Заводы

                   Заводы
Это было до перестройки и до того как развалился Союз, и мне кажется это было очень давно при стабильной и тихой жизни колхозов во времена «застоя Брежневского».
Я тогда приехал в свою деревню, где провел свои ранние детские годы и куда приезжал каждое лето на каникулы к бабушке. Бабушки не было давно с начала 1970-х, а дом наш был продан, разобран и увезен татарами в соседнюю республику. Так мне рассказали родители, когда я был мальчишкой. Но приезжал я к друзьям детства и останавливался у них на жительство часто, когда выходил мне отпуск, и хотелось отдохнуть от городской суеты и шума. Так было и в этот раз, глубокой осенью я приехал в деревню с ружьецом своим для охоты. И охотиться мы с моим другом Петькой Ивановым решили около Заводов, в глухом месте, с оврагами и полями и перелесками. А место это было знаменитым и о нем ходили разные мистические рассказы.
 Прежде обжитое местечко превратилось в глушь окруженную лесом, полями и перелесками. Сейчас, вдоль сопки, вдоль высокой для нашего края горы, течет маленькая речка, берега которой заросли черемуховыми рощицами на возвышенностях, и были заболочены поросшие камышами.
Небольшие деревни, оставшиеся после того, как из этого края ушли «промышленники», даже не все поля могли обрабатывать. Так, среди оврагов остались большие луга с травами готовыми для сенокоса.
А через овраги когда-то шла дорога, и были построены мосты. И речка была полноводнее и глубже, как рассказывали нам еще в детстве старики. Во время весеннего разлива мосты через овраги затопляло водой и частично разрушало, поэтому заводским рабочим из большого поселка приходилось каждый год мосты ремонтировать. И посёлок стоял раньше на берегу реки и назывался Заводы, от которого сегодня и следов не осталось почти совсем.
Всё случилось по природной изменчивости и при человеческом участии в её разрушении из-за своей жадности. Река обмелела, и берега её заболоченные заросли травой и кустами. А всё потому, что леса в верховьях реки вырубались с беспощадностью – Заводам требовался лес, брёвна.
Заводы на самом деле представляли собой множество пилорам и цеха по распилу и обработке досок. А из промышленности тут были «дегтярные», стоящие несколько вдалеке от самого поселка, а также мебельные фабрики. К понятию «завод» промышленность поселка совсем мало имела отношение, если только производство дегтя назвать заводом. На самом деле эти дегтярные среди местных назывались – «Хим-дым». Кто так назвал неизвестно, но так прижилось.
Владельцем всего этого многообразия промышленного был помещик и купец, барин Высотный, и имение его Высотино находилось на краю леса в 5-ти или 6-ти километрах от Заводов.
В поселке Заводы были, говорят, даже двухэтажные дома. Но в основном стояли длинные бараки на три семьи, в центре посёлка, и еще длинные бараки-общежития, на окраинах, для приезжих рабочих.
Когда-то, в самом начале образования поселка Заводы, по воспоминаниям стариков, - лес сплавляли по глубокой реке плотами с верховьев. Но скоро речка наполнилась топляками и обмелела, брёвна от плотов отцеплялись и тонули. Тогда начали возить лес телегами, и для лошадей тяжеловесов в соседних деревнях построены были конюшни большие. И в нашей деревне, в оставшейся от того времени конюшне, до сих пор содержались до 20-ти колхозных лошадей. А наша деревня находилась рядом с барской усадьбой Высотино, в двух-трех километрах.
Усадьба сгорела буквально в пламени революции 1917 года, сожгли её мужики ненавидящие злого барина и весь его род. Теперь все вокруг поросло густым лесом, так что дороги к усадьбе уже нет и развалин её уже не видно.
Среди местного населения ходило поверье, что в этом густом лесу в тех самых развалинах усадьбы живут приведения. А на дороге, ведущей в район и проходящей в километре от развалин по лесу, появляется белая женская фигура с маленькой детской белой фигурой за ручку: это жена купца, барыня с дочкой, которые сгорели в усадьбе и пострадали ни за что от мужицкого  беспредела. Сам барин сбежал и избежал расправы, говорят, он вообще за границу успел убежать и во Франции прожил до старости. А те приведения мстят за свою безвинную смерть. Молоковоз в этом месте врезался в дерево, водитель увидел приведения на дороге. И из-за боязни людей дорогу отнесли в сторону и в объезд бывшего Высотино по полям, тогда пришлось колхозу восстанавливать один из мостов через овраг. Старая лесная дорога осталась, по ней изредка люди ходили пешком, а иногда ездили на личных автомобилях. Случись попасть на это место, рядом с Высотино, вечером – непременно появятся приведения. Так поверье в народе остается до сих пор. Во всех местных деревнях, несмотря на годы атеизма и как бы не казались легенды эти про приведения выдуманными, - каждая бабка знала немало историй о Высотинском приведении. Все говорили о том, что ходит это приведение вокруг усадьбы по лесу и горько плачет, взывая о погребении.
Единственный Храм был в районе, к которому и вела эта дорога лесная, и было до района 8 километров. Объездная дорога построена-проложена была совсем не из-за того что какие-то там приведения мешали ездить через лес. Дорога по полям, пусть через большой овраг и через мост, - была ровная и относительно прямая. А по лесу дорога петляла, обходя заболоченные участки, и ямы и спуски и подъемы были на лесной дороге во множестве. Однако в объезд дорога удлинялась и была 12 километров. Лесной дорогой народ пользовался всё равно, так как путь в район был короче. В годы атеизма в приведения мало кто и верил.
Кроме  меня охотника, был в нашей деревне другой старый охотник, дед Иван, бывший колхозный сторож, он охранял как раз конюшню, оставшуюся с дореволюционных времен. У моего друга я жил в отдельном помещении в пристрое типа клети, что через сени рядом имела дверь. Клеть не отапливалась, но были на широкой лавке и матрац и одеяла ватные, несмотря на осень во дворе у меня в комнатке было тепло. И приходил ко мне дедушка Иван  – у меня привезен был склад пороха, дроби, шомполов, капсюлей, пыжей и разных машинок для снаряжения охотничьих патронов дробью.
 
