Помочь сайту
Поздравления
Враг уничтожен. Часть 10. Камрад в СИЗО.
12 декабря 2015 -
Виктор Костильбург
Репортёр криминальной хроники Дэн Писарчуков, будучи при жизни, знал толк в извращениях.
В ванной комнате, где он претворял свои фантазии в жизнь, было вмонтировано несколько видеокамер, чтобы вести съёмку одновременно с разных ракурсов. После того как в его липкую интернет-паутину попадал очередной мальчик или девочка, Дэн тщательно редактировал порнофильм и долгое время наслаждался им в ночной тиши одинокой комнаты. Журналист возбуждался раз за разом, покрывался пОтом от сладострастия и яростно теребил свою крайнюю плоть. Иногда он не выдерживал и громко вскрикивал, не в силах сдержать эмоции разбушевавшегося естества. Этот процесс доставлял ему не меньшее удовольствие, чем реальное прикосновение к юным нежным телам.
— Дэн, у тебя всё хорошо? — обеспокоенно спрашивала старая мать из соседней комнаты, просыпаясь от ночных криков сына.
— Мне хорошо, мама, очень хорошо, — отвечал он дрожащим голосом и шёл мыть липкие руки.
Последний ролик он смонтировать не смог.
Это сделали за него специалисты из убойного отдела уголовного розыска. Картинка получилась хорошей: известный активист «Оккупай-педофиляй» камрад Ураган во всей красе гомофобии и с энтузиазмом цветущей молодости, вливал литр за литром урину в рот несчастного хроникёра.
***
Камрад Ураган шёл по гулкому коридору следственного изолятора.
Слева сплошная стена, выкрашенная в грязно зелёный цвет масляной краской. Справа вереница из стальных дверей камер также грязно-зелёных, но облупленных от частых ударов по ним ключами.
Перед тем как о чём-нибудь оповестить население «хаты», каждый попкарь считает своим долгом врезать ставшими такими родными за годы службы ключами по клёпаной обшивке двери. Кому не жалко обувь, колотят вдобавок ногами.
— Подъём! — удар в дверь.
— Прогулка! — многострадальная дверь содрогается от колотушек и лягания контролёра.
— Обед! — опять грохот железа.
Ураган морщит брезгливо нос.
Хронический запах кислой капусты, из которой варят баланду, напоминает блевотину. Он въелся в стены и его можно истребить только стерев с лица земли здание следственного изолятора. Но, казалось, и над ровным местом, на котором стоял СИЗО, будет витать кисло-блевотный аромат зэковского обеда.
Впереди шаркает ногами жирный прапорщик-ключник. Китель явно маловат. Обтягивает его жирные плечи. Брюки тоже не по размеру, вшит клин, чтобы в них поместилась необъятная задница.
Сзади неслышно следует «кум», то есть оперуполномоченный, капитан Добролюбов с папочкой в руках, по прозвищу Хитрый.
Он среднего роста, среднего веса, среднего возраста, среднего характера. Не добрый и не злой. Глаза тоже что-то среднее между серостью и зеленоватостью. Грязненькие.
Не светлые и не тёмные русые волосы. Он весь средний с ног до головы. Даже выражение лица среднее. Не понять, то ли он думает о чём-либо, или озабочен.
Ураган тащит подмышкой матрац с завёрнутыми в него спальными принадлежностями и кружкой. На ногах «коцы», тюремные кирзовые ботинки без шнурков. Сам он одет в застиранную робу. Даже нижнее бельё сменили, выдав солдатские кальсоны и «чапаевку».
Спецпост. Особые порядки.
— Пришли, — сообщил жирный ключник и остановился напротив камеры, на которой красовалась трафаретная белая цифра «117».
Не изменяя своим привычкам, он саданул ключами по двери. Только потом отодвинул первый засов, затем второй. Снял навесной замок, воткнул длинный ключ и открыл внутренний.
С натугой распахнул массивную дверь и гаркнул:
— Ахмет, принимай пополнение!
В полумраке камеры светились ненавистью глаза, глядевшие на Урагана.
Заныло под ложечкой от предчувствия смертной тоски.
Выглянул Ахмет. Это был дагестанец борцовского телосложения в спортивном трико с лампасами и красных кроссовках. Щетинистая борода на лице. Гладковыбритый череп. Он вопросительно взглянул на тихо стоящего в сторонке Хитрого. Тот, отвечая на немой вопрос, закрыл глаза и утвердительно кивнул головой. Ахмет крякнул от удовольствия и потёр руки.
— Встал лицом к стене! Ноги шире плеч! — приказал прапорщик.
Ураган упёрся руками в стену и широко расставил ноги.
Прижал обломок безопасной бритвы, так называемой «мойки», языком к нёбу во рту. Про этот способ рассказал Резак, уже отмотавший срок и почерпнувший опыта тюремного выживания.
