«С чего же начать мне своё произведение? Быть может с описания природы или какой-нибудь местности? Например: – «Молодоесолнышкозимнегоутра играло перламутром на обындевевшем здании из красногокирпича». Тьфу! ты, аж самому тошно. Тоже мне поэт нашёлся. Пастернак хренов! Нет, здесь нужно по-другому. Допустим так: – «В обычный четверг обычного утра на тротуар Васильковской улицы ступила нога главногоинженера краностроительного завода». Тьфу! ты, мать твою, перемать. Это же надо, какую-то ногу инженера всунул, тогда уж лучше копыто – есть, где разгуляться. Нет, батенька, нет, тут нужно, что-то пооригинальней, что-то такое, чего ещё ни у кого не было. Плохо то, что уже всё было. А что если так: – «Колючим морозом встретило зимнее утро молодого мужчину в коротком пальтишке и с шарфом а-ля Бендер». Тьфу! ты, как же тошно писать, и думать, что это уже кто-нибудь написал. Как хорошо было в этом случае первооткрывателям, тому же Шекспиру или Сервантесу – пишешь, и знаешь, что до тебя ещё никто здесь не писал, ха-ха! и не какал. А так, то туда влезешь, то там вляпаешься! хорошо, если вляпаешься в посредственное дерьмо – это ещё пол беды, но уж если влез в талантливые «испражнения» то, сколько бы ты после этого не мылся, не отмоешься, такая у нас, у писателей, доля. Да и не только у нас: взять хотя бы музыкантов или режиссёров – все то же! те же грабли. «Биттлз» – О-го-го! Чарли Чаплин – О-го-го! А, что «Биттлз»? что Чарли Чаплин? – в нужное время в нужном месте, и больше ничего! Чем я хуже, ну допустим, Гоголя? Ну, пускай, не Гоголя, а Достоевского, например? Нет, на Достоевского я не похож, у того слишком мрачноватый стиль – не мой, у меня стиль ближе к Тургеневу, или даже к Пушкину! Его «Капитанская дочка» ничем не лучше моей «Калужской девственницы», а в некоторых местах даже хуже. Конечно, он в поэзии мастак, тут не поспоришь, но в прозе он ничем не лучше меня – это факт, а то и хуже. А все мы прекрасно знаем, что поэзия – это для дилетантов, и не более. Что такое поэт? это что профессия или что? Все мы поэты, в какой-то мере. Я тоже, когда-то стихи писал про любовь-морковь, про розы-морозы, одним словом – детский лепет, и не более. Тогда как проза – это уже зрелый продукт, требующий к себе особого внимания. Так вот, к чему это я? А к тому, что если бы мои произведения увидел бы девятнадцатый век – я был бы гений! а так я всего лишь на всего Костик Савочкин, посредственный писатель и неудавшийся журналист. Но ничего, мои произведения ещё увидят свет, их ещё ждёт слава и успех, а моё имя займёт достойной место не только в русской, но и в мировой литературе. И это не пустые слова. Пускай, не при моей жизни, пускай, после – но фамилия Савочкин будет сверкать на страницах энциклопедий. Это уж я знаю. Так как же мне начать? А начну я так: – «Молодой человек шёл по заснеженному тротуару. Утренний мороз скукожил его осанку и обжигал свежевыбритый подбородок». – Тьфу! ты паскуда такая, и это никуда не годиться. Молодойчеловек – я бы этому молодому человеку ноги бы поотрывал: какой час мне уже мозги парит. А ещё говорят, что всех своих героев нужно любить. Как же любить, когда он, паскуда, не хочет свой нос наружу казать. «Карету ему подавай, видите ли, карету!». Где же взять это чёртово вдохновение? Какое может быть вдохновение, когда соседи, если не один, так другой обязательно что-то заколачивают, вбивают, топают – не соседи, а горные козлы! Да, для писателя уединение очень важно. Вот, Толстой был везунчик, право, пиши не хочу. А тут хоть вешайся. «Поляну мне, Ясную поляну!» – вот тогда бы