Заводы 2
Дед Иван не любил говорить и всегда уворачивался от вопросов про эти самые приведения.
«Слышал, слышал я разные истории, но не верю и не хочу про это говорить» - отвечал он мне. Однако несколько случаев про приведения местные он мне рассказал, после моей настойчивой просьбы, в то время, когда мы дробью четверкой (на зайцев) снаряжали патроны для предстоящей охоты.
«А то,… Марья-вдовица поведала всей деревне. И молва эта быстро всем известна стала, – это ж бабьи побасёнки: «одна баба говорила и другой передала», - быстро распространяются.  Так вот, … Дом-то её с краю деревни стоит, всех ближе к лесной дороге и к Высотину близко. А там усадьба-то разваленная поросла малинником вокруг. И ходила Марья-вдовица малину собирать полудикую. Крупная там малина, не как по оврагам в лесу дикарка-то. Задержалась, говорит, почему-то до вечера и в сумерках и увидела приведение это: белую женщину с белой прозрачной же малой дочкой. Плакали они, говорит. И женщина к ней руки тянула и говорила что-то там, типа, просила помочь, а девочка плакала: «мама, мама!». Вот одна из историй» - рассказывал дед Иван в промежутках между тем, что насыпал дробь в мерку и в патроны, передавая их мне на машинку для пыжевания.
«А в другой раз, на дороге лесной,… мужик наш видел тех-же: белую женщину прозрачную с белой девочкой. И что это он вечером шел по лесной дороге мимо Высотина? За ним, говорит шла и руки к нему тянула, - так он бегом прибежал в деревню весь в поту…».
Дед Иван был, наверное, единственный заядлый охотник в нашей деревне. В других деревнях, среди местных, охотников тоже было мало. А потому и дичи в наших густых лесах и по полям около реки было предостаточно. В последнее время сюда стали приезжать на охоту даже из города люди-охотники.
Охотиться люди стали не только для удовольствия, но и по нужде. В последнее время, в конце 1970-х, в 1978-79-х годах ввели по регионам талоны на продукты. И мяса уже негде было достать – дефицитом стало мясо. На один талон – 1 кг мяса в месяц  давали. Поэтому, известное дело, что зайцев можно было жарить не только как экзотику, деликатес: прошпигованный салом и чесноком да в сметане изжаренный заяц и для ресторанов хорош.
Вот и мы с дедом Иваном охотиться шли непременно за добычей, а не просто прогуляться и природу посмотреть.
 
 
Я приехал в родную деревню поздней осенью, в такую пору, когда опавшая листва уже слежалась под осенними дождями и почернела на тропинках. Охота в такое время и называется «охотой по чернотропу», и она сама по себе интересна для охотника-любителя.
 
