В ту безлунную и беззвездную ночь на самом деле произошло лунное затмение. Старая дворняга ничего не знала о лунном затмении, просто как-то муторно было на душе, да сильно ныли все кости. Она трусила по территории заброшенной киностудии, обходя свои владения в поисках съестного. Периодически останавливалась, садилась, вздыхала, задрав седую морду в небо и сетуя тоскливым воем на свой ревматизм. В облике дворняги прослеживались образы как минимум шести известных собачьих пород. Это кинологическое недоразумение откликалось на имя то Жужа, то Матильда. Жужой звали ее вечно пьяные сторожа несуществующей кинофабрики, а Матильдой прозвала сердобольная рыжая девчушка из какой-то таинственной фирмы, арендующей пару комнат на пустынном втором этаже. Дела у фирмы, судя по обедам рыжеволосой благодетельницы, шли неважно: каждый день к часу дня девушка приходила в покосившуюся беседку на берегу заросшего прудика за корпусом, разворачивала шелестящую обертку, и честно делила свой бутерброд с вареной колбасой пополам – себе и вечно голодной Матильде. Потом доставала маленький пластиковый термос и неспешно пила дымящийся кофе.
В день накануне затмения рыженькая Люся тоже чувствовала какую-то маету. С утра в переполненной маршрутке ей оторвали две пуговицы на пальто и безнадежно измазали чем-то зеленым единственные замшевые сапоги. И хотя Люся была абсолютно неубиваемым оптимистом, но все же заметно расстроилась. Вдобавок по фирме поползли слухи о возможной реорганизации после Нового года, а, как известно, любая реорганизация заканчивается крушением чьих-то надежд и планов, и в конечном счете кто-то будет паковать в большую картонную коробку свои любимые фото в разноцветных рамочках, свои горшочки с кактусами и фиалками, своих мишек и зайчиков, развешанных над монитором, и свою любимую чашку с надписью «Дорогому (-ой) Сереге (Игорьку, Димону, Дэну, Светочке, Ирочке, Катюхе) от коллег в день рождения». И никто, как правило, не знает, кто будет этот «кто-то».
Люся решила, что переживать по этому поводу она будет после Нового года, а сейчас у нее есть дела поважнее. Например, пойти к сторожам и воззвать к их совести и милосердию, хотя сторожа от Люси отмахивались, как от августовской мухи, и регулярно творили свое черное дело, завидев бутылку «огненной воды», - изводили Жужиных новорожденных щенков.
Девушка вздохнула и, прихватив пакет молока и кулечек с косточками от вчерашнего ужина, отправилась кормить бедолагу Жужу-Матильду.
…В ту беспокойную ночь лунного затмения, в ветхой собачьей будке, оббитой сверху разнокалиберными фанерными листами, в углу на куче старых одеял лежало огромное зеленоватое яйцо. Яйцо странно покачивалось, издавая какие-то приглушенные звуки. Вдруг сбоку появилась трещина, потом еще одна, затем трещины размножились по всему яйцу и… раздался громкий треск.
Из яйца вылезло нечто взъерошенное, мокрое и перепуганное. Странное существо пискнуло и шумно отряхнулось, пытаясь подняться на нетвердых лапках. Попытка оказалась неудачной, и существо завалилось набок, громко пища и болтая в воздухе лапами. Наконец, с третьего разу ему удалось подняться и умолкнуть. Чудище имело перепончатые лапки, колючий гребень от макушки до самого кончика длинного хвоста и глупые детские глаза разного цвета …
…Жужа-Матильда обошла владения, нехотя обгавкала сторожей, пугнула здоровенного белого кота, прогуливавшегося по аллее, и, опустив хвост, затрусила к своей будке.
Возле будки обнаружились миски с едой и молоком. Матильда с благодарностью подумала про Люсю и принялась за ужин. Неожиданно из будки донеслось какое-то кряхтенье и слабый писк. Жужа замерла с каплями молока на морде, потом нервно облизнулась и тихонько зарычала. В будке умолкли. Потом опять завозились, и из отверстия на свет появилась чешуйчатая мордашка с гребнем на затылке.
«Ой, мамочка!» - подумала дворняга и взвыла. Мордашка тут же исчезла в темноте будки, и оттуда донесся отчаянный жалобный писк. Жужа сидела в оцепенении, не решаясь пошевелиться, только топорщила шерсть на загривке, - ни жива, ни мертва от страха.
