Записи Лютера Дактэ Глава 1

«Меня зовут Лютер Дактэ. Я писатель низкого профиля. Ну, не то, чтобы я сочиняю ужасные прозы. Скорее, мои книги не так хорошо раскупаются. Мне тридцать лет, я родился и живу в Лондоне. В городе, где практически всегда влажный воздух и бледное небо. Лондон – это не обычный город. Эта уникальная драгоценность мира. И мне очень повезло здесь родиться. Я живу в самом оживленном, в сердце Лондона – районе Сити. Это скажем так, город в городе, где есть свой лорд-мэр. На улице Чипсайд возвышается двухэтажное строение. В котором, я собственно и обитаю. Не далеко от меня стоит собор Святого Павла. Красивейшее произведение, сдержанное декоративное оформление, но интерьер, он поражает исполнением каждой детали.
Мой дом, не так прекрасен как собор Святого Павла. Обычный, из бурого кирпича, с кривой темно-зеленой крышей. Не то, чтобы крыша, износилась. Просто, архитектор, что задумал проект, убедил меня в том, что именно крыша, будет неким изящным мазком. Изюминкой, что станет не похожей на другие. И я согласился. Собственно, я не стараюсь смотреть на нее. Только изредка бросаю на нее взгляд, в зеркало заднего вида, когда отъезжаю от дома. Меня радует наличие массивной дубовой двери, с металлическим кольцом. И окна, выполненные во французском стиле – а-ля, широкие окна, в тонкой раме.
Интерьер и настроение внутри дома современный. Из прихожей, ведет ковровая дорожка в кухню. Просторная и очень светлая. Стены в широкую белую панель. Потолки выделанные лепниной, а полы кафелем, дымчатого оттенка. Посредине, стоит барный стол, со шкафчиком для напитков. Напротив плита, широкая столешница с встроенной керамической раковиной и пять навесных шкафов, черного цвета.
От кухни, дальше по коридору находиться гостиная. Наверно, самая уютная и теплая комната. На стенах панно горчичного цвета, мягкие шторы, которые делают комнату еще воздушней, и ковер, кофейного оттенка. В стену встроен камин, из бурого камня, с позолоченной рамой. Напротив два кресла, с меховыми накидками и кофейный столик. Справа, у окна, стоит стол, на высокой ножке, больше похожий на бокал, где умещается поднос с бокалами и двумя графинчиками с напитками. Нож для колки льда, и шкатулка с сигарами. Слева от камина, занимает место большой стеклянный шкаф с книгами. В гостиной я люблю отдыхать и не думать о работе. Просто сидеть у огня и курить сигару, цедя виски.
Затем следует еще одна комната. Я люблю эту комнату. Это мой кабинет. Комната небольшая, около двадцати метров. Но этого вполне достаточно чтобы вместился мой рабочий стол, кресло, компьютер. И книги. Очень много книг. Стеллажи тянуться, буквой Г, от двери. Оставшееся пространство занимает диван, на котором я иногда сплю, если мне лень, подниматься в спальню.
На второй этаж ведет лестница. Две спальни, одну из которых я занимаю. Вторую, держу для гостей. Хотя, сам себе удивляюсь. Какие гости могут у меня быть, кроме пыли, которая черт знает, откуда берется и мух, что влетают в окна. Спальня светлая, спокойных тонов. Широкая кровать, два прикроватных столика с торшерами и шкаф с зеркальными дверями. Также ванная комната и туалет. Большая круглая ванна, душевая кабинка. Чуть дальше тумба с раковиной, где я обычно держу аспирин и туалетные принадлежности. Зеркало, в деревянной раме, свисающее над раковиной. И столик, где стопкой лежат журналы и газеты.
Ну, вот собственно так выглядит мой дом изнутри. А теперь к сути.
Как я уже сказал, я писатель. И свойственно этой профессии, я делаю записи в тетради. Эту привычку я заимел с тех пор, как взял в руки перо. Но, одна запись не дает мне покоя. Вот уже на протяжении года, мне сниться один и тот же сон.
Город в огне. Горят дома, машины, люди. Искаженные лица, скоблят по грязному от чада, окнам, пытаясь вылезти. Некоторые из них, выпадают из окон. Они, зря надеются, что, приземлившись на асфальт, останутся в живых. Но, конец неизбежен. Летящие, вниз, они бьются головами об асфальт, и разбиваются. После с неба начинают падать камни. Каменный дождь, в дребезги разбивает машины, обрушивается на людей, оставляя от них кровавое месиво. Крики и плач, словно душный воздух, окутывает этот город. И среди этого города стою я. Я просто смотрю на это безобразие и ничего не делаю. Я совсем не пытаюсь спасти их. Просто стою, и на моих губах играет кровожадная улыбка. А глаза, кажется, они горят. А может, это просто языки пламени отражаются в моих зрачках. Триста шестьдесят пять дней в году один и тот же сон, и я ни на шаг, ни приблизился к чему-либо. Возможно, мои ноги слиплись с асфальтом, который раскалился и поднимал горячий воздух вверх, отчего тот бултыхался, словно вода в стакане. Но, почему я ничего не сделал? Почему, не попытался спасти их?
Просыпаясь, я задаю себе этот вопрос. И не нахожу ответа».
Лютер плеснул в бокал виски и двинулся в кабинет. Он плюхнулся в кресло и включил компьютер. Лютер долго смотрел в экран, после открыл Word и уставился в пустую страницу. Он сделал глоток виски и, отставив стакан в сторону, мягко опустил пальцы на клавиатуру. Лютер не сводил глаз с монитора. Пальцы отказывались печатать, потому, как в голове было пусто. Только сон. Этот чертов сон!    
Он откинулся на кресле и потер подбородок. После снова придвинулся, и его пальцы затрещали по кнопкам.
 
 
«Город в огне. Горят дома, машины, люди. Искаженные лица, скоблят по грязному от чада, окнам, пытаясь вылезти. Некоторые из них, выпадают из окон. Они, зря надеются, что, приземлившись на асфальт, останутся в живых. Но, конец неизбежен. Летящие, вниз, они бьются головами об асфальт, и разбиваются. После с неба начинают падать камни. Каменный дождь, в дребезги разбивает машины, обрушивается на людей, оставляя от них кровавое месиво. Крики и плач, словно душный воздух, окутывает этот город. И среди этого города стою я. Я просто смотрю на это безобразие и ничего не делаю. Я совсем не пытаюсь спасти их. Просто стою, и на моих губах играет кровожадная улыбка. А глаза, кажется, они горят. А может, это просто языки пламени отражаются в моих зрачках. Триста шестьдесят пять дней в году один и тот же сон, и я ни на шаг, ни приблизился к чему-либо. Возможно, мои ноги слиплись с асфальтом, который раскалился и поднимал горячий воздух вверх, отчего тот бултыхался, словно вода в стакане».
Лютер откинулся на кресло. Он несколько раз прочитал написанное. Скорее, слизанное из черновика. Хотя, чем черт не шутит! Вдруг, эта книга станет бестселлером!
Он выключил компьютер и поднялся в спальню. За окном уже стемнело, и Лютер лег в кровать.
 