я развернулся. Я бы не то что «Войну и мир», я бы Карла Маркса вместе с Владимиром Ильичом переплюнул бы. А тут если не соседи, так жена: «Вот у Машки муж! Вот у Глашки муж! И деньги в дом, и в постели не гном». А я, видите ли, тунеядец и неудачник! Да, Чехову бы такую жену, посмотрел бы я тогда на него. Он не то что бы «Вишнёвый сад», он бы и «Моськи» никакой не написал. А мне приходится не только выслушивать в свой адрес разные гадости, но и творить, творить, не смотря ни на что! «Морозное утро сказочными мазками разукрасило витрины Васильковскойулицы» – так, так, так, это уже что-то. Хотя, нет: сказочные мазки – это пошло и безвкусно. Нет, не то. А если: – «Васильковская улица с наступлением зимы замедляет пульс своих артерий» – нет! не то. Не то, Савочкин, не то. Где же моё: Ай, да Савочкин, ай, да сукин сын! Вот, взять, к примеру, Шолохова, творил во времена гражданской войны, и тому подобной суматохи, и хоть бы хны: такой шедевр отгрохал. А тут на первой строчке, будто обухом по голове. Нет страстей в моей жизни, живу словно в бочке. Ни влюбиться, ни напиться, ни подраться – не жизнь, а тюрьма! Для творческого человека это смерти подобно. Что я могу написать, ежели я кроме этих стен ничего больше не вижу. Вот вижу в окно нашу Васильковку – и пишу. Да, дожил. Раньше жил, а сейчас? Сейчас я существую, и не более. Да, окунуться бы сейчас с молоденькой во все тяжкие, тогда, глядишь, и полезло бы из меня всё то, что накипело. А так, на свою посмотришь – и выть хочется. А когда-то ревновал, посуду бил – страсти кипели! А сейчас, ходит, как Фёкла! нет, чтобы расправить плечи, выпрямить осанку, поднять голову, наконец! – а так, кто на неё посмотрит? к кому её приревновать? В том-то и дело, что не к кому. Это вам не Гончарова – из-за неё под пули не полезешь, отсюда и вдохновения нет. А без вдохновения нашему брату никак нельзя. Эх, если бы напиться можно было – так и это нельзя, здоровье не позволяет. Вот, Высоцкий – нажрался, повалялся по притонам, а потом хлобысь! и песенка готова. Носят на руках, восхваляют, а за что, спрашивается? За песенку о спортсменах! О-хо-хо-хой. А всё потому, что первый взял гитару. Да, правды мало в жизни, а несправедливости хоть отбавляй. Тут сидишь, паришься над одной строчкой, а кто-то чихнул, и на тебе – получай флаг в зубы! Тот же Гоголь, фольклорные побасенки содрал, – и получай признание! Вот, за такое всенародное воровство, он и сморил себя голодом. Стыд, батенька, и не то с людьми делает. Красть чужие идеи мы все умеем, а вот потом с этим жить – ни каждый может. То-то и вешаются через одного, или под пули прыгают. Мне-то не знать, сам когда-то так подрабатывал: до пуль не дошло, но рёбра хорошенько помяли. Так, не будем о плохом. Нужно работать. Так, поехали: – «Молодой человек средних лет ступил на обледеневший тротуар Васильковской улицы» – нет, не то! на фельетон смахивает. Мне только Зощенко не хватало. Что там с ним сделали? расстреляли, кажись. Сколько ни за что, ни про что нашего брата угрохали, и ладно бы за что-то дельное, а то так – за какую-то писульку. Ну, написал он про жирные пальцы, или про то, как ему жрать хочется, так что теперь за это его к стенке? Да, тяжко нашему брату в этом случае. Попробуй калякни, что-нибудь не то о попах, или, не дай Бог, об истории наших предков, – того и гляди, под машину попадёшь, или в психушке окажешься. Загнали в рамки, и сиди в них не шевельнись. Тоже мне демократия, ничем не лучше Понтия Пилата. Сиди и пиши об инженерах, и тому подобных тружениках нашего зверинца. Чуть в сторону отойдёшь – не