Внутри долго пищали, всхлипывали, наконец всхлипывания стали доносится все реже и окончательно затихли. Жужа, сидевшая столбиком за будкой, заерзала и с недоумением обнаружила среди кучи обуревавших ее чувств хиленький, робкий росточек жалости к непонятному существу в будке. Она потрясла головой, громко хлопая ушами, и нерешительно заглянула в темноту. Из угла настороженно блестели испуганные глаза. Наконец нечто с опаской высунуло морду и медленно-медленно выползло наружу.
В круге света от фонаря возникло невиданное создание, больше всего напомнившее Жуже-Матильде крупную ящерицу, за которыми она гонялась когда-то летом в своем безмятежном детстве. Некоторое время чудище и дворняга молча рассматривали друг друга, а потом Жужа-Матильда вздохнула так, как умеют вздыхать только собаки, и придвинула поближе к чешуйчато-гребенчатой морде миску с молоком. Диковинное существо моргнуло сначала одним (зеленым), затем другим (золотисто-желтым) глазом, и со всхлипом принялось лакать молоко.
«Надо же, бедняжка, голодный какой!» - подумала Жужа, и сердце ее снова кольнуло жалостью. «Господи, и откуда ж ты такой взялся, не иначе, как из зоопарка сбежал. Для ящерицы вроде крупноват… Может, крокодильчик?..»
Когда утром следующего дня возле будки появилась Люся с баночками еды для Матильды, то застала ошеломляющую картину: в будке, скрутившись клубком, спала дворняга, а между ее лап, уткнувшись мордой в мохнатый живот, лежало какое-то невообразимое существо с гребенчатым хвостом. Округлив глаза, Люся уставилась в недоумении на странную парочку. От шороха Матильда проснулась, широко зевнула и вылезла из будки, сладко потягиваясь и разминая лапы. Следом выползло и маленькое чудище, отряхнулось и село рядом с собакой.
Люся от неожиданности выронила банку с молоком, охнула, всплеснула руками и воскликнула:
- Матильда! Что это?? Ты откуда это взяла???
Жужа-Матильда покосилась на малыша, потом с возмущением глянула на Люсю и гавкнула.
- Что? Ты хочешь сказать, что ты тут ни при чем? А откуда же взялось здесь ЭТО? – при ее словах Матильда опять гавкнула, а странный звереныш прижал уши и замолотил длинным хвостом, умильно глядя на девушку. Люся рассмеялась и осторожно погладила его, а тот зажмурил глаза и подставил свою чешуйчато-переливчатую голову под Люсину ладонь.
- Ладно, - вздохнула Люся, - разберемся как-нибудь. – Пойду за молоком, - банка-то разбилась, а вы же наверняка голодные… Эх вы, звери!..- она собралась было уходить, но вдруг остановилась и в задумчивости проговорила:
- Надо же ему имя какое-то придумать! Ты как считаешь, Матильда? – Дворняга подумала, что от ее мнения мало что зависит, и вообще, неизвестно еще, какие имена у крокодилов приняты, но промолчала.
- О! А давай его Егором назовем. Как-то сильно смахивает он на маленького Змея Горыныча, правда, с одной головой, - хихикнула Люся.
Матильда, привыкшая к Люсиным фантазиям, не особенно и удивилась: «Егор, так Егор, - тебе виднее, ты книжки читаешь», - подумала она и посмотрела на Люсю преданными собачьими глазами.
…Однажды хмурым декабрьским днем, когда с неба моросил обычный декабрьский дождик, Матильда обнаружила Егорушку в дальнем углу парка. Он сидел, привалившись боком к стене, и задумчиво созерцал кошачью семью, которая приютилась под навесом. Трехцветная кошка поочередно вылизывала своих котят, а те блаженно попискивали и почмокивали во сне, скрутившись пушистыми комочками в кольце ее мягких лап.
Егорушка обернулся и вздохнул.
- У меня должна быть мама, - тихо промолвил малыш и с надеждой уставился на Жужу. При этих словах она вздрогнула и слегка попятилась назад.
- Не-е-е… Даже и не думай. Только не это, - почесав лапой за ухом, она умолкла в растерянности, а через секунду твердо заявила:
- Я никак не могу быть мамой крокодила.
Малыш обиженно засопел, громко потянул носом воздух и вдруг во весь голос зарыдал, причитая:
- Я не крокодил!.. Я не крокодил!.. Я не крокоди-и-ил…
Жужа нервно заерзала и с жалостью скосила глаза на рыдающее существо:
- А кто ж ты, как не крокодил, а? Вон и хвост, и лапы, - все как у крокодила.
- Я не крокодил, - упрямо прогундосил в нос малыш, внезапно перестав рыдать. – Я, скорее всего… дракон.
- Шо??? – прошептала Жужа разом осипшим голосом, – Кто-кто?
