ШКОДА

Шкода - баловство, озорство, приносящее вред (Словарь Ожегова)

В известной песне Владимира Высоцкого про доцентов с кандидатами, брошенных в разгар битвы за урожай на помощь колхозникам, есть строки:

- Небось картошку все мы уважаем, когда с сальцой её намять…

То-то и оно, что уважаем. А ведь были, сказывают, в истории мрачные времена, когда наши предки относились к этому овощу без должного пиетета. Вроде как не могли они взять в толк, а что же, все-таки, следует употреблять в пищу – вершки или корешки? И поскольку к вершкам доступ был более легким, а к клубням нужно было ещё докапываться, то пробовали употреблять в пищу именно их. Причем в сыром виде. Растение же относится к семейству пасленовых, и в сыром виде откровенно ядовито. Народу повымерло немало. Как результат, в крестьянской среде вспыхивали так называемые картофельные бунты, направленные против засилья иноземной агрокультуры на наших, Расейских просторах.

С тех славных пор минуло уж немало лет. Картошка давно прижилась в повседневном рационе одной шестой части суши, и стала не только основным продуктом питания россиян, но и неплохой статьей дохода предприимчивых граждан. Когда приятель мой Славка, стоя в очереди за привозной картошкой, делал в уме несложные математические упражнения, вычисляя среднее количество овоща, потребляемого ненасытным населением района в течение месяца, пришла пора и нашему временному, трудовому коллективу вкусить прелести картофельного бизнеса. Славка был, как всегда, многословно убедителен. Развернув перед нами заранее приготовленный, рекламный материал, в виде буклетов, проспектов и натуральных образцов продукта, он излагал своё видение проблемы с точки зрения вечно голодного обывателя.

- Среднестатистический гражданин нашего района в день сжирает не меньше кило картошки – Вещал Славка – Семья из трех человек уже может справиться с тремя килограммами. Помножим три килограмма на количество семей, равное десяти тысячам. Это же тридцать тонн картофана улетает у нас в районе за день! А за месяц? Девятьсот тонн! Ежели за кило картошки мы платим, в среднем, полтора рубля, то надо думать, что закупка идет где-то по полтиннику. Пускай трехгривенный сгинет на дорогу и прочие траты… Что получается? Семьсот тысяч в месяц чистого дохода! Не всё мы сможем осилить, что-то достанется конкурентам. Но половину на себя мы оттянуть обязаны.

Часть нашего трудового коллектива, представленная, помимо Славки, ещё тремя человеками, впала в легкий ступор. Нет, ну что такое картофель, мы все знали не понаслышке. Сажать его ранней весной, окучивать и полоть в течение весны и лета, а потом, осенью, копать и закрывать в бурты, переложенные соломой, было нашим любимым занятием. Ради которого мы могли бросить абсолютно всё, включая непрерывно ведущуюся борьбу с зеленым змием.

- Я всё продумал – Продолжал распалившийся Славка – Мы покупаем грузовой автомобиль. Шкоду… Старенький и абсолютно надежный автомобиль. Ломаться в нем совершенно нечему. Чехи умеют машины делать. Тачка была в хороших руках, на борт берет десять тонн. Цена минимальная – человек по свойски отдает. За двести штук… Отсюда грузимся арбузами, закупаем их по десять копеек килограмм. Едем в Россию, меняем арбузы на картошку один к одному. За кило арбузов - кило картошки. Получается выгода в одну сторону и выгода – в другую…

Мы стоим молча, переваривая полученную информацию. Сказать, что мы сразу же воспылали желанием бросить всё, к едрене фене, и двинуться в сторону неохватных картофельных полей средней полосы России, значит – ничего не сказать. Возникшее двигательное желание граничило со стремлением броситься бежать, куда глаза глядят, но только не за картофелем. Этот, блин, агроном-теоретик опять пытался втянуть нас в очередную, плохо просчитываемую, авантюру. Наши робкие попытки организовать восстание против диктатуры одной личности были подавлены Славкой на корню:

- Надо ехать смотреть автомобиль. Я уже и задаток приготовил. Тачка забойная. Идет мягко, в салоне хоть общежитие устраивай. Четыре сидячих мест и подвесная кровать.

Вполне аргументированные возражения, что не салон с кроватью в автомобиле главное, а двигатель и состояние ходовой, Славкой во внимание не брались. С техникой у него были определенные проблемы. Конечно, Славка догадывался, что ежели автомобиль совершает поступательное движение, то внутри его что-то должно происходить. Но вот что? Это была терра-инкогнита. Поэтому, по прибытии к месту стоянки автомобиля «Шкода», Славка произвел тщательный обход тягача по периметру, попинал туго накачанные скаты, забрался на водительское место, посигналил и глубокомысленно произнес:

- Та-а-чила… Ну что, мужики, нравится?

Мужики попросили откупорить капот автомобиля, находящийся в пассажирском салоне и долго взирали на огромный, однорядный, шестицилиндровый двигатель мастодонта, пытаясь определить по внешнему виду состояние ископаемого чудовища.

- Слышь, Славка – Более других приближенный к грузовым автомобилям Пахом озадаченно почесал затылок – А где на это чудо, если что случится, запчасти добывать? Их уже почитай, лет десять, как с производства сняли. А без запчастей – это металлолом на колесах…

- Да брось ты, Олег… Тут ломаться нечему. Всё очень просто устроено. Хозяин говорит, что последние пять лет он вообще под капот заглядывал только для проверки уровня масла в двигателе. Всё на ходу. Заводи и езжай.

- Ну да…- В беседу вступил Глеб – А состояние ходовой? Надо бы шкворня проверить, рулевое, карданы, крестовины… Это же не шутка… Это наша жизнь и ещё кого-нибудь, может быть…

- Да всё в полном порядке. Я этого человека знаю… Он за женой так не смотрит, как за своим автомобилем…

- А что же он сам при осмотре не присутствует? Рассказал бы, что да как… К кому мы потом, в случае какой поломки, претензии предъявлять будем? К тебе?

- Да что вы, в самом деле? Нам один рейс сделать, и мы уже все вложения окупим… А второй рейс пойдет в прибыль. Уж несколько рейсов она как-нибудь выдержит?

- Не знаю, не знаю… Пахом был откровенно не в восторге от предполагаемого приобретения – На таком крокодиле я ни разу не ездил. Что он из себя представляет в плане эксплуатации и обслуживания? А ну как что-нибудь хрястнется в дороге?

- Да не каркай ты… Хрястнется, хрястнется… - Славка начал нервничать - Говорят тебе – нечему ломаться. Всё железное.

И он, для пущей убедительности, постучал кулаком по обшитому дерматином капоту.

