Он лежал
лицом к стенке и слушал громкий, пьяный гомон с матерком за спиной.
Скомканная простынь у лица казалась серой, грязной. Да она и была грязной: он
не помнил, когда менял бельё последний раз. Полгода назад, не меньше…
От постели остро и кисло несло потом,
мокрой шерстью, козлятиной. Стучали молотки в висках. И будто до сих пор продолжался пьяный сон с
какими-то харями, ужасами, бестолковщиной. Цветной и страшный.
- Что же делать? – тоскливо подумал он,
пытаясь забыть о «молоточках» в голове. – Что делать?.. Пусто как… Ничего
впереди… И денег нет… Закончить бы книгу – я бы им всем показал!.. Мрак какой…
Полтишок бы назавтра у кого-нибудь взять…
Он попытался вспомнить, у кого можно
стрельнуть деньги, спутался; мысли перебрались на другое, на третье, на
десятое…
За спиной по-прежнему шумели, разливали,
чокались.
-
Встать надо… Выпьют же всё, ни капли не останется…
Застонал про себя от боли, повернулся. Из
узнаваемых за столом сидел только Пашка, сосед. Остальные – два парня и девица
– были незнакомы. Он поднялся. Медленно,
шаркая ногами подошел к компании и сел с краю. На него не обратили внимания,
продолжая о чем-то спорить, азартно и пьяно, не слушая друг друга. Сергей
плеснул себе в первый, попавшийся под руку бокал из початой бутылки и с
отвращением высосал вонючую жидкость. Поперхнулся, кашлянул в кулак. Подхватил
с тарелки раскисшую солёную помидорку и, страхуясь снизу другой ладошкой,
опрокинул её в рот. Закрыл глаза, пережидая резкое жжение в желудке. И –
потихоньку, еле заметно – стала отступать боль в висках.
- Когда ж всё это кончится? – обречённо
подумал он, ища курево на столе. – Мне уж тридцать пять лет!.. Итоги подбивают
в эти годы, а я, как клуша, со своим романом…
Да куда же они сигареты дели?!
«Торчки» долбанные, одна «травка»
вокруг!
На столе среди грязной посуды с остатками
пищи виднелись лишь початые пачки из-под
«Беломора» с пустыми гильзами.
- Паш, - хрипло позвал он. – Дай
закурить.
Тот, не отрываясь от разговора, бросил
ему через стол пачку «Петр 1».
- Откуда эти люди? – попытался вспомнить
он. – Видимо, когда спал, пришли…
Затравленными больными глазами всмотрелся
в лица. Нет, не знакомы… Пришлые… Боль утихла, и он прислушался к разговору.
Спорили о какой-то картине. И спорили как-то по-базарному, разом говоря и почти
не слушая друг друга. Серёжка протяжно и
с наслаждением зевнул в кулачок, вновь плеснул себе из бутылки. И некстати
вспомнилась Ольга, бывшая жена.
Как она любила поначалу эти посиделки!
Писатели, поэты, художники, музыканты, киношники!.. Вся атмосфера в квартире
пропахла пьяным интеллектом! И, ведь, все были гениями! И рокеры, что с
многозначительной серьёзностью принимали похвалу своих заумных песен. Это
потом, через годы, они научились снисходительно улыбаться в ответ на те же
самые вопросы, а тогда… Тогда все млели от этих непонятных, убогих по гармонии
и смыслу песен. И поэты, на самом деле талантливые ребята, тускнели по
сравнению с ними. И, как не странно, «подстраивались» в своих стихотворениях
под певцов.
А Макаревич, дружно отринутый всеми ими,
как примитив и приспособленец, продолжал писать, сочинять и петь.
Художники с непонятной мазней на холсте…
Режиссеры, не снявшие даже дебютных
роликов…
Но почему-то все считали: Серёга!.. Вот
он – настоящий гений! Вот он себя точно покажет, мы ещё гордиться будем
знакомством с ним!
Он вспомнил, как Ленка, с журфака,
кричала громко через стол: «Мы ещё клочки его рукописей собирать будем для Сотби!» и
плескала нечаянно вином из бокала на открытые «Фрикадельки в томатном
соусе». Уже тогда все знали, что он пишет роман. И это не роман – бомба будет!
И он – гений!
Тринадцать лет прошло… И давно уже нет в
этой квартире никого из той старой компании. И Ольги, жены, тоже здесь нет. И
лишь хмельная аура богемных неудачников витает повсюду. Никто не стал ни
великим, ни просто знаменитым. «Лабают» ребята по кабачкам да фестивалям в
узком кругу малолетних поклонниц. Разбежались «художники»: кто по
«евроремонтам», кто по архитектурным конторам. Почему-то многие подались в
критики. И в музыкальные, и в литературные.
Но большинство кануло в никуда. Спились, эмигрировали,
умерли… И появились новые. Незапоминающиеся. Но тоже «гении»…
Он снова всмотрелся в лица сидящих.
Кажется, его возраста… Может, чуть моложе. А как зовут – не знаю. Или не помню,
заспал… Как долго длится эта пьянка! Тринадцать лет прошло, а кажется – только
вчера встретились, сели, подняли бокалы… Сгинули все. А ты остался. И твой
роман.
- Да, роман… - пьяно и тоскливо
подумалось ему. – Аж семьдесят восемь страниц… По шестнадцать страниц в год.
Гений заср…ный. Если б Пашка кэвээнщиков не раскрутил на репризы – сдох сейчас
уже… со своими старыми друзьями впридачу. Да матери с отцом спасибо: выручают.
А ведь тоже ныть начали: «найди работу, найди работу»… А когда творить, начатое дописывать?
«Работа»…
Он откинулся на спинку стула, потянулся
за новой сигаретой и, прикуривая, вдруг замер от мысли: - А о чём я пишу?!
Он совершенно забыл начало! То,
гениальное, с чего всё началось!
Спичка обожгла пальцы. Он потряс кистью,
подул на неё машинально.
- Нет! Не помню! НЕ
ПОМНЮ!!!
Положил не прикуренную сигарету на
блюдце, налил полный стакан водки – Пашка только стрельнул на него глазами – и
выпил, тягуче, не торопясь.
- Я сейчас… - сказал он не знамо кому и,
шатаясь, пошел в ванну.
У него там давно было присмотрено:
«полотешка» сорокового диаметра. Выдержит. А веревка – от ванной шторки,
добрая, синтетическая, не порвётся. Только разом! Приделать – и соскользнуть с
унитаза! Чтобы всё махом и без боли!
Противно отрыгнулось водкой. Сергей
тягуче сплюнул на пол.
Он так и не вспомнил, что его
«гениальный» роман именно так и начинался тринадцать лет назад:
«Гений соскользнул с унитаза…»
Помочь сайту
Поздравления
