Закон Мерфи

                                             Первый закон Мёрфи.

 

 

     Он был невезучим по жизни. Недалекая и неглубокая американская нация уничижительно и с пренебрежением называет таких людей неудачниками, но это же глупость. Нелепо презирать человека за то, что ему не везет. Если по дистанции бегут двое и один приходит первым, а другой вторым, то да – второй проиграл, но причем же тут удача и неудача? Равные условия тренировок, равные условия соревнований…. Первый пришел первым потому, что либо был более упорным в тренировках, либо господь его одарил ярче, чем второго, либо хлебнул допингу так хитро, что комиссия ничего не определила. Так что никакая удача тут ни при чем. Капризная же девушка Фортуна нежится в руках более могущественных, чем человечьи и если уж и пинать кого-то за неудачу, то… понятно кого. В общем, ему никогда не везло. Вот и теперь он почти не надеялся, что она придет, но… она пришла.

 

     Стройная, в прозрачном белом ситцевом платьице, больше напоминающем пеньюар, прихваченном прямо под крепкой аккуратной грудью без бюстгальтера серебряным шнурком, в серебряных босоножках, двумя лишь полосками оплетающих почти детские ступни с перламутровыми в небесную голубизну ноготками; и с серебряной же лентой, вкруг юной головки опоясывающей пшеничные прямые волосы. В миниатюрных ушках ее играли на солнце маленькие серебряные сережки с голубыми сапфирами, того же камня кулон на высокой тоненькой шее и голубой же камешек в серебряной оправе на безымянном пальчике левой руки. Он и так-то не верил своим глазам, что она вообще пришла, но что надела еще и его подарок?.. да даже не это. Камни эти так шли ее синим сверкающим глазам, что он даже подивился своему вкусу. 

- Привет! – весело крикнула она еще со ступеней лестницы и помахала рукой.

Она сбежала вниз, к фонтану, и звонко чмокнула его в щеку. Вряд ли рада была она именно ему, - просто у нее было прекрасное настроение. Он потянулся в ответ губами к ее щеке, но она уже шмыгнула к фонтану, ополоснула в бассейне руки и подставила лицо брызгам.

 

- Ой, посмотри какая странная монетка, - поманила она его рукой и показала пальчиком на воду.

 

     На дне фонтана, среди звездной россыпи прочих серебряных и золотых монеток, лежала одна, совсем непохожая на остальные. Диаметром была она с грецкий орех, да и цветом на него походила, но странность ее состояла в том, что ровно по центру была в ней квадратная дырка.

 

- Может, древнекитайская, - обнаружил он некоторую осведомленность, - а может и фальшивая.

- Почему это фальшивая? – надула детские свои губки девушка, будто это именно ее оскорбили подозрением.

- Ну…, - испугался он, что стал причиной ее огорчения, - в новейшее время денег с дырочками почти не выпускали, но отверстия иногда делали, уже после, когда признавали монеты фальшивыми, чтобы они не попадали каким-нибудь способом в обращение снова.

- Никакая она не фальшивая, а древнекитайская. Если бы я дырявила поддельные деньги, то вряд ли стала бы мучиться с квадратным отверстием. Оно было бы круглым, - топнула она ножкой.

- Хочешь мороженого? - попытался отвлечь он ее, проклиная себя за то…, за то, что чего бы он ни делал, ни говорил - все всегда невпопад.

- Шоколадный рожок, - снисходительно, еще не совсем оттаяв от обиды, кивнула она.

 

     Он пошел к ближайшему лотку, но рожка не оказалось, и пришлось идти через улицу в киоск. В том киоске были рожки ванильные, мятные, ореховые, но шоколадного не было. Застал он его лишь в третьем киоске, а когда вернулся, то нашел свою возлюбленную чернее тучи.

 

- Тебя только за смертью посылать, нумизмат чертов.

«Господи! Да неужели все из-за той монеты! – совсем рассердился на себя он. – Ну почему все у меня не так!».

 

 

 

     Когда он только увидел ее, было это еще на первом курсе, то влюбился сразу и окончательно. Впрочем, здесь он не был оригинальным, ибо то же самое сделала половина юношей их курса. Родом была она из недружелюбной Эстонии, и, более того, из города Тарту, славного своим университетом, одним из древнейших в Европе. Что? какие причины заставили ее, гражданку чужого теперь государства, сквозь препоны и рогатки одному богу известно почему ненавидящего нас правительства ее страны, искать образования в МГУ? остается загадкой. Эстонцы, самая мягкая и дружелюбная нация из всех прибалтийцев, не может похвастать своей богоизбранной государственностью. Главные города ее, Юрьев, что теперь, как раз, Тарту и Таллинн, были основаны, один – Ярославом Мудрым, другой – королем Датским. От датчан и русских они попали под Тевтонский орден, затем Шведы, Польша, трехвековое Российское господство… Ни одно государство мира не может предъявить истории факт, что никогда ни под кем не было, так что же они, эстонцы, вдруг так ненавидят именно нас?