Может этот убедительный аргумент сыграл свою решающую роль… А может близость осени и надвигающиеся заботы по заготовке на зиму продуктов первой необходимости… Да кто же его знает? В общем, автомобиль мы купили. Вместе с тентованным полуприцепом и запасным, ЛиаЗовским колесом. Несколько первых, счастливых, дней обладания новым, в смысле вновь приобретенным, автомобилем мы из него, практически не вылезали. Оставив полуприцеп на опорах возле Олегова двора, мы затаривались всем экипажем в безразмерный салон и ехали, надо не надо куда, лишь бы ехать. Даже «Москвич» свой позабросили. И правда… АвтоШкода радовала мягким ходом и басовитым звуком работающего двигателя. Создающим впечатление этакой надежности и нерушимости…

К поездке за картофелем мы подошли с присущей нам от природы ответственностью. Протерли ветошью запотевший маслом двигатель автоШкоды, приладили в кабине, над ветровым стеклом, деревянную полочку с кассетным магнитофоном, пошили на сиденья велюровые чехлы и приняли, по договору, на работу водителя Санька, имевшего в прошлом некоторый опыт общения с чехословацкими изделиями автопрома. Можно было тариться арбузами, и выезжать в путь дорожку. В последний момент арбузы решили не закупать, а взять с собой хозяина бахчи с его продукцией, поскольку Славка счел такой расклад более экономически целесообразным. Хозяина звали Алексей и был он другом Пахома. Таким образом, в боевой поход за картофелем собрались: Пахом, Алексей, Глеб и водитель Санек. Нам со Славкой места в кабине «Шкоды» не нашлось, да и дел на месте было невпроворот. Мы вдвоем, и старенький автомобиль «Москвич», оставлены были осваивать непаханое поле риэлтерской деятельности. Друзья наши загрузили полуприцеп арбузами, заправили баки Шкоды соляркой, собрали нехитрые, походные пожитки, расцеловались с родными и близкими, и ранним утром начала августа тысяча девятьсот девяносто четвертого года, покинули родные места в надежде найти лучший картофель, нежели тот, к которому мы все привыкли на своей малой родине. Томительно потянулись часы, дни и недели, лишенные хоть малой толики информации о наших друзьях. Где они, чем заняты? Живы ли? Ничего о них было неизвестно. Лихорадочно просматривали мы по телевизору вечерние выпуски теленовостей и прочитывали газету «Известия» от корки до корки. Напрасно… Уже вернулись из дальних краев тяжело груженные картофелем Камазы, дымя несгоревшей соляркой и подслеповато мигая тусклыми фарами… А от наших Шкодистов всё не было ни слуху, ни духу… Уже были распроданы первые тонны картофеля нового урожая, и довольные предприниматели, в тиши своих спален, подсчитывали хрусткие барыши… А их всё не было… Мы начали мучаться неизвестностью и ностальгией по сгинувшим в картофельных полях друзьям. Пора было начинать поисковые мероприятия. Ведь с момента отбытия их в картофельные края минуло почти две недели… Да что они там? Выращивают этот картофель, что ли? И тут у меня дома прозвенел звонок. Голосом, пониженным до писклявости огромным расстоянием и плохим качеством телефонных линий, Алексей сообщил мне пренеприятнейшее известие. Чудо мысли инженеров чехословацкого автопрома, самодвижущаяся повозка под именем «Шкода» полностью оправдала своё название. И начала шкодить ещё на пути туда. Первоначально на полуприцепе исчезли, в неизвестном направлении, тормоза. Что это такое, груженая под завязку повозка, не знающая никакого удержу, знают только водители-дальнобойщики. Поскольку на месте, когда никуда, особо далеко, ехать не надо, отсутствие тормозов на полуприцепе ещё как-то пережить можно. Но стоит выбрать якорь и пуститься в далекие края за приключениями, как они тут же посыпятся на вашу бедную попу, как из рога изобилия. Надо замедлить ход где-нибудь на затяжном спуске, водитель жмет на педаль тормоза, тягач, трясясь, как паралитик, пытается сдержать напор груженой телеги, а она и не думает снижать скорости. Полуприцеп и автомобиль, используя седельный узел, как ось вращения, начинают складываться пополам посреди дороги. Встречные автолюбители в ужасе разбегаются по обочинам. Надо отпускать тормоза, выравнивать автопоезд по оси дороги и нестись вниз, набирая скорость, и надеясь на извечное российское «Авось». Ну – это же не езда… Экстрим, да и только. Пришлось останавливаться, и довольно долго искать причину пропажи тормозов. Пока выяснили, да сообразили, что и как надо делать – минул первый день. Половину второго дня искали токаря и объясняли полупьяному профессионалу, какую поставленную перед ним задачу надо выполнить. И с каким качеством…

Машина поехала, и весь остаток дня успешно справлялась со своими обязанностями. Напрягшийся было народ, душой отмяк и расслабился. Ещё через день добрались до места массового производства картофеля в нашей стране. Там их уже ждали исстрадавшиеся по арбузам местные аборигены. С жадностью накинулись они на ягоды, выданные им экипажем для пробы, и понесли последнее, что только имели, в обмен на этот диковинный продукт. Торговля закипела. Переезжая от деревни к деревне, предприниматели настолько обнаглели, что уже меняли на картофель отдельно мякоть арбуза и полосатые корки. Удача шла прямо в руки. К исходу пятого дня полуприцеп был засыпан под завязку отборным, аппетитным картофелем. Нужно было прощаться с гостеприимными хозяевами земли русской и отправляться восвояси, на свой Северный Кавказ. Расставание прошло в теплой, дружественной атмосфере. Слаженно играл духовой оркестр, выдувая из меди марш Агапкина «Прощание Славянки», плакали старики и дети. Мужественные повелители автоШкоды тайком смахивали набежавшую слезу, и клятвенно обещали вернуться…

На каком-то затяжном подъеме, уже невдалеке от Ростова-на-Дону, внутри «Шкоды» что-то хрястнуло, загремело, и мощность двигателя сразу упала до уровня инвалидной коляски. С огромным трудом Санёк повернул, ставшее непослушным, рулевое колесо в сторону обочины. Громыхая в себе чем-то оторвавшимся, «Шкода» замерла сбоку дороги, но двигатель, отчаянно дымя, продолжал работать. Быстро подоткнув под колеса округлые булыжники, друзья сняли крепления капота и с недоумением уставились на отчаянно вибрирующий двигатель, с хрустом перемалывающий в себе какую-то железяку. По всему выходило, что детище Дизеля следовало немедленно заглушить. Ибо неизвестно, что он там в себе жует, и как долго это может продолжаться. А ну, как он себя полностью сожрет? С другой стороны, пока двигатель работает, можно попробовать дотянуть хотя бы до конца подъема, и свернуть с оживленной трассы на второстепенную дорогу для диагностики и ремонта. На том и порешили. Убрали из под колес тормозные булыжники, запрыгнули в кабину и водитель осторожно включил пониженную передачу. Двигатель отзывался на любое касание педали акселератора отчаянным грохотом. Казалось, что из него немедленно повылетают все составляющие кривошипно-шатунного механизма. Однако «Шкода», несмотря ни на что, дымя как паровоз, заправленный сырой соломой, ужасая экипаж металлическими звуками, медленно ползла по обочине к вершине подъема. Когда Санек завертел рулем в правую сторону, покидая федеральную трассу, весь личный состав картофельного похода был измотан нервами так, будто это они, а не издыхающий двигатель, втащили прицеп с картошкой на вершину, как минимум Эвереста. Санёк повернул ключ в замке зажигания, и в мире наступила тишь и спокойствие. Стало слышно, как высоко в небе тренькают жаворонки, а по ветвям окружающих дорогу деревьев пробегает шаловливый ветерок. Вооружившись ключами, друзья разобрали головку двигателя, откуда происходил скрежещущий звук, и обнаружили, что распредвал, приводящий в действие газораспределительный механизм, лопнул пополам. А в длину этот распределительный вал был почти полтора метра. И посадка шестерни, приводящей этот механизм от коленчатого вала, была конусной, без шпонки. Шестерню же, по незнанию этого хитрого факта, с распредвала сняли… И если, даже с поломанным валом, в работе находилось не то два, не то три цилиндра, то теперь, после снятия шестерни, выставить правильно фазы газораспределения не было никакого шанса. Двигатель окончательно превратился в груду бесполезного железа. Ближайшим населенным пунктом от места аварии оказался Красный Сулин, куда и отправили Глеба, искать помощи и не особенно надеясь на удачу. На единственном в Красном Сулине автотранспортном предприятии Глеб разжился не только информацией, что раньше здесь все ездили именно на таких, чешских авто, но и раздобыл абсолютно новый распредвал, который кузнец уже готовился перековать на какой-то, более нужный в хозяйстве, предмет. Обстановка складывалась обнадеживающая. За мешок картошки дотащили обездвиженную «Шкоду» на территорию автопредприятия и, расставшись во дворе с полуприцепом, затолкали её в пустующий бокс. Имея в наличии новую запчасть и под боком слаженный коллектив предприятия, ранее эксплуатировавший такой же транспорт, разве можно хоть на миг сомневаться в благоприятном исходе ремонтных работ? Правильно… Нельзя. Вот и экипаж Шкоды не сомневался. Раскидал во все стороны половину этого, самодвижущегося чуда, и воткнул на место, безвременно почившей детали, новую. Заминка вышла с установкой приводящей шестерни. Как её правильно выставлять, если на ней никаких рисок не предусмотрено? Какие мысли бродили в гениальных головах чешских инженеров, когда они придумывали такой хитрый способ установки зажигания? На что рассчитывали? Может быть на то, что деталь эта, распределительный вал, вышла у них вечной и никогда не сломается, и не износится? Или на то, что некое лицо, которому приспичило снять эту злосчастную шестерню, назад её прилепит, с первого раза попав на нужный угол опережения зажигания? Вопросов больше, чем ответов. Факт остается фактом. Пространственно шестерня могла занимать какое угодно положение, но, сообразуясь с известным законом подлости, когда хлеб, намазанный маслом, падает маслом строго вниз, только не то, которое нужно. Промучившись с ней пару дней, и не добившись от двигателя никаких признаков жизни, народ пришел к стойкому убеждению: надо что-то делать. И отправил Алексея просить помощи из родных краев. В основном – материальной, поскольку те небольшие деньги, которые были оставлены на обратную дорогу, почти полностью закончились. И если курево ещё можно было стрельнуть у сотрудников автобазы, то с пропитанием ситуация складывалась драматическая. Основной рацион составлял, как нетрудно догадаться, находящийся в прицепе картофель. Завтракали картофелем, на обед подавали картофель и ужинали, опять же, им любимым. Через несколько дней экипаж, от такого разнообразия, начало откровенно подташнивать.

