КРУГОСВЕТНОЕ ПЛАВАНИЕ- Главы 1,2.3 - повесть
1. КАК ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ
Обсуждение в курилках гальюнов учебного корпуса новости о том, что штурманский факультет моего Высшего Военно-Морского училища, весной отправляется в кругосветное плавание, началось где-то в середине зимы.
Я, курсант третьего курса штурманского факультета, полностью подходил под объект этой военно-морской травли, но погрузился в эту новость одним из самых последних.
В отличие от обычной горластой говорильни на всякие обожаемые мужиками темы - от перечня выпитого вчера, до заковыристых капризов знакомых девушек, травля про поход, обсуждалась шёпотом, так как над этим витал гриф совершенной секретности.
Для курсантского устного телеграфа, в те времена, никаких грифов не существовало. Надо было только понижать голос до шёпота и постоянно оглядываться, чтобы вовремя заметить очередного подкрадывающегося «стукача», каждого мы знали не только в лицо, но и по фамилиям.
Как уж случилось, что курсантский телеграф донес эту жгучую и завистливую новость, сначала на артиллерийский, а затем и на минно-торпедный факультеты, остается загадкой до сих пор. А вот наш штурманский факультет, который и должен был стать героем похода, был окружен информационным вакуумом.
Мы тридцать пять штурманов, все до одного кандидаты в будущие училищные герои, о грядущих днях нашей славы, а значит и справедливого гнева всех остальных обделённых, ничего не знали. «Подумаешь», думали обделённые – «сподобились загранки!?». Поэтому ничего нам не говорили назло.
2. «ШИЛА В МЕШКЕ НЕ УТАИШЬ!»
Но, по словам директора моей школы Гуревича – «Шила в мешке не утаишь!». Так он объяснял на общем собрании школы нам десятиклассникам, что девочка Лена из соседней школы, забеременела от ученика нашей же школы – «подлеца» Акопяна, моего хорошего приятеля, между прочим.
Так как я оказался последним, кто узнал о героических похождениях «дружбана», то дал сильную обиду на него. А когда я узнал, что на интимные встречи с Леночкой сидеть в шифоньере и подглядывать, этот самый Акопян приглашал Женьку, я обиделся очень – «Почему Женька, а не я?».
Женькино подглядывание, а по современному «ля мур а труа через замочную скважину», закончилось в дальнейшем женитьбой Женьки на Леночке вместе с её ребёночком от «подлеца» Акопяна отца. Возможно это перст судьбы! Кто знает, что было бы со мной и с Леночкой если бы в шифоньере сидел и подглядывал я? Молодые люди! Подглядывать нельзя, а то, потом возможно, надо будет жениться на объекте подглядывания, а вам, например, не хочется?!
Как оказалось по ходу дальнейшей жизни, мой директор школы, с прозвищем «нос» или «паяльник», был прав, когда говорил, что все тайное обязательно становится явным - поздно или рано! Как в случае со школьницей Леночкой.
3.ДИРЕКТОР ШКОЛЫ ПО ПРОЗВИЩУ «НОС»
(можно пропустить)
Ещё немного о директоре. Прости читатель, накатывают на меня воспоминания далёкой юности. Директор был высокий, страшно худой человек. Ходил он по школьным коридорам, обязательно в черном костюме и черных же туфлях, высоко задрав голову, сверкая своими восточными глазами и часто шмыгая огромным носом. Природа постаралась над ним так, что нос бросался в глаза сразу. Он был огромным, бугристым и, почему-то, всегда мокрым, отсюда и шмыганье.
Как и полагается у учеников школы, директор имел прозвище «Нос». Это прозвище часто красовалось на брюках директора.
Делалось это так. На учительском стуле в зеркальном отображении мелом писалось это обидное слово. Директор, учитель истории, входил в класс, садился на стул и оп-ля – сзади на штанах четко отпечатывался «нос». Более того! Школьный хулиган Алик Решетников, по прозвищу «бандит», писал это слово на ладошке и ухитрялся прислонять её к директорскому пиджаку сзади. Эффект получался, как от стула.