- Люся так сказала. Она много сказок мне рассказывала. Ну… там… о Нибелунгах, о короле Зигфриде, о рыцарях Круглого Стола, а еще восточные легенды, очень красивые… Да, чуть не забыл: о Змее Горыныче, вот. Там картинки есть. Вроде похож.
Жужа-Матильда никогда не читала народных сказок, не была знакома с историями Нибелунгов и легендами рыцарей Круглого стола, а также никогда не была в Поднебесной. Впрочем, в Стране Восходящего Солнца ей тоже не доводилось бывать. Посему маленький дракончик представился ей чем-то вроде детеныша крокодила, которого она когда-то издалека видела, случайно забредя на территорию зоопарка.
- Много твоя Люська знает! Ишь ты, чего придумала – дракон!.. Выбрось эту чушь из головы, слышь, Егорка? Никакой ты не дракон. Ничего, вот окрепнешь маленько, подрастешь, мы с тобой в зоопарк пойдем, там тебя в крокодилятник устроим, будешь себе жить в тепле, при надлежащем уходе!
Егорушка угрюмо взирал на Матильду, явно не желая в крокодилятник...
Целый день он слонялся по безлюдной киностудии, а когда на город свалилась ночь, и на студии окончательно замерла жизнь, маленький дракон незаметно проскользнул за ворота, постоял немного перед дорогой в неизвестность и решительно двинулся по пустынной улице.
Он долго бродил лабиринтами ночных улиц большого незнакомого города, а над его головой тихо кружились легкие снежные хлопья, моргали разноцветные лампочки на деревьях, и одинокие светофоры перемигивались желтыми глазами. Из витрин магазинов струился свет на темный асфальт, который постепенно укрывало белое одеяло. Егорушка не чувствовал ни холода, ни времени, не знал, куда идти и что искать. Только было чуточку тоскливо и одиноко, да не давала покоя навязчивая мысль о «крокодилятнике». Он брел, заглядывая в окна домов, которые были украшены снаружи елочными гирляндами и веночками, а внутри мерцали огнями наряженных елок. Над его головой танцевали снежинки, и маленькому дракону казалось, что над городом невидимо парит ожидание новогоднего чуда. И он почувствовал, как сладко замирает сердце от этого ожидания, от торжественного сияния зимней ночи.
Внезапно его внимание привлекла одна витрина. В мягком теплом свете за стеклом застыли странные фигуры, - в центре стояли ясли с младенцем, их окружали люди в длинных одеждах и животные, а над колыбелью склонилась женщина с такими удивительными глазами и улыбкой, что малыш-дракон замер, очарованный светом и любовью. И стало ему одновременно и грустно, и светло. Он вспомнил Жужу-Матильду и Люсю, вздохнул и подумал, что это и есть его семья, и дороже их у него нет никого на всем белом свете.
Егорушка посмотрел еще раз на витрину, подмигнул младенцу в яслях и увереннозашагал домой.
…На скамейке за большим деревом сидели Люся и Егор, наблюдая издалека за странной суетой и оживлением перед главным корпусом студии. Вскоре подъехал автобус, из него стали выносить съемочную аппаратуру и какие-то большие железные ящики, затем еще на одном автобусе привезли целую ватагу ребятишек, а под конец приехал грузовик, из которого извлекли огромную елку, и все это скрылось за дверями главного здания.
- Скоро Новый Год, - задумчиво протянула Люся. – Телевизионщики приехали, - наверно, будут снимать новогоднее шоу. В зале поставят елку, украсят ее игрушками, и начнется праздник… И, как всегда, хочется чудес. И сказок.Ты в чудеса веришь, Егорушка?
Егор посмотрел на Люсю и пожал плечами. Хотя нельзя сказать с уверенностью, что драконы умеют пожимать плечами, но выглядело это именно так. Чудес ему, конечно, хотелось… Не получив от дракончика вразумительного ответа, Люся улыбнулась и, помахав рукой, направилась к зданию.
У входа она наткнулась на главного режиссера, который, стоя на крыльце, нервно курил сигарету за сигаретой и периодически поглядывал сквозь стеклянную дверь в вестибюль. Там в углу, на диванчике безмятежно спал Дед Мороз, свесив босые ноги и подложив под щеку ладонь. Он громко чмокал и всхрапывал.
Люся остановилась рядом и тоже стала смотреть на Деда Мороза. Режиссер раздраженно обернулся и с вызовом спросил:
- Ну? Вам чего, девушка? Не видите, съемка идет! – Люся хмыкнула, а режиссер в сердцах махнул рукой, - А!.. Какая уж тут съемка! Все пропало. Снегурочка пропала, Дед Мороз пропал. Вернее, Дед Мороз – вон, валяется…А в павильоне свет вырубили. Это конец!