 
Дверь тихо проскрипела, и приоткрылась. После и вовсе распахнулась так, словно пропустила толпу народа. Затем кресло развернулось, и, пискнув, монитор компьютера загорелся. Невидимые пальцы набрали пароль, затем навели курсор на документ. Запись, которую недавно сделал Лютер, прокрутили вниз, и кажется, ухмыльнулись. После пальцы легли на клавиатуру, что было видно, как они прижимаются, и быстро зацокали по кнопкам.
«Я стоял среди этого хаоса. И не пытался помочь. Наконец, у меня возник интерес. И я сделал шаг вперед. Пепелище, сменилось убаюкивающей, какой-то райской картиной. Прямо перед моим носом простирался зеленый лес. Тропинка уводила меня вглубь, пока я не натолкнулся на скалу. Мне стало интересно, как из камней прорастает трава, а посередине стоит высокое зеленое дерево. Как корням удается, втиснуться в холодные и такие твердые известняки? Я, легко забравшись на скалу, ступил на ровную поверхность, совсем не похожую на угловатость скал, и подошел к дереву. У ствола была истинно женская фигура. А крона, была ее шевелюрой. Она шумела, от ветра, словно встряхивала волосами».
Кнопки перестали двигаться, и компьютер погас.
Лютер, слышал, как сквозь сон дребезжит телефон. Он сел на кровати, и покосился на сотовый, что катался по столу.
-   Да? – спросил он и зевнул. – Привет, Генри. Нет. Я давно встал. Просто работал. Да. Пишу. Уже несколько страниц. Я знаю. Все будет готово к сроку. – Лютер отключился. Он снова зевнул и спустился в кухню. Налил кофе и двинулся в кабинет. Сел в кресло и включил компьютер. Открыл документ и прокрутил текст.
-   Не помню, чтобы я это писал. – Протянул Лютер и сделал глоток кофе. – Может, моя голова была забита этим чертовым сном, что я попросту не помню, что писал? Кстати, о сне. – Он задумался. – Надо же. Мне сегодня ничего не снилось. Неужели болезнь моего годового сновидения отступила? – Лютер хохотнул. – Ну-ка, посмотрим. – Он прочитал строки. - «Он стоял среди этого хаоса. И не пытался помочь. Наконец, у него возник интерес. И он сделал шаг вперед. Пепелище, сменилось убаюкивающей, какой-то райской картиной». Сделал шаг? Надо же. Сделал шаг. Прошел целый год, а тут вдруг сделал шаг? Пора прогуляться. А то я давно не был на свежем воздухе. – Лютер вышел из кабинета и поднялся на второй этаж, в ванну. Принял душ. Надел твидовые брюки, дымчатого цвета, пуловер в цветную полоску и туфли.
Он вышел на улицу, глубоко вдохнув запах улицы. После глянул на свой автомобиль. Любимицу, раритет «Chevrolet impala 1967»  и улыбнулся. – Нет, хватит лелеять свои ягодицы, пора и ногам дать нагрузку. 
Лютер несколько часов бродил по улицам Лондона. Лицезрел собор Святого Павла, посетил музей мадам Тюссо, а также экспозиции полотен Леонардо да Винчи, Рафаэли, Микеланджело и т.д. Решил передохнуть в кафе, чьи столики стояли прямо на улице, под широким матерчатым навесом. Лютер сел за столик и заказал ледяной чай с лимоном и пирожное. Воздух был душным и влажным. Небо серым, даже прозрачным, откуда едва пробивалось солнце, и Лютер пожалел, что сейчас на нем нет, майки и шорт. Он откинулся на спинку плетеного стула и огляделся. Народ мирно жужжал, уплетая салаты и холодные напитки. После принесли заказ. Лютер сделал глоток и сморщился. Скорее оттого, что холод ударил по зубам, а не от удовольствия. Пирожное, казалось надутым шариком. А когда, Лютер отломил кусочек, пирожное сдулось и расплылось. Есть его уже не было особого желания, да и чай быстро нагревался. Лютер расплатился и двинулся дальше, проклиная духоту, отчего его брюки липли к ногам, а на лице и подмышках выступил пот. Ближе к четырем, он вернулся домой.
Одежду бросил на пол, и долго стоял под прохладными струями воды.
После спустился в кабинет, и сел перед компьютером. Лютер несколько часов гипнотизировал экран, с пустой страницей. Мысли совершенно не шли, и он сокрушенно выдохнул, поднявшись с кресла. Он ходил из стороны в сторону, ругаясь про себя. В голове была каша, и даже из этой каши, он не мог вытащить хоть одну, внятную мысль. Лютер плюхнулся в кресло и развернулся к полкам книг. Он оглядел их, остановив взгляд лишь на одной, что выделялась. Лютер достал книгу, в красном переплете и открыл, пролистав. Его первая книга, которая устроила фурор в писательском кругу. Лютер с любовью рассматривал страницы. Эта книга, о мужчине, что распадался подобно атомам, как в моральном, так и в духовном смысле. Книга построена на эмоциях, и те, кто хоть раз прочитал ее, задумывался о своей жизни. «Последний паззл». Лютер улыбнулся. Она заняла почетное место на полке, но не простояла и двух месяцев, как ее сменила какая-то дрянь Ричарда Уерла. «Путь в Филадельфию». Подумаешь, друзья путешествуют по миру, в поисках своего счастья. Лютер убрал книгу на полку и снова уставился в экран. Лютер писал много и обо всем. Он не придерживался особого стиля, видимо, поэтому он все еще до сих пор держался на плаву, но не так высоко, как ему хотелось бы. Выше головы не прыгнешь. А Лютер мечтал прыгнуть. Он скрыл документ и открыл папку «Собрание». На экране высветились несколько документов. Это была лишь половина из того, что он писал: «Протяни руку», «Последний паззл», «Полуденное солнце», «Сто одно приведение» и т. д.
Всеми ими, он гордился. Ведь, они были его детищами. Лютер поджал губы и вышел из стола. Поднялся в спальню и открыл окно. Шторы даже не пытались хоть как-то реагировать, на ветер. Который, кстати, отсутствовал. Лютер плюхнулся на кровать и задремал.
Дверь в кабинет снова тихо скрипнула и открылась. Все случилось, как всегда. Кресло развернулось, и невидимые пальцы легли на клавиатуру.
 
 
«У ствола была истинно женская фигура. А крона, была ее шевелюрой. Она шумела, от ветра, словно встряхивала волосами. Он обошел ее и прикоснулся, ощутив тепло. Но это тепло было не обычным, когда солнце согревает дерево, а человеческим. И под подушечками пальцев ощущалась мягкость, словно это была кожа. Мужчина отошел назад, внимательно оглядывая дерево. Там, где ствол сужался, а после расширялся, можно было предположить, что это голова. А оттуда тянутся ветки, подобные копне волос. Мужчина ухмыльнулся, и даже удивился.
Может, у дерева есть и лицо? Он снова подошел к ней, ухватившись пальцами за лист. Лист был твердым и непривычно зеленым, с волнообразными волокнами. Хотя, с другой стороны. Мужчина снова сделал шаг назад. Ничего в этом дереве необычного. Ну, возможно, оно не так прекрасно, и не так прямо, как природа задумала. Ну, и что? Одни, сказали бы – что оно уродливо. А мужчина, сказал бы, что оно совершенно.
Мужчина спрыгнул вниз и двинулся по тропе. Он услышал, как листва зашумела. Мужчина обернулся и замер. Дерево согнулось, словно его охватила боль. Там, где была ее голова, появились прорези, подобно глазам и рту. Рот широко открывался, словно кричал. Но мужчина не слышал крика, лишь боль и страх отражались на деревянном лице. Из глаз текли слезы. Мужчина понял, что это не просто слезы, а кровь. Капля за каплей, они падали на камень, оставляя на нем уродливые пятна. А когда их стало слишком много, то камень окрасился в бурый цвет. Дерево чуть ли не срывалось с места, расшатываясь в известняковом капкане. Мужчина попятился и на мгновение закрыл глаза. Когда открыл, перед ним стояло все то же дерево. Только оно не двигалось, даже не шумело. Камень был привычно серого цвета. Мужчина сглотнул, облизав сухие губы, и быстро пошел вдоль леса».
 
