ГлавнаяПрозаКрупные формыРоманы → Апраксия Часть 1 глава 2

Апраксия Часть 1 глава 2

28 апреля 2016 - Игорь Коркин
                                  Глава 2
 
       На рассвете мы вышли к картофельному полю, на котором нашли запряжённую гнедой лошадью повозку с набитыми картофелем мешками. А так, как воры не пожелали откликаться, пришлось взять подводу напрокат, чтобы преодолеть последние два километра к родной деревне.
Сельский ветеринар был скуп на позитивные прогнозы, после визуального осмотра предложив усыпить пациента, но крупная купюра принудила эскулапа вспомнить профессиональное кредо. После необходимых процедур было решено перевести больного в «реанимацию», подключить капельницу и молиться.
      Яна уснула не раздевшись, я же ещё долго смотрел на неё, вспоминая перенесшие муки ночного похода. Светлые, слегка подкрашенные волосы рассыпались по подушке, тихое, бесшумное дыхание, брови полумесяцем нависли над чёрным козырьком ресниц. Казалось, что некий заморский друг привёз в подарок дорогую гигантскую куклу, распаковал её и аккуратно положил на кровать. По статистике две трети браков, совершаемых в мире разводные. Значит, по итогам года супружеской жизни мы попали в оставшуюся треть. Повезло ли нам? Думаю, ещё рано подводить итоги после столь малого периода совместной жизни, хотя достаточно позитивных моментов по итогам года. Всегда задают однотипные вопросы с обязательным «как вы познакомились?». Да никак: шёл вдоль улицы, спросил воды – предложили парного молока. Молоко понравилось, поэтому купил литр. Попрощался и ушёл. Назавтра то же самое: попил, купил и ушёл. А на третий день попил, да и остался на постой. Уже год, как стою. Детей нет, но пора – что выйдет – не знаю. Старше на тринадцать лет. Это хорошо? Опять не знаю. Строим планы на жизнь? Планы построили, теперь строим фундамент. Люблю ли? Лет двадцать бросался этим словом налево-направо, пока понял недоступность его для логического понимания. На самом деле не так просто разобраться в широте и многогранности значения этого великого слова. Вот, что я нарыл и какой отчёт выдал на гора. Первая группа с кодовым названием «Сим-сим откройся». Для них любовь – это всплеск эмоций в радужном спектре жизни, к ним так же относятся подростки, брачные аферисты и ловеласы, это слово – всего лишь шестизначный пин-код для взлома сердечной карты жертвы. Вторая группа, «Замужневтерпёж», тешит себя иллюзорными надеждами на долгожданное счастье с непременной декларацией успешности в личной жизни. Нетерпёжники не сильно перебирают харчами, любовь для них – всего лишь вкусовая добавка в брачном домашнем пироге «Стерпится-слюбится» и рулете «А тому ли я дала». И, наконец, третья любвеобильная группировка - «Души прекрасные прорывы». Для них это слово – крылатое, красивое и многогранное, произносимое повсюду: на улице, работе и дома. Записываемое в фэйс-буке, фэйс-контроле, имэйле и чатах, на листах формата А-4 и А -10, на флаерсах и перетяжках, на верхней одежде и нижней – везде, где придётся. Душепрорывники с неистовым упорством прорываются на любые митинги, теле-шоу, викторины, дабы с благоговением на устах прошептать любимое слово, прорываются в книги-журналы, выдавая рифмоплётство за лирическую поэзию, используют свой конёк ежечасно в беседе со своими сотрудниками и жёнами, ежесекундно во время свиданий с любовницами и любовниками. Однако, истинное значение слова для них – табу с плагином «абонент недоступен».
 
          - А теперь становимся друг за другом, как вагончики у паровозика, и едем, едем, едем……
Внезапно отец остановился, закрыв лицо руками.
            - С тобой всё нормально, папа? – воскликнул я, придерживая отца от возможного падения.
Он усадил нас на диван, а сам вышел в центр комнаты со старой профессорской указкой:
           - Смотрите, я опубликую мои итоговые расчёты в сокращённой форме, а вы в любое время сможете ознакомиться с ними.
          - В научном журнале? – поинтересовалась мать.
В ответ отец рассмеялся и провёл указкой по воздуху, имитируя некий символ:
          - Как всегда – всё гениальное просто: шкала времени и пространства параллельны, существуют независимо друг от друга и никогда не пересекаются.
Пока моя голова переваривала сказанное, частицы воздуха под остриём указки окрасились в бледно-розовый цвет. Отец шевелил губами, едва приоткрывая рот, из бесформенного цветного сгустка воздуха складывались цифры и знаки. Их было немного, всего девятнадцать. Я внимательно разглядывал красивую забаву, пытаясь нащупать ближайшую ко мне латинскую «С», возведённую в куб. Рука наполовину прошла сквозь букву и одеревенела, будто не существовала вовсе. Цифры и знаки были не лазерной проекцией, и не отражением лампы накаливания, иначе бы луч оставил след на руке.
Захватывающий сон был настолько реален, что я возмутился внешнему вмешательству – кто-то горел желанием вытянуть меня из царства Морфея. Я неуклюже отмахнулся, стремясь во что бы то ни стало досмотреть картину виртуальной реальности. Мокрая тряпка в лицо окончательно вывела из равновесия. Каково же было моё удивление, когда тряпка материализовалась в липкий, шершавый язык Графа! Я вскочил, как ошпаренный, лелея надежду на продолжение сновидений, но напрасно – живая и невредимая собака вальяжно возлежала на нашем семейном ложе, как египетский сфинкс в долине Гиза. Здравые мысли пустились вскачь по сфере моей черепной коробки, упорно не желая концентрироваться в мозговом центре. Хаотичные события прошлой ночи, как шахматные фигуры, не спеша занимали свои позиции в голове в соответствии с правилами. Необходимо было направить игру в нужное русло, умело анализируя ситуацию, и выйти победителем. Пешки – это церковь, автобус, паства и волчата. Фигур тоже немного: я с женой, собака, убиенная волчица и сельский ветеринар. Пока голова мучительно соединяла отдельные составляющие к одному знаменателю, руки осторожно поглаживали животное. Что ж, голова, туловище и конечности, вроде натуральные. Тогда почему так быстро и бесследно исчезла рана на шее, оставив всего лишь тонкую зелёную полоску вместо рубца?
        Больше ничего не пришло в голову, как разбудить и обрадовать Яну. Может, она смогла бы разгадать ребус? К удивлению, супруга не одобрила подобного соседства, уставившись на меня недовольными полусонными глазами. Более того: жену не удовлетворил рассказ о событиях прошлой ночи. Поначалу она со скепсисом слушала, а ближе к завершению разразилась заливистым смехом, с восхищением восхваляя меня, как незаурядного сказочника. Короткий монолог супруги прозвучал, как вердикт: всю прошлую ночь мы спали дома. В подтверждение своих слов она вывернула свою сумку. На стол вывалилась косметика, бижутерия и половина круга краковской, купленной не у нас - Яна прекрасно об этом знала. Будучи неспособным найти логическое объяснение происходящему, мы скормили колбасу Графу и кинулись к ветеринару – единственному свидетелю вчерашнего забега. Однако его дочь огорчила нас, так как отец неделю назад взял отпуск и уехал к больной матери в соседнюю область – то есть, Графа у него не лечили.
 