- Не расстраивайтесь! Может, все еще наладится…- сочувственно протянула девушка.
- Идите, барышня! Вот только вас не хватало! – рявкнул режиссер.
- Ну должен ведь быть какой-то выход, - пробормотала Люся и унеслась по коридору в направлении костюмерного цеха.
Через некоторое время она пронеслась мимо главрежа в обратную сторону с объемистым пакетом под мышкой. Тот молча проводил ее взглядом и тяжело вздохнул.
По огромному павильону в сумраке зимнего дня слонялись члены съемочной группы, попивая кофе и нехотя переругиваясь. В центре зала возвышалась елка, разукрашенная игрушками, цветными шарами, гирляндами и серпантином, а вокруг нее, не обращая внимания на камеры и нервных телевизионщиков, носились с воплями дети. Вдруг у входа в зал появилась Снегурочка со смешными рыжими хвостиками. А за ее спиной маячила ожившая фантазия великого Спилберга в красной шапочке Деда Мороза и с огромным мешком подарков.
Носившиеся по павильону дети на мгновение замерли, а потом, завизжав от восторга, бросились к «Деду Морозу» и Снегурочке. И среди всеобщего гама никто даже не заметил, как позади шумной толпы с глухим стуком рухнул в обморок главный режиссер. А вся съемочная группа замерла в оцепенении, словно стая испуганных сурикатов, не спуская глаз с новогодних персонажей.
Девочка в круглых очочках первая подскочила к Егору, громко заявив со знанием дела:
- Я знаю, его сделали в реквизиторских мастерских! – потом потрогала его за хвост и испуганно отскочила. – Ой!! Он живой!!!
И тут Егорушка вдруг зашелся в кашле. Изо всех сил пытаясь сдержаться, он надул щеки, но из уголка пасти предательски поползла ниточка дыма. Егор в ужасе выпучил глаза, а мальчик в тюбетейке назидательно погрозил пальцем и чужим скрипучим голосом промолвил: «Курить – здоровью вредить». Дракон икнул, снова вовсю закашлял, и тут из его пасти вместе с дымом сверкнул веселенький огонек. От ужаса он шлепнулся на пол, разбросав неуклюжие лапы, и помотал головой. При этом снова из пасти полыхнули, словно из газовой конфорки новенькой плиты, сине-красные язычки пламени.
Дети испуганно шарахнулись от дракона. Только невозмутимый мальчик в тюбетейке приблизился и, зачарованно глядя на Егорушку, с восхищением протянул:
- Вау-у-у… Огнедышащий дракон!!! А ты елку зажечь можешь?..
Егор растерянно озирался, не решаясь на такое. Потом все-таки надул изо всех сил щеки и полыхнул огнем. Дети завопили, а весь зал вдруг озарился множеством огоньков, залив ослепительным светом весь павильон. Откуда-то грянула музыка, как будто тысячи хрустальных колокольчиков заполнили все вокруг своим мелодичным звоном; в воздух взвились сотни воздушных шаров, и елка заискрилась россыпью сверкающих свечей. Щелкали хлопушки, взрывались петарды, фонтанами брызгали конфетти и змеился разноцветный серпантин, вокруг блистающей огнями елки бегали восторженные дети, а дракон выплясывал со всеми польку-бабочку. Вдруг среди общего шума Егор неожиданно услышал из-за елки какое-то хлюпанье. Он осторожно заглянул туда и увидел старую дворнягу. Жужа-Матильда сидела в углу, свесив свои лохматые уши к полу, и отчаянно шмыгала носом, а по ее седой морде градом катились слезы.
-Что ты?? Что ты?.. – встревоженно кинулся к ней Егор. А Жужа подняла на него полные слез глаза и прошептала:
- Какой же ты у меня красивый, сынок!
И тут дракон Егор завопил во всю глотку: «Мааа-мааа!!!» И кинулся к старой дворняге, грохоча своим разноцветным хвостом.
