Она сразу бросалась в глаза. В витрине киоска в окружении разноцветных плюшевых слоников, зайчат и прочего детского зверья восседала маленькая тряпичная куколка. Широко распахнув коротенькие ручки и прислонившись к другой ярко размалеванной игрушке, она как-то слегка насмешливо смотрела на мир за стеклом. На суету идущих людей, поток машин, дома и светофоры этого большого города. Ее ярко-голубые волосы, перевязанные маленькими тряпочками, торчали по сторонам вокруг кругленького личика с конопушками, а под маленьким вздернутым носиком был нарисован рот. Прикурив сигарету, я подошел поближе. Ага, все ясно! Наверняка художник сильно куда-то спешил и, второпях мазнув красной кисточкой по пластиковому личику, принялся за другую. Так эта кукла и приобрела эту ехидно-хитрющую улыбку. Она, казалось, приглашала поиграть с ней, но при этом знала какую-то только ей известную тайну.
Подошел мой троллейбус, и, бросив окурок ему под колеса, я занял место на задней площадке. Входили и заходили люди, и я, прижавшись лбом к чисто вымытому заднему стеклу троллейбуса, вдруг увидел ее снова. Теперь на ее лице было удивление! «Как! Неужели ты не купишь меня?» - выражал ее взгляд. Но тут, тренькнув и утробно заурчав, «таракан» стал медленно удаляться от остановки, киоска и этой забавной куколки.
Черт! Три дня та кукла не выходила у меня из головы. Что бы я ни делал, перед глазами стояла ее насмешливая улыбочка, глаза и ее широко распахнутые пухленькие ручонки. А на четвертый, я даже не умывшись, с утра бросился к ближайшей троллейбусной остановке. «Только бы ее никто не купил! – вертелось в голове, пока я ехал на другой конец миллионного города.- Люди! – умолял я глазами входивших и выходивших пассажиров. – Не покупайте ее! Ну зачем вам какая-то маленькая глупая куколка?»
Мысль о том, что прошло три дня, буквально поднимала на моей голове волосы. Люди!
Она сидела в той же позе. И я ее купил. Маленькую такую куколку, с ладошку, все еще пахнущую краской и с еще непомятым коротеньким платьицем.
Обратной дорогой я ее внимательно рассмотрел. Да. Ее кривая улыбка сделала физиономию осмысленной, а в выражении глаз было что-то такое, чего я никогда не встречал ни у одной куколки. Коротенькие мягонькие ручки и ножки, тряпичное тельце и завиточки на ее голубенькой головке как нельзя лучше подходили именно к этому выражению лица. «Ты теперь моя!» - прыгало в груди, невзирая на странные взгляды, бросаемые на меня пассажирами маршрутного троллейбуса. Моя!
Она не умела сидеть. Большая голова перевешивала, и она все время, задрав к небу пухленькие ножки, падала навзничь. Пришлось ее прислонять спинкой к стенке, и тут я заметил, что ее милая мордашка с прижатым к груди подбородком вновь приобрела то самое выражение. Она тихо насмехалась!
Я привез ее в свой город и, назвав Лизкой, прописал ее на книжной полке. Оттуда она каждый день обозревала комнату, моих гостей, меня и мою подружку, которая сразу невзлюбила эту куколку. «Боже! Где ты приобрел эту мерзкую куклу?» – взвизгнула она, увидев Лизку прямо перед собой на уровне глаз. Другим существом, невзлюбившим ее, стала моя кошка Тоська, считавшая книжную полку своей личной собственностью. Пристроившись рядом с Лизкой, кошка постоянно роняла куколку между стенкой и системным блоком, в пыль и паутину проводов, куда даже не падали солнечные лучи, из-за чего Лизкино пластиковое личико приобрело несмываемые пятна, придавшие ей имидж хулиганки. Насмешливой маленькой хулиганки.
Моя мама, первый раз увидев Лизку, хохотала до слез, и, как я понял, они друг другу понравились. Третьего варианта не было: в Лизку либо влюблялись, либо тихо ненавидели. Однажды моя ведьма в ходе обычной ссоры выбросила Лизку в окно в осеннюю грязь и холод. Я ее, конечно, вернул на место, а с подружкой мы потом расстались, и, я думаю, Лизка здесь ни при чем. Просто…так получилось.
Однажды соседский пес, забежав в нашу квартиру и пробежавшись по комнатам, выскочил во двор с Лизкой в зубах. Пока я с веником догонял этого мерзавца, пес, улегшись на траву и прижав лапами Лизку к земле, принялся ее терзать. Принеся куколку домой, я чуть не разревелся. Он ей начисто отъел ногу, изжулькал и в нескольких местах прокусил головку. Я, конечно, все зашил, но с тех пор Лизкино лицо приобрело грустно- печальное выражение. Этот шрам на верхней губе, растрепанные волосы и опустившиеся ручонки изменили ее навсегда. Она уже не смотрела прямо перед собой, а куда-то вниз, в пол. И теперь, чтобы поймать ее взгляд, мне приходилось заглядывать снизу вверх. «Как же так получилось? – спрашивали ее глаза. – Неужели ты не мог меня защитить?» Она плакала. Без слез.
Я по-прежнему таскал ее с собой. По вечерам она лежала в моем изголовье, днем сидела у компьютерного динамика, но она так и не поднимала глаз от своей левой ноги. Когда я готовил, Лизку усаживал повыше, на сервант, чтобы она могла видеть все, что происходило на кухне.
Потом… я как-то зазевался, и Лизка упала на включенную электроплитку. Я думаю, что виноват я сам - надо было посадить ее покрепче. Вот и все.
Помочь сайту
Поздравления