     Проснувшись среди ночи, я обнаружил собаку на коврике в нашей спальне. Входная дверь была закрыта на засов, окна – на шпингалетах, однако Граф каким-то образом проник в жилище. Пока я потел над новой загадкой, собака обнюхала газету, в которую была завёрнута колбаса. Я поднял свежий, пропитанный свежий типографской краской номер газеты и чуть не тронулся умом – «Правда» была издана в 1967-м году. Я списал данный факт на послевоенные психологические травмы, как это зачастую случалось с моими сослуживцами. И ещё – выставлять напоказ данную находку не следовало бы по причине явной нестыковки событий прошлых суток. Когда с моей помощью «улика» шестидесятых обратилась в пепел, я вспомнил ещё ряд странных фактов, произошедших в Миролюбовке. Во-первых: автобусы «ПАЗ - 652» с 1980-го года не производились и редко где выпускались на линию, так как большинство автопарков их списали и пустили под пресс. Во-вторых: впопыхах я не обратил внимания на странную одежду пассажиров – складывалось впечатление, что они играли в массовке игрового фильма о событиях «застойной» эпохи. И, наконец, третье: в магазине расплачивались советским деньгами - в детстве мать поручала мне делать мелкие покупки, а расплачивался я такими же деньгами. Женщина-продавец небрежно кинула кружок «краковской» на гиревые весы, объявила стоимость покупки в два рубля сорок копеек, тупо уставилась на мои три трёхрублёвые российские монетки и с иронией назвала меня нумизматом. Колбасу же отпустила, записав мою фамилию в долговую книгу чернильной ручкой. Ещё один аргумент в мою защиту: Яна была свидетелем акта купли-продажи продукции мясомолочного комбината. Тогда я задержался в тесном магазинчике в надежде найти спрятанную видеокамеру, дабы оправдать клоунаду с деньгами несуществующей страны и соответствующим интерьером. Только теперь я вспомнил ещё одну важную деталь: в очереди была девочка лет семи-восьми с лицом моей матери в детстве - она буквально пожирала меня глазами. Цветастый платок маленькой покупательницы неожиданно развязался и упал на пол, так она зарделась краской и чуть не заплакала. Я хотел успокоить её, но строгая очередь вытолкала меня взашей, брезгливо косясь на мои дырчатые джинсы.
 
     Со временем страсти улеглись, разгладились морщинки быта, наступил штиль, полный штиль тихой семейной жизни, собака же из заложницы эпох превратилась в полноправного члена нашей небольшой семейной ячейки.
     Ждать долго не пришлось: скрип калитки, звон порожних бидонов, знакомый аромат духов возвратил с неба на землю.
     - Долбаные скупщики…опять цены подняли! – на последнем слове голос жены сорвался, - привет, Брук, чего на ночь глядя?
Я тихо завернул за угол и подкрался к приоткрытому окну. Соседка сослалась на нехватку свободного времени и ушла. Брук расположился у двери, ко мне спиной. Бледное, осунувшееся лицо Яны без косметики не потеряло свою привлекательность: в глазах – тайна, в ресницах – сказка, на губах – нежность. Плотно облегающий домашний халат как нельзя лучше демонстрировал заметно похудевшую жену: в плечах – хрупкость, на шее – страсть, на пальцах – бархат. Голову покрывала чёрная, траурная косынка, которой не было в её гардеробе.
        Никому бы не пожелал быть зрителем подобного шоу – горечь ворвалась внутрь меня, распыляя яркие краски ревности по задворкам души. Наверное, так знакомятся со вдовами, чтобы занять вакантные места, несвоевременно оставленные мужьями, а проще: пост сдал – пост принял. Сейчас начнётся спектакль для единственного зрителя, то есть, меня, с двумя актёрами: другом в роли психолога и моей супруги, играющей саму себя. В реальности главная роль принадлежала ей в силу нелегальности участия в реалити-шоу. Бюджет постановки – ноль, кассовые сборы – зеро, зато интерьер и костюмы - натуральные.
      - Чем обязана визиту? – коротко спросила хозяйка.
     - Знаешь, всяко бывает в жизни, - начал гость, нервно теребя фуражку.
     - Ты о чём, Брук – рожай скорее – мне рано на работу, - выстрелила Яна.
     - Тогда наливай – не поверишь – есть повод.
     - Благая весть после смерти мужа – звучит саркастично.
Нутро размякло от сказанных слов, внутреннее «я» обрело крылья, стремясь ввысь всеми своими чресами.
     - Есть, Яна Евгеньевна, весть, сногсшибательная весть, но прежде надоть выпить, - не могу я так, без подготовки-то, - реплика друга прозвучала, как руководство к действию.
Объявили антракт, сопровождаемый звоном стекла. Потянуло спиртом и соленьями – желудок протрубил «сбор».
    - Какие вести?
    - Яна, чтобы ты сказала, если Слава оказался жив-здоров?
Жена закашлялась, прикрыв рот рукой:
    - Надеюсь, ты не скуки ради пришёл сказку на ночь прочесть?
Я положил ладонь на холку Графа, готовый в любой момент выйти на сцену.
    - Но есть случаи, когда хоронят крепко уснувших людей без должной экспертизы.
     Яна обмякла, на полусогнутых ногах направилась в мою сторону, настежь раскрыла окно и упала на подоконник, увидев меня. Но прежде наши глаза встретились: мои – радостные и счастливые, её - микс удивления, упрёка и ужаса. Пока я перемахнул через подоконник, Брук успел подхватить хозяйку и уложить на диван. Нашатырь сделал своё дело: она очнулась, вытаращив на меня глаза.
     - Вот видишь, - вмешался друг, - бывают и на нашей бренной земле чудеса.
Вместо слов я заключил жену в объятия, но пришёл в шок от странного ощущения дубляжа действия, которое я уже когда-то делал раньше. Для меня Яна была лишь картинкой, которую я видел, но ощущения от физического контакта получал не в текущем времени, а в прошлом, будто смотрел домашнее видео и пытался материализовать артистов на экране в надежде получить реальное ощущение.
       - Обними меня, - прошептала Яна, роняя слёзы.
       – Я обнимаю тебя, разве не видишь?
       - Вижу, но, к сожалению, не чувствую, что случилось, Слава?
Происходило нечто странное и в силу неопределённости – ужасное. После нескольких рюмок Яна заснула, а Бруклин затянул застольную песню – на меня же спиртное не подействовало, как когда-то после бомбёжки одной из провинций Йемена – чувствовался вкус аргентинской текилы, хотя пил водку. Мозг наотрез отказался идентифицировать материальные предметы, заменяя их на фальшивки. Что это: душевная болезнь или неисследованная патология кожи?
      - Прошвырнёмся на кладбище, Ганс? – раздался голос Брука, - кстати, возьми лопату закопать яму.
Когда Брук использовал в разговоре кличку, производную от моей фамилии «Ганский» - означало одно: я целиком перехожу под его юрисдикцию, где торг неуместен.
     - Зачем? – спросил я с некоторой задержкой, будто моё слово было отголоском прошлого.
В ответ кузнец громко рассмеялся и уверенно направился к выходу, зажав фонарь большой кистью руки.
     - Знаешь, Слав, сколько народу было на похоронах?
Мысль такого рода ещё не успела посетить мою буйную головушку. В самом деле, насколько важно для покойного количество людей, пришедших проводить его в последний путь? Обычно, когда рассказывают о похоронах, всегда вскользь называют число шедших за гробом. Если отбросить процент примазавшихся на обед, можно с большой долей вероятности определить отношение народу к человеку при жизни.
      - Было больше двух сотен человек, - кузнец, сам того не зная, ответил на мой молчаливый вопрос, - с соседних деревень приехали - ведь ты всем свет чинил. Поминали в сельском клубе.
Значит, похоронная массовка прямо пропорциональна количеству добрых дел. А если человек в общественном плане никаких дел не делал: ни добрых, ни злых – просто тихо жил себе, никому не мешал, растил детей, а, если повезло – внуков. Тогда по логике – за гробом пойдут только домочадцы, близкие родственники, соседи, а следовательно - ближе к осени жизни каждый землянин может прикинуть примерное количество скорбящих по нему персон. Знаю, далеко не каждый готов согласиться с подобными рассуждениями, но меня почему-то охватила гордость от названной кузнецом цифры в двести человек.         
 