[Скрыть]Регистрационный номер 0066850 выдан для произведения:
В ту безлунную и беззвездную ночь на самом деле произошло лунное затмение. Старая дворняга ничего не знала о лунном затмении, просто как-то муторно было на душе, да сильно ныли все кости. Она трусила по территории заброшенной киностудии, обходя свои владения в поисках съестного. Периодически останавливалась, садилась, вздыхала, задрав седую морду в небо и сетуя тоскливым воем на свой ревматизм. В облике дворняги прослеживались образы как минимум шести известных собачьих пород. Это кинологическое недоразумение откликалось на имя то Жужа, то Матильда. Жужой звали ее вечно пьяные сторожа несуществующей кинофабрики, а Матильдой прозвала сердобольная рыжая девчушка из какой-то таинственной фирмы, арендующей пару комнат на пустынном втором этаже. Дела у фирмы, судя по обедам рыжеволосой благодетельницы, шли неважно: каждый день к часу дня девушка приходила в покосившуюся беседку на берегу заросшего прудика за корпусом, разворачивала шелестящую обертку, и честно делила свой бутерброд с вареной колбасой пополам – себе и вечно голодной Матильде. Потом доставала маленький пластиковый термос и неспешно с наслаждением пила дымящийся кофе.
В день накануне затмения рыженькая Люся тоже чувствовала какую-то маету. С утра в переполненной маршрутке ей оторвали две пуговицы на пальто и безнадежно измазали чем-то зеленым единственные замшевые сапоги. И хотя Люся была абсолютно неубиваемым оптимистом, но все же заметно расстроилась. Вдобавок по фирме поползли слухи о возможной реорганизации после Нового года, а, как известно, любая реорганизация заканчивается крушением чьих-то надежд и планов, и в конечном счете кто-то будет паковать в большую картонную коробку свои любимые фото в разноцветных рамочках, свои горшочки с кактусами и фиалками, своих мишек и зайчиков, развешанных над монитором, и свою любимую чашку с надписью «Дорогому (-ой) Сереге (Игорьку, Димону, Дэну, Светочке, Ирочке, Катюхе) от коллег в день рождения». И никто, как правило, не знает, кто будет этот «кто-то».
Люся решила, что переживать по этому поводу она будет после Нового года, а сейчас у нее есть дела поважнее. Например, пойти к сторожам и воззвать к их совести и милосердию, хотя сторожа от Люси отмахивались, как от августовской мухи, и регулярно творили свое черное дело, завидев бутылку «огненной воды», - изводили Жужиных новорожденных щенков.
Девушка вздохнула и, прихватив пакет молока и кулечек с косточками от вчерашнего ужина, отправилась кормить бедолагу Жужу-Матильду.
…В ту беспокойную ночь лунного затмения, в ветхой собачьей будке, оббитой сверху разнокалиберными фанерными листами, в углу на куче старых одеял лежало огромное зеленоватое яйцо. Яйцо странно покачивалось, издавая какие-то приглушенные звуки. Вдруг сбоку появилась трещина, потом еще одна, затем трещины размножились по всему яйцу и… раздался громкий треск.
Из яйца вылезло нечто взъерошенное, мокрое и перепуганное. Странное существо пискнуло и шумно отряхнулось, пытаясь подняться на нетвердых лапках. Попытка оказалась неудачной, и существо завалилось набок, громко пища и болтая в воздухе лапами. Наконец, с третьего разу ему удалось подняться и умолкнуть. Чудище имело перепончатые лапки, колючий гребень от макушки до самого кончика длинного хвоста и глупые детские глаза разного цвета …
…Жужа-Матильда обошла владения, нехотя обгавкала сторожей, пугнула здоровенного белого кота, прогуливавшегося по аллее, и, опустив хвост, затрусила к своей будке.
Возле будки обнаружились миски с едой и молоком. Матильда с благодарностью подумала про Люсю и принялась за ужин. Неожиданно из будки донеслось какое-то кряхтенье и слабый писк. Жужа замерла с каплями молока на морде, потом нервно облизнулась и тихонько зарычала. В будке умолкли. Потом опять завозились, и из отверстия на свет появилась чешуйчатая мордашка с гребнем на затылке.
«Ой, мамочка!» - подумала дворняга и взвыла. Мордашка тут же исчезла в темноте будки, и оттуда донесся отчаянный жалобный писк. Жужа сидела в оцепенении, не решаясь пошевелиться, только топорщила шерсть на загривке, - ни жива, ни мертва от страха.
Внутри долго пищали, всхлипывали, наконец всхлипывания стали доносится все реже и окончательно затихли. Жужа, сидевшая столбиком за будкой, заерзала и с недоумением обнаружила среди кучи обуревавших ее чувств хиленький, робкий росточек жалости к непонятному существу в будке. Она потрясла головой, громко хлопая ушами, и нерешительно заглянула в темноту. Из угла настороженно блестели испуганные глаза. Наконец нечто с опаской высунуло морду и медленно-медленно выползло наружу.