 
Лютер открыл глаза, лениво оглядывая комнату. В дверь настойчиво били металлическим кольцом. Он подпрыгнул на кровати, придя в себя. Сбежал вниз и распахнул дверь. На пороге, стояло дерево, в керамическом горшке. Лютер выглянул из-за двери, осмотревшись. Никого, кроме проезжающих мимо машин. Он втащил дерево в дом и оглядел его. Дерево имело, почти, что фигуру песочных часов. Там, где ствол сужался, а после расширялся, было подобие головы, откуда тянулись ветки, с неестественно зелеными листьями.
-   Как тебя сюда занесло? – спросил он дерево. – Кому вздумалось тащить дерево ко мне? Записку оставили бы. И куда мне тебя поставить? – он упер руки в бока. – Думаю, в гостиной тебе будет уютней. – Лютер взялся за ручки горшка и потащил в комнату, поставив его рядом с камином. – Вот так. Как твое имя? Могу я называть тебя Камелия? Ты не против? – Лютер улыбнулся и подошел к окну. Плеснул в стакан виски и сделал глоток. – Камелия. – Хмыкнул он и сел в кресло, закинув ногу на ногу. Он сидел несколько минут, разглядывая дерево. Блики пламени падали на ствол, отчего казалось, что дерево движется. Лютер поднялся с кресла и прошелся по комнате. – Камелия, знаешь, кто я? Я Лютер Дактэ, писатель. Представляешь? – он хихикнул. – Мой труд, это мой хлеб. А ведь, многие не ценят мой труд. Одни, сплошные недовольства. То редактору не нравится моя проза, то агенту подавай все в срок, видите ли, читатели заскучали, им нечего читать. И все это, крутиться вокруг меня. Представляешь? – Он повернулся к дереву. А знаешь, о чем я пишу сейчас? Конечно, тебе это покажется смешным, Камелия. Но я пишу о своем сне. То есть, я начал писать, а вот продолжение, оно словно само себя пишет. Это, сказать, меня немного пугает. Может, я схожу с ума? – Он присел на корточки перед деревом. Его глаза скользили по изгибам, более чем женственным. Пышная грудь, круглые бедра, осиная талия. И копна густых волос. – Камелия, я впервые вижу, чтобы дерево, так было похоже на женщину. Можешь, считать это комплиментом. – Рассмеялся Лютер и вдруг съежился. Он, как ему показалось, что-то почувствовал. Словно за спиной кто-то стоял, и дышал, тяжело и шумно. А после и вовсе навис над ним. Лютер сглотнул. – Камелия. У меня к тебе небольшая просьба. Все это конечно сказки. Но ты не могла бы мне кое-что сказать? Здесь, кроме нас еще кто-то есть? – Он сделал паузу. – Намекни как-нибудь. Пошевелись, или сбрось листок.
Дерево стояло неподвижно. Лютер поднялся и отвернулся. Слишком резко. Так он думал, застать того, кто стоял позади, Лютера, мог испугаться. Шелест разошелся по комнате, и Лютер задержал дыхание. Он медленно вполоборота обернулся и его взгляд упал на ковер, где лежал лист. Лютер содрогнулся. – Это ведь просто совпадение? – Прошептал он, и медленно подняв лист, пошел к стене. Шелест усилился. Крона затряслась, ствол захрустел. Лютер вжался в стену, хватая воздух ртом. Дерево с треском согнулось пополам, словно его охватила дикая боль. Там, где была голова, появились прорези, для глаз и рта. Рот раскрылся – перекосившийся то ли от страха, то ли от гнева. Лютер видел, как ствол раздувался, словно изо всех сил кричал. Но крика не было, лишь шелест листвы и треск. Лютер зажмурился, закрыв лицо кулаками. После медленно открыл глаза и посмотрел на дерево. Оно стояло, не двигаясь. Лютер раскрыл ладонь, и охнул. Листа, который он так сильно сжимал, не было. Значит, все это ему привиделось. Лютер медленно, по стеночке выскочил из гостиной и залетел в кабинет.
-   Это что-то. – Протянул он и сел в кресло. – Может, это сознание играет со мной?
Лютер открыл документ и оцепенел, вчитываясь в напечатанные строки:
«Он услышал, как листва зашумела. Мужчина обернулся и замер. Дерево согнулось, словно его охватила боль. Там, где была ее голова, появились прорези, подобно глазам и рту. Рот широко открывался, словно кричал. Но мужчина не слышал крика…»
-   Ну, это уже слишком! – вскрикнул он. – Я бы помнил, что написал это! Это просто невозможно! – Лютер схватился за голову. – Неужели, то, что пишется, происходит на самом деле?
Он выключил компьютер от сети и закрыл кабинет на ключ. Быстро вбежал по лестнице, гонимый страхом, снова столкнутся с деревом, и нырнул в спальню. Запер дверь и выдохнул.
-   Нужно успокоиться. Ведь, если у меня в руке не было листа, значит, мне все это привиделось. А значит, того, что было в гостиной, не существует. – Лютер лег на кровать. До утра оставалось всего три часа, и он с трудом уснул. 
Дерево шевельнулось, и лист, сорвавшись с ветки, медленно опустился на ковер. Невидимая струйка воздуха подняла лист вверх, и мягко подталкивая к камину, опустила его на пепел. Снова струйка воздуха и пепел, застелил лист, спрятав его от чужих глаз.
 
