Бедная овечка глава 3 Лелькины университеты

Еще вчера деревья удрученно качали на ветру обнаженными ветвями, а сегодня сад у дома, обновленный свежей, юной листвой, благоухающий первоцветами, наполнил душу предчувствием скорого лета, отпуска, новых впечатлений.
- Вот и лето! – Рита распахнула пальто навстречу теплому ветру, солнцу и закружилась по зазеленевшей лужайке.
- У нас здесь почти не бывает весны, после зимы сразу наступает лето, - Лоранс бросил осматривать газонокосилку и залюбовался женой.
Шарфик вольно соскользнул с ее плеч, и, обнажив стройную шею, пестрой бабочкой приземлился на траву. А она, похожая на легкокрылую чудо-птицу, все кружилась, словно парила, едва касаясь земли.
У Лоранса захватило дух! Точно и не было между ними долгих лет брака. Прежняя девчонка, в которую он когда-то безоглядно влюбился, была перед ним. Захотелось подхватить на руки, зацеловать, утонув в запахе ее волос. Но Рита, смеясь, при первой неловкой попытке обнять ее, ускользнула.
- Ты чувствуешь, Лорик, как дышит земля?
Но растворяясь в бархате ее глаз, он зачарованно молчал. Как, где и когда залетела в его судьбу эта женщина-мечта!?
- Она живая и теплая! Она рожать хочет! Ты понимаешь? В ней жизнь!
И ей хотелось поскорей увидеть эту жизнь своими глазами: посадить, посеять, вырастить!
- Вот здесь будут яблоньки, - в душе пробудился творец. – А здесь будут две грядки клубники!
Каждое слово, соскальзывающее с любимых губ, было вкусным, ароматным, желанным. Лор сглотнул слюну.
- Рит! А там еще парничок есть, просторный, спасибо старым хозяевам. А давай огурцы посадим?
- Посадим, - согласилась она, - поехали прямо сейчас в магазин и все купим. И еще в мебельный…, текстильный….
Она хотела добавить: «музыкальных инструментов», но он ретировался.
- Пойду, соберу детей.
Хотя Лоранс и разделял в последнее время увлечение Риты, но уставал от магазинов, и пока она самозабвенно наматывала километры по торговым залам, отсиживался с пакетами в сторонке.
Поездки по магазинам стали самым любимым и интересным занятием. Рита бесконечно листала-изучала каталоги, интернет рекламу, тщательно подбирала мебель и детали интерьера. Потом доставала машинку и сама шила шторы, подушки, чехлы….
Дом приобретал свой стиль, уют, но Рита знала, без рояля, живой музыки, радость будет не полной. Окончив в России музыкальную школу, она прекрасно играла, и это была новая возможность проявить себя в кругу семьи.
- Мам, я для Лоранса как кот в мешке, - как-то поделилась она с мамой. - Он даже не знает, сколько я еще умею.
- Так ты расскажи.
- Нет! Я хочу раскрываться постепенно. Я люблю удивлять. Представляешь, это как будто превратиться из лягушки в царевну.
И Рита и превращалась, и удивляла.

Но больше всех она удивляла Эдварда, и, похоже…, удивляла неприятно. Он уже купил свой дом, но напряжение между ними, однажды появившись, только нарастало.
Потемнело в пространстве, и, казалось, вот-вот разразится гроза, когда он демонстрировал свой дом.
- Он рассчитан на целых две семьи! Тут две кухни, - хвастался он. - Можно часть дома сдавать или поселить мать Агнесс, чтобы помогала нам с детьми.
- А что, туалет не работает? – Лоранс, без задней мысли, решил воспользоваться санитарной комнатой.
Приготовившись сразить брата и невестку наповал помпезностью и вычурностью огромного сооружения, Эд по ходу дела, все больше скисал.
- Да…, его надо ремонтировать. Но зато тут целых четыре туалета!
- У нас тоже четыре, - не уступил Лоранс. - Но покажи, наконец, где можно воспользоваться сим удобством!
- Дома мог сходить, раз у тебя все работает, - огрызнулся Эд. - Я и не скрываю, что мне предстоит многое отремонтировать, но дом того стоит.
Эдвард становился менее уверенным и начинал раздражаться. Но когда Рита, сильно побледнев, мигом выскочила из подвала, где находилась старая прачечная, он совсем расстроился. Запах плесени просто шибанул ему в нос. Он не мог понять только, почему не чувствовал его раньше.
По всему выходило, что он в очередной раз поспешил и основательно вляпался. А торопился он из-за них: Лорки и Риты! Ну, как он мог простить ей?
Она! И только она была виновата!

