Как странно видеть себя в этом зеркале… Как странно и как тяжко. Внутри меня будто есть, живет совсем иное зеркало, которое говорит, отражает для меня совсем другое, вовсе не то, что здесь и сейчас отражает это вот мертвое стекло. Там внутри я молод, я силен, умен, во мне полно чести, в избытке достоинства, я запредельно талантлив, я нравлюсь женщинам, я люблю детей, печалюсь о родине. Я совсем не жаден, у меня есть вкус и стиль. К глупцам и пошлякам я небрежителен, но и сдержан, деликатен. Я люблю Пинк Флойд и Вагнера вместе. Помню, классе в шестом я заступился за третьеклашку и крепко получил за то по морде - было больно и кровь, но я гордился собой. Мелочь, но даже она в том зеркале. Вот я на сцене, играю на рояле запредельный регтайм, а танцпол рукоплещет мне. Вот опять на сцене, уже веду семинар по технологиям рекламы и аудитория слушает завороженно. Я все еще хорош собою, я импозантен, у меня изысканные манеры. Я даже одно время ходил в церковь. Я предпочитаю Шопенгауэра Канту. Я боготворю Гоголя. У меня кошка и собака и они меня любят. Я хороший семьянин, я добрый парень, я честный человек, но… Все это и много еще чего красивого лишь там, в том внутреннем зеркале, а в этом…
А в этом… Этот человек, что смотрит из него на меня сейчас… Кто он?.. Этот потухший, будто даже в чем провинившийся взгляд. Вместо мысли только скорбь. Эти редкие седые волосы, неопрятная, все ленящаяся присмотреть за собой борода. Эти иссеченные морщинами круги около глаз рассказывают мне, что человек этот много пил. Пергамент лица будто насквозь пропитан никотинным дымом. Эта глубокая трещина между бровей отнюдь не следствие глубоких раздумий, но больше печали. Уголки серых губ будто застыли старой железной подковою вниз. На груди, в седых волосах её запутался и накренился как-то боком серебряный крест. Серебряная, с претензией на изящность цепочка его говорит скорее не о вере, а разве о дешевом религиозном пижонстве. Когда-то очевидно натруженные, но теперь совсем вялые кисти костлявых рук в синих прожилках вен, зачем-то серебряный перстень с черным агатом. Явно несвежая рубаха едва сходится на непомерных размеров животе… Дальше зеркало кончается. Кто это? Кто этот человек? Как он прожил жизнь? Зачем её прожил? С какою целью? С каким итогом?
Молчит зеркало. Не дает ответа. Мертвенно угрюмо стекло его. Лишь медленный сизый дымок от сиротливо догорающей меж бледными пальцами сигареты подсказывает, что картина эта таки жива. Пока жива. Вскоре она исчезнет. Исчезнет навсегда. Исчезнут оба отражения: и то, что изнутри, и это, что снаружи. Зачем они были оба? И почему так непохожи сделались меж собою? Тот, внутри, бодрый и красивый, я же вижу – он еще чего-то хочет - этот же, угрюмый и уродливый, и это тоже ясно как день, не хочет уже совсем ничего. Кто победит?.. Да какая разница, черт возьми, когда все равно исчезнут оба, когда впереди у них двоих… всепобеждающее НИЧЕГО?..
И дик и чуден был вокруг
Весь божий мир; но гордый дух
Презрительным окинул оком
Творенье бога своего,
И на челе его высоком
Не отразилось ничего.
[Скрыть]Регистрационный номер 0392930 выдан для произведения:
Как странно видеть себя в этом зеркале… Как странно и как тяжко. Внутри меня будто есть, живет совсем иное зеркало, которое говорит, отражает для меня совсем другое, вовсе не то, что здесь и сейчас отражает это вот мертвое стекло. Там внутри я молод, я силен, умен, во мне полно чести, в избытке достоинства, я запредельно талантлив, я нравлюсь женщинам, я люблю детей, печалюсь о родине. Я совсем не жаден, у меня есть вкус и стиль. К глупцам и пошлякам я небрежителен, но и сдержан, деликатен. Я люблю Пинк Флойд и Вагнера вместе. Помню, классе в шестом я заступился за третьеклашку и крепко получил за то по морде - было больно и кровь, но я гордился собой. Мелочь, но даже она в том зеркале. Вот я на сцене, играю на рояле запредельный регтайм, а танцпол рукоплещет мне. Вот опять на сцене, уже веду семинар по технологиям рекламы и аудитория слушает завороженно. Я все еще хорош собою, я импозантен, у меня изысканные манеры. Я даже одно время ходил в церковь. Я предпочитаю Шопенгауэра Канту. Я боготворю Гоголя. У меня кошка и собака и они меня любят. Я хороший семьянин, я добрый парень, я честный человек, но… Все это и много еще чего красивого лишь там, в том внутреннем зеркале, а в этом…
А в этом… Этот человек, что смотрит из него на меня сейчас… Кто он?.. Этот потухший, будто даже в чем провинившийся взгляд. Вместо мысли только скорбь. Эти редкие седые волосы, неопрятная, все ленящаяся присмотреть за собой борода. Эти иссеченные морщинами круги около глаз рассказывают мне, что человек этот много пил. Пергамент лица будто насквозь пропитан никотинным дымом. Эта глубокая трещина между бровей отнюдь не следствие глубоких раздумий, но больше печали. Уголки серых губ будто застыли старой железной подковою вниз. На груди, в седых волосах её запутался и накренился как-то боком серебряный крест. Серебряная, с претензией на изящность цепочка его говорит скорее не о вере, а разве о дешевом религиозном пижонстве. Когда-то очевидно натруженные, но теперь совсем вялые кисти костлявых рук в синих прожилках вен, зачем-то серебряный перстень с черным агатом. Явно несвежая рубаха едва сходится на непомерных размеров животе… Дальше зеркало кончается. Кто это? Кто этот человек? Как он прожил жизнь? Зачем её прожил? С какою целью? С каким итогом?
Молчит зеркало. Не дает ответа. Мертвенно угрюмо стекло его. Лишь медленный сизый дымок от сиротливо догорающей меж бледными пальцами сигареты подсказывает, что картина эта таки жива. Пока жива. Вскоре она исчезнет. Исчезнет навсегда. Исчезнут оба отражения: и то, что изнутри, и это, что снаружи. Зачем они были оба? И почему так непохожи сделались меж собою? Тот, внутри, бодрый и красивый, я же вижу – он еще чего-то хочет - этот же, угрюмый и уродливый, и это тоже ясно как день, не хочет уже совсем ничего. Кто победит?.. Да какая разница, черт возьми, когда все равно исчезнут оба, когда впереди у них двоих… всепобеждающее НИЧЕГО?..
И дик и чуден был вокруг
Весь божий мир; но гордый дух
Презрительным окинул оком
Творенье бога своего,
И на челе его высоком
Не отразилось ничего.