За гранью круга

Есть ли более тесная связь между жизнью и такой геометрической фигурой, как круг? Случай, когда виртуальная связь  внедряется в жизнь и становится в ней почти господином.
 
Круг - общения,  друзей,  интересов,   забот,  обязанностей.   Замкнутый круг, этот человек не нашего круга, или, наоборот  –  нашего… можно продолжать до бесконечности.  Даже смерть…  за гранью смертельного, и снова,  круга.  Но, в отличие от всех других, из которых время от времени пытаемся вырваться,   шаг за эту грань страшит, как ни один другой. Страшит вообще, потому что, какова бы ни была жизнь, а прикипаем к ней… намертво и страшит в частности,  если и там – семь кругов… ада.
 
Случай, когда я впервые  ощутила на себе магию круга, произошёл давно. Очень давно - сорок лет назад. И, скажу сразу,  не удалось шагнуть за грань, хотя желание – искреннее и горячее, было. Но, кроме желания, я должна была предпринять и решительные шаги, а  на них меня не хватило. Наверное, в этом была виновата и   молодость,  и растерянность от соприкосновения с чужим  кругом жизни.  
В тот год, в конце жаркого июля, день, в день, как и было «предписано» врачами у меня родилась дочь.
 
Радость этого долгожданного события омрачало только отсутствие мужа. И, слыша радостные разговоры  через окно  моих соседок по палате с их мужьями, я тихонько лила в подушку горючие слёзы. Но слёзы - слезами, а впереди меня ждала встреча с чудом,  о котором мне сказали – девочка и дали посмотреть на неё одну секундочку.
Палата жила обычной жизнью, которая знакома каждой женщине, имеющей ребёнка.
 Разговоры с родственниками через открытое по летнему времени окно и, через него же, подъём на связанных бинтах  передач в сумочках. Это действо было, разумеется, запрещено,  передачи принимали в приёмном покое  и разносили по палатам, но, едва встав на ноги и освоившись, каждая женщина становилась участницей «порочной  практики». Мало ли, что могло понадобиться, а в передачи принимали не всё.
Поговорив с молодой мамой, родственники не расходились по домам, рассаживались на скамейках в больничном сквере, ждать очередного кормления малышей, чтобы, кто-то - в первый раз, кто-то - в очередной, увидеть долгожданную куколку в окошке.  Ощущение чудесного праздника жизни пронизывало всех по обе стороны окон. Будни наступят потом, после выписки, когда каждая семья вернётся в свой привычный круг, а пока – круг один на всех, солнечный, безоблачный, в центре которого новорожденные люди с их кормящими мамами. И нет никого и ничего важнее сейчас для них, ожидающих мгновения мимолётных видений в окошках второго этажа. И даже в мимолётности углядывают самые мелкие черты лиц и кричат от полноты сердец: «Губки – твои, носик – мой». Только про ушки никто здесь не говорит – куколки спеленаты ото лба, до подбородка и дальше – с ручками и ножками. Только самая «отважная» мама во время кормления попытается каким-то образом «пробраться» к пальчикам на ножках или ручках, чтобы пересчитать. Но, обнаружив «повреждения» в пеленах, медсёстры почему-то выговаривают за это мамам. И мамы стараются не раздражать  медсестёр, потому что они сейчас - не второстепенные люди в жизни новорожденных.
Катятся неспешно положенные девять суток в этом радостно-приподнятом круге, чётко разграниченные часами. Нет, не обычными, в которых по шестьдесят минут, а  теми, что между кормлениями. К каждому готовятся, как  на   встречу  с высочайшей  персоной, по возможности даже прихорашиваясь. Встретившись, замирают в восторге. Если возникает необходимость поделиться этим восторгом… только шёпотом.
Трепетное существование разомкнулось внезапно:
- Девочки, в соседней палате отказничок.
Я была самой молодой в палате и мамой – в первый раз, потому – отказничок, по отношению к ребёнку, как слово на тарабарском языке.   Соседка по палате, которая принесла новость, насыщала её подробностями:
- Принесли детей на кормление, положили ей на кровать мальчика, а она уже и грудь перевязала. Уберите  его от меня, кормить не буду, он мне не нужен. Медсестра и так, и этак, покорми, мол, хоть раз. Отвернулась к стене и больше ни слова не сказала. Так и унесли мальчишку голодным.  
Неведение моё женщины развеяли без усилий. Слово – нагуляла, я, конечно, знала. Но и оно не было поводом отказаться от ребёнка. Уговаривали  долго  и настойчиво. Но она была, как кремень:
- Он не нужен мне, двоих я не подниму.
Двоих?! Был ещё мальчик, лет восьми, сданный ею, на время родов, на попечение соседки. Сколько лет прошло, помню и мальчика, и имя – Павлик.
Беленький ангелочек, приходивший к маме под окошко. Сам всё разузнал, нашёл:
-Мама, я кушать хочу.
У мамы – слёзы градом. Передач маме не носил никто. Жалобу ребёнка на голод услышал, кажется, весь роддом. Собрали всё, самое лучшее и спустили Павлику по бинтам вниз. Потом уже готовились к его приходу.  Соседки по палате пытались, угощать  и маму, но она пресекла эти попытки сразу:
-Мне ничего не нужно, спасибо за то, что подкармливаете Павлика. Не понимаю, почему он голодный? Деньги соседке я оставила для него.
Так, наверное, нелегко, но решительно, новорожденный и ненужный маме сын, выпал  за грань  круга  её жизни.
Я кругами ходила вокруг кабинета  главврача, пока решилась зайти. Вроде всё отрепетировала, а язык заплетался так, что она с трудом поняла, чего я хочу:
-Ну, что ты, Оля? Зачем тебе этот ребёнок?  У тебя чудесная девочка, будут ещё дети. И, потом, о чём ты говоришь?  Где твой муж? Такие вопросы решают вдвоём. Или ты хочешь решить и за него? Твоя мама послала  Саше телеграмму о рождении дочери, а теперь посылать ещё одну, что через три дня  родился ещё и мальчик?  Всей партией будут решать  ребус. Тебе двадцать лет, ты уже мама, а у меня ощущение, что ты уже с дочкой, но так и  будешь лазить на крышу, в свой тимуровский штаб. Ну, вот, что ты плачешь? Хочешь, чтобы молоко пропало?  Иди в палату и не думай о том, о чём тебе думать не нужно. С мальчиком всё устроится так, как должно.
Главврач была нашей соседкой и в той ситуации стражем грани  круга моей жизни. Я не смогла её преодолеть.
 