формат! или неформал, что в принципе одно и тоже. Нет свежего воздуха! Это, батенька, тебе не Париж. Это славянские казематы. Оттуда и все наши завывания. Да, и кто лучше нас описал страдания? Страдания не влюблённой девчонки, а целого народа. Я сейчас не имею в виду Библию, пророки, чай, в тюрьмах не прозябали. Я имею в виду Достоевского, Солженицына, и тому подобных уголовников. Вот какие институты нужно кончать, чтобы так писать. А я хоть и сижу в застенках, но у меня что: икру хочешь? – пожалуйста; коньяк хочешь? – пожалуйста. Так, про что же вы мне предлагаете писать? про толстого соседа-пожарника? про Сару Петровну из семнадцатой квартиры? или про Тузика с нашей помойки? Нет уж, увольте! Этого вы от меня не дождётесь. Шиш вам, а не Тузик! Пускай живёт бедная собачка, а то выдумали топить собак, или под поезд их совать, и потом учат этому детей, тоже мне гуманисты хреновы! Таких гуманистов самих топить надо, потому как в последнее время детских литераторов расплодилось ничуть не меньше тех самых Тузиков. Ну, да ладно, не будем о плохом. Нужно работать. А вот и моя пришла, неужели уже вечер? Ниночка! Любимая! я тут, в кабинете работаю».
– Любимый привет. Не поверишь, кого я сегодня утром встретила. Представь себе такую картину: Утро. Все спешат на работу. Хмурые и сосредоточенные лица прячутся от мороза, как улитки в раковинах, и лишь один молодой и, довольно, симпатичный мужчина, идущий против течения, выделяется из этой будничной суматохи. Как ты думаешь, кто это?
– Так, так, так, любимая подожди, я кое-что запишу. Мне пришла в голову хорошая идея. А ты сама знаешь, что значит для писателя миг озарения, так сказать, вдохновения.
[Скрыть]Регистрационный номер 0099001 выдан для произведения:
«С чего же начать мне своё произведение? Быть может с описания природы или какой-нибудь местности? Например: – «Молодоесолнышкозимнегоутра играло перламутром на обындевевшем здании из красногокирпича». Тьфу! ты, аж самому тошно. Тоже мне поэт нашёлся. Пастернак хренов! Нет, здесь нужно по-другому. Допустим так: – «В обычный четверг обычного утра на тротуар Васильковской улицы ступила нога главногоинженера краностроительного завода». Тьфу! ты, мать твою, перемать. Это же надо, какую-то ногу инженера всунул, тогда уж лучше копыто – есть, где разгуляться. Нет, батенька, нет, тут нужно, что-то пооригинальней, что-то такое, чего ещё ни у кого не было. Плохо то, что уже всё было. А что если так: – «Колючим морозом встретило зимнее утро молодого мужчину в коротком пальтишке и с шарфом а-ля Бендер». Тьфу! ты, как же тошно писать, и думать, что это уже кто-нибудь написал. Как хорошо было в этом случае первооткрывателям, тому же Шекспиру или Сервантесу – пишешь, и знаешь, что до тебя ещё никто здесь не писал, ха-ха! и не какал. А так, то туда влезешь, то там вляпаешься! хорошо, если вляпаешься в посредственное дерьмо – это ещё пол беды, но уж если влез в талантливые «испражнения» то, сколько бы ты после этого не мылся, не отмоешься, такая у нас, у писателей, доля. Да и не только у нас: взять хотя бы музыкантов или режиссёров – все то же! те же грабли. «Биттлз» – О-го-го! Чарли Чаплин – О-го-го! А, что «Биттлз»? что Чарли Чаплин? – в нужное время в нужном месте, и больше ничего! Чем я хуже, ну допустим, Гоголя? Ну, пускай, не Гоголя, а Достоевского, например? Нет, на Достоевского я не похож, у того слишком мрачноватый стиль – не мой, у меня стиль ближе к Тургеневу, или даже к Пушкину! Его «Капитанская дочка» ничем не лучше моей «Калужской девственницы», а в некоторых местах даже хуже. Конечно, он в