 
 
 
 
 
      Пришлось повторить тот же путь, который я прошёл накануне. Казалось, за время моего отсутствия лес немного привели в порядок: вырубили сотню деревьев – даже пней не оставили, выкорчевали сухие кустарники, засыпали балки. Когда лес закончился и за пригорком показались надгробия, лай сельских собак стих, будто природа намеренно разделила мир на две части: шибутную и тихую, предоставив тихушникам преференции. Граф быстро нашёл нужную тропинку и перемахнул через калитку, не дожидаясь, пока её откроют. Луч в руках Брука хаотично плясал по надгробиям и крестам.
     - Где же ты? – к удивлению, раскатистый бас кузнеца не помешал местным обитателям.
     - Как, где – здесь! – обидчиво отрезал я, для подтверждения присутствия указав на себя.
      - Понимаю твой юмор, Ганс, но сейчас не место для шуток.
      - Как – ты же хотел приколоться – так прикалывайся!
Вместо ответа Брук подошёл к двум могилам без фотографий и внятных опознавательных знаков. Сейчас не стоило мешать ему. Вся деревня знала, что произошло поздним зимним вечером десять лет назад. У него была семья – жена и дочь, а сейчас они где-то здесь, тоже рядом. Тогда, десять лет назад, в дом кузнеца на огонёк зашли два гастролёра воды попить, да и за одно…Брук был недалеко, но вернулся слишком поздно для семьи, зато вовремя для насильников и убийц. Суд же не учёл состояния аффекта, ничего не учёл, зато убийство с отягчающими присовокупил к обвинительному вердикту в двенадцать лет строгого режима. Освободился по «удо» через восемь лет.
Когда после недолгих поисков разрытая могила не нашлась, луч фонаря высветил фотографию молодого мужчины в военной форме.
     - Это, случайно, не ты? – бробасил Брук, меняя направление луча с фото на свеженасыпанный холм земли.
Никогда бы не подумал, что моя лучшая фотография из дембельского альбома попадёт на столь печальное место. Граф обошёл холм несколько раз и улёгся рядом. Вспомнился аденский фотограф с техникой начала двадцатого века - бородатый араб в длиннополом халате, который десять минут мучал меня на жаре, но зато фото получилось отменное, не хуже современных. Я перевёл взгляд с лица на форму и осёкся: знаки отличия родов войск на кителе заметно отличались от моих – военный был капитаном космических войск второго ранга. Мужчина имел такое же лицо, как у меня, такую же фамилию и скончался ровно в тот же день того же года. Брук выдержал паузу и ожесточённо воткнул лопату в землю:
       - Разрешите начинать, товарищ капитан?
      - Зачем? – простонал я
      -  Посмотрим, кто там…, кстати, ты не говорил, что дослужился до капитана.
Я кивнул головой, будучи твёрдо уверенный в ложном захоронении. Следуя логике можно предположить: если отсутствовала яма, значит, её кто-то закопал.
     - Ганс, вряд ли её трогали, - заметил Брук, когда земля с холма перекочевала на бруствер, - работу бывалых копачей сразу заметно.
Когда штык лопаты с тупым, леденящим душу, звуком упал на крышку гроба, кузнец вытер пот со лба тыльной стороной ладони:
     - Лезь, открывай, а я подержу фонарь.
На ватных ногах я спустился в яму, с налёту попытался снять крышку, но она не поддавалась, так как была крепко забита гвоздями. Кузнец бросил охотничий нож, остриё которого на добрую четверть вошло внутрь доски. К удивлению, я не оцепенел от страха, увидев лицо покойного, как две капли воды схожего с моим и провёл рукой по его лицу. Но не почувствовал характерных признаков при общей идентификации трупов. Вместо него – ещё тёплая кисть руки, оторванная при взрыве в аденской гавани.
     - Я требую объяснений, Ганс, - прокричал заметно протрезвевший кузнец.
     - К сожалению, дружище, не могу.
     - Тогда, закапывай своего двойника и двигаем отсюда.
 
   Когда наша троица вышла за пределы погоста, Граф неожиданно вырвал у меня фонарь и рванул вперёд, заливистым лаем, увлекая нас за собой.
     - Всё достаточно просто, Ганс, - пояснил Брук, - собака взяла след, так что готовься отблагодарить своих благодетелей.
Лунная тропинка, посеребрённая снегом, вывела нас к каменному городу-крепости. После беглого осмотра улиц, покрытых снегом и нескольких десятков обгоревших мужских, женских и детских трупов стало ясно, жильцы, коими раньше являлись, погибли в бою и при попытке спастись бегством. Воин в доспехах сидел, опёршись спиной о полусгнившую деревянную телегу. Руки его сжимали копьё, прошедшее сквозь кости грудной клетки. Два других нашли своё последнее пристанище верхом на коне. Женские и детские трупы лежали поодаль в различных позах, черепные коробки их были раздроблены мечами и булавами, будто губители не ведали более ранимого места, чем голова и добивали свои жертвы, когда они лежали на земле вниз лицом. Оскал смерти застыл на их лицах, забрав с собой тайну гибели. Время превратит их в пыль и тлен, ветер разнесёт и смешает с родной землёй.
    - Нравится музеон? – раздался баритон за спиной.
Кузнец резко развернулся, готовый достать нож из сапога:
   - Не нравится, как кое-кто оскверняет могилы.
Длинноволосый блондин средних лет поклонился до пояса и приложил руку к сердцу:
    - Это сделали другие люди по моей просьбе - примите мои извинения.
    - Я – местный житель, - оживился Брук, - и прекрасно знаю окружающую местность в радиусе ста километров. Судя по времени, мы недалеко удалились - разъясните нам происхождение сиих экземпляров.
Незнакомец поправил галстук на белоснежной сорочке и приветливо улыбнулся:
    - Когда вы, господа, имели честь бывать последний раз в ентом месте?
    - Летом прошлого года – точно! – не мигая бросил кузнец.
    - Какой год тогда был?
    - Как, какой – ты не тю-тю часом? – Брук с кулаками ринулся оппонента, но его обворожительная улыбка остановила бойца.
    - Касаемо «тю-тю» - докажите, что именно вы не являетесь представителем сией славной династии: потрудитесь вспомнить, какой нынче год.
    - Две тысячи шестнадцатый.
Незнакомец улыбнулся краем губ, заботливо проведя пальцами по белокурым локонам.
    - Год две тысячи шестнадцатый, сударь, наступит не ранее, чем через семьсот семьдесят восемь лет. Имеются ли ещё ко мне вопросы?
В какой-то момент пришло облегчение: увиденное и услышанное с большой долей вероятности можно было бы трактовать как коллективная шизофрения, и в палате психиатрической клиники у меня будет, как минимум, один прилично упакованный, интеллигентный единомышленник. Поэтому я поклонился в пояс, копируя его, и сымитировал снятие шляпы:
     - Сударь, не соизволите ли объяснить, какой музей дал вам на прокат столь правдоподобные чучела людей и животных?
Мужчина тут же обратился к Бруку:
    - Пётр Васильевич, будьте так добры сдвинуть ближайший к нам экспонат с места.
Брук кинулся к останкам сидящего у сгоревшей телеги трупа и попытался извлечь копьё….однако его рука прошла сквозь древко, даже не повредив его. Разъярённый кузнец попытался вновь нарушить покой предка, намереваясь поднять его на ноги, но руки Брука пролетели сквозь кольчугу, вызвав нездоровый смех зрителей. В конце концов, Брук неуклюже упал на снег при попытке пнуть телегу ногой.
    - Хорошо, господин иллюзионист, - произнёс я в замешательстве, - как вам удалось устроить подобное шоу?
Мы, как по команде, опустили головы, целиком вверяя свою судьбу в руки победителя.
    - Меня зовут Генрих Матвеевич. Я не волшебник, не маг и даже, как вы соизволили ранее выразиться, Вячеслав Владимирович, - не иллюзионист. Я всего лишь доцент, младший научный сотрудник, а ещё проще – бывший помощник вашего покойного батюшки Владимира Александровича Ганского. Как известно, в основу своих научных исследований он поставил влияние сверхмощных небесных тел на биологические процессы во Вселенной, а также прямую и обратную зависимость времени и пространства. К моменту своей смерти профессор Ганский имел лишь наработки, ну, а мне, его ученику и последователю, удалось завершить и реализовать сенсационное научное открытие. Не хватит года, чтобы посвятить вас в подробности разработок, поэтому расскажу максимально коротко. На самом деле сверхмощная двойная звезда MXIIIZ представляет собой не планету, подобную нашему Солнцу, а гигантское скопление энергии размерами в десять наших галактик. Ганский доказал, что одна из двух звёзд MXIIIZ не что иное, как зеркало первой, в которой существует наша Земля, а планета Апраксия матричной Вселенной, была рождена почти на миллиард лет раньше Земли. То есть – Земля – не что иное, как клон Апраксии и события, происходящие на Земле в данный период времени, на Апраксии свершились давно. Более того, события, которые совершатся на Земле в будущем, давно совершились на Апраксии. В отличие от Земли она движется хаотично, не по определённой орбите и в этом её главная загадка. Но самое главное – события с Апраксии периодом в несколько тысячелетий вместе со светом переносятся на Землю со скоростями, превышающими скорость света в несколько миллионов раз - подобно гигантскому вселенскому сканеру с многомерной реальной печатью и развиваются локально со своим временем и пространством. События, свидетелями коих вы являетесь, произошли вчера, седьмого февраля тысяча двести тридцать восьмого года на территории Рубленного города Ярославской крепости. Жители были умерщвлены ордой монгольского хана Батыя.
     - Ничего не понял, - пробубнил я, дрожа от холода.
По жесту руки Генриха мы зашли в дверь одного из домов, миновали две комнатушки, вышли в другие двери, ведущие во внутренний двор, и раскрыли рты от удивления: нас окружал ночной город. Вместо неба и звёзд – яркий искусственный свет от несметного количества ламп, зависших в воздухе. Транспорт, если таковой можно так назвать, бесшумно передвигался по воздуху и так же по необходимости останавливался. Люди же ходили по городу в разных уровнях, начиная от земли, кончая высотой в сотни метров.
     - Мы на Апраксии? – заискивающе спросил кузнец, стараясь не отдаляться от нашей группы, - маловато воздуха-то, дышать тяжеловато - так я чувствовал себя высоко в горах.
    - Нет, уважаемый, мы дома, на Земле, и являемся очевидцами событий, которые будут происходить у нас 1245000-м году. Это не что иное, как многомерная проекция временного и пространственного сектора Апраксии, «окно», если хотите так называть, определённый научный термин не существует. Открытие изучено лишь на четверть, поэтому я не в силах предсказать дальнейшее развитие событий в данных «окнах». Кстати, феномен ясновидцев с большой долей вероятности можно объяснить окнами клона Земли. Картинки с Апраксии идут к нам с максимально возможной скоростью, отставания по времени – гигантские, но мы уже сейчас можем стать очевидцами событий на собственной планете в диапазоне плюс-минус миллиард лет, то есть, увидеть прошлое и будущее Земли. Часто проекция остаётся виртуальной, как эта, которую вы видите, а иногда становится реальной. От чего это зависит, пока не изучено. Учёные, живущие в двадцать первом веке утверждают, что Земле отведён срок в четыре миллиарда лет. Что ж, возможно, но цифра эта актуальна лишь для физического существования планеты, а не отнюдь для биологической жизни. Общий срок пребывания цивилизации измеряется порядком сотней миллионов лет.
     - Где же небо со звёздами? – с недоумением спросил Брук, - может, небо заволокло тучами?
     - Всё очень просто: в результате глобального потепления высохли реки и озёра, минимальная температура на Северном полюсе Земли плюс семьдесят градусов, в районе экватора – сто двадцать. Несколько тысячелетий человечество пыталось спасти себя за толстыми стенами, изобрело специальную защиту в виде одежды, но, в конечном итоге, люди решили переселиться под землю.
 