© Copyright: Ольга Постникова, 2015

Регистрационный номер №0284009

от 19 апреля 2015

[Скрыть] Регистрационный номер 0284009 выдан для произведения: Есть ли более тесная связь между жизнью и такой геометрической фигурой, как круг? Случай, когда виртуальная связь  внедряется в жизнь и становится в ней почти господином.
 
Круг - общения,  друзей,  интересов,   забот,  обязанностей.   Замкнутый круг, этот человек не нашего круга, или, наоборот  –  нашего… можно продолжать до бесконечности.  Даже смерть…  за гранью смертельного, и снова,  круга.  Но, в отличие от всех других, из которых время от времени пытаемся вырваться,   шаг за эту грань страшит, как ни один другой. Страшит вообще, потому что, какова бы ни была жизнь, а прикипаем к ней… намертво и страшит в частности,  если и там – семь кругов… ада.
 
Случай, когда я впервые  ощутила на себе магию круга, произошёл давно. Очень давно - сорок лет назад. И, скажу сразу,  не удалось шагнуть за грань, хотя желание – искреннее и горячее, было. Но, кроме желания, я должна была предпринять и решительные шаги, а  на них меня не хватило. Наверное, в этом была виновата и   молодость,  и растерянность от соприкосновения с чужим  кругом жизни.  
В тот год, в конце жаркого июля, день, в день, как и было «предписано» врачами у меня родилась дочь.
 