Выслушав по телефону вопли отчаяния, мы, со Славкой, начали недолгие сборы в дорогу, на спасение своих товарищей. Главная проблема заключалась в том, что наш старенький «Москвичок» требовал срочного ремонта двигателя. Моторного масла он поглощал в количествах, в пересчете на сто километров пути, превышающих средний расход бензина на то же расстояние. А поскольку, в те времена, могло случиться и так, что нигде по пути ни масла, ни бензина можно было не обнаружить, то весь салон легковушки напоминал собой филиал топливозаправочной станции. В оставшееся незанятым канистрами с топливом и моторным маслом пространство мы впихнули провиант, собранный семьями застрявшей в Красном Сулине экспедиции, и свои личные вещи. Долго ли, коротко мы добирались к нашим друзьям, описывать нет смысла, поскольку ничем особым эта дорога нам не запомнилась. Разве что только частыми остановками для пополнения уровня моторного масла, пожираемого «Москвичем» в неимоверных количествах. Прибыли мы к воротам автопредприятия в Красном Сулине уже изрядно полегчавшие от горюче-смазочных запасов. Радости наших друзей не было предела. Словно целую вечность отсутствовали они в родных краях – всё не могли наслушаться последних новостей. А мы со Славкой сыпали ими, как из рога изобилия. Но вот схлынули эмоции от долгожданной встречи, пришла пора переодеться в рабочую одежду, и показать всему миру удивительные познания в устройстве и эксплуатации дизельных устройств. Не знаю, как у кого, но у меня лично, особого багажа знаний, в этой области, как раз и не наблюдалось. Так, помнил что-то, из курса средней школы, об общих принципах работы дизельного двигателя. И не более того… С некоторой опаской обошел я вокруг, раскиданных в боксе, автомобильных прибамбасов, и принялся вникать в суть происходящего. Ребята, уже достаточно основательно изучившие внутреннее устройство двигателя Шкоды, охотно вводили в курс дела и показывали, какая железяка куда предназначается. По всему выходило, что все возможные варианты установки зажигания они уже перебрали. Наглухо загнав автомобильные аккумуляторы, выпросили у местных механиков зарядно-пусковое устройство, почему-то именуемое в среде водителей «Машкой». Гоняли этим устройством двигатель Шкоды чуть ли не до закипания воды в радиаторе. Дым от несгоревшего топлива заполнял весь бокс, и ребята перемещались в нем, как ёжики в тумане, кашляя и матеря чешский автопром. К огромному сожалению, на автопредприятии не осталось ни одного специалиста, помнившего, как правильно следует производить регулировку фаз газораспределения. Требовался свежий взгляд на существующую проблему и неординарный подход в её решении. Взяли три по пятьсот. Сварили ведро картофеля в мундирах и принялись думать извечную российскую думу: кто виноват и что делать? Мысль бродила где-то внутри организма, не спеша прорваться наружу. Взяли ещё две по пятьсот. Нарисовали первую, приблизительную диаграмму работы дизельного движка, внеся в неё ряд существенных усовершенствований, придуманных по ходу обсуждения. Пока всё это не выветрилось из памяти, быстренько собрали двигатель и попробовали его завести. Не завелся… Вернулись в подсобку, выделенную нам для временного обитания, и дружно накатили по сто пятьдесят. Нарисовали ещё одну диаграмму, которая уже очень сильно стала смахивать на жидкостный, многоступенчатый двигатель немецкой ракеты «ФАУ-4». А поскольку последняя не оправдала надежд фюрера нацистского рейха, то кое-что в этой схеме мы подправили. Получилось уже значительно правдоподобнее, но Шкода опять не завелась. Сели в подсобке и под картофель повторили попытку разобраться: а в чем же, собственно, дело? Поскольку жидкостный эквивалент мозгов подошел к концу, то ответ выглядел следующим образом: во всем виноват изобретатель неработающего двигателя, господин Рудольф Дизель Кретьен Шарль, неизвестно куда сгинувший в далеком 1913 году. А посему, в данный момент – спросить не с кого… Найдя правильный ответ на поставленный, исторический вопрос, попадали спать, не раздеваясь, в мазуте и путанных мыслях. Утро следующего дня принесло суровое пробуждение и обжигающий чай из закопченного до блеска, алюминиевого чайника. На совместном заседании тех, кто был раньше и прибыл позже, обвинения с Кретьена Шарля решили снять и обратиться за помощью в местное профессионально-техническое училище, готовящее трактористов-бульдозеристов расширенного профиля. Долго блукали на «Москвиче» по пересеченной местности Ростовской области, сверяя направление движения с каракулями в записной книжке, но искомое училище находиться не спешило. Уже отчаявшись выйти на нужный след, завернули за очередной бархан и выкатились прямиком к воротам так нужного нам учебного заведения. В кабинете, хорошо экипированном наглядными пособиями, преподаватель теории дизельных двигателей долго и путано объяснял нам основы проектирования чего-то там такого, работающего на всем подряд. Конкретно и применительно к двигателю, установленному на нашем чехословацком чуде, он смог посоветовать лишь - не впадать в отчаяние, и продолжать смелые творческие поиски. Выйдя из стен училища, окрыленные новаторскими идеями и желанием спалить этот, так его растак, автомобиль, мы покатили в обратном направлении. По дороге свернули в магазин, купили продуктов к картофелю и, после некоторых колебаний, некоторой алкогольной продукции, поскольку без неё уже не соображалось. В боксе, вокруг останков нашего тягача, мы застали практически весь личный состав автотранспортного предприятия. Движимые лучшими побуждениями, водители, не один год отработавшие на большегрузных автомобилях всех марок, пытались помочь дельным советом нашим, офонаревшим от ослиного упорства Шкоды, друзьям. Основным камнем преткновения, мешавшим выбрать правильную позицию в вопросе установки зажигания, служил тот факт, что никто не помнил – с какого цилиндра в данном двигателе начинается рабочий цикл. С первого, или с последнего? Казалось бы, чего проще? Допустим, что с первого. Тогда выставляем поршень первого цилиндра в верхнюю мертвую точку, крутим распредвал так, чтобы кулачки впускного клапана набегали на толкатель, насаживаем в этом положении шестерню привода распредвала на свое место, собираем до кучи двигатель, переднюю плиту шестерен, ставим на место радиатор и пробуем заводить. Не получилось? Ерунда…Отлучаемся в пособку, накатываем по сто пятьдесят, закусываем картофелем и проделываем все то же самое, но уже для шестого цилиндра. С учетом съема радиатора, весом этак под пятьдесят килограмм, разборки двигателя, перетряхивания всех железных кишочков, установки газораспределительного механизма в новое положение – это занимает от двух до трех часов кропотливой работы. Подсоединяем пусковое устройство и пробуем заводить. Не заводится? Почему? Черт его знает… Обреченно плетемся в подсобку и допиваем все, что осталось из дневных запасов. Ругаем конструкторов, картофель, власть и начинаем присматриваться к Славке, на предмет, а не начистить ли ему хлебальник? Тут Славка высказывает очень здравое предположение, что, вообще-то, цилиндров у двигателя Шкоды, не охваченных нашими экспериментами, осталось ещё целых четыре. И Бог их знает, этих конструкторов мать, с какого они там цилиндра запроектировали это самое зажигание. Под это предположение, он достает из ведра с картофелем очень даже симпатичную бутылочку с прозрачной жидкостью. Как-то разом подобревший к нему экипаж пододвигается поближе, и в чем-то даже начинает с ним соглашаться. Жидкость разливается по стаканам и перекочевывает в наши организмы. Потеплевшие и подобревшие, вооруженные новой теоретической наукой, раскидываем автомобиль, почти до основания, за каких-нибудь пятнадцать минут. Переставляем все металлические детали в новое положение. Собираем в обратном порядке и в ускоренном темпе. Уже установив на место радиатор, спохватываемся, что не запомнили, для какого цилиндра выставили зажигание. Половина народу считает, что для второго, а половина – для четвертого. Посовещавшись, решаем, что никакой разницы, как раз, и не наблюдается. Нацепляем клеммы на «Машку» и пробуем толкнуть двигатель. Гоняем его до потери пульса. Хоть бы один хлопок… В каком-то остервенении за пять минут разбираем только что собранное, и переставляем все шестеренчато-вальные премудрости в Бог весть какое положение, даже не пытаясь как-то обосновать получившееся. В таком же темпе собираем обратно и включаем зажигание. Не знаю, что там испытал господин Р. Дизель, когда впервые увидел работу придуманного им агрегата. И как она там выглядела, эта работа? Но вот что испытали мы, когда собранный, совершенно наобум, двигатель, вдруг испустил из себя клубы белого дыма, затрясся и затарахтел, помню совершенно точно. Это было потрясение. Мы стояли окаменевшие, глядя на трясущийся в паралитическом экстазе агрегат, и боялись поверить в происходящее.