В круге света от фонаря возникло невиданное создание, больше всего напомнившее Жуже-Матильде крупную ящерицу, за которыми она гонялась когда-то летом в своем безмятежном детстве. Некоторое время чудище и дворняга молча рассматривали друг друга, а потом Жужа-Матильда вздохнула так, как умеют вздыхать только собаки, и придвинула поближе к чешуйчато-гребенчатой морде миску с молоком. Диковинное существо моргнуло сначала одним (зеленым), затем другим (золотисто-желтым) глазом, и со всхлипом принялось лакать молоко.
«Надо же, бедняжка, голодный какой!» - подумала Жужа, и сердце ее снова кольнуло жалостью. «Господи, и откуда ж ты такой взялся, не иначе, как из зоопарка сбежал. Для ящерицы вроде крупноват… Может, крокодильчик?..»
Когда утром следующего дня возле будки появилась Люся с баночками еды для Матильды, то застала ошеломляющую картину: в будке, скрутившись клубком, спала дворняга, а между ее лап, уткнувшись мордой в мохнатый живот, лежало какое-то невообразимое существо с гребенчатым хвостом. Округлив глаза, Люся уставилась в недоумении на странную парочку. От шороха Матильда проснулась, широко зевнула и вылезла из будки, сладко потягиваясь и разминая лапы. Следом выползло и маленькое чудище, отряхнулось и село рядом с собакой.
Люся от неожиданности выронила банку с молоком, охнула, всплеснула руками и воскликнула:
- Матильда! Что это?? Ты откуда это взяла???
Жужа-Матильда покосилась на малыша, потом с возмущением глянула на Люсю и гавкнула.
- Что? Ты хочешь сказать, что ты тут ни при чем? А откуда же взялось здесь ЭТО? – при ее словах Матильда опять гавкнула, а странный звереныш прижал уши и замолотил длинным хвостом, умильно глядя на девушку. Люся рассмеялась и осторожно погладила его, а тот зажмурил глаза и подставил свою чешуйчато-переливчатую голову под Люсину ладонь.
- Ладно, - вздохнула Люся, - разберемся как-нибудь. – Пойду за молоком, - банка-то разбилась, а вы же наверняка голодные… Эх вы, звери!..- она собралась было уходить, но вдруг остановилась и в задумчивости проговорила:
- Надо же ему имя какое-то придумать! Ты как считаешь, Матильда? – Дворняга подумала, что от ее мнения мало что зависит, и вообще, неизвестно еще, какие имена у крокодилов приняты, но промолчала.
- О! А давай его Егором назовем. Как-то сильно смахивает он на маленького Змея Горыныча, правда, с одной головой, - хихикнула Люся.
Матильда, привыкшая к Люсиным фантазиям, не особенно и удивилась: «Егор, так Егор, - тебе виднее, ты книжки читаешь», - подумала она и посмотрела на Люсю преданными собачьими глазами.
…Однажды хмурым декабрьским днем, когда с неба моросил обычный декабрьский дождик, Матильда обнаружила Егорушку в дальнем углу парка под навесом. Он сидел, привалившись боком к стене, и задумчиво созерцал кошачью семью, которая приютилась под навесом. Трехцветная кошка поочередно вылизывала своих котят, а те блаженно попискивали и почмокивали во сне, скрутившись пушистыми комочками в кольце ее мягких лап.
Егорушка обернулся и вздохнул.
- У меня должна быть мама, - тихо промолвил малыш и с надеждой уставился на Жужу. При этих словах она вздрогнула и слегка попятилась назад.
- Не-е-е… Даже и не думай. Только не это, - почесав лапой за ухом, она умолкла в растерянности, а через секунду твердо заявила:
- Я никак не могу быть мамой крокодила.
Малыш обиженно засопел, громко потянул носом воздух и вдруг во весь голос зарыдал, причитая:
- Я не крокодил!.. Я не крокодил!.. Я не крокоди-и-ил…
Жужа нервно заерзала и с жалостью скосила глаза на рыдающее существо:
- А кто ж ты, как не крокодил, а? Вон и хвост, и лапы, - все как у крокодила.
- Я не крокодил, - упрямо прогундосил в нос малыш, внезапно перестав рыдать. – Я, скорее всего… дракон.
- Шо??? – прошептала Жужа разом осипшим голосом, – Кто-кто?
- Люся так сказала. Она много сказок мне рассказывала. Ну… там… о Нибелунгах, о короле Зигфриде, о рыцарях Круглого Стола, а еще восточные легенды, очень красивые… Да, чуть не забыл: о Змее Горыныче, вот. Там картинки есть. Вроде похож.
Жужа-Матильда никогда не читала народных сказок, не была знакома с историями Нибелунгов и легендами рыцарей Круглого стола, а также никогда не была в Поднебесной. Впрочем, в Стране Восходящего Солнца ей тоже не доводилось бывать. Посему маленький дракончик представился ей чем-то вроде детеныша крокодила, которого она когда-то издалека видела, случайно забредя на территорию зоопарка.