 
Лютер вскочил с постели, и смахнул со лба пот. Он глубоко выдохнул, прокручивая ночную галлюцинацию, и содрогнулся. Затрезвонил телефон.
-   Да? – Он посмотрел на часы – 12:28. – А, привет, Генри. Пообедать? Конечно. – Лютер двинулся в ванную. – Нет, давай где-нибудь в ресторане. Хорошо. Через полчаса буду.
Лютер принял душ и подошел к зеркалу, разглядывая себя. Овальное, чуть вытянутое лицо. Русые, с рыжиной волосы, небрежно лежат на голове. Лютеру всегда нравился беспорядок на голове. Иногда, он поднимал волосы вверх, доказывая этим, всем и себе, конечно, что он еще не такой старый пень. Что он все еще разбирается в моде и все еще привлекает внимание женщин.
Голубые глаза в объятиях светлых ресниц и бровей. Нос, чуть длинноват, но его это не портило. И полные губы. О, сколько раз эти губы сводили с ума женщин. А пальцы. Длинные и тонкие. Они, не только годились для печатания, но и еще кое для чего. Лютер был привлекателен во всех смыслах – будь то его внешность или характер. Он был интересным собеседником. Джентльменом и прекрасным любовником.
Он повернулся боком и обтянул халат. – Эти ягодицы меня уже пятнадцать лет не подводят. – Лютер хохотнул. Перед тем, как выбрать одежду, он открыл окно настежь и несколько минут, стоял, высунувшись почти наполовину. Погода, как всегда радовала, в том смысле, что духота вот уже неделю не спадала, безликое солнце, пыталось пробиться сквозь затянувшееся небо, а тучи, что в свою очередь, держали оборону, только хохотали.
Он переоделся в белую хлопковую рубашку и тонкие льняные брюки. Спустился вниз, заглянув в гостиную. Затем надел мокасины, перекинул через плечо сумку и вышел за дверь. Подошел к машине. У него создалось, ощущение, словно его потрепали по плечу, и он бросил взгляд в окно. Из окна, на него смотрело деревянное лицо. Кажется, оно скалилось. Лютер вздрогнул и, прыгнув в машину, надавил на газ.
Генри уже семь лет был агентом Лютера. За это время они сблизились, и их отношения по большей части были дружескими, нежели деловыми. Генри походил на итальянца, с присущей им внешностью. Черные волосы, зачесанные назад и прилизанные гелем. Длинный нос, густые брови и черные глаза. Он был худым и на голову ниже, Лютера. На пальцах сверкали перстни, а на запястьях золотые часы и браслет. Генри встретил Лютера на входе «Маленькой Италии». Итальянский ресторан, который дышал и жил цветами итальянского флага. Зеленые скатерти, красные салфетки и белая посуда. Шторы, которые также переплетались тремя цветами, струились и спадали на пол. Музыка, ароматы и вино, создавали те ощущение, будто в действительности это и есть та самая Италия, а не ее притворное отражение.
Мужчины сели за столик, и словно из земли, перед ними вырос гарсон.
-   Почему я не удивлен, что мы именно здесь обедаем. – Хмыкнул Лютер, изучая меню.
-   Ты же знаешь, как я люблю Италию.
-   Тогда почему ты живешь в Лондоне? – Лютер отложил меню.
-   Тот же вопрос я задаю сам себе.
-   Желаете, что-нибудь выпить перед обедом? – вежливо поинтересовался гарсон.
-  Да. «Нектар 1883», пожалуйста. И, - Генри заказал классическую пасту, и тортино с фруктами. Лютер предпочел пасту с морепродуктами, а на десерт кофейное сорбе.
-   Отличный выбор. – Кивнул гарсон и испарился.
-   Так о чем ты хотел поговорить? – Начал Лютер.
Генри выдохнул, встряхнув рукой. Браслеты звякнули.
- Как идут дела с книгой?
- Хорошо. Ты вроде уже спрашивал об этом.
- Сколько ты уже написал? – Генри подпер подбородок рукой.
Лютер смутился. Из всех страниц, что были в документе, он напечатал лишь одну.
- Не много.
- А точнее?
- Генри, - начал Лютер. Гарсон принес вино. Он услужливо разлил напиток по бокалам и удалился. – Ты же знаешь, что я, если сказал, что закончу книгу в срок. То так и будет.
- Я знаю и понимаю тебя. Но вот другие могут и не понять. Лютер. Ты замечательный писатель и отличный друг, но сроки. Я не могу их остановить. Если ты не сдашь книгу через три месяца, мне придется разорвать с тобой контракт. – Генри сделал жадный глоток вина. Лютер также отпил нектара.
-   Разорвать контракт. Но почему? Что такого могло случиться, что ты готов это сделать? – Не понимал он.
-   Послушай на этом рынке слишком много тех, кто умеет писать. И ты, как тебе сказать, - Генри вздохнул – тебя могут попросту заменить. В последнее время твои книги плохо расходятся. Это большая проблема. Я, конечно, не хочу для тебя такого исхода, как с Бравинским. Но. Ты должен постараться.
-   Бравинский, был бездарен. – Недовольно протянул Лютер. – Он писал вздор и то, что называли прозой, было обычной пустословной дрянью. – Гарсон расставил тарелки с пастой.
-   Бон аппетит. – Улыбнулся гарсон и удалился.
-   А ты смеешь меня сравнивать с ним. Я в шоке, Генри. Я ведь, не такая бездарность. Ты прекрасно знаешь. Просто сейчас у меня трудный период. Творческий кризис.
-   Лютер, я работаю на тебя, а не творческий кризис. Ты приносишь мне рукописи, и я их продаю. А ссылаться на кризис, это глупо. – Генри накрутил на вилку спагетти и отправил в рот. – Ладно. Потом поговорим. А сейчас ешь.
Лютер вяло ковырял в тарелке вилкой. О, том, что в его доме происходит нечто странное, он был уверен на сто процентов. Но, почему он?
-   Ты чего не ешь? – спросил Генри, уплетая пасту.
-   Что-то не хочется.
-   Обижаешь. – Протянул он. – Эта лучшая паста в Лондоне. – Генри вытер уголки губ салфеткой. – Может, расскажешь, что происходит?
-   Ты не поверишь в то, что я тебе расскажу.
-   Лютер, я твой агент. И я поверю во что угодно. Учитывая то, о чем ты пишешь. Ну, так?
-   Тогда, тебе придется поехать со мной.
Мужчины расплатились за обед и сели в машину. Через полчаса, они стояли на пороге дома. Лютер старался не поднимать глаза наверх. Мало ли, что он опять там увидит. Генри прошел в дом.
-   А у тебя ничего не изменилось.
-   Проходи в гостиную.
-  Разве что ты заимел дерево. С каких пор ты занялся садоводством? – ухмыльнулся Генри, разглядывая дерево.
-   Если бы. Посмотри на него внимательно и скажи, что ты видишь?
-   Дерево.
-   Нет, ты внимательно посмотри.
Генри изогнул одну бровь.
-   Да дерево. Обычное дерево в горшке. – Махнул рукой Генри. – Кстати, откуда оно у тебя? Я бы хотел себе такое заиметь.
Лютер испугался.
-   Нет, тебе лучше об этом не стоит говорить. – Он сбавил тон голоса. – Это не обычное дерево. Во-первых, как ты видишь, у ствола не типичная, для дерева форма, а женская.
-   Да? – протянул Генри, скорее, от сожаления, чем от удивления. Так как он совершенно не видел того, о чем говорил Лютер.  
-   Вот грудь, - Лютер водил руками над стволом, - вот талия, вот бедра. А здесь шея и голова. Видишь?
-   Лютер, и давно ты сидишь на этом?
-   На чем? – не понял он.
-   Это тебя надо спросить. Тебе же мерещиться деревянная баба.
-   Ты не понимаешь. Оно живое. Настоящее. Оно движется, как человек.
Генри вышел из гостиной.
-   Ты бы завязывал пить. – Осторожно протянул он.
-   Хорошо. Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Они прошли в кабинет. Лютер открыл страницу на мониторе.
-   Читай.
Генри быстро прошелся глазами по тексту.
-   О, это потрясающе! Это и есть твоя новая книга?
-   Да. То есть, нет. То есть я из всего, написал лишь половину страницы. А остальное. Остальное, книга пишет сама. – Заговорчески прошептал Лютер. Генри посмотрел ему в глаза.
-   Я рад, что твой кризис миновал. – Он поднялся с места. – Поэтому продолжай писать. Мне нравиться! – Генри похлопал Лютера по плечу. После посмотрел на часы. – О, мне пора. Все пока. А ты продолжай, ваяй!
Лютер бессильно выдохнул, когда за Генри закрылась дверь. Он вернулся в кабинет и сел за компьютер.
-   Хорошо. – Произнес он и начал печатать. 