«Мойка всегда пригодится, — учил он соратников. — Мойкой ты можешь вскрыть себе вены чтобы уехать на больничку. Можешь проехаться ей по сонной артерии вражины, если припрёт вкрай. В общем, мойка — хорошее оружие, если умеешь им пользоваться».
И они тренировались. Прятали во рту. Учились быстро доставать, не повредив себе губы, выталкивая её изо рта на кончике языка. Резали свиную тушу, доводя движения до автоматизма. Пришло время, и эта наука пригодилась.
Ключник произвёл поверхностный шмон: наскоро похлопал по рукам, подмышками, по ногам, потрогал яйца, а вдруг там что-нибудь привязал?
Потом вспомнил старую зэковскую привычку проносить деньги в анусе, скрутив их в трубочку и, запаяв в целлофан.
— Снимай штаны, — пропыхтел ключник.
Ураган задумался.
— Снимай, тебе говорят! — прапор отстегнул резиновую дубинку с пояса.
Нацик спустил тюремные шхеры.
— Присел три раза! — опять скомандовал попкарь.
Ураган сделал три приседания.
— Повтори! Глубже садись!
Камрад нехотя повторил, но в полный сед.
Насельники хаты, наблюдавшие за всем сквозь приоткрытую дверь заволновались.
— Мамой клэнусь! Какой ж...па! — послышалось оттуда. — Пэрсик! Гы-гы!
— Заходи, — подтолкнул в спину попкарь.
Ураган шагнул вперёд.
В нос ударил спёртый прокисший воздух. Только одна тусклая лампочка светилась над проёмом двери в углублении, защищённая от зэковских посягательств толстым стеклоблоком. За столом, играя в нарды, сидело несколько человек солидного возраста с животами-бурдюками. Пять кавказцев помоложе застыли в напряжённых позах у двери. Прямо напротив камрада стоял Ахмет, местный авторитет, и ухмылялся.
Все нерусские. Дагестанцы. Звериная хата.
— Слышь, я тебя где-то видел, — сказал Ахмет. — Вот только не могу вспомнить. Не подскажешь, а?
Аксакалы перестали швырять зарики за столом и уставились на Урагана. Тот молчал. Ахмет деланно хлопнул себя ладонью по лбу и воскликнул:
— Вспомнил! Ты ж с Резаком педофилов ловишь, да? На ютубе ролики видел! Ага. Крутой!
Ураган не отвечал.
— Чё вы там про кавказцев базарите, а? Кавказ рулит! Повтори мои слова!
Ураган сжал зубы и испепелил неруся презрительным взглядом.
Ахмет что-то гаркнул на своём птичьем языке. Молодой даг, который сидел на втором ярусе нар напротив дверей, встрепенулся и сделал резкое движение рукой. Железная миска, остро отточенная вкруговую, со свистом рассекла воздух и ударила камрада в голову. Тутовик успел сделать шаг назад, смягчил удар и это спасло его. Кровь хлынула из раны. Кожа развалилась, и рубец от уха до подбородка изуродовал молодое лицо. Тут же стоявшие у дверей волчата стаей набросились на Урагана, повалили на цементный пол и начали усердно топтать, толкаясь и мешая друг другу. Желание отличиться перед Ахметом было непреодолимым.
Истекающий кровью Ураган лежал ничком, закрыв руками голову и поджав колени к животу. Невзирая на многочисленные удары, он сознание не потерял. Было больно, но ясность мысли не исчезла. Били непрофессионально и суетливо. Но долго он так не продержится, и Ураган это понимал. Нацик поднёс ладонь ко рту и достал бритву. Потом вцепился мёртвой хваткой в ближайшую ногу, задрал штанину и стал с остервенением полосовать ахиллесово сухожилие.
Дикий вопль раненого кавказца разорвал тюремную тишину. Урагана схватило сразу несколько рук и попытались его оттащить. Но последнее отчаяние придаёт человеку такие силы, про которые он даже сам не подозревал в предыдущей жизни. Нацик пилил мойлом ногу дага невзирая на боль оттого, что ему пытались порвать рот и выдавить глаза, и не обращая внимание на душераздирающий крик. Скорее наоборот, вой врага придавал ему дополнительные силы и мотивацию.
Послышался звук отодвигающейся заслонки «глазка» двери. Кто-то внимательно наблюдал за происходящим в камере. Потом глазок закрылся.
Через несколько минут раздался удар ключами:
— Что там происходит?! Прекратите немедленно!
Но подследственные не обращали внимания на реплики контролёра. С одной стороны, пресловутый кавказский азарт, с другой — яростная любовь к жизни русского человека, которые не хотели уступать друг другу. Комок человеческих тел, матерясь и изрыгая проклятия, катался по кровавому полу. Кто-то засунул пальцы в рот Урагана, с целью порвать его от уха и до уха. Но молодые челюсти щёлкнули и острые зубы нациста отсекли мизинец неудачника. Теперь уже выли дуэтом. Высоким голосом свежей боли один из сынов гор переживал потерю мизинца, и поглуше, уже несколько ослабевшим, даг с разлохмаченным ахиллесом.