- Много твоя Люська знает! Ишь ты, чего придумала – дракон!.. Выбрось эту чушь из головы, слышь, Егорка? Никакой ты не дракон. Ничего, вот окрепнешь маленько, подрастешь, мы с тобой в зоопарк пойдем, там тебя в крокодилятник устроим, будешь себе жить в тепле, при надлежащем уходе!
Егорушка угрюмо взирал на Матильду, явно не желая в крокодилятник...
Целый день он слонялся по безлюдной киностудии, а когда на город свалилась ночь, и на студии окончательно замерла жизнь, маленький дракон незаметно проскользнул за ворота, постоял немного перед дорогой в неизвестность и решительно двинулся по пустынной улице.
Он долго бродил лабиринтами ночных улиц большого незнакомого города, а над его головой тихо кружились легкие снежные хлопья, моргали разноцветные лампочки на деревьях, и одинокие светофоры перемигивались желтыми глазами. Из витрин магазинов струился свет на темный асфальт, который постепенно укрывало белое одеяло. Егорушка не чувствовал ни холода, ни времени, не знал, куда идти и что искать. Только было чуточку тоскливо и одиноко, да не давала покоя навязчивая мысль о «крокодилятнике». Он брел, заглядывая в окна домов, которые были украшены снаружи елочными гирляндами и веночками, а внутри мерцали огнями наряженных елок. Над его головой танцевали снежинки, и маленькому дракону казалось, что над городом невидимо парит ожидание новогоднего чуда. И он почувствовал, как сладко замирает сердце от этого ожидания, от торжественного сияния зимней ночи.
Внезапно его внимание привлекла одна витрина. В мягком теплом свете за стеклом застыли странные фигуры, - в центре стояли ясли с младенцем, их окружали люди в длинных одеждах и животные, а над колыбелью склонилась женщина с такими удивительными глазами и улыбкой, что малыш-дракон замер, очарованный светом и любовью. И стало ему одновременно и грустно, и светло. Он вспомнил Жужу-Матильду и Люсю, вздохнул и подумал, что это и есть его семья, и дороже их у него нет никого на всем белом свете.
Егорушка посмотрел еще раз на витрину, подмигнул младенцу в яслях и увереннозашагал домой.
…На скамейке за большим деревом сидели Люся и Егор, наблюдая издалека за странной суетой и оживлением перед главным корпусом студии. Вскоре подъехал автобус, из него стали выносить съемочную аппаратуру и какие-то большие железные ящики, затем еще на одном автобусе привезли целую ватагу ребятишек, а под конец приехал грузовик, из которого извлекли огромную елку, и все это скрылось за дверями главного здания.
- Скоро Новый Год, - задумчиво протянула Люся. – Телевизионщики приехали, - наверно, будут снимать новогоднее шоу. В зале поставят елку, украсят ее игрушками, и начнется праздник… И, как всегда, хочется чудес. И сказок.Ты в чудеса веришь, Егорушка?
Егор посмотрел на Люсю и пожал плечами. Хотя нельзя сказать с уверенностью, что драконы умеют пожимать плечами, но выглядело это именно так. Чудес ему, конечно, хотелось… Не получив от дракончика вразумительного ответа, Люся улыбнулась и, помахав рукой, направилась к зданию.
У входа она наткнулась на главного режиссера, который, стоя на крыльце, нервно курил сигарету за сигаретой и периодически поглядывал сквозь стеклянную дверь в вестибюль. Там в углу, на диванчике безмятежно спал Дед Мороз, свесив босые ноги и подложив под щеку ладонь. Он громко чмокал и всхрапывал.
Люся остановилась рядом и тоже стала смотреть на Деда Мороза. Режиссер раздраженно обернулся и с вызовом спросил:
- Ну? Вам чего, девушка? Не видите, съемка идет! – Люся хмыкнула, а режиссер в сердцах махнул рукой, - А!.. Какая уж тут съемка! Все пропало. Снегурочка пропала, Дед Мороз пропал. Вернее, Дед Мороз – вон, валяется…А в павильоне свет вырубили. Это конец!
- Не расстраивайтесь! Может, все еще наладится…- сочувственно протянула девушка.
- Идите, барышня! Вот только вас не хватало! – рявкнул режиссер.
- Ну должен ведь быть какой-то выход, - пробормотала Люся и унеслась по коридору в направлении костюмерного цеха.