© Copyright: Юлия Пуляк, 2014

Регистрационный номер №0230180

от 2 августа 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0230180 выдан для произведения: «Меня зовут Лютер Дактэ. Я писатель низкого профиля. Ну, не то, чтобы я сочиняю ужасные прозы. Скорее, мои книги не так хорошо раскупаются. Мне тридцать лет, я родился и живу в Лондоне. В городе, где практически всегда влажный воздух и бледное небо. Лондон – это не обычный город. Эта уникальная драгоценность мира. И мне очень повезло здесь родиться. Я живу в самом оживленном, в сердце Лондона – районе Сити. Это скажем так, город в городе, где есть свой лорд-мэр. На улице Чипсайд возвышается двухэтажное строение. В котором, я собственно и обитаю. Не далеко от меня стоит собор Святого Павла. Красивейшее произведение, сдержанное декоративное оформление, но интерьер, он поражает исполнением каждой детали.
Мой дом, не так прекрасен как собор Святого Павла. Обычный, из бурого кирпича, с кривой темно-зеленой крышей. Не то, чтобы крыша, износилась. Просто, архитектор, что задумал проект, убедил меня в том, что именно крыша, будет неким изящным мазком. Изюминкой, что станет не похожей на другие. И я согласился. Собственно, я не стараюсь смотреть на нее. Только изредка бросаю на нее взгляд, в зеркало заднего вида, когда отъезжаю от дома. Меня радует наличие массивной дубовой двери, с металлическим кольцом. И окна, выполненные во французском стиле – а-ля, широкие окна, в тонкой раме.
Интерьер и настроение внутри дома современный. Из прихожей, ведет ковровая дорожка в кухню. Просторная и очень светлая. Стены в широкую белую панель. Потолки выделанные лепниной, а полы кафелем, дымчатого оттенка. Посредине, стоит барный стол, со шкафчиком для напитков. Напротив плита, широкая столешница с встроенной керамической раковиной и пять навесных шкафов, черного цвета.
От кухни, дальше по коридору находиться гостиная. Наверно, самая уютная и теплая комната. На стенах панно горчичного цвета, мягкие шторы, которые делают комнату еще воздушней, и ковер, кофейного оттенка. В стену встроен камин, из бурого камня, с позолоченной рамой. Напротив два кресла, с меховыми накидками и кофейный столик. Справа, у окна, стоит стол, на высокой ножке, больше похожий на бокал, где умещается поднос с бокалами и двумя графинчиками с напитками. Нож для колки льда, и шкатулка с сигарами. Слева от камина, занимает место большой стеклянный шкаф с книгами. В гостиной я люблю отдыхать и не думать о работе. Просто сидеть у огня и курить сигару, цедя виски.
Затем следует еще одна комната. Я люблю эту комнату. Это мой кабинет. Комната небольшая, около двадцати метров. Но этого вполне достаточно чтобы вместился мой рабочий стол, кресло, компьютер. И книги. Очень много книг. Стеллажи тянуться, буквой Г, от двери. Оставшееся пространство занимает диван, на котором я иногда сплю, если мне лень, подниматься в спальню.
На второй этаж ведет лестница. Две спальни, одну из которых я занимаю. Вторую, держу для гостей. Хотя, сам себе удивляюсь. Какие гости могут у меня быть, кроме пыли, которая черт знает, откуда берется и мух, что влетают в окна. Спальня светлая, спокойных тонов. Широкая кровать, два прикроватных столика с торшерами и шкаф с зеркальными дверями. Также ванная комната и туалет. Большая круглая ванна, душевая кабинка. Чуть дальше тумба с раковиной, где я обычно держу аспирин и туалетные принадлежности. Зеркало, в деревянной раме, свисающее над раковиной. И столик, где стопкой лежат журналы и газеты.
Ну, вот собственно так выглядит мой дом изнутри. А теперь к сути.
Как я уже сказал, я писатель. И свойственно этой профессии, я делаю записи в тетради. Эту привычку я заимел с тех пор, как взял в руки перо. Но, одна запись не дает мне покоя. Вот уже на протяжении года, мне сниться один и тот же сон.
Город в огне. Горят дома, машины, люди. Искаженные лица, скоблят по грязному от чада, окнам, пытаясь вылезти. Некоторые из них, выпадают из окон. Они, зря надеются, что, приземлившись на асфальт, останутся в живых. Но, конец неизбежен. Летящие, вниз, они бьются головами об асфальт, и разбиваются. После с неба начинают падать камни. Каменный дождь, в дребезги разбивает машины, обрушивается на людей, оставляя от них кровавое месиво. Крики и плач, словно душный воздух, окутывает этот город. И среди этого города стою я. Я просто смотрю на это безобразие и ничего не делаю. Я совсем не пытаюсь спасти их. Просто стою, и на моих губах играет кровожадная улыбка. А глаза, кажется, они горят. А может, это просто языки пламени отражаются в моих зрачках. Триста шестьдесят пять дней в году один и тот же сон, и я ни на шаг, ни приблизился к чему-либо. Возможно, мои ноги слиплись с асфальтом, который раскалился и поднимал горячий воздух вверх, отчего тот бултыхался, словно вода в стакане. Но, почему я ничего не сделал? Почему, не попытался спасти их?
Просыпаясь, я задаю себе этот вопрос. И не нахожу ответа».
Лютер плеснул в бокал виски и двинулся в кабинет. Он плюхнулся в кресло и включил компьютер. Лютер долго смотрел в экран, после открыл Word и уставился в пустую страницу. Он сделал глоток виски и, отставив стакан в сторону, мягко опустил пальцы на клавиатуру. Лютер не сводил глаз с монитора. Пальцы отказывались печатать, потому, как в голове было пусто. Только сон. Этот чертов сон!    
Он откинулся на кресле и потер подбородок. После снова придвинулся, и его пальцы затрещали по кнопкам.
 
 
«Город в огне. Горят дома, машины, люди. Искаженные лица, скоблят по грязному от чада, окнам, пытаясь вылезти. Некоторые из них, выпадают из окон. Они, зря надеются, что, приземлившись на асфальт, останутся в живых. Но, конец неизбежен. Летящие, вниз, они бьются головами об асфальт, и разбиваются. После с неба начинают падать камни. Каменный дождь, в дребезги разбивает машины, обрушивается на людей, оставляя от них кровавое месиво. Крики и плач, словно душный воздух, окутывает этот город. И среди этого города стою я. Я просто смотрю на это безобразие и ничего не делаю. Я совсем не пытаюсь спасти их. Просто стою, и на моих губах играет кровожадная улыбка. А глаза, кажется, они горят. А может, это просто языки пламени отражаются в моих зрачках. Триста шестьдесят пять дней в году один и тот же сон, и я ни на шаг, ни приблизился к чему-либо. Возможно, мои ноги слиплись с асфальтом, который раскалился и поднимал горячий воздух вверх, отчего тот бултыхался, словно вода в стакане».
Лютер откинулся на кресло. Он несколько раз прочитал написанное. Скорее, слизанное из черновика. Хотя, чем черт не шутит! Вдруг, эта книга станет бестселлером!
Он выключил компьютер и поднялся в спальню. За окном уже стемнело, и Лютер лег в кровать.
 