Надо было дождаться первого снега, первой снежной пороши, когда станут видны следы зайцев и других животных. И еще у нас не было собаки охотничьей. Да, мы знали, что все любители-охотники «тропят» зайца и без собаки. Найдут свежий его след на снегу: две задние лапки рядом и две точки от передних одна за другой, и идут по следу, как по тропинке, пока не найдут лежащего на «лёжке» и не застрелят его. Ведь заяц бегает по ночам, а весь день он лежит, потому что днем много шума. Но так охотиться не очень-то и выгодно. Слух у зайца отменный и слышит он шаги охотника издалека, недаром уши-то большие. Застать на «лёжке» зайца – редкость. Он всегда «снимается» с «лёжки» задолго, как охотник подойдет. А увидев прыгающего далеко впереди зайца, - охотнику попасть в него труднее и много «холостых» выстрелов бывает.
А другая охота была бы с собакой. Дед Иван стал спрашивать у деревенских: нет ли у кого собаки пригодной для «охоты гончей». Провинция, деревня – это особая часть страны: там малейшие слухи и вести растекаются во все стороны не хуже радио и телевизора. Дворовые собаки-дворняжки бегали во всех окрестных деревнях. У некоторых во дворах на цепи сидели овчарки, а кто-то даже бульдогов выводили гулять на поводке. Но пригодных для охоты, еще и гончих собак по всей округе не было. Как мы узнавали новости про соседей? Да запросто. В магазине нашем сельском. В трех километрах на гору, через речку, через мост – соседняя деревня считалась «центральной усадьбой колхоза» - её так называли. И там, напротив сельсовета был магазин и почта и клуб по соседству с кинозалом в нём. В магазине завсегдатаи – это женщины и старые и молодые, через которых можно было узнать всё обо всех.
Уже осень стала совсем холодной, по утрам густой иней серебрил поля и припудривал деревья, и мороз тонким ледяным стеклом затягивал лужи на дороге. Наконец, однажды ночью (как всегда неожиданно: всегда так – ждешь, ждешь, а дождешься, и это бывает неожиданно) неожиданно пошел мягкий первый снег. И проснувшись, все увидели из окон белую зиму. Вот она – первая пороша! Сердца охотников начинают биться быстрее в радостном предвкушении при звуках этих слов – «первая пороша!».
В эту первую порошу случилось чудесное  для нас событие. К деду Ивану пришла почтальонша из сельсоветовской деревни, и пришла с собакой. А я уже был при всем снаряжении, готовый выйти «в поле» - на охоту и зашел поутру к деду Ивану. Его дом был ближе к краю деревни, в сторону оврага и полей за ним, откуда и решено было начать наши поиски заячьих следов.
- Здравствуй Анна! – встретил почтальоншу дед Иван. Та, вошла в калитку и завела собаку на поводке во двор. После приветствия она сказала: «Говорят, вы для охоты собачку приискиваете? Так вот, это молодой наш Друг, кличут его так, охотничий пёс. Да вот беда с ним немного, натаскан не совсем хорошо» - и она рассказала историю воспитания пса:
«Щенок он породистый, знакомый привез из города, говорил, английской какой-то породы, говорили «пойнтер» вроде бы. Учили его мы с мужем вдвоем всем командам, как положено. Он обладает прекрасным верхним чутьём, по утке, по другой птице надо было натаскивать, он ни воды, ни болота не боится. Мой муж в лесниках служит и взялся натаскивать Друга, да прозевал по небрежности, не смог придержать, чем и испортил породу-то», – рассказывала пожилая бойкая женщина. Видно было, что она всё знает и понимает.
«А полем шёл, а тут прямо на него заяц оголтелый мчался, русак осенний. Ему бы придержать за ошейник, да не пущать: «Ты, мол, Друг, благородный пёс, породистый, и негоже гоняться за зайцами». Но, когда муж успел одуматься и сообразить, - Друг уже нагнал косого и весь в крови заячьей стал грызть его на месте. Конечно, потом муж отнял у пса русака и в сумку упрятал, да что толку уже! Хлебнул уж горячей заячьей крови пёс и стал никуда не годным…. Пробовали его и учить и наказывать, и били плеточкой по хребту. Нет. Ничем невозможно было выбить эту страсть из его собачьей души. Бывает, говорил мне муж, учует Друг из далека своим верхним чутьем перепелку, бекаса и тетерева или глухаря; учует и «тянет» по нему. Сказывается порода. Весь как струна, в «стойку берет». Только на охотника глазами косит и на птицу настроен бывает. Но тут приносит нечистая, как на зло, какого-нибудь русака и прощай всё… - ведь, за полкилометра чует он их проклятущих зайцев. Только его и видели! Убежит и жди его. Вернется, а морда в крови вся. И наказывай его, не наказывай, - а тушку зайца в стороне бросает, в руки не дает» - так рассказывала почтальонша.
Сама она была дочерью прежнего лесника и охотилась, дай бог всякому мужику! «Жулька была, - говорит, - хорошая собака, все болота я с ней облазила по лесной округе, уток била. И на другую птицу ходила. Не люблю я бегать, как вы, мужики, за зайцами, да за лисами. Муж мой, вот, и на волков ходил, когда облаву на них тут объявляли года два назад. Тогда волков много было, - на скотину нападали по деревням. Пастухам трудно тогда приходилось у нас…» - рассказывала почтальонша Анна-охотница. Всё это узнали мы, когда в дом зашли чай попить, за столом у деда Ивана.
 
А Друг довольно быстро с нами освоился, и не чурался, а принял нас за своих – за охотников. Обнюхал он руку мою, когда мы вышли к нему. Он сидел во дворе, привязанный к крыльцу. С руки он переключился на ноги, и сапоги, не до конца отмытые от прошлой болотной тины, как бы что-то ему охотничье напомнили. Друг натянул поводок и лапами передними уперся мне в грудь. И тут я обратил внимание на глаза этого породистого пса. Они были слегка голубоватого цвета, живые и серьезные. Их взгляд был твердый, доверчивый и без всякого оттенка угодливости и заискивания. Казалось они спрашивали: «Зачем я здесь? Зачем я тебе нужен? Ведь не со зла?». Так смотрят лишь верные собаки пастухов, уверенные в доброте человеческой.
Кусок колбасы, который вынес дед Иван, был принят от него благосклонно и проглочен мгновенно, а хвост выразил самую размашистую признательность.
Так и было решено, что пёс по кличке Друг, останется у деда Ивана. А пока мы будем охотится вместе до окончания моего отпуска.
 