В школьном коридоре на перемене начиналось представление. По коридору вышагивал директор, за ним толпой шли школьники, прыская в ладошки. Хождение по коридору, во главе с директором удивленным необычной тишиной на перемене, продолжалось до тех пор, пока эта тишина, не выбрасывала из кабинета женщину завуча.
Догадываясь о причинах, она, махнув рукой на субординацию, решительно утаскивала школьного начальника к себе в кабинет. Через мгновение она выскакивала и грозила школьным шалунам кулачком.
Другое прозвище «паяльник» употреблялось учениками для предупреждения опасности.
Когда на перемене, старшеклассники в уборной закуривали папиросы, а младшие стояли возле них и клянчили «оставить зубнуть бычок», если от входной двери раздавался предупреждающий крик «Атанда! Паяльник!», «бычки» немедленно тушились о ладонь, прятались в карман, с целью экономии курева, ширинки на штанах расстегивались, и у всех мальчишек на лицах появлялось выражения страшной озабоченности процессом опорожнения организмов.
Это не помогало. Директор входил быстрым шагом, нос его шмыгал и принюхивался, а руки были расставлены в стороны, чтобы удержать беглецов. Всякое слезливое объяснение – «Да я что …Да я не курил…!» не помогало. Герчиков всех записывал в свой кондуит, а записанного пацана ждала порка папиным ремнем, после беседы родителя в директорском кабинете.
Единственный, кто спокойно избегал этой экзекуции, был Алик, который просто из окна уборной на третьем этаже спрыгивал на землю. Проблемой для него было, как потом опять войти в школу, вход которой охранял сторож азербайджанец, по прозвищу Герасим. Прорваться мимо него не мог никто, а Алик мог. Отчаянный был парень. Потом стал хорошим спортсменом. Помогли прыжки из уборной!
Счастливое школьное детство, прости нас Гуревич!
1. КАК ВСЁ НАЧИНАЛОСЬ
Обсуждение в курилках гальюнов учебного корпуса новости о том, что штурманский факультет моего Высшего Военно-Морского училища, весной отправляется в кругосветное плавание, началось где-то в середине зимы.
Я, курсант третьего курса штурманского факультета, полностью подходил под объект этой военно-морской травли, но погрузился в эту новость одним из самых последних.
В отличие от обычной горластой говорильни на всякие обожаемые мужиками темы - от перечня выпитого вчера, до заковыристых капризов знакомых девушек, травля про поход, обсуждалась шёпотом, так как над этим витал гриф совершенной секретности.
Для курсантского устного телеграфа, в те времена, никаких грифов не существовало. Надо было только понижать голос до шёпота и постоянно оглядываться, чтобы вовремя заметить очередного подкрадывающегося «стукача», каждого мы знали не только в лицо, но и по фамилиям.
Как уж случилось, что курсантский телеграф донес эту жгучую и завистливую новость, сначала на артиллерийский, а затем и на минно-торпедный факультеты, остается загадкой до сих пор. А вот наш штурманский факультет, который и должен был стать героем похода, был окружен информационным вакуумом.
Мы тридцать пять штурманов, все до одного кандидаты в будущие училищные герои, о грядущих днях нашей славы, а значит и справедливого гнева всех остальных обделённых, ничего не знали. «Подумаешь», думали обделённые – «сподобились загранки!?». Поэтому ничего нам не говорили назло.
2. «ШИЛА В МЕШКЕ НЕ УТАИШЬ!»
Но, по словам директора моей школы Гуревича – «Шила в мешке не утаишь!». Так он объяснял на общем собрании школы нам десятиклассникам, что девочка Лена из соседней школы, забеременела от ученика нашей же школы – «подлеца» Акопяна, моего хорошего приятеля, между прочим.
Так как я оказался последним, кто узнал о героических похождениях «дружбана», то дал сильную обиду на него. А когда я узнал, что на интимные встречи с Леночкой сидеть в шифоньере и подглядывать, этот самый Акопян приглашал Женьку, я обиделся очень – «Почему Женька, а не я?».