    Лекция Генриха с реальным с наглядным подтверждением сказанного действовала подобно гипнозу: в какой-то момент голова была готова взорваться от массы ошеломляющей информации. Сознание туманилось до тех пор, пока чёрный колпак города будущего приобрёл очертания просторного помещения, напоминающего научную лабораторию. Генрих набросил белый халат:
     - Вячеслав Владимирович, здесь работал ваш батюшка, никогда не доводилось побывать у него на работе?
     - К сожалению, нет, - ответил я, с любопытством рассматривая замысловатую научную аппаратуру, - кстати, Генрих Матвеевич, будучи под впечатлением от увиденного, забыл спросить вас о главном: какую роль мы с другом и собакой играем в ваших путешествиях во времени?
В ответ учёный включил несколько приборов с направленными в разные стороны лучами света, в результате которых в пространстве появилось многомерное изображение звёздного неба с яркой двухметровой зелёной полосой, разделённой на несколько сотен вертикальных рисок с цифрами над ними:
    - Ваш батюшка был настолько гениален, что значительная часть его наработок была засекречена властями. Иначе бы началась паника – представляете, как повели бы себя люди, покажи им картинки с Апраксии.
    - Но нам-то, нам-то зачем? – взорвался я, - какую пользу мы можем извлечь из всего этого?
    - Теперь, когда вы в курсе нашего открытия, могу перейти ко второму этапу. Не хотел бы расстраивать вас, Вячеслав Владимирович, но вы, действительно, погибли в результате мощного электрического разряда.
Где-то в глубине души я был готов к чему-то экстраординарному, так как пережил многое. С одной стороны, если я мёртв, то ничего хуже со мной случиться уже не может, а с другой - если после смерти я ещё что-то стою, то это неплохо.
    - Да, - продолжал Генрих после короткой паузы на осмысление последней информации, - вы не ослышались – ваше тело находится на сельском кладбище, а вы – не что иное, как частично материализованная проекция элемента одного из многочисленных окон Апраксии на нашей планете. Похожее состояние земляне называют душой.
      В какой-то момент сознание отказалось воспринимать гигантский поток информации, которую Генрих стакан за стаканом заливал в наши кипящие мозги. Значит, вот в чём секрет моего воскресения из мёртвых – я – душа, нематериальная, бесформенная субстанция, без запаха и вкуса – ничто, если хотите. Я – душа, вылетевшая из тела в надежде обрести покой.
    - Чем же вы можете подтвердить свои слова? Имеется ли научное объяснение этому феномену? – взмолился я, неожиданно вклинившись в размеренный монолог учёного.
Генрих тут же схватил меч и несколько раз проткнул меня. Факт моего «убийства» произошёл так неожиданно, что я даже не успел понять, откуда в научной лаборатории появилось столь грозное оружие. Меч в пяти местах, включая область сердца, прошёл насквозь, оставив едва заметные рубцы на выходе и входе.
   - Почему же тогда я не летаю, если являюсь душой?
   - Вопросов с вашей стороны, молодой человек, ещё будет много, поэтому не спешите и по возможности не перебивайте меня – всему своё время. Я нашёл «картинку» с Апраксии сходного периода существования планеты и после тщательного исследования нашёл весьма прелюбопытнейшие факты: существует так называемый люфт Апраксии в силу хаотичности её траектории и равен он сравнительно миниатюрному интервалу времени в миллион лет. Людей эта цифра вводит в ступор, учитывая среднюю продолжительность человеческой жизни, но в масштабе Вселенной – это жизнь комара.
   Вдруг Генрих осёкся, будто упустил важный момент в лекции. Он накинул круг по лаборатории, вздохнул и зафиксировал остриё лазерной указки на узком участке шкалы:
    - У нас есть уникальная возможность войти в эту картинку, найти ваше живое тело, Вячеслав Владимирович, и вселиться в него.
   - Генрих, - возразил я, - касательно моей персоны: моя душа обретает тело, но там же существует двойник моей жены Яны, куда она денется, или у меня будет две жены?
    - Согласен, - тихо ответил учёный, пристально всматриваясь в ярко-красную точку на шкале, - исследования не закончены, но скажу вам единственную и неоспоримую правду: здесь, на Земле, вашей душе осталось недолго жить – вы рискуете – оставить Яну вдовой. А там, внутри окна, у вас есть шансы на полноценную жизнь.
    - Зачем же вам такие жертвы?
    - Мотивации три: основная – проект принадлежит вашему батюшке, поэтому считаю делом чести предложить вам этот вариант, вторая причина – какому учёному когда-либо представится поучаствовать в подобном эксперименте – отказаться – значит жалеть остаток всей жизни. И наконец, последнее – есть определённый риск пускаться в подобный путь в одиночку, вернуться же на прежние позиции, если что пойдёт не так, представится нескоро, а в силу хаотичности появления картинок в периодах - никогда! Так что, думайте, господин Ганский-младший, промедление – смерти подобно.
    - А что мне делать? – воскликнул дремавший Бруклин, - семьи у меня нет, может, найду там своё счастье, - собака с нами?
    - Граф – наш компас в мире «картинок», без неё мы, как слепые котята.
    - Согласен, - отрезал я, - будем готовить чемоданы.
    - К сожалению, время истекло – мы находимся в переходном отсеке.
 