Заводы 3
В первый раз пошли мы на пробную охоту, ведя Друга на поводке. Но он шел за мной так послушно, охотно и весело, что я спустил его с поводка на свободу. И Друг с явным наслаждением побежал впереди из стороны в сторону перебегая дорогу. Он зарывался носом в молодой снег, спугивал с дороги воробьев, пока мы выходили по деревне к оврагу и в поля. Стоило мне свиснуть и окликнуть его по имени, если он далеко вперед удалялся – он сразу же останавливался и поворачивался к нам мордой с внимательными яркими глазами, и дожидался нас.
В тот день нам не пришлось охотиться: день стоял теплый и снег раскис и стаял, дороги открылись совсем. Мы погоняли собаку, проверили Друга на разные команды. У самого леса он нашел птиц – сделал стойку и по команде спугнул их. Мы даже не пытались охотиться и ни одного выстрела не произвели.
Еще несколько дней с погодой нам не везло. Ночами подмораживало до гололеда, а снега особо не было. Потом пошли метели, и сильнейший ветер сдувал мелкий снег с мерзлой земли до черноты полей. Но скоро распогодилось, стали ровные дни с солнцем, пробивающимся между облаков.
Друг – это была собака помесь, не похожая ни какую из пород охотничьих; хозяев явно обманули, предоставив им щенка, что он чистопородный английский пойнтер. Это была смесь пород. Хотя шерсть у пса была достаточно длинная и ноги его в густой шерсти. Но морда собаки была вытянутая вперед, как овчарочья или как у гончих. Он был серого окраса с черными большими подпалинами по бокам коричневого цвета. И с небольшими висячими ушами лопухами.
Дед Иван не тратил времени зря, и он занимался все эти дни своим Другом. Даже в непогоду они выходили «в поле» - и по лесу лазили и в поля ходили. Зайцев не встречалось, но принес дед Иван пару куропаток подстреленных на опушке.
Дней через 5 повалил, наконец, тихий, крупный, хлопьями, мохнатый снег. Из-за его сплошной сетки не стало видно ни ближайших соседних домов на той стороне деревенской улицы, ни деревьев, ни леса за огородами. Такой снег шел целый день и только к вечеру перестал, словно улегся спать в тишине быстро чернеющего вечера, перешедшего в неподвижную тихую ночь. Земля приняла уже постоянное белое покрывало, которое точно не растает до весны. Я вновь собрался и утром, еще по темноте направился к деду Ивану, собираясь точно идти на зайцев.
Утром, чуть свет, мы вышли «в поле». На самом деле направились в осинник в заболоченную низину к тому самому Высотину, к старой барской усадьбе. Тут были первые стойки нашего Друга и первые наши трофеи. Подстрелили мы глухарей вспугнутых добрым охотником-псом. Но этот же пес обнаружил и заячьи тропы. Однако он нас сильно огорчил. Он сел  около следов и не двигался. Напрасно мы наводили его на самые, еще, казалось бы, теплые следы, тыкали его в них носом, указывали руками направление, уговаривали его взять след. Он глядел на нас, высоко поднимая голову, и говорил своим настойчивым взором: «Я готов вас слушаться, но ради чего? Объясните мне цель?». Видимо так его отваживали и наказывали от зайцев, что ему не хотелось вновь быть наказанным. Так промучились мы с псом целый день.
Дед Иван говорил, в сердцах: «Что за пес, никуда не годный, его и кормить зазря не стоит». Но – врал со злости. Дома, вне охоты относился к собаке заботливо. Он постелил под навесом у крыльца сена и сделал из коротких досок ограждение с двух сторон. Покрыл это сооружение крышей из кусков рубероида, оставшегося после ремонта крыши сарая. В этом сооружении было тепло. Я просунул руку, когда на улице стоял уже довольно сильный мороз,  внутрь сквозь солому, какая там была густая теплота. Словом устроил Другу дед Иван собачий рай.
Так несколько раз мы ходили на охоту и возвращались с малыми трофеями, добытыми своим трудом с маленькой помощью собаки. С ней было одно мучение. По следу шли сами, только с лежки зайца поднимал пес. Однако, узнавая, что зайцы тоже нам потребны, как охотничьи трофеи и Друг стал относиться к ним по-другому.
И произошло изменение. В тот день мы только вышли через поля покосные к Заводам к реке, отойдя от деревни очень далеко, как Друг остановился и начал нюхать снег, яростно болтая хвостом. Дед Иван, ни на что не надеясь сказал: «Должно быть, дурак, мышь в земле почуял!». Но в ту же секунду из под снега выскочил столбом белесый заяц русак и помчался вперед, как бешенный. Вряд ли за ним угналась бы и гончая собака. А Друг наш был великолепен. Он не растерялся, не замялся и не потерял ни одного мгновения: он в ту же секунду бросился за зайцем и скоро мы потеряли его из вида. Прошла еще минута – и мы услыхали его голос…. Знаете как лает гончая собака? Она бедная, жалуется: «Ай, ой, ай! Ай, ой, ай! Что мне делать, помоги мне, хозяин, никак не догоню я этого зайца! Ай, ой, ай!».
И друг бежал и подавал голос, через раз, замерев на время, на пару минут, и вновь голося. А заяц «ходит» - бежит кругами, как известно. И слышно было, что Друг повернул направо. Тут была рука деда Ивана и взяв в сторону лая он пробежал направо навстречу гону. Я стоял со стороны, и мне всё было видно. Я видел, как дед Иван прицелился. Потом из кустов выскочил светло-бурый заяц. Тотчас же белый дымок вырвался их дедовского ружья, и одновременно с ним заяц перекувырнулся через голову и упал в снег. Потом раздался слабый – пук! – это был выстрел. И только потом из кустов вырвался Друг.
Он с разбега ткнулся в заячье тело и тут же присел на зад. Когда мы быстро подошли к нему, Друг представлял комически печальное зрелище: сморщенная морда его опущена была вниз, уши висели лопухами усиливая комичность и общий скорбный вид – будто на похоронах, страдающий пес сидел перед нами печальный, хоронящий игравшего с ним друга. Тут я, приучая собаку к делу, к которому по породе он не приспособлен, отрезал и бросил заячью лапку, тот самый сустав, который  кровянится мало. Друг пришедший в себя и смотрящий на мои процедуры, - поймал зайчатину на лету и быстро её проглотил, пару раз и жеванув всего. И с этого момента он сделался у нас хорошим «гончим псом», хотя бегать быстро не мог из-за своих мохнатых ног.
А в тот день без наших намеков и указаний сам стал разыскивать заячьи следы, гнал зайцев и сообщал своим лаем, пусть редко, не как гончие постоянно, но можно было слышать его басовитый лай. Он выгнал на нас в этот день еще четырех зайцев: одного из них во второй раз положил дед Иван, другого я. И над каждым зайцем Друг также устраивал фигуру похорон: сморщенное лицо с грустным взглядом и сидел на заду, вытянув даже задние ноги вперед….
Об этом охотничьем псе узнали вскоре во всех деревнях, Дед Иван рассказал о своем новом Друге бабкам знакомым в магазине сельском. Но слава ни как не повлияла на добрую собаку с добрым, кротким и чистым характером. После меня, когда я уехал, Дед Иван ходил и с другими охотниками нашего района, так что собаку хвалили, рассказывали о ней при встрече мои знакомые, приезжая зачем-либо в город и бывая у меня в гостях.
Конец. 