Лоранс вел машину, дети, скучая, смотрели в окна, а Рита задумалась и грустила.
Была ли она довольна своей судьбой? И кому нужны и интересны ее успехи?
Выводы напрашивались не очень оптимистичные. И, в конце концов, она додумалась до того, что человек вообще, в принципе, интересен только себе, и все, что он делает, он делает для себя.
Вспомнилось о Лельке. После того разговора, когда она выпросила у нее телефон Томаса, подруга позвонила только один раз, сказала что-то типа: «договорились встретиться», и больше не давала о себе знать.
По Томасу она понять ничего не могла, тот по-прежнему был невозмутимо спокойным, приветливым и улыбчивым.
Сейчас свой поступок казался ей бессмысленным, глупым, но давним и потерявшим актуальность. И Рита стала забывать об этом инциденте.
А скоро ей и совсем стало не до чего. От мамы, из России, шли тревожные известия. У нее начались проблемы со здоровьем, требовалось обследование, и Рита собралась поехать в Россию. Если они обычно летом наезжали в гости к родителям всей семьей, то теперь она понимала, что маму надо максимально оградить от хлопот. Посоветовавшись с мужем, она решила поехать вдвоем с Ингрид.

Уже дорабатывались последние дни до отпуска, заказывались билеты, и определяющим стало чемоданное настроение.
Мыслями Рита была уже в России, с мамой, когда, как снег среди лета, позвонила Лелька.

- Ри, привет! – поздоровалась совсем по-родственному.
- Привет, Лель, как ты? – ее весьма ощутимо кольнуло чувство вины.
- Я думала, ты позвонишь мне, поинтересуешься, - тут же упрекнула та.
- Да понимаешь…, - начала оправдываться Рита, - закрутилась совсем.
Роль свахи не шла ей.
- Неужели тебе не интересно даже, что Томас думает о тебе?
- Что? – тут же встревожилась Рита.
- Я бы конечно, и сама его уболтала когда-то, но, знаешь, стоило назваться твоей подругой, как он сразу согласился встретиться и приехал ко мне в Сундсваль в тот же вечер. Краснел до ушей, когда я рассказывала, как ты его мне нахваливала. Ты что? Всех их там приколдовала?
- Да Бог с тобой, Леля! Томас вообще необщительный. Да и я язык долго не знала, стеснялась общаться.
- Но со мной-то он разговорился, как миленький! Сказал даже, что ему очень легко и комфортно, как никогда раньше не было!
У Риты словно камень с души упал:
- Уф! А я даже спросить боялась. Теперь хоть уеду со спокойной душой.
- Ты что, уезжаешь? А я хотела приехать к тебе с детьми погостить. Для меня это очень важно, Рит! Ты же, помнишь, приглашала дом посмотреть?
Рита не вспомнила и начала извиняться:
- Две недели до отъезда остались. Собраться еще надо.
- Ну, дак я через недельку и приеду, и собраться помогу заодно, - быстро произведя несложные расчеты, настаивала Леля.
- Чем ты мне поможешь? – сопротивлялась Рита.
- Ты мне подруга, или как? – воспользовалась запрещенным приемом приятельница. - Для меня это вопрос жизни. Мне ж надо закрепить отношения с Томасом! Надо, чтобы он к детям моим присмотрелся, привык. Он их почти не знает. Приезжал, когда Оксанка с Данькой у отца жили. К себе он меня с детьми не догадается пригласить, а у вас в семейном кругу все получится естественно.
- Неожиданно как-то, – сомневалась Рита. - Это ведь и Томас к нам переберется тогда? Я еще работаю на той неделе несколько дней. Мы ложимся рано….
- Да мы не будем долго засиживаться, обещаю. Клянусь-клянусь, - ныла Лелька.
- Ну, ладно, - сердясь на себя, в очередной раз сдалась Рита. - Приезжайте. Да и место есть, – подумала вслух даже с некоторым удовлетворением. - Я как раз гостевую обставила. И детям веселей будет.
- Ура! Я чистоплотная! Я очень чистоплотная! – процитировала она героиню из известного советского фильма.
И женщины рассмеялись. Такие моменты объединяли.