 

© Copyright: Игорь Коркин, 2016

Регистрационный номер №0339949

от 28 апреля 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0339949 выдан для произведения:                                   Глава 2
 
       На рассвете мы вышли к картофельному полю, на котором нашли запряжённую гнедой лошадью повозку с набитыми картофелем мешками. А так, как воры не пожелали откликаться, пришлось взять подводу напрокат, чтобы преодолеть последние два километра к родной деревне.
Сельский ветеринар был скуп на позитивные прогнозы, после визуального осмотра предложив усыпить пациента, но крупная купюра принудила эскулапа вспомнить профессиональное кредо. После необходимых процедур было решено перевести больного в «реанимацию», подключить капельницу и молиться.
      Яна уснула не раздевшись, я же ещё долго смотрел на неё, вспоминая перенесшие муки ночного похода. Светлые, слегка подкрашенные волосы рассыпались по подушке, тихое, бесшумное дыхание, брови полумесяцем нависли над чёрным козырьком ресниц. Казалось, что некий заморский друг привёз в подарок дорогую гигантскую куклу, распаковал её и аккуратно положил на кровать. По статистике две трети браков, совершаемых в мире разводные. Значит, по итогам года супружеской жизни мы попали в оставшуюся треть. Повезло ли нам? Думаю, ещё рано подводить итоги после столь малого периода совместной жизни, хотя достаточно позитивных моментов по итогам года. Всегда задают однотипные вопросы с обязательным «как вы познакомились?». Да никак: шёл вдоль улицы, спросил воды – предложили парного молока. Молоко понравилось, поэтому купил литр. Попрощался и ушёл. Назавтра то же самое: попил, купил и ушёл. А на третий день попил, да и остался на постой. Уже год, как стою. Детей нет, но пора – что выйдет – не знаю. Старше на тринадцать лет. Это хорошо? Опять не знаю. Строим планы на жизнь? Планы построили, теперь строим фундамент. Люблю ли? Лет двадцать бросался этим словом налево-направо, пока понял недоступность его для логического понимания. На самом деле не так просто разобраться в широте и многогранности значения этого великого слова. Вот, что я нарыл и какой отчёт выдал на гора. Первая группа с кодовым названием «Сим-сим откройся». Для них любовь – это всплеск эмоций в радужном спектре жизни, к ним так же относятся подростки, брачные аферисты и ловеласы, это слово – всего лишь шестизначный пин-код для взлома сердечной карты жертвы. Вторая группа, «Замужневтерпёж», тешит себя иллюзорными надеждами на долгожданное счастье с непременной декларацией успешности в личной жизни. Нетерпёжники не сильно перебирают харчами, любовь для них – всего лишь вкусовая добавка в брачном домашнем пироге «Стерпится-слюбится» и рулете «А тому ли я дала». И, наконец, третья любвеобильная группировка - «Души прекрасные прорывы». Для них это слово – крылатое, красивое и многогранное, произносимое повсюду: на улице, работе и дома. Записываемое в фэйс-буке, фэйс-контроле, имэйле и чатах, на листах формата А-4 и А -10, на флаерсах и перетяжках, на верхней одежде и нижней – везде, где придётся. Душепрорывники с неистовым упорством прорываются на любые митинги, теле-шоу, викторины, дабы с благоговением на устах прошептать любимое слово, прорываются в книги-журналы, выдавая рифмоплётство за лирическую поэзию, используют свой конёк ежечасно в беседе со своими сотрудниками и жёнами, ежесекундно во время свиданий с любовницами и любовниками. Однако, истинное значение слова для них – табу с плагином «абонент недоступен».
 
          - А теперь становимся друг за другом, как вагончики у паровозика, и едем, едем, едем……
Внезапно отец остановился, закрыв лицо руками.
            - С тобой всё нормально, папа? – воскликнул я, придерживая отца от возможного падения.
Он усадил нас на диван, а сам вышел в центр комнаты со старой профессорской указкой:
           - Смотрите, я опубликую мои итоговые расчёты в сокращённой форме, а вы в любое время сможете ознакомиться с ними.
          - В научном журнале? – поинтересовалась мать.
В ответ отец рассмеялся и провёл указкой по воздуху, имитируя некий символ:
          - Как всегда – всё гениальное просто: шкала времени и пространства параллельны, существуют независимо друг от друга и никогда не пересекаются.
Пока моя голова переваривала сказанное, частицы воздуха под остриём указки окрасились в бледно-розовый цвет. Отец шевелил губами, едва приоткрывая рот, из бесформенного цветного сгустка воздуха складывались цифры и знаки. Их было немного, всего девятнадцать. Я внимательно разглядывал красивую забаву, пытаясь нащупать ближайшую ко мне латинскую «С», возведённую в куб. Рука наполовину прошла сквозь букву и одеревенела, будто не существовала вовсе. Цифры и знаки были не лазерной проекцией, и не отражением лампы накаливания, иначе бы луч оставил след на руке.
Захватывающий сон был настолько реален, что я возмутился внешнему вмешательству – кто-то горел желанием вытянуть меня из царства Морфея. Я неуклюже отмахнулся, стремясь во что бы то ни стало досмотреть картину виртуальной реальности. Мокрая тряпка в лицо окончательно вывела из равновесия. Каково же было моё удивление, когда тряпка материализовалась в липкий, шершавый язык Графа! Я вскочил, как ошпаренный, лелея надежду на продолжение сновидений, но напрасно – живая и невредимая собака вальяжно возлежала на нашем семейном ложе, как египетский сфинкс в долине Гиза. Здравые мысли пустились вскачь по сфере моей черепной коробки, упорно не желая концентрироваться в мозговом центре. Хаотичные события прошлой ночи, как шахматные фигуры, не спеша занимали свои позиции в голове в соответствии с правилами. Необходимо было направить игру в нужное русло, умело анализируя ситуацию, и выйти победителем. Пешки – это церковь, автобус, паства и волчата. Фигур тоже немного: я с женой, собака, убиенная волчица и сельский ветеринар. Пока голова мучительно соединяла отдельные составляющие к одному знаменателю, руки осторожно поглаживали животное. Что ж, голова, туловище и конечности, вроде натуральные. Тогда почему так быстро и бесследно исчезла рана на шее, оставив всего лишь тонкую зелёную полоску вместо рубца?
        Больше ничего не пришло в голову, как разбудить и обрадовать Яну. Может, она смогла бы разгадать ребус? К удивлению, супруга не одобрила подобного соседства, уставившись на меня недовольными полусонными глазами. Более того: жену не удовлетворил рассказ о событиях прошлой ночи. Поначалу она со скепсисом слушала, а ближе к завершению разразилась заливистым смехом, с восхищением восхваляя меня, как незаурядного сказочника. Короткий монолог супруги прозвучал, как вердикт: всю прошлую ночь мы спали дома. В подтверждение своих слов она вывернула свою сумку. На стол вывалилась косметика, бижутерия и половина круга краковской, купленной не у нас - Яна прекрасно об этом знала. Будучи неспособным найти логическое объяснение происходящему, мы скормили колбасу Графу и кинулись к ветеринару – единственному свидетелю вчерашнего забега. Однако его дочь огорчила нас, так как отец неделю назад взял отпуск и уехал к больной матери в соседнюю область – то есть, Графа у него не лечили.
 