© Copyright: Сергей Чернец, 2016

Регистрационный номер №0353581

от 5 сентября 2016

[Скрыть] Регистрационный номер 0353581 выдан для произведения:                    Заводы
Это было до перестройки и до того как развалился Союз, и мне кажется это было очень давно при стабильной и тихой жизни колхозов во времена «застоя Брежневского».
Я тогда приехал в свою деревню, где провел свои ранние детские годы и куда приезжал каждое лето на каникулы к бабушке. Бабушки не было давно с начала 1970-х, а дом наш был продан, разобран и увезен татарами в соседнюю республику. Так мне рассказали родители, когда я был мальчишкой. Но приезжал я к друзьям детства и останавливался у них на жительство часто, когда выходил мне отпуск, и хотелось отдохнуть от городской суеты и шума. Так было и в этот раз, глубокой осенью я приехал в деревню с ружьецом своим для охоты. И охотиться мы с моим другом Петькой Ивановым решили около Заводов, в глухом месте, с оврагами и полями и перелесками. А место это было знаменитым и о нем ходили разные мистические рассказы.
 Прежде обжитое местечко превратилось в глушь окруженную лесом, полями и перелесками. Сейчас, вдоль сопки, вдоль высокой для нашего края горы, течет маленькая речка, берега которой заросли черемуховыми рощицами на возвышенностях, и были заболочены поросшие камышами.
Небольшие деревни, оставшиеся после того, как из этого края ушли «промышленники», даже не все поля могли обрабатывать. Так, среди оврагов остались большие луга с травами готовыми для сенокоса.
А через овраги когда-то шла дорога, и были построены мосты. И речка была полноводнее и глубже, как рассказывали нам еще в детстве старики. Во время весеннего разлива мосты через овраги затопляло водой и частично разрушало, поэтому заводским рабочим из большого поселка приходилось каждый год мосты ремонтировать. И посёлок стоял раньше на берегу реки и назывался Заводы, от которого сегодня и следов не осталось почти совсем.
Всё случилось по природной изменчивости и при человеческом участии в её разрушении из-за своей жадности. Река обмелела, и берега её заболоченные заросли травой и кустами. А всё потому, что леса в верховьях реки вырубались с беспощадностью – Заводам требовался лес, брёвна.
Заводы на самом деле представляли собой множество пилорам и цеха по распилу и обработке досок. А из промышленности тут были «дегтярные», стоящие несколько вдалеке от самого поселка, а также мебельные фабрики. К понятию «завод» промышленность поселка совсем мало имела отношение, если только производство дегтя назвать заводом. На самом деле эти дегтярные среди местных назывались – «Хим-дым». Кто так назвал неизвестно, но так прижилось.
Владельцем всего этого многообразия промышленного был помещик и купец, барин Высотный, и имение его Высотино находилось на краю леса в 5-ти или 6-ти километрах от Заводов.
В поселке Заводы были, говорят, даже двухэтажные дома. Но в основном стояли длинные бараки на три семьи, в центре посёлка, и еще длинные бараки-общежития, на окраинах, для приезжих рабочих.
Когда-то, в самом начале образования поселка Заводы, по воспоминаниям стариков, - лес сплавляли по глубокой реке плотами с верховьев. Но скоро речка наполнилась топляками и обмелела, брёвна от плотов отцеплялись и тонули. Тогда начали возить лес телегами, и для лошадей тяжеловесов в соседних деревнях построены были конюшни большие. И в нашей деревне, в оставшейся от того времени конюшне, до сих пор содержались до 20-ти колхозных лошадей. А наша деревня находилась рядом с барской усадьбой Высотино, в двух-трех километрах.
Усадьба сгорела буквально в пламени революции 1917 года, сожгли её мужики ненавидящие злого барина и весь его род. Теперь все вокруг поросло густым лесом, так что дороги к усадьбе уже нет и развалин её уже не видно.
Среди местного населения ходило поверье, что в этом густом лесу в тех самых развалинах усадьбы живут приведения. А на дороге, ведущей в район и проходящей в километре от развалин по лесу, появляется белая женская фигура с маленькой детской белой фигурой за ручку: это жена купца, барыня с дочкой, которые сгорели в усадьбе и пострадали ни за что от мужицкого  беспредела. Сам барин сбежал и избежал расправы, говорят, он вообще за границу успел убежать и во Франции прожил до старости. А те приведения мстят за свою безвинную смерть. Молоковоз в этом месте врезался в дерево, водитель увидел приведения на дороге. И из-за боязни людей дорогу отнесли в сторону и в объезд бывшего Высотино по полям, тогда пришлось колхозу восстанавливать один из мостов через овраг. Старая лесная дорога осталась, по ней изредка люди ходили пешком, а иногда ездили на личных автомобилях. Случись попасть на это место, рядом с Высотино, вечером – непременно появятся приведения. Так поверье в народе остается до сих пор. Во всех местных деревнях, несмотря на годы атеизма и как бы не казались легенды эти про приведения выдуманными, - каждая бабка знала немало историй о Высотинском приведении. Все говорили о том, что ходит это приведение вокруг усадьбы по лесу и горько плачет, взывая о погребении.
Единственный Храм был в районе, к которому и вела эта дорога лесная, и было до района 8 километров. Объездная дорога построена-проложена была совсем не из-за того что какие-то там приведения мешали ездить через лес. Дорога по полям, пусть через большой овраг и через мост, - была ровная и относительно прямая. А по лесу дорога петляла, обходя заболоченные участки, и ямы и спуски и подъемы были на лесной дороге во множестве. Однако в объезд дорога удлинялась и была 12 километров. Лесной дорогой народ пользовался всё равно, так как путь в район был короче. В годы атеизма в приведения мало кто и верил.
Кроме  меня охотника, был в нашей деревне другой старый охотник, дед Иван, бывший колхозный сторож, он охранял как раз конюшню, оставшуюся с дореволюционных времен. У моего друга я жил в отдельном помещении в пристрое типа клети, что через сени рядом имела дверь. Клеть не отапливалась, но были на широкой лавке и матрац и одеяла ватные, несмотря на осень во дворе у меня в комнатке было тепло. И приходил ко мне дедушка Иван  – у меня привезен был склад пороха, дроби, шомполов, капсюлей, пыжей и разных машинок для снаряжения охотничьих патронов дробью.
 