Двигатель работал!

Правда, он вибрировал на резиновых подушках так, что возникало опасение, а не оторвется ли он, к такой-то бабушке? И дымил при этом, как десять паровозов, вместе взятых. Буквально через несколько минут, в боксе уже невозможно было находиться ни под каким предлогом. Но, несмотря ни на что, агрегат жил и вселял в нас надежду, пусть и весьма призрачную, на скорое наше отбытие в родные края. Посчитав, что на этот день достигнутых результатов хватит с лихвой, мы расползлись, кто куда на ночное времяпрепровождение. Проснувшись на следующий день, наскоро совершив утренний туалет и позавтракав, затаив дыхание, мы сделали попытку запустить двигатель. И он опять завелся. Открыв двери бокса, водитель Санек сделал пробный круг по территории автопредприятия. Коптил наш тягач так, что все гаражные постройки, стоящие автомобили, люди – абсолютно всё исчезло в густых клубах бело-синеватого дыма, лезшего в глаза, нос, горло… При этом двигатель не выдавал и половину былой мощности. И все-таки – это было достижение. Плохо ли, хорошо ли, но автомобиль обрел способность к передвижению. Несколько воспрянув духом, мы решили не останавливаться на достигнутом, и попробовать улучшить достигнутые результаты. Сделали метки на шестернях и валах, дабы зафиксировать найденное положение, и, дав двигателю остынуть, разобрали его для дальнейшей регулировки. Осторожно сместили положение приводящей шестерни на долю градуса по часовой стрелке. Собрали всё в одну кучу и провернули двигатель стартером. Тишина… Лишь из выхлопной трубы толчками вылетал дым от несгоревшего топлива. Опять разобрали всё до исходного положения и сместили шестерню против часовой стрелки на долю градуса. И вновь не сумели оживить двигатель. Вырисовывалась довольно безрадостная перспектива… Каким-то образом мы попали в единственное положение приводящей шестерни, при котором из шести цилиндров двигателя работали не то два, не то три. Можно ли было, при таком раскладе, рассчитывать, что мощности, оставшихся в работе лошадиных сил, хватит на то, чтобы покинуть гостеприимную гавань – мы ответить не могли. Требовался эксперимент. Мы собрали машину в одну кучу, стараясь не следовать правилу, при котором в конце ремонта всегда остаются лишние детали, запустили отчаянно дымящий мотор и подогнали «Шкоду» задним ходом под седло полуприцепа, груженого картошкой. Сделали круг по двору гаража, поставив плотную, дымовую завесу… В общем-то, машина, конечно, ехала… Хотя вся вибрировала и дергалась… Но иного варианта, кроме как убираться восвояси с территории, пусть и гостеприимного, но все-таки не дома, у нас не было… В общем, подумав и посовещавшись, мы приняли единственное решение – ехать. Собирать пожитки и, ближе к вечеру, отчаливать в направлении родных краев. И так загостились сверх меры. Сказано – сделано. В пять часов пополудни, пожав руки действительно прекрасным людям, вытерпевшим столь долгих гостей, мы затарились в лоно нашей мучительницы, и выехали за ворота гаража. От Красного Сулина, в направлении трассы М4 Москва – Ростов-Дон, вела дорога с непрерывным подъемом градусов в двадцать. «Шкода» волокла тяжело груженный прицеп на последнем издыхании оставшихся сил, выплевывая в выхлопную трубу несгоревшую солярку в виде сплошной, белой завесы. Со стороны создавалось впечатление, что на дорогу упало молочное облако, которое тащит за собой какой-то сарай на колесах. Встречные автомобили с опаской жались к обочине, не рискуя въезжать в это облако, неизвестно что в себе таящее. Сзади нас собралась огромная колонна разнокалиберных автомобилей, опасающихся совершить обгон в этом опасном тумане. Мы преодолевали этот подъем целую вечность. И уже когда стала видна трасса, неожиданно под капотом раздался металлический грохот, удар и в кабину, через щели повалил густой пар. Лобовое стекло мгновенно запотело. Потеряв способность ориентироваться в окружающем пространстве, наш водитель за малым не свалился в глубокий кювет сбоку дороги. Заглушив двигатель, мы скорым темпом повыскакивали из кабины наружу, и с недоумением уставились на потоки воды, лившиеся откуда-то из района радиатора. Затем осторожно сняли капот… То, что мы увидели, повергло нас в состояние глубокого ступора. Огромный, металлический вентилятор, насаженный на ось помпы и призванный, для охлаждения воды, протягивать воздух через радиатор, оторвался и с разгона размолотил половину латунных трубок… Но этого никак не должно было произойти… Я отлично помнил, как наш водила затягивал болты, крепящие вентилятор, с помощью металлической трубки. А потом законтрил эти болты стальной проволокой, закрутив её концы пассатижами. Как же всё это сооружение умудрилось открутиться и что, вообще-то, теперь делать? Не успели мы толком подумать эту мысль, как Пахом схватил увесистую кувалду и с криком: - Разнесу, нахрен! - Бросился уничтожать общественное имущество. Хорошо, что этим поступком он опередил назревающее коллективное решение. Иначе «Шкоду» точно бы разнесли на мелкие составляющие. А так, устыдившись минутной слабости, все бросились ловить Пахома и отбирать у него кувалду. Атмосфера над головой автомобиля разрядилась, и мы принялись соображать, как выйти из очередной, нештатной ситуации. Сделали так: сняли радиатор, выбили соты между пробитыми трубками, обломали их и загнули концы трубок пассатижами. Установили радиатор на место, и поехали на «Москвиче», в Красный Сулин, за водой. Залив в радиатор охлаждающую жидкость, искрошили в него пачку сигарет, чтобы табак, размокнув, забил вероятные неплотности в загнутых трубках. Завели двигатель, прогрели его на холостых оборотах, подливая воду и добавляя табак. Конечно, стопроцентной герметичности добиться не удалось – вода капала изо всех щелей. Но двигаться дальше, периодически останавливаясь и подливая воду, было можно. Что мы и рискнули сделать. Выбравшись на федеральную трассу уже в сумерках, неописуемо дымя, обнаружили и ещё одно, весьма неприятное, обстоятельство. Из выхлопной трубы вылетали не только остатки несгоревшего топлива, но и струя пламени, метров этак на пять, в сторону полосы встречного движения. Таким образом, наша самодвижущаяся повозка представляла собой сказочного дракона на колесах, извергающего из себя клубы дыма и лавину огня, сметающего напрочь с дороги встречные автомобили. Это было ещё то зрелище! Его очень органично дополняли черные, от мазута, физиономии картофельных бизнесменов. Расстояние в сто километров, отделяющее Красный Сулин от Ростова на Дону, мы преодолевали почти шесть часов. Уже глубокой ночью, когда вдалеке замаячили огни большого города, свет наших фар выхватил из темноты дорожный указатель, надпись на котором явствовала, что трасса через Аксай закрыта. А это была прямая дорога на мост через Дон. И чтобы попасть на другой мост, нужно было сворачивать в город, и пробираться по забитым транспортом улицам на чуть живой машине, к тому же ведущей себя, как настоящий Змей Горыныч.