Женькино подглядывание, а по современному «ля мур а труа через замочную скважину», закончилось в дальнейшем женитьбой Женьки на Леночке вместе с её ребёночком от «подлеца» Акопяна отца. Возможно это перст судьбы! Кто знает, что было бы со мной и с Леночкой если бы в шифоньере сидел и подглядывал я?
Молодые люди! Подглядывать нельзя, а то, потом возможно, надо будет жениться на объекте подглядывания, а вам, например, не хочется?!
Как оказалось по ходу дальнейшей жизни, мой директор школы, с прозвищем «нос» или «паяльник», был прав, когда говорил, что все тайное обязательно становится явным - поздно или рано! Как в случае со школьницей Леночкой.
3.ДИРЕКТОР ШКОЛЫ ПО ПРОЗВИЩУ «НОС»
(можно пропустить)
Ещё немного о директоре. Прости читатель, накатывают на меня воспоминания далёкой юности. Директор был высокий, страшно худой человек. Ходил он по школьным коридорам, обязательно в черном костюме и черных же туфлях, высоко задрав голову, сверкая своими восточными глазами и часто шмыгая огромным носом. Природа постаралась над ним так, что нос бросался в глаза сразу. Он был огромным, бугристым и, почему-то, всегда мокрым, отсюда и шмыганье.
Как и полагается у учеников школы, директор имел прозвище «Нос». Это прозвище часто красовалось на брюках директора.
Делалось это так. На учительском стуле в зеркальном отображении мелом писалось это обидное слово. Директор, учитель истории, входил в класс, садился на стул и оп-ля – сзади на штанах четко отпечатывался «нос». Более того! Школьный хулиган Алик Решетников, по прозвищу «бандит», писал это слово на ладошке и ухитрялся прислонять её к директорскому пиджаку сзади. Эффект получался, как от стула.
В школьном коридоре на перемене начиналось представление. По коридору вышагивал директор, за ним толпой шли школьники, прыская в ладошки. Хождение по коридору, во главе с директором удивленным необычной тишиной на перемене, продолжалось до тех пор, пока эта тишина, не выбрасывала из кабинета женщину завуча.
Догадываясь о причинах, она, махнув рукой на субординацию, решительно утаскивала школьного начальника к себе в кабинет. Через мгновение она выскакивала и грозила школьным шалунам кулачком.
Другое прозвище «паяльник» употреблялось учениками для предупреждения опасности.
Когда на перемене, старшеклассники в уборной закуривали папиросы, а младшие стояли возле них и клянчили «оставить зубнуть бычок», если от входной двери раздавался предупреждающий крик «Атанда! Паяльник!», «бычки» немедленно тушились о ладонь, прятались в карман, с целью экономии курева, ширинки на штанах расстегивались, и у всех мальчишек на лицах появлялось выражения страшной озабоченности процессом опорожнения организмов.
Это не помогало. Директор входил быстрым шагом, нос его шмыгал и принюхивался, а руки были расставлены в стороны, чтобы удержать беглецов. Всякое слезливое объяснение – «Да я что …Да я не курил…!» не помогало. Герчиков всех записывал в свой кондуит, а записанного пацана ждала порка папиным ремнем, после беседы родителя в директорском кабинете.
Единственный, кто спокойно избегал этой экзекуции, был Алик, который просто из окна уборной на третьем этаже спрыгивал на землю. Проблемой для него было, как потом опять войти в школу, вход которой охранял сторож азербайджанец, по прозвищу Герасим. Прорваться мимо него не мог никто, а Алик мог. Отчаянный был парень. Потом стал хорошим спортсменом. Помогли прыжки из уборной!
Счастливое школьное детство, прости нас Гуревич!
Галина Карташова # 11 августа 2014 в 19:39 0 | ||
|
юрий елистратов # 12 августа 2014 в 18:21 0 | ||
|