     Проснувшись среди ночи, я обнаружил собаку на коврике в нашей спальне. Входная дверь была закрыта на засов, окна – на шпингалетах, однако Граф каким-то образом проник в жилище. Пока я потел над новой загадкой, собака обнюхала газету, в которую была завёрнута колбаса. Я поднял свежий, пропитанный свежий типографской краской номер газеты и чуть не тронулся умом – «Правда» была издана в 1967-м году. Я списал данный факт на послевоенные психологические травмы, как это зачастую случалось с моими сослуживцами. И ещё – выставлять напоказ данную находку не следовало бы по причине явной нестыковки событий прошлых суток. Когда с моей помощью «улика» шестидесятых обратилась в пепел, я вспомнил ещё ряд странных фактов, произошедших в Миролюбовке. Во-первых: автобусы «ПАЗ - 652» с 1980-го года не производились и редко где выпускались на линию, так как большинство автопарков их списали и пустили под пресс. Во-вторых: впопыхах я не обратил внимания на странную одежду пассажиров – складывалось впечатление, что они играли в массовке игрового фильма о событиях «застойной» эпохи. И, наконец, третье: в магазине расплачивались советским деньгами - в детстве мать поручала мне делать мелкие покупки, а расплачивался я такими же деньгами. Женщина-продавец небрежно кинула кружок «краковской» на гиревые весы, объявила стоимость покупки в два рубля сорок копеек, тупо уставилась на мои три трёхрублёвые российские монетки и с иронией назвала меня нумизматом. Колбасу же отпустила, записав мою фамилию в долговую книгу чернильной ручкой. Ещё один аргумент в мою защиту: Яна была свидетелем акта купли-продажи продукции мясомолочного комбината. Тогда я задержался в тесном магазинчике в надежде найти спрятанную видеокамеру, дабы оправдать клоунаду с деньгами несуществующей страны и соответствующим интерьером. Только теперь я вспомнил ещё одну важную деталь: в очереди была девочка лет семи-восьми с лицом моей матери в детстве - она буквально пожирала меня глазами. Цветастый платок маленькой покупательницы неожиданно развязался и упал на пол, так она зарделась краской и чуть не заплакала. Я хотел успокоить её, но строгая очередь вытолкала меня взашей, брезгливо косясь на мои дырчатые джинсы.
 
     Со временем страсти улеглись, разгладились морщинки быта, наступил штиль, полный штиль тихой семейной жизни, собака же из заложницы эпох превратилась в полноправного члена нашей небольшой семейной ячейки.
     Ждать долго не пришлось: скрип калитки, звон порожних бидонов, знакомый аромат духов возвратил с неба на землю.
     - Долбаные скупщики…опять цены подняли! – на последнем слове голос жены сорвался, - привет, Брук, чего на ночь глядя?
Я тихо завернул за угол и подкрался к приоткрытому окну. Соседка сослалась на нехватку свободного времени и ушла. Брук расположился у двери, ко мне спиной. Бледное, осунувшееся лицо Яны без косметики не потеряло свою привлекательность: в глазах – тайна, в ресницах – сказка, на губах – нежность. Плотно облегающий домашний халат как нельзя лучше демонстрировал заметно похудевшую жену: в плечах – хрупкость, на шее – страсть, на пальцах – бархат. Голову покрывала чёрная, траурная косынка, которой не было в её гардеробе.
        Никому бы не пожелал быть зрителем подобного шоу – горечь ворвалась внутрь меня, распыляя яркие краски ревности по задворкам души. Наверное, так знакомятся со вдовами, чтобы занять вакантные места, несвоевременно оставленные мужьями, а проще: пост сдал – пост принял. Сейчас начнётся спектакль для единственного зрителя, то есть, меня, с двумя актёрами: другом в роли психолога и моей супруги, играющей саму себя. В реальности главная роль принадлежала ей в силу нелегальности участия в реалити-шоу. Бюджет постановки – ноль, кассовые сборы – зеро, зато интерьер и костюмы - натуральные.
      - Чем обязана визиту? – коротко спросила хозяйка.
     - Знаешь, всяко бывает в жизни, - начал гость, нервно теребя фуражку.
     - Ты о чём, Брук – рожай скорее – мне рано на работу, - выстрелила Яна.
     - Тогда наливай – не поверишь – есть повод.
     - Благая весть после смерти мужа – звучит саркастично.
Нутро размякло от сказанных слов, внутреннее «я» обрело крылья, стремясь ввысь всеми своими чресами.
     - Есть, Яна Евгеньевна, весть, сногсшибательная весть, но прежде надоть выпить, - не могу я так, без подготовки-то, - реплика друга прозвучала, как руководство к действию.
Объявили антракт, сопровождаемый звоном стекла. Потянуло спиртом и соленьями – желудок протрубил «сбор».
    - Какие вести?
    - Яна, чтобы ты сказала, если Слава оказался жив-здоров?
Жена закашлялась, прикрыв рот рукой:
    - Надеюсь, ты не скуки ради пришёл сказку на ночь прочесть?
Я положил ладонь на холку Графа, готовый в любой момент выйти на сцену.
    - Но есть случаи, когда хоронят крепко уснувших людей без должной экспертизы.
     Яна обмякла, на полусогнутых ногах направилась в мою сторону, настежь раскрыла окно и упала на подоконник, увидев меня. Но прежде наши глаза встретились: мои – радостные и счастливые, её - микс удивления, упрёка и ужаса. Пока я перемахнул через подоконник, Брук успел подхватить хозяйку и уложить на диван. Нашатырь сделал своё дело: она очнулась, вытаращив на меня глаза.
     - Вот видишь, - вмешался друг, - бывают и на нашей бренной земле чудеса.
Вместо слов я заключил жену в объятия, но пришёл в шок от странного ощущения дубляжа действия, которое я уже когда-то делал раньше. Для меня Яна была лишь картинкой, которую я видел, но ощущения от физического контакта получал не в текущем времени, а в прошлом, будто смотрел домашнее видео и пытался материализовать артистов на экране в надежде получить реальное ощущение.
       - Обними меня, - прошептала Яна, роняя слёзы.
       – Я обнимаю тебя, разве не видишь?
       - Вижу, но, к сожалению, не чувствую, что случилось, Слава?
Происходило нечто странное и в силу неопределённости – ужасное. После нескольких рюмок Яна заснула, а Бруклин затянул застольную песню – на меня же спиртное не подействовало, как когда-то после бомбёжки одной из провинций Йемена – чувствовался вкус аргентинской текилы, хотя пил водку. Мозг наотрез отказался идентифицировать материальные предметы, заменяя их на фальшивки. Что это: душевная болезнь или неисследованная патология кожи?
      - Прошвырнёмся на кладбище, Ганс? – раздался голос Брука, - кстати, возьми лопату закопать яму.
Когда Брук использовал в разговоре кличку, производную от моей фамилии «Ганский» - означало одно: я целиком перехожу под его юрисдикцию, где торг неуместен.
     - Зачем? – спросил я с некоторой задержкой, будто моё слово было отголоском прошлого.
В ответ кузнец громко рассмеялся и уверенно направился к выходу, зажав фонарь большой кистью руки.
     - Знаешь, Слав, сколько народу было на похоронах?
Мысль такого рода ещё не успела посетить мою буйную головушку. В самом деле, насколько важно для покойного количество людей, пришедших проводить его в последний путь? Обычно, когда рассказывают о похоронах, всегда вскользь называют число шедших за гробом. Если отбросить процент примазавшихся на обед, можно с большой долей вероятности определить отношение народу к человеку при жизни.
      - Было больше двух сотен человек, - кузнец, сам того не зная, ответил на мой молчаливый вопрос, - с соседних деревень приехали - ведь ты всем свет чинил. Поминали в сельском клубе.
Значит, похоронная массовка прямо пропорциональна количеству добрых дел. А если человек в общественном плане никаких дел не делал: ни добрых, ни злых – просто тихо жил себе, никому не мешал, растил детей, а, если повезло – внуков. Тогда по логике – за гробом пойдут только домочадцы, близкие родственники, соседи, а следовательно - ближе к осени жизни каждый землянин может прикинуть примерное количество скорбящих по нему персон. Знаю, далеко не каждый готов согласиться с подобными рассуждениями, но меня почему-то охватила гордость от названной кузнецом цифры в двести человек.         
 
