А небеса молчали

                     А   Н Е Б Е С А    М О Л Ч А Л И

   -…Вот, он ее поцеловал- и она проснулась. Полюбила его, и они поженились. И жили долго и счастливо.

   Он гладил дочку по белесым густым волосикам, и голос его становился все тише и тише: дочка засыпала.  Глаза медленно- медленно закрывались, пока не сомкнулись совсем. Он еще немного подождал, затем осторожно убрал ладонь.

   Наклонился, легко, одним дыханием поцеловал ее в щечку. Хотел тихонько вытащить из- под мышки куклу- пупса, но ладошка дочки, крохотная, как у куклы, инстинктивно сжала подружку, и он не стал ее трогать.

   Потянулся, разминая затекшую спину.

   -Папка,- раздался сзади шепот сына. –А ласказы пло ссюку и Емелю. А ты только пло любовь ласказываес…

   Александр развернулся к сыну.

   -Ты чего еще не спишь?..- прошептал он, улыбаясь. –Сестренка спит, а ты лясы точишь… Спи, завтра рано вставать, в парк пойдем…

   -Папка, а сто такое «ляса»?

   -Спи, говорю!..- Александр подоткнул под сына одеяло. –А то без тебя пойдем!- попытался он сказать строго.

   -А у бабуски дылка в заболе. Полвалось, да?- ничуть не испугавшись, печально спросил сын, повернулся на бочок.

   -Порвалось, порвалось… Спи.

   Поцеловал и его в щечку, потушил свет и вышел.

    -Заснули?- спросила жена, погладывая поверх очков. А губы продолжали считать: тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь… Все, закончила считать, воткнула спицы в вязание. –Заснули?

   -Катька- уже… И Пашка сейчас заснет. Ну что, ужинать будем?

   -Давай! Я тоже- такая голодная!..

   Ночью, лежа на его плече, она долго не решалась ему  сказать. Водила пальчиком по его груди вдоль окоемки майки- и молчала. Слушала его все еще тяжелое прерывистое дыхание. Господи, как он ее любил! Она готова была раскричаться от этого блаженства, но так стыдно было перед соседями!.. Что завтра сказали бы?.. И так койка визжала, как помешанная…

   Дыхание его успокаивалось. Он повернул к ней голову. Она ладошками обняла его лицо и зацеловала быстро-быстро, много-много раз. Ночнушка на ней сбилась куда-то выше талии, давила под ребра, но она продолжала и продолжала целовать его. Затем опять уткнулась в плечо, прижалась крепко и замерла.

   -Наташ, ты чего?..- он погладил ее по голому бедру и тоже прижал к себе.

   Она не ответила. Так и лежали молча, прижавшись друг к другу.

   -Саш, у нас, кажется, третий будет…- невнятно сказала она, но он услышал. И замер. И окаменел. А затем рассмеялся. Тихо и радостно. И прерывисто, будто и смеялся, и плакал одновременно. И так ее сжал руками, что она  чуть не задохнулась.

   -Натка! Милая ты моя! Милая ты моя!

   И не мешала спутанная ночнушка! И скрип койки они не слышали! И на соседей им было наплевать! Неземное Счастье укрыло их от всего мирского и суетного!

   …Их даже не хоронили на следующий день. Нечего было хоронить. Бомба попала точно в их дом. И не жаловались на ночной шум соседи. Их тоже уже не было на этом свете.

   А кто-то из пока живущих оторвал листочек на численнике:

                                 « 22 июня 1941 года

                                        Воскресенье»