 
Дверь тихо проскрипела, и приоткрылась. После и вовсе распахнулась так, словно пропустила толпу народа. Затем кресло развернулось, и, пискнув, монитор компьютера загорелся. Невидимые пальцы набрали пароль, затем навели курсор на документ. Запись, которую недавно сделал Лютер, прокрутили вниз, и кажется, ухмыльнулись. После пальцы легли на клавиатуру, что было видно, как они прижимаются, и быстро зацокали по кнопкам.
«Я стоял среди этого хаоса. И не пытался помочь. Наконец, у меня возник интерес. И я сделал шаг вперед. Пепелище, сменилось убаюкивающей, какой-то райской картиной. Прямо перед моим носом простирался зеленый лес. Тропинка уводила меня вглубь, пока я не натолкнулся на скалу. Мне стало интересно, как из камней прорастает трава, а посередине стоит высокое зеленое дерево. Как корням удается, втиснуться в холодные и такие твердые известняки? Я, легко забравшись на скалу, ступил на ровную поверхность, совсем не похожую на угловатость скал, и подошел к дереву. У ствола была истинно женская фигура. А крона, была ее шевелюрой. Она шумела, от ветра, словно встряхивала волосами».
Кнопки перестали двигаться, и компьютер погас.
Лютер, слышал, как сквозь сон дребезжит телефон. Он сел на кровати, и покосился на сотовый, что катался по столу.
-   Да? – спросил он и зевнул. – Привет, Генри. Нет. Я давно встал. Просто работал. Да. Пишу. Уже несколько страниц. Я знаю. Все будет готово к сроку. – Лютер отключился. Он снова зевнул и спустился в кухню. Налил кофе и двинулся в кабинет. Сел в кресло и включил компьютер. Открыл документ и прокрутил текст.
-   Не помню, чтобы я это писал. – Протянул Лютер и сделал глоток кофе. – Может, моя голова была забита этим чертовым сном, что я попросту не помню, что писал? Кстати, о сне. – Он задумался. – Надо же. Мне сегодня ничего не снилось. Неужели болезнь моего годового сновидения отступила? – Лютер хохотнул. – Ну-ка, посмотрим. – Он прочитал строки. - «Он стоял среди этого хаоса. И не пытался помочь. Наконец, у него возник интерес. И он сделал шаг вперед. Пепелище, сменилось убаюкивающей, какой-то райской картиной». Сделал шаг? Надо же. Сделал шаг. Прошел целый год, а тут вдруг сделал шаг? Пора прогуляться. А то я давно не был на свежем воздухе. – Лютер вышел из кабинета и поднялся на второй этаж, в ванну. Принял душ. Надел твидовые брюки, дымчатого цвета, пуловер в цветную полоску и туфли.
Он вышел на улицу, глубоко вдохнув запах улицы. После глянул на свой автомобиль. Любимицу, раритет «Chevrolet impala 1967»  и улыбнулся. – Нет, хватит лелеять свои ягодицы, пора и ногам дать нагрузку. 
Лютер несколько часов бродил по улицам Лондона. Лицезрел собор Святого Павла, посетил музей мадам Тюссо, а также экспозиции полотен Леонардо да Винчи, Рафаэли, Микеланджело и т.д. Решил передохнуть в кафе, чьи столики стояли прямо на улице, под широким матерчатым навесом. Лютер сел за столик и заказал ледяной чай с лимоном и пирожное. Воздух был душным и влажным. Небо серым, даже прозрачным, откуда едва пробивалось солнце, и Лютер пожалел, что сейчас на нем нет, майки и шорт. Он откинулся на спинку плетеного стула и огляделся. Народ мирно жужжал, уплетая салаты и холодные напитки. После принесли заказ. Лютер сделал глоток и сморщился. Скорее оттого, что холод ударил по зубам, а не от удовольствия. Пирожное, казалось надутым шариком. А когда, Лютер отломил кусочек, пирожное сдулось и расплылось. Есть его уже не было особого желания, да и чай быстро нагревался. Лютер расплатился и двинулся дальше, проклиная духоту, отчего его брюки липли к ногам, а на лице и подмышках выступил пот. Ближе к четырем, он вернулся домой.
Одежду бросил на пол, и долго стоял под прохладными струями воды.
После спустился в кабинет, и сел перед компьютером. Лютер несколько часов гипнотизировал экран, с пустой страницей. Мысли совершенно не шли, и он сокрушенно выдохнул, поднявшись с кресла. Он ходил из стороны в сторону, ругаясь про себя. В голове была каша, и даже из этой каши, он не мог вытащить хоть одну, внятную мысль. Лютер плюхнулся в кресло и развернулся к полкам книг. Он оглядел их, остановив взгляд лишь на одной, что выделялась. Лютер достал книгу, в красном переплете и открыл, пролистав. Его первая книга, которая устроила фурор в писательском кругу. Лютер с любовью рассматривал страницы. Эта книга, о мужчине, что распадался подобно атомам, как в моральном, так и в духовном смысле. Книга построена на эмоциях, и те, кто хоть раз прочитал ее, задумывался о своей жизни. «Последний паззл». Лютер улыбнулся. Она заняла почетное место на полке, но не простояла и двух месяцев, как ее сменила какая-то дрянь Ричарда Уерла. «Путь в Филадельфию». Подумаешь, друзья путешествуют по миру, в поисках своего счастья. Лютер убрал книгу на полку и снова уставился в экран. Лютер писал много и обо всем. Он не придерживался особого стиля, видимо, поэтому он все еще до сих пор держался на плаву, но не так высоко, как ему хотелось бы. Выше головы не прыгнешь. А Лютер мечтал прыгнуть. Он скрыл документ и открыл папку «Собрание». На экране высветились несколько документов. Это была лишь половина из того, что он писал: «Протяни руку», «Последний паззл», «Полуденное солнце», «Сто одно приведение» и т. д.
Всеми ими, он гордился. Ведь, они были его детищами. Лютер поджал губы и вышел из стола. Поднялся в спальню и открыл окно. Шторы даже не пытались хоть как-то реагировать, на ветер. Который, кстати, отсутствовал. Лютер плюхнулся на кровать и задремал.
Дверь в кабинет снова тихо скрипнула и открылась. Все случилось, как всегда. Кресло развернулось, и невидимые пальцы легли на клавиатуру.
 
 
«У ствола была истинно женская фигура. А крона, была ее шевелюрой. Она шумела, от ветра, словно встряхивала волосами. Он обошел ее и прикоснулся, ощутив тепло. Но это тепло было не обычным, когда солнце согревает дерево, а человеческим. И под подушечками пальцев ощущалась мягкость, словно это была кожа. Мужчина отошел назад, внимательно оглядывая дерево. Там, где ствол сужался, а после расширялся, можно было предположить, что это голова. А оттуда тянутся ветки, подобные копне волос. Мужчина ухмыльнулся, и даже удивился.
Может, у дерева есть и лицо? Он снова подошел к ней, ухватившись пальцами за лист. Лист был твердым и непривычно зеленым, с волнообразными волокнами. Хотя, с другой стороны. Мужчина снова сделал шаг назад. Ничего в этом дереве необычного. Ну, возможно, оно не так прекрасно, и не так прямо, как природа задумала. Ну, и что? Одни, сказали бы – что оно уродливо. А мужчина, сказал бы, что оно совершенно.
Мужчина спрыгнул вниз и двинулся по тропе. Он услышал, как листва зашумела. Мужчина обернулся и замер. Дерево согнулось, словно его охватила боль. Там, где была ее голова, появились прорези, подобно глазам и рту. Рот широко открывался, словно кричал. Но мужчина не слышал крика, лишь боль и страх отражались на деревянном лице. Из глаз текли слезы. Мужчина понял, что это не просто слезы, а кровь. Капля за каплей, они падали на камень, оставляя на нем уродливые пятна. А когда их стало слишком много, то камень окрасился в бурый цвет. Дерево чуть ли не срывалось с места, расшатываясь в известняковом капкане. Мужчина попятился и на мгновение закрыл глаза. Когда открыл, перед ним стояло все то же дерево. Только оно не двигалось, даже не шумело. Камень был привычно серого цвета. Мужчина сглотнул, облизав сухие губы, и быстро пошел вдоль леса».
 