И как будто у нас был выбор? Так ведь не было же… Мы свернули в направлении, обозначенном на указателе непонятно куда указывающей стрелкой, и почти немедленно заблудились. Дорога, попетляв по обширной свалке, вывела нас к частному сектору и потянулась куда-то вверх, под небеса, среди темных улиц с мрачными строениями. «Шкода» еле волочась на подъем, накрывала окрестности ядовитым туманом и мы со Славкой, на «Москвиче» вынуждены были волочься сзади, глотая эту отраву и матеря весь белый свет, почем ни попадя. В салоне «Москвича» мы везли несколько внушительных булыжников, на тот случай, если двигатель тягача сдохнет на подъеме, и «Шкода» вздумает попятиться в ту сторону, откуда мы так мужественно выбирались. Удержат ли немаленькую машину несколько булыжников, как-то думать не хотелось. Но, как крайний случай, обсуждался вариант принесения «Москвича» в жертву, в качестве тормозного устройства. Как-то прозевали мы момент, когда, не то из тумана, упавшего внезапно на ночной город и окутавшего все вокруг плотной пеленой, не то из нашей дымовой завесы, выскочили несколько хлопчиков и шустро определились в наш полуприцеп. Благо, таращилась наша таратайка со скоростью никуда не спешащего пешехода. Что там, в нашем полуприцепе, эти хлопчики намеревались делать, тайной оставалось очень непродолжительное время. Когда из под полога на дорогу шлепнулись первые мешки с картофаном, и их уволокла в туман какая-то темная фигура, мы со Славкой поддали газу, обогнали «Шкоду» и принялись подавать водителю Саньку сигналы к остановке. Но Санёк, всем своим организмом висящий на педали акселератора, вовсе не собирался ставить рискованных экспериментов с остановкой еле живого автомобиля на крутом подъеме. Мы вынуждены были опять вернуться в кильватерную струю грузовика и довольно быстро насчитали уже более десятка мешков, которые гоп-компания, орудовавшая в нашем прицепе, сплавила своему сообщнику из тумана. Ситуация требовала принятия срочных мер. Иначе мы вполне могли оказаться, к концу подъема, без, так нужного нам, любимого овоща. Обогнав «Шкоду», мы свернули в первый же, попавшийся на нашем пути, проулок, и бросив «Москвич» на произвол судьбы, рванулись вылавливать фигуру из тумана. Благо последняя, занятая волочением очередного мешка с картофелем, нападения никак не ожидала и сопротивления оказать не успела. Подбежав со Славкой к человеку, старательно, в наклонку, перемещавшему наш картофель в нужном ему направлении, мы схватили его с двух сторон, одновременно, за плечи и штанины, приведя, таким образом тело в горизонтальное положение. Человек заверещал диким голосом, но мешок с картофелем не отпустил. Мы рванули его на себя и вверх, руки ворюги разжались и всей толпой, участники этого действа, полетели кувырком, кто куда. Пока в ночи да тумане, мы принимали вертикальное положение, фигура ходко зникла в неопределенном направлении. Прометнувшись вдоль трассы вниз по движению, мы нашли довольно приличный штабель из мешков с картофелем, который сбежавший гопник успел сволочь в одно место. Надо было отдать этой компании должное за их оперативность: мы насчитали в куче пятнадцать, плотно набитых мешков. И что прикажете с ними делать? «Шкода», хотя и ползла черепашьим шагом к вершине подъема, успела таки удалиться от нас на довольно приличное расстояние. Этот негодяй, таскавший мешки в кучу, сбежал в неизвестном направлении и на его помощь рассчитывать, явно, было нечего. Осталось два варианта: распродать отбитый картофель на месте или попытаться загрузить его в «Москвич». Но в связи с поздним временем суток и наличием густого тумана, рассчитывать на успешную торговлю не приходилось. Явственно вырисовывался последний вариант: подогнать поближе нашего легкового жеребца и распихать мешки в его, далеко не безразмерное, нутро. Что мы и сделали. Четыре мешка засунули в багажник. Поразмыслив, добавили туда же ещё один. Правда, крышка багажника теперь не закрывалась. Шесть мешков, с трудом, но влезло в пассажирский салон на заднее сидение. Куда девать ещё четыре? Один поставили стоймя перед пассажирским сидением, потом впихнули Славика между сидением и мешком и всучили ему в руки ещё один мешок. Но что делать с оставшимися двумя? Если поставить один мешок на водительское кресло, то куда деваться самому водителю и оставшемуся в одиночестве мешку? Надо было пересматривать схему погрузки картофеля и изыскивать резервы. Если выкинуть из салона задний, пассажирский диван, то появлялась призрачная надежда на дополнительную, погрузочную площадь. Мои попытки в одиночку вытащить тяжеленные мешки, успехом не увенчались. Сколько я не напрягался из последних сил, лишь обломал ногти, но ни одного мешка из салона не добыл. Требовалась Славкина помощь. Но он заклинился между двумя чувалами, судорожно вцепившись руками в мешок на коленях, и уже с трудом подавал признаки жизни. Доннер веттер! Кое как, едва попутно не вырвав приборную панель и не отломив пассажирскую дверь, я сумел выдернуть из цепких Славкиных рук семидесяти килограммовую поклажу, и за шиворот извлек Славку наружу. В каком-то остервенении, вдвоем мы повыкидывали загруженный в «Москвич» картофель обратно на дорогу. Вытащили заднее сидение и в таком же, яростном темпе, засунули все мешки обратно в автомобиль, опять придавив Славку неподъемной поклажей. Можно было трогаться в погоню за уехавшей «Шкодой». Но что делать со ставшим, внезапно, ненужным пассажирским диваном. Его то куда? Выход нашелся. Полуоткрытая крышка багажника являла собой укромный уголок между задним стеклом салона и самим багажником, куда я и внедрил бесхозный диван, для верности прикрутив его проводом от автомобильной переноски. Ух-х… В темпе всовываюсь на водительское сидение и, выжав сцепление, пытаюсь запустить двигатель. «Вау-вау-вау-ва-а-а-у» - сказал стартер и на этом музыка кончилась. В ужасе я выключил зажигание, выдержал паузу в несколько минут и, под Славиково кряхтение, повторил попытку. «Вау-в-а-а-у»… Видимо, остатки мощи аккумуляторной батареи съели включенные габариты. А как без них стоять на подъеме в полной темноте? А что, вообще, прикажете делать? Включаю заднюю скорость, зажигание, выжимаю сцепление и тихонько снимаю «Москвич» с ручника, удерживая движение ножным тормозом. Скрипя перегруженными рессорами и нашими нервами, авто начинает набирать ход под гору, в темноту и неизвестность. Отпускаю сцепление и мотор оживает, а вместе с ним приборы, фары и мы со Славкой. Выжимаю сцепление, торможу и пытаюсь выключить заднюю скорость. Не тут-то было. Коробка издает отчаянный скрежет и ни в какую не хочет разъединять сцепившиеся шестерни. Делать нечего, надо сдавать назад с разворотом, дабы привести автомобиль в состояние поперек дороги и попытаться-таки включить переднюю передачу. Отпускаю тормоз и выкручиваю руль вправо до отказа. С разгону автомобиль, получивший ввиду чрезмерной загрузки картофелем, весьма приличный момент инерции, перескакивает колесами через какую-то ощутимую преграду и с треском врубается в невидимое в темноте препятствие. Что мы там снесли, нет времени разбираться. Да и желания особого тоже. Я давлю на рычаг переключения передач и он, нехотя, покидает положение «ехать назад». Толкаю его влево и вперед. Ну… Голубчик… Давай! Давай!