Заводы 2
Дед Иван не любил говорить и всегда уворачивался от вопросов про эти самые приведения.
«Слышал, слышал я разные истории, но не верю и не хочу про это говорить» - отвечал он мне. Однако несколько случаев про приведения местные он мне рассказал, после моей настойчивой просьбы, в то время, когда мы дробью четверкой (на зайцев) снаряжали патроны для предстоящей охоты.
«А то,… Марья-вдовица поведала всей деревне. И молва эта быстро всем известна стала, – это ж бабьи побасёнки: «одна баба говорила и другой передала», - быстро распространяются.  Так вот, … Дом-то её с краю деревни стоит, всех ближе к лесной дороге и к Высотину близко. А там усадьба-то разваленная поросла малинником вокруг. И ходила Марья-вдовица малину собирать полудикую. Крупная там малина, не как по оврагам в лесу дикарка-то. Задержалась, говорит, почему-то до вечера и в сумерках и увидела приведение это: белую женщину с белой прозрачной же малой дочкой. Плакали они, говорит. И женщина к ней руки тянула и говорила что-то там, типа, просила помочь, а девочка плакала: «мама, мама!». Вот одна из историй» - рассказывал дед Иван в промежутках между тем, что насыпал дробь в мерку и в патроны, передавая их мне на машинку для пыжевания.
«А в другой раз, на дороге лесной,… мужик наш видел тех-же: белую женщину прозрачную с белой девочкой. И что это он вечером шел по лесной дороге мимо Высотина? За ним, говорит шла и руки к нему тянула, - так он бегом прибежал в деревню весь в поту…».
Дед Иван был, наверное, единственный заядлый охотник в нашей деревне. В других деревнях, среди местных, охотников тоже было мало. А потому и дичи в наших густых лесах и по полям около реки было предостаточно. В последнее время сюда стали приезжать на охоту даже из города люди-охотники.
Охотиться люди стали не только для удовольствия, но и по нужде. В последнее время, в конце 1970-х, в 1978-79-х годах ввели по регионам талоны на продукты. И мяса уже негде было достать – дефицитом стало мясо. На один талон – 1 кг мяса в месяц  давали. Поэтому, известное дело, что зайцев можно было жарить не только как экзотику, деликатес: прошпигованный салом и чесноком да в сметане изжаренный заяц и для ресторанов хорош.
Вот и мы с дедом Иваном охотиться шли непременно за добычей, а не просто прогуляться и природу посмотреть.
 
 
Я приехал в родную деревню поздней осенью, в такую пору, когда опавшая листва уже слежалась под осенними дождями и почернела на тропинках. Охота в такое время и называется «охотой по чернотропу», и она сама по себе интересна для охотника-любителя.
 