 
Лютер открыл глаза, лениво оглядывая комнату. В дверь настойчиво били металлическим кольцом. Он подпрыгнул на кровати, придя в себя. Сбежал вниз и распахнул дверь. На пороге, стояло дерево, в керамическом горшке. Лютер выглянул из-за двери, осмотревшись. Никого, кроме проезжающих мимо машин. Он втащил дерево в дом и оглядел его. Дерево имело, почти, что фигуру песочных часов. Там, где ствол сужался, а после расширялся, было подобие головы, откуда тянулись ветки, с неестественно зелеными листьями.
-   Как тебя сюда занесло? – спросил он дерево. – Кому вздумалось тащить дерево ко мне? Записку оставили бы. И куда мне тебя поставить? – он упер руки в бока. – Думаю, в гостиной тебе будет уютней. – Лютер взялся за ручки горшка и потащил в комнату, поставив его рядом с камином. – Вот так. Как твое имя? Могу я называть тебя Камелия? Ты не против? – Лютер улыбнулся и подошел к окну. Плеснул в стакан виски и сделал глоток. – Камелия. – Хмыкнул он и сел в кресло, закинув ногу на ногу. Он сидел несколько минут, разглядывая дерево. Блики пламени падали на ствол, отчего казалось, что дерево движется. Лютер поднялся с кресла и прошелся по комнате. – Камелия, знаешь, кто я? Я Лютер Дактэ, писатель. Представляешь? – он хихикнул. – Мой труд, это мой хлеб. А ведь, многие не ценят мой труд. Одни, сплошные недовольства. То редактору не нравится моя проза, то агенту подавай все в срок, видите ли, читатели заскучали, им нечего читать. И все это, крутиться вокруг меня. Представляешь? – Он повернулся к дереву. А знаешь, о чем я пишу сейчас? Конечно, тебе это покажется смешным, Камелия. Но я пишу о своем сне. То есть, я начал писать, а вот продолжение, оно словно само себя пишет. Это, сказать, меня немного пугает. Может, я схожу с ума? – Он присел на корточки перед деревом. Его глаза скользили по изгибам, более чем женственным. Пышная грудь, круглые бедра, осиная талия. И копна густых волос. – Камелия, я впервые вижу, чтобы дерево, так было похоже на женщину. Можешь, считать это комплиментом. – Рассмеялся Лютер и вдруг съежился. Он, как ему показалось, что-то почувствовал. Словно за спиной кто-то стоял, и дышал, тяжело и шумно. А после и вовсе навис над ним. Лютер сглотнул. – Камелия. У меня к тебе небольшая просьба. Все это конечно сказки. Но ты не могла бы мне кое-что сказать? Здесь, кроме нас еще кто-то есть? – Он сделал паузу. – Намекни как-нибудь. Пошевелись, или сбрось листок.
Дерево стояло неподвижно. Лютер поднялся и отвернулся. Слишком резко. Так он думал, застать того, кто стоял позади, Лютера, мог испугаться. Шелест разошелся по комнате, и Лютер задержал дыхание. Он медленно вполоборота обернулся и его взгляд упал на ковер, где лежал лист. Лютер содрогнулся. – Это ведь просто совпадение? – Прошептал он, и медленно подняв лист, пошел к стене. Шелест усилился. Крона затряслась, ствол захрустел. Лютер вжался в стену, хватая воздух ртом. Дерево с треском согнулось пополам, словно его охватила дикая боль. Там, где была голова, появились прорези, для глаз и рта. Рот раскрылся – перекосившийся то ли от страха, то ли от гнева. Лютер видел, как ствол раздувался, словно изо всех сил кричал. Но крика не было, лишь шелест листвы и треск. Лютер зажмурился, закрыв лицо кулаками. После медленно открыл глаза и посмотрел на дерево. Оно стояло, не двигаясь. Лютер раскрыл ладонь, и охнул. Листа, который он так сильно сжимал, не было. Значит, все это ему привиделось. Лютер медленно, по стеночке выскочил из гостиной и залетел в кабинет.
-   Это что-то. – Протянул он и сел в кресло. – Может, это сознание играет со мной?
Лютер открыл документ и оцепенел, вчитываясь в напечатанные строки:
«Он услышал, как листва зашумела. Мужчина обернулся и замер. Дерево согнулось, словно его охватила боль. Там, где была ее голова, появились прорези, подобно глазам и рту. Рот широко открывался, словно кричал. Но мужчина не слышал крика…»
-   Ну, это уже слишком! – вскрикнул он. – Я бы помнил, что написал это! Это просто невозможно! – Лютер схватился за голову. – Неужели, то, что пишется, происходит на самом деле?
Он выключил компьютер от сети и закрыл кабинет на ключ. Быстро вбежал по лестнице, гонимый страхом, снова столкнутся с деревом, и нырнул в спальню. Запер дверь и выдохнул.
-   Нужно успокоиться. Ведь, если у меня в руке не было листа, значит, мне все это привиделось. А значит, того, что было в гостиной, не существует. – Лютер лег на кровать. До утра оставалось всего три часа, и он с трудом уснул. 
Дерево шевельнулось, и лист, сорвавшись с ветки, медленно опустился на ковер. Невидимая струйка воздуха подняла лист вверх, и мягко подталкивая к камину, опустила его на пепел. Снова струйка воздуха и пепел, застелил лист, спрятав его от чужих глаз.
 