Й-есть!

Газую и отпускаю сцепление. Автомобиль трясется, трогается, что-то обрушая с грохотом позади себя, и мы ввинчиваемся вправо, на проклятущий подъем. Отчаянно завывая трансмиссией и двигателем, ползем со скоростью черепахи в гору, гремя какой-то оторвавшейся запчастью по дороге. Временами мне начинает казаться, что позади нас кто-то воет, и я высовываюсь в форточку водительской двери, пытаясь определить источник звука. Но он тут же прекращается. Я недоуменно пожимаю плечами, мысленно объединяя непонятный звук с чрезмерно нагруженной трансмиссией, и впиваюсь взглядом в дорогу впереди себя. Однако звук возникает вновь и вновь.

- Слышь, Славк… Воет вроде кто позади нас? Ты не слышишь?

- А?

- Воет, говорю, кто-то… Ты не слышишь?

- Кой нахрен воет? Ты, давай, газуй, а то из меня дерьмо скоро полезет.

- Да чем газовать? Не тянет ни хрена эта повозка… А кто-то, все одно, воет…

- Да, блин, ты бы не завыл, если бы в тебя стока картохи напихали?

- Так ты думаешь, это «Москвич» так воет?

- Да не слышу я, чтобы кто-нибудь выл… А вот я счас точно завою…

- Крепись, братан… Это же только первый рейс. Потом на прибыль пойдем… А?

Славка обреченно молчит, а я давлю на педаль акселератора, вслушиваясь в периодически возникающий вой по корме автомобиля. Черт его знает, что бы это могло значить? Не припомню, чтобы какой из автомобильных агрегатов был способен на такие жалобные звуки.

Но все когда-нибудь кончается. Вот и подъем, казавшийся просто бесконечной попыткой взобраться на вершину земного шара, плавно перетек в относительно ровную дорожную поверхность и, вскоре, по дымовой завесе, вызывающей свербение в носоглотке, мы поняли: наши друзья не за горами.

Когда мы их обгоняли, взмахами рук показывая необходимость остановиться, то я успел заметить выражение не то чтобы удивления, а просто таки остолбенения на их чумазых лицах за стеклами кабины «Шкоды».

- Ну да – Подумал я – Ещё бы им не удивляться… Ехали пустыми, а тут вдруг под завязку мешками натолканы…

Остановился впереди «Шкоды», выключил зажигание и открыл дверь. Высунул ноги наружу, вылез и пошел к грузовику. И тут на меня кинулась, неизвестно откуда взявшаяся, собака. От неожиданности я заорал и бросился в сторону. Отбежав на некоторое расстояние и поняв, что за мной никто не гонится, оглянулся назад. На прицепном устройстве «Москвича» висела собачья будка, а к ней цепью был прикреплен кудлатый пес, весьма не миролюбиво лаявший в мою сторону. Вкупе с раскорячившимся от непосильной ноши автомобилем, будка выглядела законченным штрихом к полотну сошедшего с ума художника абстракциониста. Выбравшийся наружу из кабины «Шкоды» народ с любопытством осматривал раздавленного картофелем Славку и надрывающуюся лаем собачонку.

- Ну ладно… Откуда взялся картофан в вашем авто, ещё предположить можно… Хотя тоже непонятно. Но вот какого хрена вы будку с собакой на фаркоп привесили… А? - Пахом пребывал в явном недоумении.

- Да мы, это… Для охраны, собаку то… А картофан она нам продала…

- Кто?

- Ну, она… Собака…

- Со-о-бака? Вы чё, дебилы? Как собака могла вам картошку продавать? Вы где это всё взяли?

- Где, где… Если бы не мы, то вы бы сейчас трелевали пустой прицеп. Давайте-ка лучше картофан вытаскивать, а не то от Славки мокрое пятно останется.

Пока мы разгружаем «Москвича» и освобождаем Славку, вкратце пересказываю перипетии затяжного подъема и варианты возможного обретения собачьей будки. И потихоньку нас накрывает хохот. Мы стоим вокруг «Москвича», согнувшись пополам и смеёмся до коликов в животе.

- С-собаку… С будкой… Не могу… Вот, блин… - Глеб в изнеможении опирается рукой на крышку багажника «Москвича»- А что хозяева подумают, когда утром не обнаружат свою охрану? Кто-то сломал забор и утащил собачью будку вместе с обитателем…

- Да… Дела… Однако, надо собачонку отпустить, а будку здесь оставим. Не ехать же назад из-за неё. Да она доброго слова не стоит. Ещё забор заставят чинить. А то и морду начистят… - Я с опаской приближаюсь к ярящейся собачонке, которая, как выясняется, проявляет агрессию больше для самоуспокоения и тут же прячется под багажник «Москвича».

- Э-э, брат… Да ты не шибко и храбрый… Иди сюда…- Я отцепляю привязь от будки, подтягиваю извивающуюся животину к себе поближе и наматываю тонкую цепь на шею псу, закрепив её конец под ошейник.