Надо было дождаться первого снега, первой снежной пороши, когда станут видны следы зайцев и других животных. И еще у нас не было собаки охотничьей. Да, мы знали, что все любители-охотники «тропят» зайца и без собаки. Найдут свежий его след на снегу: две задние лапки рядом и две точки от передних одна за другой, и идут по следу, как по тропинке, пока не найдут лежащего на «лёжке» и не застрелят его. Ведь заяц бегает по ночам, а весь день он лежит, потому что днем много шума. Но так охотиться не очень-то и выгодно. Слух у зайца отменный и слышит он шаги охотника издалека, недаром уши-то большие. Застать на «лёжке» зайца – редкость. Он всегда «снимается» с «лёжки» задолго, как охотник подойдет. А увидев прыгающего далеко впереди зайца, - охотнику попасть в него труднее и много «холостых» выстрелов бывает.
А другая охота была бы с собакой. Дед Иван стал спрашивать у деревенских: нет ли у кого собаки пригодной для «охоты гончей». Провинция, деревня – это особая часть страны: там малейшие слухи и вести растекаются во все стороны не хуже радио и телевизора. Дворовые собаки-дворняжки бегали во всех окрестных деревнях. У некоторых во дворах на цепи сидели овчарки, а кто-то даже бульдогов выводили гулять на поводке. Но пригодных для охоты, еще и гончих собак по всей округе не было. Как мы узнавали новости про соседей? Да запросто. В магазине нашем сельском. В трех километрах на гору, через речку, через мост – соседняя деревня считалась «центральной усадьбой колхоза» - её так называли. И там, напротив сельсовета был магазин и почта и клуб по соседству с кинозалом в нём. В магазине завсегдатаи – это женщины и старые и молодые, через которых можно было узнать всё обо всех.
Уже осень стала совсем холодной, по утрам густой иней серебрил поля и припудривал деревья, и мороз тонким ледяным стеклом затягивал лужи на дороге. Наконец, однажды ночью (как всегда неожиданно: всегда так – ждешь, ждешь, а дождешься, и это бывает неожиданно) неожиданно пошел мягкий первый снег. И проснувшись, все увидели из окон белую зиму. Вот она – первая пороша! Сердца охотников начинают биться быстрее в радостном предвкушении при звуках этих слов – «первая пороша!».
В эту первую порошу случилось чудесное  для нас событие. К деду Ивану пришла почтальонша из сельсоветовской деревни, и пришла с собакой. А я уже был при всем снаряжении, готовый выйти «в поле» - на охоту и зашел поутру к деду Ивану. Его дом был ближе к краю деревни, в сторону оврага и полей за ним, откуда и решено было начать наши поиски заячьих следов.
- Здравствуй Анна! – встретил почтальоншу дед Иван. Та, вошла в калитку и завела собаку на поводке во двор. После приветствия она сказала: «Говорят, вы для охоты собачку приискиваете? Так вот, это молодой наш Друг, кличут его так, охотничий пёс. Да вот беда с ним немного, натаскан не совсем хорошо» - и она рассказала историю воспитания пса:
«Щенок он породистый, знакомый привез из города, говорил, английской какой-то породы, говорили «пойнтер» вроде бы. Учили его мы с мужем вдвоем всем командам, как положено. Он обладает прекрасным верхним чутьём, по утке, по другой птице надо было натаскивать, он ни воды, ни болота не боится. Мой муж в лесниках служит и взялся натаскивать Друга, да прозевал по небрежности, не смог придержать, чем и испортил породу-то», – рассказывала пожилая бойкая женщина. Видно было, что она всё знает и понимает.
«А полем шёл, а тут прямо на него заяц оголтелый мчался, русак осенний. Ему бы придержать за ошейник, да не пущать: «Ты, мол, Друг, благородный пёс, породистый, и негоже гоняться за зайцами». Но, когда муж успел одуматься и сообразить, - Друг уже нагнал косого и весь в крови заячьей стал грызть его на месте. Конечно, потом муж отнял у пса русака и в сумку упрятал, да что толку уже! Хлебнул уж горячей заячьей крови пёс и стал никуда не годным…. Пробовали его и учить и наказывать, и били плеточкой по хребту. Нет. Ничем невозможно было выбить эту страсть из его собачьей души. Бывает, говорил мне муж, учует Друг из далека своим верхним чутьем перепелку, бекаса и тетерева или глухаря; учует и «тянет» по нему. Сказывается порода. Весь как струна, в «стойку берет». Только на охотника глазами косит и на птицу настроен бывает. Но тут приносит нечистая, как на зло, какого-нибудь русака и прощай всё… - ведь, за полкилометра чует он их проклятущих зайцев. Только его и видели! Убежит и жди его. Вернется, а морда в крови вся. И наказывай его, не наказывай, - а тушку зайца в стороне бросает, в руки не дает» - так рассказывала почтальонша.
Сама она была дочерью прежнего лесника и охотилась, дай бог всякому мужику! «Жулька была, - говорит, - хорошая собака, все болота я с ней облазила по лесной округе, уток била. И на другую птицу ходила. Не люблю я бегать, как вы, мужики, за зайцами, да за лисами. Муж мой, вот, и на волков ходил, когда облаву на них тут объявляли года два назад. Тогда волков много было, - на скотину нападали по деревням. Пастухам трудно тогда приходилось у нас…» - рассказывала почтальонша Анна-охотница. Всё это узнали мы, когда в дом зашли чай попить, за столом у деда Ивана.
 
А Друг довольно быстро с нами освоился, и не чурался, а принял нас за своих – за охотников. Обнюхал он руку мою, когда мы вышли к нему. Он сидел во дворе, привязанный к крыльцу. С руки он переключился на ноги, и сапоги, не до конца отмытые от прошлой болотной тины, как бы что-то ему охотничье напомнили. Друг натянул поводок и лапами передними уперся мне в грудь. И тут я обратил внимание на глаза этого породистого пса. Они были слегка голубоватого цвета, живые и серьезные. Их взгляд был твердый, доверчивый и без всякого оттенка угодливости и заискивания. Казалось они спрашивали: «Зачем я здесь? Зачем я тебе нужен? Ведь не со зла?». Так смотрят лишь верные собаки пастухов, уверенные в доброте человеческой.
Кусок колбасы, который вынес дед Иван, был принят от него благосклонно и проглочен мгновенно, а хвост выразил самую размашистую признательность.
Так и было решено, что пёс по кличке Друг, останется у деда Ивана. А пока мы будем охотится вместе до окончания моего отпуска.
 