— Первый, первый, я третий. В сто семнадцатой массовая драка, есть раненые. Вызываю наряд!
В коридоре послышался топот сапог, к которому примешивался стук доспехов из кевлара и щитов ведомственного спецназа. Дверь камеры распахнулась и граната со слезоточивым газом влетела вовнутрь. Потом дверь опять захлопнулась. Белый туман наполнил хату. Все моментально растянулись на бетоне, глотая воздух живительной прослойки в несколько сантиметров, которая образовалась между полом и клубами ядовитого дыма.
Только Ураган не отпускал ногу своей жертвы. Выплюнув мизинец изо рта, он перепилил сухожилие и принялся за икроножную мышцу. От новой острой боли дагестанец взвизгнул, но глотнув при этом полной грудью газ с весенним названием «Черёмуха», потерял сознание.
Спустя некоторое время, дверь опять открылась и отважные спецназовцы в противогазах, касках и вооружённые удлинёнными штурмовыми дубинками, сомкнув щиты, как римские легионеры, вошли в камеру.
Беззлобно и методично бойцы стали осыпать ударами насельников хаты, валявшихся на полу. Больше всех доставалось Ахмету, наверно, за его красные кроссовки, что говорит о его поклонении футбольному клубу «Анжи». А все сотрудники пеницитарноой системы традиционно болеют, как всем известно, за «Динамо».
Постучав с полчаса по почкам и отсушив суставы, зэков в синяках и кровоподтёках, как мешки с дерьмом выкинули на коридор.
Скромно стоявший в сторонке Хитрый, подошёл к Ахмету, который лежал скорчившись и держался за пах. Кум склонился над ним и укоризненно спросил:
— Ну, что же ты так, Ахмет?
— Я его домовую книгу еб…л, начальник, — прошептал тот разбитыми в кровь губами. — Дай мне его. Клянусь, п…дорасом сделаю! — сказав это, он обессилено закрыл глаза на своём опухшем от соприкосновения с дубинками лице.
Потом кум отыскал Урагана и поинтересовался:
— Эй ты живой?
— Да, — ответил нацик, отнимая руки от головы.
— Встать можешь? Пошли!
Ураган с трудом поднялся.
— Вот это, бл…дь, пластическая операция, — изумился кум, рассматривая лицо нацика. — Полотенце дайте!
Жирный ключник протянул вафельное полотенце, изъятое в камере.
— На, прижми к щеке. Пошли в оперчасть.
Ураган с трудом пошёл вслед за капитаном Добролюбовым.
***
Когда вошли в оперчасть, Хитрый сделал знак рукой, чтобы контролёры, сопровождавшие их, вышли.
— Присаживайся, — предложил он нацисту.
Тот сел, прижимая к лицу полотенце, которое уже насквозь пропиталось кровью.
Хитрый внимательно смотрел на него некоторое время.
— Что-то быстро ты поссорился с сокамерниками, — сказал он задумчиво. — А ведь тебе примерно полгода сидеть с ними до суда. Если не больше, — он сделал паузу.
— А в другую хату? — спросил Ураган.
— А что толку? — пожал плечами кум. — Переведут от дагестанцев к таджикам. Тебе от этого легче станет?
Тутовик ухмыльнулся и отрицательно покачал головой:
— Нет.
— Но, любую проблему при желании можно решить. Только это самое желание нужно как-то во мне разбудить, — сказал Хитрый монотонным голосом.
— Понял. Сколько? — спросил Ураган.
— Сто, — просто ответил Хитрый.
— Наших? — не понял нацик.
— Евро.
— Круто! — присвистнул Ураган.
— Мы ценим твою жизнь, и прости, твою же ж…пу. И, кстати, там я заметил, что у одного твоего сокамерника пальца на руке не оказалось. Ты не знаешь куда он подевался?
— Нет, — ответил Ураган.
— А я знаю, ты откусил. И это он подробно, при моём желании, напишет в заявлении, а другие подтвердят. А это новая статья. Так что, — миролюбиво добавил Хитрый, — сто кусков нормальная сумма исходя из того, что ты натворил и что тебя ожидает.
— Надо поговорить с Резаком, — мрачно сказал камрад.
— Звони, — кум протянул ему мобильник. — Пусть Пуришкевич свяжется со мной. Как деньги будут внесены — посадят в хату к скинхедам и телефон всегда будет у тебя. А пока будешь сидеть в транзитном боксике один. Трое суток. Больше не могу.
— А гарантии, что не кините, как лоха? — недоверчиво спросил Ураган.
Капитан придвинулся к нему и заглянул в глаза:
— У нас здесь не просто следственный изолятор, а своего рода коммерческая организация. Подрыв репутации приведёт к уменьшению доходов. Да, и выбора у тебя, согласись, нет.
— Это точно, — сказал Ураган, набирая номер Резака. — Алло, Резак! Один четыре! Это я, Ураган!
Рейтинг: 0
539 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
