ВЭЧЕ

Введение 

Почему ВЭЧЕ, да и еще с ударением на последнем слоге? Что за абракадабра? Все очень просто. После выпуска из Военно-морской академии по кафедре Технических средств навигации я попал в известный институт ВМФ. Он много раз менял свое название (как и руководителей) - не буду перечислять названия, вдруг все секретно. Командовал Институтом, когда я в него попал, Юрий Иванович Максюта, прославившийся фразой "ученые бывают только коты у Пушкина, а у меня - научные сотрудники".  Очень строгий начальник и порядочный добрый человек с легендарным прошлым. Боялись его все как огня! Назначили меня младшим научным сотрудником (мнс!) в лабораторию инерциальных систем. Начальником лаборатории был Евгений Александрович Ананченко.

Деятельность института проходила в двух направлениях: собственные научно-исследовательские работы (НИРы) и научно-техническое сопровождение опытно-конструкторских и научно-исследовательских работ, выполняемых гражданскими организациями (в основном Судостроительной промышленности). 

Мое начальство быстро унюхало мои возможности (красный диплом + дурацкая исполнительность) и несмотря на мое желание заниматься НИРами, упорно толкало меня на научно-техническое сопровождение. Отсюда беспрерывные разъезды-перелеты, отсюда я стал представителем ВЭЧЕ. Нельзя было говорить "представитель такого-то института" - все у нас тогда было страшно секретно. Только "представитель войсковой части такой-то (номер части). Но это же длинно! Куда короче "представитель ВЭЧЕ" А какой войсковой части, все, кому надо, знали. Вот отсюда это странное название моих мемуаров.

Коллеги

Наш отдел состоял из двух лабораторий  - первой (Ананченко  - инерциальные навигационные системы) и второй (А. Г. Герболинский - гироскопические и магнитные компасы). Для моих сухопутных читателей: на флоте не принято говорить кОмпас также, как и рАпорт; только компАс и рапОрт.. Такие вот у нас профессиональные языковые фокусы (как у юристов "осУжденный). В составе отдела тогда были военные и вольнонаемные младшие (МНС) и старшие (СНС) научные сотрудники. Военных поменьше, гражданских побольше. В командировки на флот и в иногородние организации (Москва, Киев, Барнаул и др.) посылались главным образом военные - мороки меньше.

Начну с 1-й лаборатории. Был у нас совместитель из ЛИТМО В.А.Каракашев. Заставить его работать было невозможно. Он считал, что его главная функция - поставлять в отдел выпускникоа ЛИТМО. Иногда попадались очень толковые молодые специалисты, например, Гена Емельянцев (теперь доктор и академик), а часто и совершенно слабые. Среди многих советских бичей (бич №1) была дурная кадровая политика. Мы (начальники среднего звена) находились все время под страхом того, что незанятую должность могут в конце года сократить. Поэтому брали то, что предлагал Каракашев.

Каракашев ходил с нами всюду (в т. ч. и в рюмочные) с огромным портфелем. Когда его спрашиваешь что у него там - докторская? он обычно отвечал: "Нет, краковская." Но докторскую все же защитил у себя в ЛИТМО.

Был у нас в отделе и свой штатный поэт-писатель Виталий Андреевич Шевченко. Писатель он был слабоватый - не хватало знаний, культуры, жизненного опыта. Печатался только в военных газетах. Но поэтические экспромты ему удавались. Так, на любимом кресле доктора В. А. Каракашева он написал: "Это кресло нашего Вовы Каракашева. Не балуйся, Вовочка, со своей морковочкой!" Про маленького щуплого холостяка Сэма Рожецкого сказал: "Что такое шизофреник? Это маленький такой шиза, но с баалшим фреником!" Естественно, что Сэма мы после этого иначе как шизофреником не назывли.

Вместе со мной из академии в ВЭЧЕ пришли два выпускника дальневосточника Женя Янюшкин - очень добрый и честный человек. Отлично играл в волейбол, был основным в нашей команде. К сожалению, мучительно умер от рака. Будучи человеком исключительно волевым, Женя боролся до конца, потеряв один глаз, но болезнь победила...Виталий Карякин после увольнения в запас стал писать книги, в основном связанные с гидрографией и ее историей. Он еще в ВЭЧЕ показывал очень хороший слог. Последние годы много и успешно издается. Из его книг у меня есть только "История Гидрографической службы Российского флота" в четырех томах (в соавторстве). Он опубликовал "Курс в океане", "От астролябии до навигационного комплекса", "На страже качества" (все в соавторстве с А. Хребтовым). Сейчас готовит новую книгу...

Из коллег других отделах заметный след в моей памяти оставили Анатолий Андреевич Тихомиров, штурман, внесший серьезный вклад в развитие методов решения задач мореходной астрономии. Мы и сейчас встречаемся. Запомнился Володя Гаранин - штурман с очень интересной биографией. Он служил в знаменитой 4-й Тихоокеанской гидрографической экспедиции у Ю. И. Максюты и тот взял его с собой в институт, как и ряд других своих подчиненных. Володя Гаранин и приобщил меня к публикациям в Интернете. Он регулярно отправлял в Сеть "Записки старого деда".

