно в родительском гнезде, те изводили её всяческими придирками, заставляли чувствовать покорной куклой.
Даже модные вещи не заставляли быть её покорной. Она презирала отца с его голубым горбатым «Запорожцем», тот доживал последние дни. Отец собирался расстаться с этим чудом техники.
Ей хотелось быть мождной и красивой, а родители, родители отчего-то срывали н ней свою злость перед жизнью.
Марине хотелось поскорее уйти от них, начать жизнь с чистого листа, стать по-настоящему взрослой.
И вот теперь она была готова пойти ва-банк.
Она решительно решила уйти из их мира, уйти навсегда, думая, что этим заставит их плакать и жалеть о своей скупости.
Отец отправился в свой идиотский клуб. Он находил себя только там – похожий на располневшего скворца он застывал перед микрофонной стойкой и старательно вёл свою партию, словно глупый щенок ожидая громких аплодисментов.
Марине было неловко. Она слишком рано поняла, что родители из взрослых превратились в детей, в детей, которых она не любила.
Теперь её выбор профессии казался ошибкой. Она не была готова войти в класс и лбить всем сердцем чужих ей детей. Все они казались ей просто забавными игрушками, игрушками которыми можно играть.
Теперь она была готова бежать на другой конец страны. Ей предлагалось хорошее место в одном горном селе. Там ей казалось, будет счастлива. Вдали от вечно недовольных родителей.
В кабинете декана было слишком пусто.
- Вы хорошо подумали, Марина Леонидовна?
- Да…
- Регион там трудный. Очень трудный. И едете вы туда одна.
- Так что… Я согласна. Я хочу уехать. Там у меня будет своя жилплощадь.
- Вы ради своего мирка хотите с огнём поиграть. Ну-ну…
В глазах декана мелькнуло сомнение.
Он оглядывал эту сытую красивую барышню и мысленно прощался с ней, прощался навсегда. В глазах вчерашней студентки плескалась слишком долго настоянная гордыня.
Марина вернулась домой на трамвае.
В этот курортный рай она приехала с родителями.
Тогда летом 1989 года очень серьёзно заболела бабушка.
Родители решили переехать к ней из Саратова.
Марина не могла простить ей бегства. Она помнила, как отец уехал с матерью на своём дребезжавшем «Запорожце» , как затем радовался уютному домику. Домик был белый и стоял в аккуратном дворике.
Бабушка проболела год. Она умерла летом, когда всё в мире было так не прочно.
Марина думала, что на новом месте жизнь потечёт чуть иначе. Она ходила по городу, посещала его памятные места, подолгу простаивая и знаменитой скульптуры орла со змеёй.
В новом коллективе было трудно отыскать друзей. Да она сама очень боялась затеряться в толпе презираемых ею людей.
Она хотела свободы. Свободы от родителей. Как хорошо было бы, если бы они отправились вслед за бабкой в небытиё.
Она надеялась, что так случится. Что этот дом станет только её, что именно тут она обнаружит своё счастье.
Теперь она надеялась, что такое чудо ждёт её в той странной горной республике. Именно там она станет повелительницей. Будет повеливать этими чумазыми существами, будет педагогом.
Родители, молча, наблюдали за её сборами. Они смотрели на ворох комбинаций и трусов, на модные вещи, на то, что демонстративно выкладывала перед ними, словно бы упрекая их в своём бегстве.
Отец то и дело выходил на кухню, якобы поставленный на огонь чайник. Ему было трудно, дочь в чём-то винила его. Наверное, он и впрямь был слишком жесток с нею.
Наконец всё было готово.
Запорожец с трудом завёлся. Он покатил к вокзалу, покатил, как будто был рад, что увозит прочь эту надоевшую всем гордячку. Марине было неудобно сидеть в тесном салоне, она стыдилась родительской машинёшки, стыдилась и отца, который был скорее похож на шофёра, чем на отца.
Леонид Маркович старался не встречаться взглядом с отражением дочери. Та стала отчего-то чужой, словно бы заезжая курортница или злобная героиня из латиноамериканского сериала.
Он, молча, проводил дочь до платформы. Проводил и даже не стал дожидаться отхода поезда.
Леонид Маркович не сводил глаз с жены, которая гладила ему выходную сорочку.
Мысли этого пенсионера были слишком далеко. Он должен был идти в клуб – петь в хоре, и теперь старался думать только об этом, гоня прочь все остальные ненужные душе мысли.
Особенно мысли о дочери.
Та ушла, как задолжавшая квартирантка.
Ему даже показалось, что он впервые видит это разряженное в пух и прах тело. Видит и презирает, как слишком красочно украшенный манекен.
