Шестое чувство

[Скрыть] Регистрационный номер 0440604 выдан для произведения: Иван Кузьмич подумал-подумал… и решил развивать в себе шестое чувство. Почему именно шестое? Да потому что остальные пять, повинуясь закону утомления, развиваться отказывались. Всё чаще тупили, саботировали и предпочитали самовольничать. Дело дошло до того, что Кузьмич на них нет-нет, да и стал покрикивать. Да и было с чего. То в утренние часы цветочных благоуханий, ни с того ни с сего, пропадал нюх, лишая Ивана Кузьмича наслаждений ароматами, то самопроизвольно уползал в сторону глаз, увлекаясь наблюдением за соседкой – лучезарной Рим-мой Георгиевной, что приводило зрение  к расфокуссировке, а самого Кузьмича к косоглазию. А то вдруг ощущалась внезапная тугоухость, чаще всего проявляющая себя на собраниях садового товарищества. Также временами недОлжно вели себя  и вкус, и ощупь. Одним словом, наблюдалось полное несоответствие нынешних чувствительных параметров тем техническим характеристикам, что были сообщены Кузьмичу при рождении и зафиксированы педиатром.
 
В связи с чем, Иван Кузьмич, оценив необратимость произошедших в нём перемен, а так же понимая, что никакой Асклепий ни нюх, ни слух ему не прочистит, и вознамерился утвердить в себе иную чувствительность. А вознамерившись, попил чайку и принялся за дело. Прежде всего, требовалось разъяснить, что ж такое – это самое шестое чувство? Где его искать, а найдя, за что ухватить? На разъяснения, как это часто бывает, ушла уйма времени – часа два - два с половиной, если судить по углу восхождения Солнца и бибиканью автобочки, радующей товарищество коровьим молочком. А как только отдыхающие с бидонами потянулись к поилице, Иван Кузьмич закончил с размышлениями и принялся за выводы.
 
И выходило так, что загадочное чувство под номером шесть лежит аккурат между чувством индивида, пребывающим на седьмом небе и пятью врождёнными, и скорее всего, является их органической суммой. А почесав за ухом, Иван Кузьмич глубоко вдохнул и, выдохнув вслед последнему поспешающему к раздаче любителю лактозы, проговорил уже вслух, - Ну, сумма – так сумма, - и тут же добавил, - но сумма-то не простая, а по всему видать с хитрецой.
 
Саму же хитрецу он определил, как молчаливый союз «пяти», то есть – ничего не вижу, не чую, не слышу, ну и – не жую, не щупаю. После тщательно проведённого анализа, Кузьмич достал аптечку, вынул из неё упаковку ваты и, обеспечив ей – «не слышу, не чую», засунув в нос и в уши по внушительному куску, уселся в гамак. Закрыл глаза, открыл рот в качестве дыхала и, уняв в себе всякие шевеления, стал ожидать пробуждения шестого чувства.
 
И вскоре оно в нём пробудилось. А пробудившись, принялось шнырять по соседским участкам, да так, что Кузьмичу оставалось лишь только отмечать и фиксировать происходящие события. Вот, председатель садоводов-огородников – достопочтимая Анна Ивановна наливает в кружки свежее молочко в надежде влить его в растущие организмы внуков… вот, Зинаида Григорьевна - хохотушка и душа-человек варит клубничное варенье, отгоняя ос и мужа от снятой пенки… а вот и лучезарная Рим-ма Георгиевна рыхлит совочком землю в цветнике…
 
Вдоволь наглядевшись на дачников, Иван Кузьмич приструнил мечущееся чувство и наказал ему осветить предстоящее будущее. Что было тут же и исполнено. В будущем Кузьмич увидел себя сидящим за столом под яблоней при керосиновой лампе с вечерними звёздами и душевно беседующим с милым его сердцу гостем. Приятство этой картины так заворожило Ивана Кузьмича, что он потерял счёт времени и ощущение пространства…
 
Прикосновение было настолько неожиданным, что Иван Кузьмич ахнул, с перепугу задрыгал ногами-руками и, хватая ртом воздух, открыл глаза. Перед ним стоял сосед – Сашка Джапаридзе. Был он бледен, тяжело дышал и, держась за сердце, беззвучно шевелил губами. Поняв в чём причина отсутствия звука, Иван Кузьмич вынул вату из ушей, а заодно и из носа и стал внимать. Сашка говорил одно и то же, по кругу, - Извини, Вано… извини, дорогой… Я, значит, иду по улице, кричу тебе – Привет! А ты в гамаке… и не двигаешься. Ну, я через забор… ты меня уж прости ради бога... Я подумал – ты помер…
 
Когда недоразумение прояснилось, Сашка в сотый раз извинился и пошёл домой. А вечером вернулся с ёмкостью коньяка и домашними пирожками, - Вот, - сказал он, указывая на пирожки,- Лизавета, передала. Сказала – иди, охламон, проведай Ивана Кузьмича. Вдруг у него…. у тебя, значит, какой тик от моей дури приключился.
 
Иван Кузьмич похихикал над случившимся казусом и принялся сервировать. Вот здесь, за рюмкой коньяку он и рассказал Сашке о своём эксперименте, а увидев на лице собеседника некую задумчивость, что могла как-то и омрачить лёгкость приятного вечера, проговорил, - Да брось ты, Саня! Не о чем тут задумываться – так… стариковские бредни…
 
После чего разлил по рюмкам коньяк и услышал, как кто-то зовёт его по имени отчеству. Иван Кузьмич извинился перед гостем, встал и отправился к калитке. У калитки стояла Зинаида Григорьевна. Увидев хозяина, она улыбнулась и, протягивая через забор литровую банку, сказала, - Иван Кузьмич! Вот варила сегодня клубничное варенье – Ваше любимое, да и решила Вам баночку занести. Дай бог, на здоровье!
Иван Кузьмич взял гостинец, от души поблагодарил радушную соседку и поклонился в знак своего искреннего уважения. А когда возвращался к столу, усмехнулся и подумал, - Вот те раз… А ведь и впрямь – видать одному чёрту известно, что там у нас творится с этими нашими чувствами…