Кажется, через год пришел мой однокашник по училищу Виктор Рыбин, с блеском окончивший Академию. Он выпустился по кафедре гидрографии и попал в другое (Второе) управление.

 Учитель

Учителем мы с моим прителем Сашей Козловым называли Валентина Васильевича Кузнецова, пришедшего в ВЭЧЕ с Новоземельского ядерного полигона.. Он во многих  отношениях был на голову выше меня - в математике, теории случайных функций, автоматике... Я многому у него научился. Обычно после работы мы с Учителем и Сашей Козловым по дороге домой посещали пару рюмочных (были такие замечательные заведения в то время). В рюмочной за 1 рубль можно было выпить рюмку водки (60 г) с обязательным бутербродом. Курить не разрешалось, поэтому там всегда был чистый воздух.

Через несколько лет этот порядок, конечно, разрушился. Саша Козлов, к сожалению, спился и погиб.

БИЧ №2

Все началось с восстановления Хрущевым "ленинских норм партийной жизни". Когда политрабочие внедряли сетевые графики, и научную организацию труда (НОТ), которые когда-то понравились Ленину, терпеть еще было можно - в конце концов сетевой график можно нарисовать и забыть, а вся НОТ свелась к безобидной закупке нехитрых приспособлений для точки карандашей.

Но внедрение в военные НИИ соцсоревнования - это была серьезная бомба замедленного действия!

Результаты соревнования необходимо оценивать! А как? Методику оценки Командир ВЭЧЕ (уже не Максюта) поручил подготовить своему любимцу Вене Фрадкину, который служил когда-то у него в отделе. Тут-то и началось! По характеру своей работы отделы-участники соревнования были совершенно несопоставимы: у одних главным были научно-исследовательские работы (разработка методик, правил, наставлений), у других -  научно-техническое сопровождение НИР и ОКР, выполняемых институтами промышленности. В соответствии с этим затрачивались рабочие часы и усилия. Хитрый Веня так составил методику, что т.н. "технические" отделы ни при какой погоде не могли догнать "методические". И сколько копьев было сломано, сколько нервов испорчено на этом пустом месте? Политрабочие давили - принимайте индивидуальные и коллективные соцобязательства! Шире освещайте ход соревнования! Политрабочие были при деле и в своей родной стихии, а начальники научных подразделений должны были доказывать подчиненным пользу и необходимость всей этой дури!

Приходилось скрипеть зубами и терпеть. Теперь завидую поколению, которое это не застало! 

Бич  №3

В России (по-моему, еще с царских времен) кадровые военные мучились с нехваткой жилья. Это было и при советской распределительной системе. Продолжается и теперь, при нашем благословенном капитализме. Не слушайте ящик - г-ну Эрнсту и его подопечным тоже хочется иметь свой кусок хлеба с маслом.... . Утешимся тем, что тогда было еще хуже. Получить квартиру у нас было практически невозможно. Не буду утомлять вас рассказами о всех моих мытарствах с жильем - многие это проходили. Помню как поразились мои коллеги из НИИ Минсудпрома, придя ко мне в гости в коммунальную квартиру. Они все уже давно жили в новых отдельных квартирах. Министерства промышленности вполне прилично обеспечивало своих работников жильем.  

Кое-какие глупости

 Командира ВЭЧЕ (еще Максюту) очень раздражало, если на выходе наших НИРов шла только бумага. Наиболее оснащенным и традиционно "высокотехническим" был на наш отдел. Начальник щелкнул каблуками: "бу сде!" и подал заявку на подводку к одному из наших помещений множества кабелей со всеми возможными видами электропитания. Все, конечно, с большим запасом и на века. Вечная память этой глупости долго висела на кронштейнах под потолком 2-го этажа нашего заведения.

Для исследования все еще живых магнитных компасов в компасной лаборатории издавна стояла поворотная платформа с кольцами Гельмгольца - действительно ценное оборудование. Вот только работать на нем было некому. Все экспериментальные исследования носили бы продолжительный (несколько суток!) характер - такова специфика техники. А этому мешал ГЗОТ и бдительные профсоюзы. Наконец все поняли, что эксперимент хилыми силами наших сотрудников невозможен и единственный выход - математическое моделирование. Персональными компьютерами тогда еще и не пахло, отечественная техника шла по ошбочному пути создания огромных ЭВМ. Начальство (да и мы все тоже) плохо понимало суть математического моделирования, но политрабочие не дремали, и в индивидуальные соцобязатеьства велено было включать непременный пункт: "изучить и освоить Алгол 60", (потом Фортран, потом Бэйсик). Зачем, почему - неизвестно. Но представление было такое: пришел СНС или МНС на службу и программирует на Алголе, затем с помощью этой программы рождается модель системы - научный выход. Удалось договориться с одним институтом, владеющим гигантской ЭВМ. Туда и ездили две наших МНС-девицы работать на машине. А комиссии по выполнению квартального плана мы показывали распечатки задач. Комиссия делала умный вид и принимала результаты. 

А. Морозов