- Беги домой, да передай хозяину нашего пардону… Не хотели мы, да так вышло…

И собачонка сгинула во тьму под наш дружный смех. А мы поехали дальше. В город. Дымя и извергая пламя в кильватерную струю. И вскоре оказались в старых кварталах Ростова-на-Дону. Мало освещенных, узких до состояния козьей тропы и не несущих в своих лабиринтах никакой графической информации. Кто мы здесь, куда премся на ночь глядя, сломя голову и, главное, где из всего этого есть выход – совершенно было непонятно. В конце-концов, в одном темном проулке, сделав очередной поворот, наша «Шкода» расклинилась между растущими на пути тополями и мы поняли – надо искать дорогу в пешем порядке. Оставив друзей на охране пасленовых, мы со Славкой замкнули ключиком «Москвичок» и тронулись в неизведанную тьму города. Встреченный нами одинокий пешеход долго отходил от страху при виде двух, эфиопного вида, молодцев, интересующихся вопросом – а как отсюда выбраться? И, придя в себя, довольно толково изложил план катакомбов старого города, ведущий к нашему спасению. И мы разошлись с ним, проникнутые чувством взаимной благодарности. Он к нам за то, что просто спросили дорогу, а мы к нему, что честно её указал. А не стал изображать из себя Ивана Сусанина. Вернувшись, мы поделились обретенными знаниями с нашим водителем, Саньком. Он впитал их, кивнул понятливо головой, крутнул в замке ключом зажигания и наша «Шкода» понесла друзей навстречу родному дому. А мы со Славкой побежали на соседнюю улицу, где остался наш «Москвичок» под одиноко горящим фонарем. И быстро его нашли. Желтенький такой, одинокий в ночи. Достал я ключи из кармана и вставил в замок двери. Р-р-а-з… А дверь и не подумала открываться. Не, ну «Москвич»…Нашел время выкобеливаться… Р-р-а-з… Ни в какую… Я уже начал нервничать. Сейчас хлопцы потеряются в бескрайних просторах Ростова, а мы куда без них? Р-р-а-з… Вцепившись в ручку я начинаю яростно вырывать дверь из объятий замка.

- Э-э… Вы чего? Вы чё это в мой автомобиль ломитесь?

Тут только мы, занятые этим упрямым созданием АЗЛК, замечаем мужика, стоящего невдалеке и внимательно наблюдающего за нашими мероприятиями.

- Иди ты… Подобру-поздорову…

- Не… Ну ни хрена себе… Мало, что в мой автомобиль лезут, ещё и посылают…

- Что значит, в твой автомобиль? Наш это…

Тут до меня доходит неглупая мысль: а не посмотреть ли мне на госномер авто? И что я обнаруживаю? Правильно. Номер на авто явно не наш. Я смотрю с подозрением на мужика.

- Слышь, ты, крендель… Это наш автомобиль, мы его пятнадцать минут назад здесь поставили. А ты уже и номера успел поменять. И замок в дверях…

- Да вы чё, мужики? Какой замок? Я только что на нем приехал. Только двери закрыл, отошел, и вы тут явились. Вот мои ключи…

С этими словами мужик подошел, отомкнул автомобиль, сел за руль, завел двигатель и укатил в темноту. От греха подальше. И от нас. А мы, в изумлении, кинулись искать ещё один автомобиль. Наш. И нашли. На соседней улице. Желтенький. Под фонарем. Один в один, как у мужика. Ключ наш к нему подошел. Мы сели, завели двигатель и кинулись в погоню за нашими друзьями. Но раньше их нагнала родная наша милиция. Вообще-то, сложилось и окрепло впечатление, что знаки, на пути следования к заветному мосту, убрали наши доблестные служители закона. Чтобы, значит, из ночных лабиринтов вылавливать блуждающих, иногородних автомобилистов и иметь с них свой нехитрый, милицейский навар. Да и то, согласитесь, не маразм ли? На единственную дорогу, ведущую к мосту через Дон, дорога преграждалась запрещающими движение грузового транспорта знаками. А поскольку другой дороги на мост все одно нет, то подскажите решение этой проблемы? Ответ на эту задачку оседал в бездонных карманах представителей племени гайцев. И они благородно согласились сопроводить нас с мигалками аж до самого моста. Спасибо им за это. А так как никогда мы по этому мосту через Дон не ездили, то дорога нам была, как бы не очень знакомая. Куда ехать, когда ни одного знака по дороге не встречается? И когда мы увидели знак со стрелкой, указывающей поворот на Краснодар, то, не раздумывая, повернули в предписываемом им направлении. И поехали, с закруглением, куда-то вниз, под мост. Когда свет фар выхватил из темноты с десяток еврофур, застрявших на песчаном пятачке, огражденном крутыми арыками, до меня дошло, что, вероятно, под знаком была когда-то табличка, указывающая, через сколько метров должен быть нужный поворот. Но потом она потерялась… А водителей об этом забыли проинформировать… Я выскочил из «Москвича» и понесся в обратном направлении, на подъем. Навстречу очередному горемыке, уже спускавшемуся в эту западню. Благо, успел его перехватить в самом начале спуска. Иначе бы мы оттуда не скоро выбрались. А так… Пахом отобрал руль у Санька, поматюгался и за полчаса умудрился развернуть фуру на, практически, трехметровой ширины, дамбе. Сколько ещё народу попалось на этот знак, после нашего отъезда, Бог весть. Мы же направились дальше и вскоре предстали пред светлы очи поста ДПС, что на кольце, за Ростовом. Вид был у нас ещё тот. Измученные, грязные, на дымящей и извергающей огонь машине… У нас были все основания опасаться, что гаишники запросто могут запретить дальнейшее передвижение на технически неисправном транспортном средстве. Однако произошло и вовсе неподвластное уму обывателя событие. Старший смены, в чине капитана, изучив предъявленные ему документы, обошел нашу «Шкоду» по кругу и задал неожиданный вопрос:

- Мужики… Может вам чем помочь? Деньгами, там…

На что мужики дружно загалдели:

- Да нет… Что вы… Не утруждайтесь… Мы как нибудь… А за заботу спасибо. Мы потихэньку…

- Ну как знаете… Не смею Вас задерживать. Счастливого пути.

И он вручил нам, обалдевшим, документы. Я, не спавший уже вторые сутки, сдал руль «Москвича» в руки Глеба и забрался на подвесную кровать в кабине «Шкоды». Едко пахло несгоревшей солярой, кабина вибрировала, как грохот на дробильно-сортировочном заводе, но мне всё это было глубоко по барабану. Едва коснувшись головой подушки, я провалился в обморочный сон, темный, как улицы ночного Ростова. Сквозь вязкую материю сна я слышал, как мои друзья остановили где-то на дороге тракториста и за мешок картофеля разжились колхозной соляркой. А я не проснулся. Мне было так хорошо, как будто досталась мне сладкая конфетка в виде сна, и не было сил ни съесть её, ни выплюнуть. Когда, наконец-то, мой организм посчитал себя достаточно окрепшим для дальнейшего бодрствования, и я проснулся, в мире уже вовсю царствовал новый день, ясный, холодный и солнечный. Я лежал на подвесной кровати, смотрел на набегающую навстречу «Шкоде» дорогу и ни о чем существенном не думал. Просто жил и смотрел…