поэзии мастак, тут не поспоришь, но в прозе он ничем не лучше меня – это факт, а то и хуже. А все мы прекрасно знаем, что поэзия – это для дилетантов, и не более. Что такое поэт? это что профессия или что? Все мы поэты, в какой-то мере. Я тоже, когда-то стихи писал про любовь-морковь, про розы-морозы, одним словом – детский лепет, и не более. Тогда как проза – это уже зрелый продукт, требующий к себе особого внимания. Так вот, к чему это я? А к тому, что если бы мои произведения увидел бы девятнадцатый век – я был бы гений! а так я всего лишь на всего Костик Савочкин, посредственный писатель и неудавшийся журналист. Но ничего, мои произведения ещё увидят свет, их ещё ждёт слава и успех, а моё имя займёт достойной место не только в русской, но и в мировой литературе. И это не пустые слова. Пускай, не при моей жизни, пускай, после – но фамилия Савочкин будет сверкать на страницах энциклопедий. Это уж я знаю. Так как же мне начать? А начну я так: – «Молодой человек шёл по заснеженному тротуару. Утренний мороз скукожил его осанку и обжигал свежевыбритый подбородок». – Тьфу! ты паскуда такая, и это никуда не годиться. Молодойчеловек – я бы этому молодому человеку ноги бы поотрывал: какой час мне уже мозги парит. А ещё говорят, что всех своих героев нужно любить. Как же любить, когда он, паскуда, не хочет свой нос наружу казать. «Карету ему подавай, видите ли, карету!». Где же взять это чёртово вдохновение? Какое может быть вдохновение, когда соседи, если не один, так другой обязательно что-то заколачивают, вбивают, топают – не соседи, а горные козлы! Да, для писателя уединение очень важно. Вот, Толстой был везунчик, право, пиши не хочу. А тут хоть вешайся. «Поляну мне, Ясную поляну!» – вот тогда бы я развернулся. Я бы не то что «Войну и мир», я бы Карла Маркса вместе с Владимиром Ильичом переплюнул бы. А тут если не соседи, так жена: «Вот у Машки муж! Вот у Глашки муж! И деньги в дом, и в постели не гном». А я, видите ли, тунеядец и неудачник! Да, Чехову бы такую жену, посмотрел бы я тогда на него. Он не то что бы «Вишнёвый сад», он бы и «Моськи» никакой не написал. А мне приходится не только выслушивать в свой адрес разные гадости, но и творить, творить, не смотря ни на что! «Морозное утро сказочными мазками разукрасило витрины Васильковскойулицы» – так, так, так, это уже что-то. Хотя, нет: сказочные мазки – это пошло и безвкусно. Нет, не то. А если: – «Васильковская улица с наступлением зимы замедляет пульс своих артерий» – нет! не то. Не то, Савочкин, не то. Где же моё: Ай, да Савочкин, ай, да сукин сын! Вот, взять, к примеру, Шолохова, творил во времена гражданской войны, и тому подобной суматохи, и хоть бы хны: такой шедевр отгрохал. А тут на первой строчке, будто обухом по голове. Нет страстей в моей жизни, живу словно в бочке. Ни влюбиться, ни напиться, ни подраться – не жизнь, а тюрьма! Для творческого человека это смерти подобно. Что я могу написать, ежели я кроме этих стен ничего больше не вижу. Вот вижу в окно нашу Васильковку – и пишу. Да, дожил. Раньше жил, а сейчас? Сейчас я существую, и не более. Да, окунуться бы сейчас с молоденькой во все тяжкие, тогда, глядишь, и полезло бы из меня всё то, что накипело. А так, на свою посмотришь – и выть хочется. А когда-то ревновал, посуду бил – страсти кипели! А сейчас, ходит, как Фёкла! нет, чтобы расправить плечи, выпрямить осанку, поднять голову, наконец! – а так, кто на неё посмотрит? к кому её приревновать? В том-то и дело, что не к кому. Это вам не Гончарова – из-за неё под пули не полезешь, отсюда и вдохновения нет. А без