 
 
 
 
 
      Пришлось повторить тот же путь, который я прошёл накануне. Казалось, за время моего отсутствия лес немного привели в порядок: вырубили сотню деревьев – даже пней не оставили, выкорчевали сухие кустарники, засыпали балки. Когда лес закончился и за пригорком показались надгробия, лай сельских собак стих, будто природа намеренно разделила мир на две части: шибутную и тихую, предоставив тихушникам преференции. Граф быстро нашёл нужную тропинку и перемахнул через калитку, не дожидаясь, пока её откроют. Луч в руках Брука хаотично плясал по надгробиям и крестам.
     - Где же ты? – к удивлению, раскатистый бас кузнеца не помешал местным обитателям.
     - Как, где – здесь! – обидчиво отрезал я, для подтверждения присутствия указав на себя.
      - Понимаю твой юмор, Ганс, но сейчас не место для шуток.
      - Как – ты же хотел приколоться – так прикалывайся!
Вместо ответа Брук подошёл к двум могилам без фотографий и внятных опознавательных знаков. Сейчас не стоило мешать ему. Вся деревня знала, что произошло поздним зимним вечером десять лет назад. У него была семья – жена и дочь, а сейчас они где-то здесь, тоже рядом. Тогда, десять лет назад, в дом кузнеца на огонёк зашли два гастролёра воды попить, да и за одно…Брук был недалеко, но вернулся слишком поздно для семьи, зато вовремя для насильников и убийц. Суд же не учёл состояния аффекта, ничего не учёл, зато убийство с отягчающими присовокупил к обвинительному вердикту в двенадцать лет строгого режима. Освободился по «удо» через восемь лет.
Когда после недолгих поисков разрытая могила не нашлась, луч фонаря высветил фотографию молодого мужчины в военной форме.
     - Это, случайно, не ты? – бробасил Брук, меняя направление луча с фото на свеженасыпанный холм земли.
Никогда бы не подумал, что моя лучшая фотография из дембельского альбома попадёт на столь печальное место. Граф обошёл холм несколько раз и улёгся рядом. Вспомнился аденский фотограф с техникой начала двадцатого века - бородатый араб в длиннополом халате, который десять минут мучал меня на жаре, но зато фото получилось отменное, не хуже современных. Я перевёл взгляд с лица на форму и осёкся: знаки отличия родов войск на кителе заметно отличались от моих – военный был капитаном космических войск второго ранга. Мужчина имел такое же лицо, как у меня, такую же фамилию и скончался ровно в тот же день того же года. Брук выдержал паузу и ожесточённо воткнул лопату в землю:
       - Разрешите начинать, товарищ капитан?
      - Зачем? – простонал я
      -  Посмотрим, кто там…, кстати, ты не говорил, что дослужился до капитана.
Я кивнул головой, будучи твёрдо уверенный в ложном захоронении. Следуя логике можно предположить: если отсутствовала яма, значит, её кто-то закопал.
     - Ганс, вряд ли её трогали, - заметил Брук, когда земля с холма перекочевала на бруствер, - работу бывалых копачей сразу заметно.
Когда штык лопаты с тупым, леденящим душу, звуком упал на крышку гроба, кузнец вытер пот со лба тыльной стороной ладони:
     - Лезь, открывай, а я подержу фонарь.
На ватных ногах я спустился в яму, с налёту попытался снять крышку, но она не поддавалась, так как была крепко забита гвоздями. Кузнец бросил охотничий нож, остриё которого на добрую четверть вошло внутрь доски. К удивлению, я не оцепенел от страха, увидев лицо покойного, как две капли воды схожего с моим и провёл рукой по его лицу. Но не почувствовал характерных признаков при общей идентификации трупов. Вместо него – ещё тёплая кисть руки, оторванная при взрыве в аденской гавани.
     - Я требую объяснений, Ганс, - прокричал заметно протрезвевший кузнец.
     - К сожалению, дружище, не могу.
     - Тогда, закапывай своего двойника и двигаем отсюда.
 
   Когда наша троица вышла за пределы погоста, Граф неожиданно вырвал у меня фонарь и рванул вперёд, заливистым лаем, увлекая нас за собой.
     - Всё достаточно просто, Ганс, - пояснил Брук, - собака взяла след, так что готовься отблагодарить своих благодетелей.
Лунная тропинка, посеребрённая снегом, вывела нас к каменному городу-крепости. После беглого осмотра улиц, покрытых снегом и нескольких десятков обгоревших мужских, женских и детских трупов стало ясно, жильцы, коими раньше являлись, погибли в бою и при попытке спастись бегством. Воин в доспехах сидел, опёршись спиной о полусгнившую деревянную телегу. Руки его сжимали копьё, прошедшее сквозь кости грудной клетки. Два других нашли своё последнее пристанище верхом на коне. Женские и детские трупы лежали поодаль в различных позах, черепные коробки их были раздроблены мечами и булавами, будто губители не ведали более ранимого места, чем голова и добивали свои жертвы, когда они лежали на земле вниз лицом. Оскал смерти застыл на их лицах, забрав с собой тайну гибели. Время превратит их в пыль и тлен, ветер разнесёт и смешает с родной землёй.
    - Нравится музеон? – раздался баритон за спиной.
Кузнец резко развернулся, готовый достать нож из сапога:
   - Не нравится, как кое-кто оскверняет могилы.
Длинноволосый блондин средних лет поклонился до пояса и приложил руку к сердцу:
    - Это сделали другие люди по моей просьбе - примите мои извинения.
    - Я – местный житель, - оживился Брук, - и прекрасно знаю окружающую местность в радиусе ста километров. Судя по времени, мы недалеко удалились - разъясните нам происхождение сиих экземпляров.
Незнакомец поправил галстук на белоснежной сорочке и приветливо улыбнулся:
    - Когда вы, господа, имели честь бывать последний раз в ентом месте?
    - Летом прошлого года – точно! – не мигая бросил кузнец.
    - Какой год тогда был?
    - Как, какой – ты не тю-тю часом? – Брук с кулаками ринулся оппонента, но его обворожительная улыбка остановила бойца.
    - Касаемо «тю-тю» - докажите, что именно вы не являетесь представителем сией славной династии: потрудитесь вспомнить, какой нынче год.
    - Две тысячи шестнадцатый.
Незнакомец улыбнулся краем губ, заботливо проведя пальцами по белокурым локонам.
    - Год две тысячи шестнадцатый, сударь, наступит не ранее, чем через семьсот семьдесят восемь лет. Имеются ли ещё ко мне вопросы?
В какой-то момент пришло облегчение: увиденное и услышанное с большой долей вероятности можно было бы трактовать как коллективная шизофрения, и в палате психиатрической клиники у меня будет, как минимум, один прилично упакованный, интеллигентный единомышленник. Поэтому я поклонился в пояс, копируя его, и сымитировал снятие шляпы:
     - Сударь, не соизволите ли объяснить, какой музей дал вам на прокат столь правдоподобные чучела людей и животных?
Мужчина тут же обратился к Бруку:
    - Пётр Васильевич, будьте так добры сдвинуть ближайший к нам экспонат с места.
Брук кинулся к останкам сидящего у сгоревшей телеги трупа и попытался извлечь копьё….однако его рука прошла сквозь древко, даже не повредив его. Разъярённый кузнец попытался вновь нарушить покой предка, намереваясь поднять его на ноги, но руки Брука пролетели сквозь кольчугу, вызвав нездоровый смех зрителей. В конце концов, Брук неуклюже упал на снег при попытке пнуть телегу ногой.
    - Хорошо, господин иллюзионист, - произнёс я в замешательстве, - как вам удалось устроить подобное шоу?
Мы, как по команде, опустили головы, целиком вверяя свою судьбу в руки победителя.
    - Меня зовут Генрих Матвеевич. Я не волшебник, не маг и даже, как вы соизволили ранее выразиться, Вячеслав Владимирович, - не иллюзионист. Я всего лишь доцент, младший научный сотрудник, а ещё проще – бывший помощник вашего покойного батюшки Владимира Александровича Ганского. Как известно, в основу своих научных исследований он поставил влияние сверхмощных небесных тел на биологические процессы во Вселенной, а также прямую и обратную зависимость времени и пространства. К моменту своей смерти профессор Ганский имел лишь наработки, ну, а мне, его ученику и последователю, удалось завершить и реализовать сенсационное научное открытие. Не хватит года, чтобы посвятить вас в подробности разработок, поэтому расскажу максимально коротко. На самом деле сверхмощная двойная звезда MXIIIZ представляет собой не планету, подобную нашему Солнцу, а гигантское скопление энергии размерами в десять наших галактик. Ганский доказал, что одна из двух звёзд MXIIIZ не что иное, как зеркало первой, в которой существует наша Земля, а планета Апраксия матричной Вселенной, была рождена почти на миллиард лет раньше Земли. То есть – Земля – не что иное, как клон Апраксии и события, происходящие на Земле в данный период времени, на Апраксии свершились давно. Более того, события, которые совершатся на Земле в будущем, давно совершились на Апраксии. В отличие от Земли она движется хаотично, не по определённой орбите и в этом её главная загадка. Но самое главное – события с Апраксии периодом в несколько тысячелетий вместе со светом переносятся на Землю со скоростями, превышающими скорость света в несколько миллионов раз - подобно гигантскому вселенскому сканеру с многомерной реальной печатью и развиваются локально со своим временем и пространством. События, свидетелями коих вы являетесь, произошли вчера, седьмого февраля тысяча двести тридцать восьмого года на территории Рубленного города Ярославской крепости. Жители были умерщвлены ордой монгольского хана Батыя.
     - Ничего не понял, - пробубнил я, дрожа от холода.
По жесту руки Генриха мы зашли в дверь одного из домов, миновали две комнатушки, вышли в другие двери, ведущие во внутренний двор, и раскрыли рты от удивления: нас окружал ночной город. Вместо неба и звёзд – яркий искусственный свет от несметного количества ламп, зависших в воздухе. Транспорт, если таковой можно так назвать, бесшумно передвигался по воздуху и так же по необходимости останавливался. Люди же ходили по городу в разных уровнях, начиная от земли, кончая высотой в сотни метров.
     - Мы на Апраксии? – заискивающе спросил кузнец, стараясь не отдаляться от нашей группы, - маловато воздуха-то, дышать тяжеловато - так я чувствовал себя высоко в горах.
    - Нет, уважаемый, мы дома, на Земле, и являемся очевидцами событий, которые будут происходить у нас 1245000-м году. Это не что иное, как многомерная проекция временного и пространственного сектора Апраксии, «окно», если хотите так называть, определённый научный термин не существует. Открытие изучено лишь на четверть, поэтому я не в силах предсказать дальнейшее развитие событий в данных «окнах». Кстати, феномен ясновидцев с большой долей вероятности можно объяснить окнами клона Земли. Картинки с Апраксии идут к нам с максимально возможной скоростью, отставания по времени – гигантские, но мы уже сейчас можем стать очевидцами событий на собственной планете в диапазоне плюс-минус миллиард лет, то есть, увидеть прошлое и будущее Земли. Часто проекция остаётся виртуальной, как эта, которую вы видите, а иногда становится реальной. От чего это зависит, пока не изучено. Учёные, живущие в двадцать первом веке утверждают, что Земле отведён срок в четыре миллиарда лет. Что ж, возможно, но цифра эта актуальна лишь для физического существования планеты, а не отнюдь для биологической жизни. Общий срок пребывания цивилизации измеряется порядком сотней миллионов лет.
     - Где же небо со звёздами? – с недоумением спросил Брук, - может, небо заволокло тучами?
     - Всё очень просто: в результате глобального потепления высохли реки и озёра, минимальная температура на Северном полюсе Земли плюс семьдесят градусов, в районе экватора – сто двадцать. Несколько тысячелетий человечество пыталось спасти себя за толстыми стенами, изобрело специальную защиту в виде одежды, но, в конечном итоге, люди решили переселиться под землю.
 