Через некоторое время она пронеслась мимо главрежа в обратную сторону с объемистым пакетом под мышкой. Тот молча проводил ее взглядом и тяжело вздохнул.
По огромному павильону в сумраке зимнего дня слонялись члены съемочной группы, попивая кофе и нехотя переругиваясь. В центре зала возвышалась елка, разукрашенная игрушками, цветными шарами, гирляндами и серпантином, а вокруг нее, не обращая внимания на камеры и нервных телевизионщиков, носились с воплями дети. Вдруг у входа в зал появилась Снегурочка со смешными рыжими хвостиками. А за ее спиной маячила ожившая фантазия великого Спилберга в красной шапочке Деда Мороза и с огромным мешком подарков.
Носившиеся по павильону дети на мгновение замерли, а потом, завизжав от восторга, бросились к «Деду Морозу» и Снегурочке. И среди всеобщего гама никто даже не заметил, как позади шумной толпы с глухим стуком рухнул в обморок главный режиссер. А вся съемочная группа замерла в оцепенении, словно стая испуганных сурикатов, не спуская глаз с новогодних персонажей.
Девочка в круглых очочках первая подскочила к Егору, громко заявив со знанием дела:
- Я знаю, его сделали в реквизиторских мастерских! – потом потрогала его за хвост и испуганно отскочила. – Ой!! Он живой!!!
И тут Егорушка вдруг зашелся в кашле. Изо всех сил пытаясь сдержаться, он надул щеки, но из уголка пасти предательски поползла ниточка дыма. Егор в ужасе выпучил глаза, а мальчик в тюбетейке назидательно погрозил пальцем и чужим скрипучим голосом промолвил: «Курить – здоровью вредить». Дракон икнул, снова вовсю закашлял, и тут из его пасти вместе с дымом сверкнул веселенький огонек. От ужаса он шлепнулся на пол, разбросав неуклюжие лапы, и помотал головой. При этом снова из пасти полыхнули, словно из газовой конфорки новенькой плиты, сине-красные язычки пламени.
Дети испуганно шарахнулись от дракона. Только невозмутимый мальчик в тюбетейке приблизился и, зачарованно глядя на Егорушку, с восхищением протянул:
- Вау-у-у… Огнедышащий дракон!!! А ты елку зажечь можешь?..
Егор растерянно озирался, не решаясь на такое. Потом все-таки надул изо всех сил щеки и полыхнул огнем. Дети завопили, а весь зал вдруг озарился множеством огоньков, залив ослепительным светом весь павильон. Откуда-то грянула музыка, как будто тысячи хрустальных колокольчиков заполнили все вокруг своим мелодичным звоном; в воздух взвились сотни воздушных шаров, и елка заискрилась россыпью сверкающих свечей. Щелкали хлопушки, взрывались петарды, фонтанами брызгали конфетти и змеился разноцветный серпантин, вокруг блистающей огнями елки бегали восторженные дети, а дракон выплясывал со всеми польку-бабочку. Вдруг среди общего шума Егор неожиданно услышал из-за елки какое-то хлюпанье. Он осторожно заглянул туда и увидел старую дворнягу. Жужа-Матильда сидела в углу, свесив свои лохматые уши к полу, и отчаянно шмыгала носом, а по ее седой морде градом катились слезы.
-Что ты?? Что ты?.. – встревоженно кинулся к ней Егор. А Жужа подняла на него полные слез глаза и прошептала:
- Какой же ты у меня красивый, сынок!
И тут дракон Егор завопил во всю глотку: «Мааа-мааа!!!» И кинулся к старой дворняге, грохоча своим разноцветным хвостом.
Спасибо!!! Написала эту сказочку за 2 дня до прошлого Нового года, вспомнив в последний момент, что наступает Год Дракона. И подарила подруге(которая накануне сказала:"А не написать ли тебе сказку про дракона?..)
Где-то на просторах Инета обнаружила давно, ещё в прошлом году, а может, и раньше даже. И - влюбилась! Знало, чувствовало моё сердце, что пригодится этот малыш))
Прекрасная, слегка жутковатая сказка. Как раз в духе Колобков, ведущих следствие. В киеве была студия с прекрасным мультипликационным производством - именно сказка им бы подошла
Спасибо, Денис! Вы здорово всё подметили. Во всяких сказках, кроме положенного счастливого конца, непременно должна быть некая жутковатость. Когда писала эту сказку, вспоминала одну очень известную в своё время киевскую кмностудию, на которой были сняты самые талантливые, необыкновенные фильмы. А теперь там разруха и запустение, да ещё и всякие арендаторы, не имеющие никакого отношения к кино. Грустно. Вот такая печальная "сказка" между строк... Но конец-то счастливый?