- Йес! – Лелька откинула трубку в сторону и подмигнула себе в висящее напротив зеркало.
Рита казалась ей наивной самоуверенной дурой. Что она, выросшая под маминым крылышком, понимала в мужиках и жизни?!
Универ питерский она закончила! Ха!
Настоящая школа жизни была там…, на трассе!..
Чем не университеты, когда каждый раз ты не знаешь, выкинут ли тебя из машины еще живой или уже бездыханной?.. Главный же урок, который вынесла из своего прошлого Леля, это то, что человек есть грязное и непредсказуемое животное! Для него, хомо сапиенс, нет ничего святого, а в жизни правит закон джунглей - каждый за себя!
То, что Ритке счастье свалилось в руки просто так, а ей приходилось это самое счастье выгрызать зубами из железобетонной реальности, было верхом несправедливости. Хорошо быть женственной, хрупкой, нежной, красивой, за спиной такого мужа, как Лоранс, в то время, как ей приходилось быть в жизни тверже стали, гибче лианы. Навряд ли Рита могла оценить Лора в полной мере, а она бы… оценила.
Но что она могла сделать, если Лоранс не замечал ее, и не видел вообще никого, кроме Ритки.
Разговаривая с подругой, она жадно вслушивалась в каждую интонацию, которая касалась Лоранса, любая нечаянная жалоба, небольшое разногласие между супругами, воспринимались с надеждой. Далее этого не шло, но после развода с мужем ей пришло в голову познакомиться с его братом.
Она панически боялась остаться одна, и Томас, внешне очень похожий на Лоранса, мог вполне ее устроить.
С первого свидания Лелька искала в нем черты характера Лоранса: интеллект, утонченность манер, обходительность и щедрость, но действительность разочаровала.
Почти мгновенно заглотив крючок, стоило ли так тратиться на экзотический ужин со свечами, Томас неуклюже воспользовался ею.
Поняв, что интеллект у парня отсутствует даже в зачатках, а в постели он примитивен как валенок, Лелька чуть не разрыдалась.
Красивый, сильный мужчина более напоминал ей чемодан без ручки, который, как говорят, и бросить жалко и нести невозможно.
Три кита, на которых стояла Лелькина жизнь, были: собственные дети, готовка еды и секс. Эти три составляющие были равноценны и составляли смысл ее существования.
В отчаянии она попыталась расшевелить парня, научить, но удостоилась только похвалы неотесанного, грубоватого и неповоротливого мозгами мужлана:
- Я слышал, что русские женщины страстные, но что настолько….
- Тебе понравилось?
- Мы можем попробовать жить вместе. – односложно ответил он, вырвавшись из ее цепких рук.
А что, если он станет пропуском в другую, благополучную жизнь, и в семью?.. И Лелька принялась действовать. А цель, как известно, оправдывает средства.