 
Лютер вскочил с постели, и смахнул со лба пот. Он глубоко выдохнул, прокручивая ночную галлюцинацию, и содрогнулся. Затрезвонил телефон.
-   Да? – Он посмотрел на часы – 12:28. – А, привет, Генри. Пообедать? Конечно. – Лютер двинулся в ванную. – Нет, давай где-нибудь в ресторане. Хорошо. Через полчаса буду.
Лютер принял душ и подошел к зеркалу, разглядывая себя. Овальное, чуть вытянутое лицо. Русые, с рыжиной волосы, небрежно лежат на голове. Лютеру всегда нравился беспорядок на голове. Иногда, он поднимал волосы вверх, доказывая этим, всем и себе, конечно, что он еще не такой старый пень. Что он все еще разбирается в моде и все еще привлекает внимание женщин.
Голубые глаза в объятиях светлых ресниц и бровей. Нос, чуть длинноват, но его это не портило. И полные губы. О, сколько раз эти губы сводили с ума женщин. А пальцы. Длинные и тонкие. Они, не только годились для печатания, но и еще кое для чего. Лютер был привлекателен во всех смыслах – будь то его внешность или характер. Он был интересным собеседником. Джентльменом и прекрасным любовником.
Он повернулся боком и обтянул халат. – Эти ягодицы меня уже пятнадцать лет не подводят. – Лютер хохотнул. Перед тем, как выбрать одежду, он открыл окно настежь и несколько минут, стоял, высунувшись почти наполовину. Погода, как всегда радовала, в том смысле, что духота вот уже неделю не спадала, безликое солнце, пыталось пробиться сквозь затянувшееся небо, а тучи, что в свою очередь, держали оборону, только хохотали.
Он переоделся в белую хлопковую рубашку и тонкие льняные брюки. Спустился вниз, заглянув в гостиную. Затем надел мокасины, перекинул через плечо сумку и вышел за дверь. Подошел к машине. У него создалось, ощущение, словно его потрепали по плечу, и он бросил взгляд в окно. Из окна, на него смотрело деревянное лицо. Кажется, оно скалилось. Лютер вздрогнул и, прыгнув в машину, надавил на газ.
Генри уже семь лет был агентом Лютера. За это время они сблизились, и их отношения по большей части были дружескими, нежели деловыми. Генри походил на итальянца, с присущей им внешностью. Черные волосы, зачесанные назад и прилизанные гелем. Длинный нос, густые брови и черные глаза. Он был худым и на голову ниже, Лютера. На пальцах сверкали перстни, а на запястьях золотые часы и браслет. Генри встретил Лютера на входе «Маленькой Италии». Итальянский ресторан, который дышал и жил цветами итальянского флага. Зеленые скатерти, красные салфетки и белая посуда. Шторы, которые также переплетались тремя цветами, струились и спадали на пол. Музыка, ароматы и вино, создавали те ощущение, будто в действительности это и есть та самая Италия, а не ее притворное отражение.
Мужчины сели за столик, и словно из земли, перед ними вырос гарсон.
-   Почему я не удивлен, что мы именно здесь обедаем. – Хмыкнул Лютер, изучая меню.
-   Ты же знаешь, как я люблю Италию.
-   Тогда почему ты живешь в Лондоне? – Лютер отложил меню.
-   Тот же вопрос я задаю сам себе.
-   Желаете, что-нибудь выпить перед обедом? – вежливо поинтересовался гарсон.
-  Да. «Нектар 1883», пожалуйста. И, - Генри заказал классическую пасту, и тортино с фруктами. Лютер предпочел пасту с морепродуктами, а на десерт кофейное сорбе.
-   Отличный выбор. – Кивнул гарсон и испарился.
-   Так о чем ты хотел поговорить? – Начал Лютер.
Генри выдохнул, встряхнув рукой. Браслеты звякнули.
- Как идут дела с книгой?
- Хорошо. Ты вроде уже спрашивал об этом.
- Сколько ты уже написал? – Генри подпер подбородок рукой.
Лютер смутился. Из всех страниц, что были в документе, он напечатал лишь одну.
- Не много.
- А точнее?
- Генри, - начал Лютер. Гарсон принес вино. Он услужливо разлил напиток по бокалам и удалился. – Ты же знаешь, что я, если сказал, что закончу книгу в срок. То так и будет.
- Я знаю и понимаю тебя. Но вот другие могут и не понять. Лютер. Ты замечательный писатель и отличный друг, но сроки. Я не могу их остановить. Если ты не сдашь книгу через три месяца, мне придется разорвать с тобой контракт. – Генри сделал жадный глоток вина. Лютер также отпил нектара.
-   Разорвать контракт. Но почему? Что такого могло случиться, что ты готов это сделать? – Не понимал он.
-   Послушай на этом рынке слишком много тех, кто умеет писать. И ты, как тебе сказать, - Генри вздохнул – тебя могут попросту заменить. В последнее время твои книги плохо расходятся. Это большая проблема. Я, конечно, не хочу для тебя такого исхода, как с Бравинским. Но. Ты должен постараться.
-   Бравинский, был бездарен. – Недовольно протянул Лютер. – Он писал вздор и то, что называли прозой, было обычной пустословной дрянью. – Гарсон расставил тарелки с пастой.
-   Бон аппетит. – Улыбнулся гарсон и удалился.
-   А ты смеешь меня сравнивать с ним. Я в шоке, Генри. Я ведь, не такая бездарность. Ты прекрасно знаешь. Просто сейчас у меня трудный период. Творческий кризис.
-   Лютер, я работаю на тебя, а не творческий кризис. Ты приносишь мне рукописи, и я их продаю. А ссылаться на кризис, это глупо. – Генри накрутил на вилку спагетти и отправил в рот. – Ладно. Потом поговорим. А сейчас ешь.
Лютер вяло ковырял в тарелке вилкой. О, том, что в его доме происходит нечто странное, он был уверен на сто процентов. Но, почему он?
-   Ты чего не ешь? – спросил Генри, уплетая пасту.
-   Что-то не хочется.
-   Обижаешь. – Протянул он. – Эта лучшая паста в Лондоне. – Генри вытер уголки губ салфеткой. – Может, расскажешь, что происходит?
-   Ты не поверишь в то, что я тебе расскажу.
-   Лютер, я твой агент. И я поверю во что угодно. Учитывая то, о чем ты пишешь. Ну, так?
-   Тогда, тебе придется поехать со мной.
Мужчины расплатились за обед и сели в машину. Через полчаса, они стояли на пороге дома. Лютер старался не поднимать глаза наверх. Мало ли, что он опять там увидит. Генри прошел в дом.
-   А у тебя ничего не изменилось.
-   Проходи в гостиную.
-  Разве что ты заимел дерево. С каких пор ты занялся садоводством? – ухмыльнулся Генри, разглядывая дерево.
-   Если бы. Посмотри на него внимательно и скажи, что ты видишь?
-   Дерево.
-   Нет, ты внимательно посмотри.
Генри изогнул одну бровь.
-   Да дерево. Обычное дерево в горшке. – Махнул рукой Генри. – Кстати, откуда оно у тебя? Я бы хотел себе такое заиметь.
Лютер испугался.
-   Нет, тебе лучше об этом не стоит говорить. – Он сбавил тон голоса. – Это не обычное дерево. Во-первых, как ты видишь, у ствола не типичная, для дерева форма, а женская.
-   Да? – протянул Генри, скорее, от сожаления, чем от удивления. Так как он совершенно не видел того, о чем говорил Лютер.  
-   Вот грудь, - Лютер водил руками над стволом, - вот талия, вот бедра. А здесь шея и голова. Видишь?
-   Лютер, и давно ты сидишь на этом?
-   На чем? – не понял он.
-   Это тебя надо спросить. Тебе же мерещиться деревянная баба.
-   Ты не понимаешь. Оно живое. Настоящее. Оно движется, как человек.
Генри вышел из гостиной.
-   Ты бы завязывал пить. – Осторожно протянул он.
-   Хорошо. Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Они прошли в кабинет. Лютер открыл страницу на мониторе.
-   Читай.
Генри быстро прошелся глазами по тексту.
-   О, это потрясающе! Это и есть твоя новая книга?
-   Да. То есть, нет. То есть я из всего, написал лишь половину страницы. А остальное. Остальное, книга пишет сама. – Заговорчески прошептал Лютер. Генри посмотрел ему в глаза.
-   Я рад, что твой кризис миновал. – Он поднялся с места. – Поэтому продолжай писать. Мне нравиться! – Генри похлопал Лютера по плечу. После посмотрел на часы. – О, мне пора. Все пока. А ты продолжай, ваяй!
Лютер бессильно выдохнул, когда за Генри закрылась дверь. Он вернулся в кабинет и сел за компьютер.
-   Хорошо. – Произнес он и начал печатать. 

 

Дом

Записи Лютера Дактэ Глава 2