Заводы 3
В первый раз пошли мы на пробную охоту, ведя Друга на поводке. Но он шел за мной так послушно, охотно и весело, что я спустил его с поводка на свободу. И Друг с явным наслаждением побежал впереди из стороны в сторону перебегая дорогу. Он зарывался носом в молодой снег, спугивал с дороги воробьев, пока мы выходили по деревне к оврагу и в поля. Стоило мне свиснуть и окликнуть его по имени, если он далеко вперед удалялся – он сразу же останавливался и поворачивался к нам мордой с внимательными яркими глазами, и дожидался нас.
В тот день нам не пришлось охотиться: день стоял теплый и снег раскис и стаял, дороги открылись совсем. Мы погоняли собаку, проверили Друга на разные команды. У самого леса он нашел птиц – сделал стойку и по команде спугнул их. Мы даже не пытались охотиться и ни одного выстрела не произвели.
Еще несколько дней с погодой нам не везло. Ночами подмораживало до гололеда, а снега особо не было. Потом пошли метели, и сильнейший ветер сдувал мелкий снег с мерзлой земли до черноты полей. Но скоро распогодилось, стали ровные дни с солнцем, пробивающимся между облаков.
Друг – это была собака помесь, не похожая ни какую из пород охотничьих; хозяев явно обманули, предоставив им щенка, что он чистопородный английский пойнтер. Это была смесь пород. Хотя шерсть у пса была достаточно длинная и ноги его в густой шерсти. Но морда собаки была вытянутая вперед, как овчарочья или как у гончих. Он был серого окраса с черными большими подпалинами по бокам коричневого цвета. И с небольшими висячими ушами лопухами.
Дед Иван не тратил времени зря, и он занимался все эти дни своим Другом. Даже в непогоду они выходили «в поле» - и по лесу лазили и в поля ходили. Зайцев не встречалось, но принес дед Иван пару куропаток подстреленных на опушке.
Дней через 5 повалил, наконец, тихий, крупный, хлопьями, мохнатый снег. Из-за его сплошной сетки не стало видно ни ближайших соседних домов на той стороне деревенской улицы, ни деревьев, ни леса за огородами. Такой снег шел целый день и только к вечеру перестал, словно улегся спать в тишине быстро чернеющего вечера, перешедшего в неподвижную тихую ночь. Земля приняла уже постоянное белое покрывало, которое точно не растает до весны. Я вновь собрался и утром, еще по темноте направился к деду Ивану, собираясь точно идти на зайцев.
Утром, чуть свет, мы вышли «в поле». На самом деле направились в осинник в заболоченную низину к тому самому Высотину, к старой барской усадьбе. Тут были первые стойки нашего Друга и первые наши трофеи. Подстрелили мы глухарей вспугнутых добрым охотником-псом. Но этот же пес обнаружил и заячьи тропы. Однако он нас сильно огорчил. Он сел  около следов и не двигался. Напрасно мы наводили его на самые, еще, казалось бы, теплые следы, тыкали его в них носом, указывали руками направление, уговаривали его взять след. Он глядел на нас, высоко поднимая голову, и говорил своим настойчивым взором: «Я готов вас слушаться, но ради чего? Объясните мне цель?». Видимо так его отваживали и наказывали от зайцев, что ему не хотелось вновь быть наказанным. Так промучились мы с псом целый день.
Дед Иван говорил, в сердцах: «Что за пес, никуда не годный, его и кормить зазря не стоит». Но – врал со злости. Дома, вне охоты относился к собаке заботливо. Он постелил под навесом у крыльца сена и сделал из коротких досок ограждение с двух сторон. Покрыл это сооружение крышей из кусков рубероида, оставшегося после ремонта крыши сарая. В этом сооружении было тепло. Я просунул руку, когда на улице стоял уже довольно сильный мороз,  внутрь сквозь солому, какая там была густая теплота. Словом устроил Другу дед Иван собачий рай.
Так несколько раз мы ходили на охоту и возвращались с малыми трофеями, добытыми своим трудом с маленькой помощью собаки. С ней было одно мучение. По следу шли сами, только с лежки зайца поднимал пес. Однако, узнавая, что зайцы тоже нам потребны, как охотничьи трофеи и Друг стал относиться к ним по-другому.
И произошло изменение. В тот день мы только вышли через поля покосные к Заводам к реке, отойдя от деревни очень далеко, как Друг остановился и начал нюхать снег, яростно болтая хвостом. Дед Иван, ни на что не надеясь сказал: «Должно быть, дурак, мышь в земле почуял!». Но в ту же секунду из под снега выскочил столбом белесый заяц русак и помчался вперед, как бешенный. Вряд ли за ним угналась бы и гончая собака. А Друг наш был великолепен. Он не растерялся, не замялся и не потерял ни одного мгновения: он в ту же секунду бросился за зайцем и скоро мы потеряли его из вида. Прошла еще минута – и мы услыхали его голос…. Знаете как лает гончая собака? Она бедная, жалуется: «Ай, ой, ай! Ай, ой, ай! Что мне делать, помоги мне, хозяин, никак не догоню я этого зайца! Ай, ой, ай!».
И друг бежал и подавал голос, через раз, замерев на время, на пару минут, и вновь голося. А заяц «ходит» - бежит кругами, как известно. И слышно было, что Друг повернул направо. Тут была рука деда Ивана и взяв в сторону лая он пробежал направо навстречу гону. Я стоял со стороны, и мне всё было видно. Я видел, как дед Иван прицелился. Потом из кустов выскочил светло-бурый заяц. Тотчас же белый дымок вырвался их дедовского ружья, и одновременно с ним заяц перекувырнулся через голову и упал в снег. Потом раздался слабый – пук! – это был выстрел. И только потом из кустов вырвался Друг.
Он с разбега ткнулся в заячье тело и тут же присел на зад. Когда мы быстро подошли к нему, Друг представлял комически печальное зрелище: сморщенная морда его опущена была вниз, уши висели лопухами усиливая комичность и общий скорбный вид – будто на похоронах, страдающий пес сидел перед нами печальный, хоронящий игравшего с ним друга. Тут я, приучая собаку к делу, к которому по породе он не приспособлен, отрезал и бросил заячью лапку, тот самый сустав, который  кровянится мало. Друг пришедший в себя и смотрящий на мои процедуры, - поймал зайчатину на лету и быстро её проглотил, пару раз и жеванув всего. И с этого момента он сделался у нас хорошим «гончим псом», хотя бегать быстро не мог из-за своих мохнатых ног.
А в тот день без наших намеков и указаний сам стал разыскивать заячьи следы, гнал зайцев и сообщал своим лаем, пусть редко, не как гончие постоянно, но можно было слышать его басовитый лай. Он выгнал на нас в этот день еще четырех зайцев: одного из них во второй раз положил дед Иван, другого я. И над каждым зайцем Друг также устраивал фигуру похорон: сморщенное лицо с грустным взглядом и сидел на заду, вытянув даже задние ноги вперед….
Об этом охотничьем псе узнали вскоре во всех деревнях, Дед Иван рассказал о своем новом Друге бабкам знакомым в магазине сельском. Но слава ни как не повлияла на добрую собаку с добрым, кротким и чистым характером. После меня, когда я уехал, Дед Иван ходил и с другими охотниками нашего района, так что собаку хвалили, рассказывали о ней при встрече мои знакомые, приезжая зачем-либо в город и бывая у меня в гостях.
Конец. 

 

О полковнике рассказ о любви.

Душа - пояснение в проповеди.