    Лекция Генриха с реальным с наглядным подтверждением сказанного действовала подобно гипнозу: в какой-то момент голова была готова взорваться от массы ошеломляющей информации. Сознание туманилось до тех пор, пока чёрный колпак города будущего приобрёл очертания просторного помещения, напоминающего научную лабораторию. Генрих набросил белый халат:
     - Вячеслав Владимирович, здесь работал ваш батюшка, никогда не доводилось побывать у него на работе?
     - К сожалению, нет, - ответил я, с любопытством рассматривая замысловатую научную аппаратуру, - кстати, Генрих Матвеевич, будучи под впечатлением от увиденного, забыл спросить вас о главном: какую роль мы с другом и собакой играем в ваших путешествиях во времени?
В ответ учёный включил несколько приборов с направленными в разные стороны лучами света, в результате которых в пространстве появилось многомерное изображение звёздного неба с яркой двухметровой зелёной полосой, разделённой на несколько сотен вертикальных рисок с цифрами над ними:
    - Ваш батюшка был настолько гениален, что значительная часть его наработок была засекречена властями. Иначе бы началась паника – представляете, как повели бы себя люди, покажи им картинки с Апраксии.
    - Но нам-то, нам-то зачем? – взорвался я, - какую пользу мы можем извлечь из всего этого?
    - Теперь, когда вы в курсе нашего открытия, могу перейти ко второму этапу. Не хотел бы расстраивать вас, Вячеслав Владимирович, но вы, действительно, погибли в результате мощного электрического разряда.
Где-то в глубине души я был готов к чему-то экстраординарному, так как пережил многое. С одной стороны, если я мёртв, то ничего хуже со мной случиться уже не может, а с другой - если после смерти я ещё что-то стою, то это неплохо.
    - Да, - продолжал Генрих после короткой паузы на осмысление последней информации, - вы не ослышались – ваше тело находится на сельском кладбище, а вы – не что иное, как частично материализованная проекция элемента одного из многочисленных окон Апраксии на нашей планете. Похожее состояние земляне называют душой.
      В какой-то момент сознание отказалось воспринимать гигантский поток информации, которую Генрих стакан за стаканом заливал в наши кипящие мозги. Значит, вот в чём секрет моего воскресения из мёртвых – я – душа, нематериальная, бесформенная субстанция, без запаха и вкуса – ничто, если хотите. Я – душа, вылетевшая из тела в надежде обрести покой.
    - Чем же вы можете подтвердить свои слова? Имеется ли научное объяснение этому феномену? – взмолился я, неожиданно вклинившись в размеренный монолог учёного.
Генрих тут же схватил меч и несколько раз проткнул меня. Факт моего «убийства» произошёл так неожиданно, что я даже не успел понять, откуда в научной лаборатории появилось столь грозное оружие. Меч в пяти местах, включая область сердца, прошёл насквозь, оставив едва заметные рубцы на выходе и входе.
   - Почему же тогда я не летаю, если являюсь душой?
   - Вопросов с вашей стороны, молодой человек, ещё будет много, поэтому не спешите и по возможности не перебивайте меня – всему своё время. Я нашёл «картинку» с Апраксии сходного периода существования планеты и после тщательного исследования нашёл весьма прелюбопытнейшие факты: существует так называемый люфт Апраксии в силу хаотичности её траектории и равен он сравнительно миниатюрному интервалу времени в миллион лет. Людей эта цифра вводит в ступор, учитывая среднюю продолжительность человеческой жизни, но в масштабе Вселенной – это жизнь комара.
   Вдруг Генрих осёкся, будто упустил важный момент в лекции. Он накинул круг по лаборатории, вздохнул и зафиксировал остриё лазерной указки на узком участке шкалы:
    - У нас есть уникальная возможность войти в эту картинку, найти ваше живое тело, Вячеслав Владимирович, и вселиться в него.
   - Генрих, - возразил я, - касательно моей персоны: моя душа обретает тело, но там же существует двойник моей жены Яны, куда она денется, или у меня будет две жены?
    - Согласен, - тихо ответил учёный, пристально всматриваясь в ярко-красную точку на шкале, - исследования не закончены, но скажу вам единственную и неоспоримую правду: здесь, на Земле, вашей душе осталось недолго жить – вы рискуете – оставить Яну вдовой. А там, внутри окна, у вас есть шансы на полноценную жизнь.
    - Зачем же вам такие жертвы?
    - Мотивации три: основная – проект принадлежит вашему батюшке, поэтому считаю делом чести предложить вам этот вариант, вторая причина – какому учёному когда-либо представится поучаствовать в подобном эксперименте – отказаться – значит жалеть остаток всей жизни. И наконец, последнее – есть определённый риск пускаться в подобный путь в одиночку, вернуться же на прежние позиции, если что пойдёт не так, представится нескоро, а в силу хаотичности появления картинок в периодах - никогда! Так что, думайте, господин Ганский-младший, промедление – смерти подобно.
    - А что мне делать? – воскликнул дремавший Бруклин, - семьи у меня нет, может, найду там своё счастье, - собака с нами?
    - Граф – наш компас в мире «картинок», без неё мы, как слепые котята.
    - Согласен, - отрезал я, - будем готовить чемоданы.
    - К сожалению, время истекло – мы находимся в переходном отсеке.
 
 
 
Рейтинг: 0 436 просмотров
Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!