У нее никогда не было матери, у нее больше нет Родины-матери, а станет ли чужая страна ей матерью, или все-таки мачехой, зависело только от нее самой.
Лельке казалось, что она круглая сирота по жизни.
Ее и старшую сестру воспитывал отец. На вопросы девочек-погодков, где их мама, отвечал всегда одно и то же: кратко, но весомо и содержательно:
- Умерла.
Два несовместимых слова, как «мама» и «умерла», для маленьких девочек с неокрепшей психикой, звучали, как приговор. Мир замыкался на озабоченном и хмуром мужчине, от настроения которого они полностью зависели.
В замкнутом кругу душевной черствости соответственно и формировались изворотливые, лживые, изломанные характеры, ущербные личности-приспособленцы. После казенщины на пятидневке, а после, в школе-интернате, приезжая на выходные домой, они и тут не находили тепла.
Лелька боялась отца, содрогалась от одного вида щетины на всегда небритых щеках, такой же жесткой, как он сам. Она брезгливо морщилась, когда сестра, подлизываясь, ластилась к подчеркнуто сухому и отчужденному мужчине.
- Учись, - сказала ей Ленка, однажды продемонстрировав обновку.
- Лен, а почему мне не купили?
Лельке до слез хотелось одеваться модно и современно, как другие девочки из их медицинского училища, в котором они к тому времени училась.
- Ты младшая, - резонно рассудила сестра, - можешь и после меня донашивать.
- Мне твоя одежда велика, - пожаловалась Леля, у которой росточку набиралось чуть больше полутора метров.
- Ушьешь – отмахнулась та.
Наставления Ленки пошли не впрок.
А отношения с отцом испортились окончательно, когда Лелька влюбилась и сбегала на свидание.
«Дзынь!» – врезалось в память на всю жизнь. Потухла разбитая лампочка в подъезде. Трясущиеся липкие пальцы нетерпеливо полезли под одежду.
Под чавканье поцелуев и слюнявое сопение они неумело тискали друг друга, когда грозный, как Божья кара, вырос перед ними силуэт отца.
- Сучья кровь! Вся в мать! - рывком раскидав потные тела, приподняв ее за шиворот, что есть силы, ударил по лицу.
- С голоду сдохнешь, шлюха…, - прохрипел он.
Приволок домой и, позорно описавшуюся от страха, как блудливую овцу, брезгливо закрыл в ванной.
До утра она тряслась там от холода, страха и обиды.
Урок запомнился еще одним уродливым шрамом на душе. Парень начал избегать встреч, но она надеялась, вернуть их отношения, унижалась, подкарауливала в парадной.
Нужна была дорогая косметика, модная одежда, и она завистливо примечала, куда Ленка прячет от нее красивые коробочки, тюбики и пузырьки. А когда однокурсница принесла в училище импортные шмотки на продажу, Лелька всерьез запала на кожаную курточку.
Вопрос, где взять деньги, стал как никогда актуальным.
Она потеряла сон, ворочалась ночами, ходила как сомнамбула по квартире. В ту ночь Лельке захотелось пить, но до кухни она так и не дошла. Где-то скрипнуло. Вся превратившись в слух, она уловила Ленкин смех – такой щекотный, тихий… Но почему он слышался из комнаты отца?..
В горле моментально стало сухо и жарко.
Вот откуда у Ленки обновки! Она была его любовницей!
Лельке хотелось кричать диким голосом, стучать в стены, двери, ломать мебель, перебить всю посуду, но она стояла словно окаменевшая, чувствуя, как мир уродливо искажается в сознании, трескается, и острыми осколками впивается в виски.
Вот, где она возьмет деньги!
Отцу было около сорока, ей семнадцать. Это была целая пропасть в возрасте, в которую она решилась прыгнуть. Там, на дне этой пропасти, было решение ее проблем.
Холодея от страха, однажды Лелька открыла дверь в спальню отца.
- Папочка…, - подражая сестре, прошептала наигранно, фальшиво, - я люблю тебя…
- Зачем пришла? Копейки ломанной не получишь, продажная порода! – тот час же раскусил он ее.
Но точка невозврата была пройдена еще в сознании, где больше не было запретов. Стаскивая с себя рубашку, лихорадочно стуча зубами, упрямо повторила:
- Я люблю тебя.
Не церемонясь, он грубо подмял ее под себя, хрипло пригрозил:
- Крикнешь, убью!
Вывернутые ноги, резкая боль, искусанные губы – так все случилось в первый раз.
А на другой день сестра, обнаружив следы крови на простынях, собрала ее вещички, накорябала какой-то адрес на клочке бумаги и, как последнюю шалаву, выставила за дверь.
- На первое время денег хватит, - она деловито сунула ей в карман несколько купюр, остальное заработаешь.
- Но я же ничего не умею, Лен…
- Раздвигать ноги уже умеешь.
И дверь в ее безрадостное детство захлопнулась.

Впереди была трасса… длиной в год.
Еще один кусок изломанной жизни в похотливых руках потной матерящейся шоферни, случайных автомобилистов. Бывало, что нарывалась на группы самцов. Работала, терпела.
И не известно, под каким кустом, забором или в какой придорожной канаве могла оборваться эта Лелькина собачья жизнь.
Только на ее счастье уже существовал трафик продажной любви по маршруту Мурманск – Киркенес и Мурманск - Тана. Оставалось только дождаться совершеннолетия.
Ровно в восемнадцать Лелька пополнила ряды ночных бабочек, слетающихся в мотели и кемпинги благополучной соседней Норвегии.
Работы хватало, и норги, как называли их жрицы любви, платили щедро. Даже, несмотря на то, что сутенеры забирали львиную долю доходов, все равно скапливалась вполне приличная сумма.
Получив как-то неплохой куш, Лелька с одной из путан на радостях завалились в местный ресторан. Хотелось расслабиться, отметить.
Слух, что появились русские проститутки, небольшое заведение облетел мгновенно, и их столик ни на секунду не оставался без внимания мужчин.
- Посмотри, - шептала товарка, - они от нас просто тащатся, теряют последний разум. И понять бедняг можно, ведь их бабы все страшные, как моя жизнь!
Лелька, слегка опьянев от вина, успеха, впервые поймала кайф. От вожделенных взглядов множества похотливых самцов, она чувствовала себя этакой собачьей королевой, жучкой-примадонной, которую преследует пестрая кавалькада разномастных, разношерстных и разнопородных псов. Это был сладкий вкус власти, он поднимал ее в собственных глазах, кружил голову.
Это был ее шанс. Сегодня выбирала она! И Лелька предпочла всем… официанта, который обслуживал их стол. Ведь впервые, не она, а ее обслуживали!
Свен, оказался студентом из Швеции, подрабатывавший в богатой братской стране. Польщенный, он поверил, что сорвал джек-пот. И, не лишенный романтики, после нескольких полетов в нирвану, сжимая до хруста костей миниатюрное податливое тело, признался в любви. И Лелька, внезапно поняла, что это и есть ее выигрыш.
Как же она старалась, вцепившись в парня мертвой хваткой. И не выпустила.
В ход шло все, от выполнения всех его прихотей, до применения артистических способностей, которые она внезапно обнаружила в себе. Лелька умело пускала слезу, рассказывая о своем сиротстве и заветной мечте родить ему мальчика и девочку. Он слушал, периодически летая в нирвану, и, как-то, в очередной раз приземлившись в подушки, сделал-таки ей предложение.