Радость этого долгожданного события омрачало только отсутствие мужа. И, слыша радостные разговоры  через окно  моих соседок по палате с их мужьями, я тихонько лила в подушку горючие слёзы. Но слёзы - слезами, а впереди меня ждала встреча с чудом,  о котором мне сказали – девочка и дали посмотреть на неё одну секундочку.
Палата жила обычной жизнью, которая знакома каждой женщине, имеющей ребёнка.
 Разговоры с родственниками через открытое по летнему времени окно и, через него же, подъём на связанных бинтах  передач в сумочках. Это действо было, разумеется, запрещено,  передачи принимали в приёмном покое  и разносили по палатам, но, едва встав на ноги и освоившись, каждая женщина становилась участницей «порочной  практики». Мало ли, что могло понадобиться, а в передачи принимали не всё.
Поговорив с молодой мамой, родственники не расходились по домам, рассаживались на скамейках в больничном сквере, ждать очередного кормления малышей, чтобы, кто-то - в первый раз, кто-то - в очередной, увидеть долгожданную куколку в окошке.  Ощущение чудесного праздника жизни пронизывало всех по обе стороны окон. Будни наступят потом, после выписки, когда каждая семья вернётся в свой привычный круг, а пока – круг один на всех, солнечный, безоблачный, в центре которого новорожденные люди с их кормящими мамами. И нет никого и ничего важнее сейчас для них, ожидающих мгновения мимолётных видений в окошках второго этажа. И даже в мимолётности углядывают самые мелкие черты лиц и кричат от полноты сердец: «Губки – твои, носик – мой». Только про ушки никто здесь не говорит – куколки спеленаты ото лба, до подбородка и дальше – с ручками и ножками. Только самая «отважная» мама во время кормления попытается каким-то образом «пробраться» к пальчикам на ножках или ручках, чтобы пересчитать. Но, обнаружив «повреждения» в пеленах, медсёстры почему-то выговаривают за это мамам. И мамы стараются не раздражать  медсестёр, потому что они сейчас - не второстепенные люди в жизни новорожденных.
Катятся неспешно положенные девять суток в этом радостно-приподнятом круге, чётко разграниченные часами. Нет, не обычными, в которых по шестьдесят минут, а  теми, что между кормлениями. К каждому готовятся, как  на   встречу  с высочайшей  персоной, по возможности даже прихорашиваясь. Встретившись, замирают в восторге. Если возникает необходимость поделиться этим восторгом… только шёпотом.
Трепетное существование разомкнулось внезапно:
- Девочки, в соседней палате отказничок.
Я была самой молодой в палате и мамой – в первый раз, потому – отказничок, по отношению к ребёнку, как слово на тарабарском языке.   Соседка по палате, которая принесла новость, насыщала её подробностями:
- Принесли детей на кормление, положили ей на кровать мальчика, а она уже и грудь перевязала. Уберите  его от меня, кормить не буду, он мне не нужен. Медсестра и так, и этак, покорми, мол, хоть раз. Отвернулась к стене и больше ни слова не сказала. Так и унесли мальчишку голодным.  
Неведение моё женщины развеяли без усилий. Слово – нагуляла, я, конечно, знала. Но и оно не было поводом отказаться от ребёнка. Уговаривали  долго  и настойчиво. Но она была, как кремень:
- Он не нужен мне, двоих я не подниму.
Двоих?! Был ещё мальчик, лет восьми, сданный ею, на время родов, на попечение соседки. Сколько лет прошло, помню и мальчика, и имя – Павлик.
Беленький ангелочек, приходивший к маме под окошко. Сам всё разузнал, нашёл:
-Мама, я кушать хочу.
У мамы – слёзы градом. Передач маме не носил никто. Жалобу ребёнка на голод услышал, кажется, весь роддом. Собрали всё, самое лучшее и спустили Павлику по бинтам вниз. Потом уже готовились к его приходу.  Соседки по палате пытались, угощать  и маму, но она пресекла эти попытки сразу:
-Мне ничего не нужно, спасибо за то, что подкармливаете Павлика. Не понимаю, почему он голодный? Деньги соседке я оставила для него.
Так, наверное, нелегко, но решительно, новорожденный и ненужный маме сын, выпал  за грань  круга  её жизни.
Я кругами ходила вокруг кабинета  главврача, пока решилась зайти. Вроде всё отрепетировала, а язык заплетался так, что она с трудом поняла, чего я хочу:
-Ну, что ты, Оля? Зачем тебе этот ребёнок?  У тебя чудесная девочка, будут ещё дети. И, потом, о чём ты говоришь?  Где твой муж? Такие вопросы решают вдвоём. Или ты хочешь решить и за него? Твоя мама послала  Саше телеграмму о рождении дочери, а теперь посылать ещё одну, что через три дня  родился ещё и мальчик?  Всей партией будут решать  ребус. Тебе двадцать лет, ты уже мама, а у меня ощущение, что ты уже с дочкой, но так и  будешь лазить на крышу, в свой тимуровский штаб. Ну, вот, что ты плачешь? Хочешь, чтобы молоко пропало?  Иди в палату и не думай о том, о чём тебе думать не нужно. С мальчиком всё устроится так, как должно.
Главврач была нашей соседкой и в той ситуации стражем грани  круга моей жизни. Я не смогла её преодолеть.
 

 

С душою, по душам...

Стрекоза на Парнасе