вдохновения нашему брату никак нельзя. Эх, если бы напиться можно было – так и это нельзя, здоровье не позволяет. Вот, Высоцкий – нажрался, повалялся по притонам, а потом хлобысь! и песенка готова. Носят на руках, восхваляют, а за что, спрашивается? За песенку о спортсменах! О-хо-хо-хой. А всё потому, что первый взял гитару. Да, правды мало в жизни, а несправедливости хоть отбавляй. Тут сидишь, паришься над одной строчкой, а кто-то чихнул, и на тебе – получай флаг в зубы! Тот же Гоголь, фольклорные побасенки содрал, – и получай признание! Вот, за такое всенародное воровство, он и сморил себя голодом. Стыд, батенька, и не то с людьми делает. Красть чужие идеи мы все умеем, а вот потом с этим жить – ни каждый может. То-то и вешаются через одного, или под пули прыгают. Мне-то не знать, сам когда-то так подрабатывал: до пуль не дошло, но рёбра хорошенько помяли. Так, не будем о плохом. Нужно работать. Так, поехали: – «Молодой человек средних лет ступил на обледеневший тротуар Васильковской улицы» – нет, не то! на фельетон смахивает. Мне только Зощенко не хватало. Что там с ним сделали? расстреляли, кажись. Сколько ни за что, ни про что нашего брата угрохали, и ладно бы за что-то дельное, а то так – за какую-то писульку. Ну, написал он про жирные пальцы, или про то, как ему жрать хочется, так что теперь за это его к стенке? Да, тяжко нашему брату в этом случае. Попробуй калякни, что-нибудь не то о попах, или, не дай Бог, об истории наших предков, – того и гляди, под машину попадёшь, или в психушке окажешься. Загнали в рамки, и сиди в них не шевельнись. Тоже мне демократия, ничем не лучше Понтия Пилата. Сиди и пиши об инженерах, и тому подобных тружениках нашего зверинца. Чуть в сторону отойдёшь – не формат! или неформал, что в принципе одно и тоже. Нет свежего воздуха! Это, батенька, тебе не Париж. Это славянские казематы. Оттуда и все наши завывания. Да, и кто лучше нас описал страдания? Страдания не влюблённой девчонки, а целого народа. Я сейчас не имею в виду Библию, пророки, чай, в тюрьмах не прозябали. Я имею в виду Достоевского, Солженицына, и тому подобных уголовников. Вот какие институты нужно кончать, чтобы так писать. А я хоть и сижу в застенках, но у меня что: икру хочешь? – пожалуйста; коньяк хочешь? – пожалуйста. Так, про что же вы мне предлагаете писать? про толстого соседа-пожарника? про Сару Петровну из семнадцатой квартиры? или про Тузика с нашей помойки? Нет уж, увольте! Этого вы от меня не дождётесь. Шиш вам, а не Тузик! Пускай живёт бедная собачка, а то выдумали топить собак, или под поезд их совать, и потом учат этому детей, тоже мне гуманисты хреновы! Таких гуманистов самих топить надо, потому как в последнее время детских литераторов расплодилось ничуть не меньше тех самых Тузиков. Ну, да ладно, не будем о плохом. Нужно работать. А вот и моя пришла, неужели уже вечер? Ниночка! Любимая! я тут, в кабинете работаю».
– Любимый привет. Не поверишь, кого я сегодня утром встретила. Представь себе такую картину: Утро. Все спешат на работу. Хмурые и сосредоточенные лица прячутся от мороза, как улитки в раковинах, и лишь один молодой и, довольно, симпатичный мужчина, идущий против течения, выделяется из этой будничной суматохи. Как ты думаешь, кто это?
– Так, так, так, любимая подожди, я кое-что запишу. Мне пришла в голову хорошая идея. А ты сама знаешь, что значит для писателя миг озарения, так сказать, вдохновения.
Интересно и с юмором написано, а главное необычно - все терзания и поиск вдохновения.))Удачи вам в поиске столь желанной и необходимой музы - вдохновения!!!