Свен заплатил сутенерше, чтобы Лельку не трогали, и она смогла бы спокойно собрать и оформить документы на выезд.
И вот - прощай Родина-уродина, калека безнадежная! Завтра она начнет новую жизнь!
Чтобы время пролетело скорей, легла пораньше, и начала уже засыпать, когда резкий окрик сутенерши приговорил:
- Клиент!
- Но я же не работаю! – возмутилась Лелька.
- Работай! – отрезала. - Не отработаешь, не поедешь! Клиент заплатил!
Лелька прикусила язык.
Щелкнул выключатель, свет резанул по глазам. Рука, расстегивающая ремень показалась знакомой. И в следующее мгновение, при виде сурово сжатых губ под щетиной, животный озноб пробил сразу похолодевшую плоть.
- Папа? – сжавшись нашкодившей собачонкой, проблеяла она. – Почему?
Рука застыла. Надежда вспыхнула и погасла, брюки упали, звякнув пряжкой о пол.
- Приступай! – приказал зло.
Она подчинилась, как подчинялась всегда грубой воле сотен мужчин, прошедшим через ее тело.
«Если ты не имеешь возможности повлиять на обстоятельства, расслабься и получай удовольствие» - то ли в оправдание, то ли в утешение крутилось в голове.
Она просто работала.
«Пони бегает по кругу…», по бесконечному порочному кругу….
Мелькнула запоздалая мысль, что перестала принимать противозачаточные, но тут же накатило безразличие.
«Все-рав-но-все-рав-но…».
Все равно, это когда-нибудь закончится, и она уедет.
У-е-дет!
Но это никак не заканчивалось, и, казалось, будет тянуться целую вечность, всегда… И ей уже не хотелось, чтобы это закончилось, а было все-рав-но….
- Ну, вот, теперь мы квиты с твоей матерью, - наконец, он оттолкнул ее с силой так, что она ударилась головой о стену, и обрела четкость восприятия.
- Матерью? Она же умерла, - Лелька ничего не понимала. В его глазах была сплошная мутная темнота.
- Твоя мать шлюха! – словно хлестнул по лицу. - Я подобрал ее и удочерил вас с Ленкой, когда она приехала в Мурманск за мужиками. Она нагуляла вас неизвестно от кого. Врала мне о своей несчастной судьбе, прикидывалась бедной овечкой, а потом сбежала с очередным кобелем.
- Но зачем ты говорил?.. - Лелька услышала свой голос, полный безразличия, как бы со стороны, и сама удивилась. Ей действительно было все-рав-но, даже это. Он ей не отец… Но что это меняет?..
- Она умерла для меня. Да! А вот ты жива, и запомнишь меня навсегда!
- Ага, - вяло отозвалась Лелька, - уйди, пожалуйста.
Бледная, изможденная, она утром погрузилась в автобус и навсегда покинула Россию.
Только Даня, копия своего отца, напоминал иногда ей ту последнюю ночь на Родине.
До дрожи она ненавидела и боялась эту страну, породившую и предавшую ее. Она боялась любой нечаянной весточки из России, и ничего не хотела знать ни об отце, ни о сестре.
Разве могла понять ее Рита?

Одного все-таки не учла Лелька: можно было убежать из страны, от людей, от позора, но нельзя было убежать от себя. Нельзя убежать от прошлого, которое не исчезло, а спряталось до поры до времени в темных углах памяти. Нельзя отмыться от ржавчины, въевшейся в душу, и продолжавшей разъедать ее жизнь.