К вечеру мы добрались домой, отмылись, отоспались, отдохнули денек и собрались на совет. Решено было картофель распродать и совместную деятельность, на почве зарабатывания денег, прекратить. Имущество поделить. «Шкода», в результате раздела, досталась Глебу. Он попросил меня помочь с её ремонтом. На автотранспортном предприятии нашего города нашелся закрытый на ключ вагончик, полный ставших ненужными запасных частей для нашей «Шкоды». Всё тут было: поршневая в сборе, распредвалы, вкладыши коренные и шатунные, сальники, резинки… В общем, уже ставшие ненужными запчасти рука не поднималась выкинуть в металлолом. Вот тут мы и подоспели. Но, самое главное, нашлись два специалиста, знавшие как и умевшие выставлять зажигание на этом драндулете. Обговорив с ними условия сотрудничества, мы затянули «Шкоду» под двор моей сестры и специалисты принялись за разборку двигателя нашей мучительницы. Когда они сняли головки цилиндров, то позвали нас взглянуть, на чем нам удалось добраться до дома. Да-а… Надо сказать, что запас живучести у автомобиля был заложен не детский. Из шести цилиндров в работе находилось всего два, поскольку поршня остальных представляли собой некоторое подобие погрызенных остатков хлебных батонов. Компрессионные кольца на них отсутствовали по определению. Поэтому работать было просто нечему, поскольку отсутствовала компрессия, необходимая для воспламенения распыленного форсунками дизельного топлива. Оно в цилиндрах и не воспламенялось, а скапливалось в выхлопной трубе и возгоралось от двух, находящихся в работе, цилиндров и являло собой некоторое подобие огнемета, разгонявшего струей пламени встречных автомобилистов. То, что «Шкода» могла и взорваться при таком раскладе дел, мы выслушали, понятливо кивая головами. Ну, не взорвалась же, в самом деле… Поршневую с гильзами собрали довольно быстро, за три дня. Регулировка зажигания выглядела, как настройка рояля по камертону. Специалисты сделали из жести шкалу со стрелкой и два дня ловили десятые доли градуса. Сколько под это дело было потреблено беленькой под закусочку, сказать сложно. Но немало… Да нам, собственно что, было жалко? На свои они уже пили, на заработанные. В конце недели специалисты поскидали в одну кучу весь металлолом, составляющий «Шкоду» и объявили, что автомобиль готов к пробному запуску двигателя. Мы залили воду в радиатор, масло в двигатель, привезли заряженные аккумуляторы и специалисты, прокачав топливную систему от остатков воздуха, нажали на стартер. Стартер пару раз прокрутил коленвал вхолостую, затем «Шкода» как бы спохватилась и начала подавать признаки жизни, чихая и отплевываясь несгоревшим топливом. Затем обороты двигателя сравнялись с оборотами стартера, обогнали его и двигатель ожил, нещадно дымя и подрагивая. Специалисты растянули губы в довольной улыбке и пошуршали пальчиками в воздухе. Мол, пора и окончательный расчет произвести. А что дымит движок, так это поршневая не приработалась. Дело наживное. Чем больше будет двигатель работать, тем меньше будет дымить. Диалектика, как ни крути. На этом пути-дорожки наши с Глебом, разбежались. Он взял себе в компаньоны своего брата и решил заняться продажей мягкой мебели, которую они закупали у армянских умельцев, а продавать собирались в столице нашей Родины. Для удобства передвижения наняли себе водителя, определив ему твердую таксу за рейс, независимо от коммерческого результата. Дело предполагалось выгодное, а потому решено было жить на широкую ногу. Жить останавливались в дорогих гостиницах. Из напитков предпочитали коньяки в генеральском звании. Женщин… Ну, об этом лучше промолчать, а то, не дай Бог, жена прочитает. В общем, когда по концу месяца подсчитали барыши, то оказалось, что в наваре остался один водитель, заработавший с рейса три тысячи рублей. Самим же предпринимателям досталось по пятьсот. Подзадумались купцы, а кто на кого работает? И решили, что пора с мебелью завязывать. Тем более, что пошли рекламации на качество товара. Мол, основание сделано из сырой рейки, да к тому же ещё и неочищенной от коры. По ночам древоточцы спать мешают, всё мебель переваривают. Под такие разговоры впору ноги уносить, пока морду не начистили. Народ то простой, народ и не такое может, когда в азарте. Загрузились яблоками и двинулись в сторону, славного своими шалями из козьего пуха, города Урюпинска. Чтобы, значит, на людей посмотреть, и себя, при случае, показать. А шла вовсю уже зима. И хотя морозы ещё не набрали своей достаточной силы, но было и опасение яблоки до места не довезти. Потому газу поддавали, чтобы побыстрее к месту назначения прибыть. И уже ввиду Урюпинска, на затяжном спуске, вдруг вспомнила «Шкода» с чего все начиналось. И решила, что тормоза для полуприцепа – непозволительная роскошь. А уже и дорога была со льдом… Поземка через трассу перехватывала. Водила хлоп по тормозам. Сначала и не понял, а что, собственно, происходит. Лишь когда увидел в боковое стекло кабины, что кормовая часть фуры едет на одном уровне с рулевым колесом, понял, что добром это кончится не может. Летом оно как? Отпускаешь педаль тормоза и добавляешь газ, чтобы тягач пошел быстрее полуприцепа и подхватил его за собой. А зимой? А на обледеневшем спуске? А если навстречу ползет какой горемыка, как с ним разминуться? Вот под эти размышления и обнаружила компания, что спуск имеет плавный поворот, а их, едущая треугольником повозка, никакому управлению не поддается. И понеслись они, набирая скорость, с воплями в открытое поле, перемахнув через ограждающий поребрик и кювет, сшибая попадающиеся на пути дорожные знаки и транспаранты. Легко преодолели замерзшую целину поля и, к своему ужасу, обнаружили, что несутся прямиком в забор чьего-то частного домовладения. В огороде которого стоит писающий мужик и от такого зрелища не знает, что предпринимать непосредственно в этот момент. То ли закончить то дело, из-за которого он, собственно и вышел до ветру, то ли бросать все, как есть и улепетывать, куда глаза глядят. Пока не задавили в собственном огороде. Пока он там размышлял, пытаясь совладать непослушными руками с ширинкой, «Шкода» врубилась в забор, легко снесла дощатый нужник и с грохотом въехала в сруб мужиковой избы, в метре от самого хозяина. Домишко ухнул от напора, что-то, с противоположной стороны от него оторвалось и с грохотом укатилось дальше, к соседям. Наступила тишина. Мужик, наконец-то, совладал со своим хозяйством и попытался произнести какую-то фразу. У него ничего не получилось. Он был пьян. Из дома выглянула женщина с испуганным лицом. А за ней молодая, смазливая особа. Экипаж «Шкоды» потихоньку пришел в себя и признал, что все могло иметь значительно худшие последствия. Может вполне статься, что и трагические.

- Ну что, архаровцы? Доездились, опа вашу попу? – Женщина оказалась тоже поддатой и очень, поэтому, благодушно настроенной к вновь прибывшему мужскому составу.

- Проставляйтесь, с-суки… А не то всех в ментовку запалю…

- А ш-шо, мужики? Не кантоваться же ночь в огороде? Давай, раз приглашают – Глеб решительно двинулся навстречу дамам.

- Ну что, красавица, банкуй. А за нами не заржавеет…

И они задержались на день. А потом еще на один. А потом прошел месяц.

Что до «Шкоды»…

Так она оказалась к ремонту не пригодной. Раму повело, когда через кюветы перескакивали. Одно заднее колесо в воздухе висело. Так в огороде и стояла, пока из шин воздух не вышел. И потихоньку жизнь её, автомобильная, в Урюпинске и закончилась. На металлолом растащили, пока хозяева пропивали, что можно было пропить.

А жаль…

Хорошая, все таки, была машина…

«Шкода», она и есть шкода…