Дочь кричала, обвиняла их с женой в скупости. Её противный, капризный голос, до сих пор пробуждался в его в ушах, время от времени напоминая о себе, как неприятная, но, увы, неотвязная галлюцинация.
«Я пойду – почту посмотрю» - отчего-то решил он. И даже высказал это мимолётное желание вслух.
Жена продолжала колдовать над сорочкой.
Накануне июньского праздника они репетировали праздничный концерт. Леонид Маркович обычно солировал в какой-нибудь патриотической песне, давая всем остальным вовремя и аккуратно подкладывать под его соло хоровой припев.
Марина же старательно украшала себя. Ей было тесно в родительском гнезде, те изводили её всяческими придирками, заставляли чувствовать покорной куклой.
Даже модные вещи не заставляли быть её покорной. Она презирала отца с его голубым горбатым «Запорожцем», тот доживал последние дни. Отец собирался расстаться с этим чудом техники.
Ей хотелось быть мождной и красивой, а родители, родители отчего-то срывали н ней свою злость перед жизнью.
Марине хотелось поскорее уйти от них, начать жизнь с чистого листа, стать по-настоящему взрослой.
И вот теперь она была готова пойти ва-банк.
Она решительно решила уйти из их мира, уйти навсегда, думая, что этим заставит их плакать и жалеть о своей скупости.
Отец отправился в свой идиотский клуб. Он находил себя только там – похожий на располневшего скворца он застывал перед микрофонной стойкой и старательно вёл свою партию, словно глупый щенок ожидая громких аплодисментов.
Марине было неловко. Она слишком рано поняла, что родители из взрослых превратились в детей, в детей, которых она не любила.
Теперь её выбор профессии казался ошибкой. Она не была готова войти в класс и лбить всем сердцем чужих ей детей. Все они казались ей просто забавными игрушками, игрушками которыми можно играть.
Теперь она была готова бежать на другой конец страны. Ей предлагалось хорошее место в одном горном селе. Там ей казалось, будет счастлива. Вдали от вечно недовольных родителей.
В кабинете декана было слишком пусто.
- Вы хорошо подумали, Марина Леонидовна?
- Да…
- Регион там трудный. Очень трудный. И едете вы туда одна.
- Так что… Я согласна. Я хочу уехать. Там у меня будет своя жилплощадь.
- Вы ради своего мирка хотите с огнём поиграть. Ну-ну…
В глазах декана мелькнуло сомнение.
Он оглядывал эту сытую красивую барышню и мысленно прощался с ней, прощался навсегда. В глазах вчерашней студентки плескалась слишком долго настоянная гордыня.
Марина вернулась домой на трамвае.
В этот курортный рай она приехала с родителями.
Тогда летом 1989 года очень серьёзно заболела бабушка.
Родители решили переехать к ней из Саратова.
Марина не могла простить ей бегства. Она помнила, как отец уехал с матерью на своём дребезжавшем «Запорожце» , как затем радовался уютному домику. Домик был белый и стоял в аккуратном дворике.
Бабушка проболела год. Она умерла летом, когда всё в мире было так не прочно.
Марина думала, что на новом месте жизнь потечёт чуть иначе. Она ходила по городу, посещала его памятные места, подолгу простаивая и знаменитой скульптуры орла со змеёй.
В новом коллективе было трудно отыскать друзей. Да она сама очень боялась затеряться в толпе презираемых ею людей.
Она хотела свободы. Свободы от родителей. Как хорошо было бы, если бы они отправились вслед за бабкой в небытиё.
Она надеялась, что так случится. Что этот дом станет только её, что именно тут она обнаружит своё счастье.
Теперь она надеялась, что такое чудо ждёт её в той странной горной республике. Именно там она станет повелительницей. Будет повеливать этими чумазыми существами, будет педагогом.
Родители, молча, наблюдали за её сборами. Они смотрели на ворох комбинаций и трусов, на модные вещи, на то, что демонстративно выкладывала перед ними, словно бы упрекая их в своём бегстве.
Отец то и дело выходил на кухню, якобы поставленный на огонь чайник. Ему было трудно, дочь в чём-то винила его. Наверное, он и впрямь был слишком жесток с нею.
Наконец всё было готово.
Запорожец с трудом завёлся. Он покатил к вокзалу, покатил, как будто был рад, что увозит прочь эту надоевшую всем гордячку. Марине было неудобно сидеть в тесном салоне, она стыдилась родительской машинёшки, стыдилась и отца, который был скорее похож на шофёра, чем на отца.
Леонид Маркович старался не встречаться взглядом с отражением дочери. Та стала отчего-то чужой, словно бы заезжая курортница или злобная героиня из латиноамериканского сериала.
Он, молча, проводил дочь до платформы. Проводил и даже не стал дожидаться отхода поезда.
Нет комментариев. Ваш будет первым!