 

     Впрочем, она вовсе не переносила ментальности своих соотечественников на русских, - она просто не замечала никого вообще. Красота, о которой мечтают все женщины земли, зачастую является проклятьем тех немногих, что ею обладают. Чаще всего красавиц делает несчастными их в разы завышенная самооценка. Как богатый, наивно думает, что он еще и априори умен, так и красавица полагает - нет ей равных в любой другой сфере человеческого бытия, а, следовательно, никто ее руки и недостоин. Красота же, как и прочие о себе химеры, утекает сквозь пальцы неумолимым песком, и женщина, в результате, либо остается совсем одна, либо замужем, но за таким, пускай и богатым, но придурком, что и дурнушка бы не клюнула. Впрочем, его королева о таком пока не думала, а согласилась встретиться с ним более из… Ей так понравился сапфировый гарнитур, что на последние свои и еще на полгода вперед заемные деньги подарил он ей на день рожденья, куда и приглашен-то был как бы и заодно с его приятелем, с которым она играла в настольный теннис и у кого всегда (понятно почему) выигрывала. Вряд ли то была благодарность, но, скорее, жалость, что бедный мальчик так сильно потратился, не имея притом совсем никаких шансов. Однако, самый факт, что она пришла на свидание с ним, показался ей неадекватно высоким извинением, и она повела себя так, будто теперь он должен был ей по гроб жизни. Поэтому, когда густо-коричневая шоколадная капля его злосчастного мороженного упала на белоснежный подол ее платья, сомнений не было – он! он есть вселенское зло.

 

-Черт! – резко встала она, и с остервенением кинула мороженное в направлении урны, но не попала и то растеклось по горячему асфальту коровьей лепешкой.

- Ой, прости, - побледнев, зачем-то стал извиняться он, но прелестное личико ее теперь исказила маска гнева.

- Нет, это ты прости! – в интонации ее не звучало извинения, а вот обвинений во всех тяжких вплоть до высшей меры – с лихвой. – Теперь через всю Москву, как грязная официантка!

 

     Она нервно подошла к фонтану, наклонилась, обнажая умопомрачительные свои ноги до совсем запретных границ и попыталась замыть пятно, отчего пятно то сделалось бледнее, но больше раз в десять.

 

- Что б тебя!.., - чуть не слетело с ее коралловых губ непотребное, - фальшивомонетчик хренов!

 

     Тут всегда мраморная кожа ее личика некрасиво побагровела, и она, не говоря более ни слова, бросилась вон с фонтанной площади. Он же, напротив, бледнее всякого мрамора, долго смотрел ей в след и по щекам его, перемешиваясь с брызгами фонтана, катились слезы. Затем он перевел взгляд на воду бассейна, может и, прости господи, помышляя об утоплении, и… наткнулся на злополучную монету, виновницу всех его бед, в секунды разрушившую лишь только забрезжившее на горизонте его счастье. Прошло уже бог знает сколько времени, а он все сидел на кровавом граните бордюра фонтана и сверлил глазами китайскую монету, что если б даже дырки в ней не было, он бы ее прожег. Вдруг счастливая (а может и совсем безумная) мысль озарила его чело: а что если достать сейчас эту монетку, да и подарить ей ее в качестве извинения? Подойти к ней завтра, молча протянуть кулак, разжать его ладонью вверх, а на ней… Мало думая о последствиях, он спрыгнул в фонтан, нагнулся и достал спасительный талисман. Он не успел выйти сам. На «берегу» его уже поджидал наряд ППС. В отделении, хоть и было освидетельствовано, что он не пьян и не обкурен, продержали его в обезьяннике до ночи; составили протокол о злостном хулиганстве; выдали квитанцию на штраф в размере трех тысяч рублей, озлившись, наверное, что в кармане у него было всего сто и еще какая-то грязная дырявая монета, и отпустили в чернеющую затянутым облаками небом Москву, забыв при этом вернуть сто рублей. Он двинулся пешком, ибо за метро заплатить ему было нечем, как вдруг… его кто-то окликнул по имени. Он обернулся и… обомлел. Перед ним стояла… она. Показалось, сам Иисус посетил сейчас Страстной бульвар. Она была теперь в джинсах и топике и взгляд ее, хоть было совсем темно, но, он это чувствовал, просительно извинялся. Возвратясь в общагу, переодевшись, ей вдруг (кто бы подумал) стало так стыдно... Она вернулась, и, наведя справки у отдыхающих о недавнем инциденте…

 

 

     Почему я вдруг вспомнил эту обыкновенную и ничем непримечательную историю?.. Несчастья случаются разные. Одни влияют лишь на следующий миг, другие – на остаток дня, третьи могут чуть скорректировать твои планы в ту или иную сторону на ближайшее время, но есть такие, что переворачивают всю твою жизнь с ног на голову. Мы, слава богу, давно с ней развелись, но те годы, что я провел с ней в браке, были сущим адом. Адом настолько невыносимым, что даже теперь, боясь еще чего-нибудь хуже, я называл нас «он» и «она». Она сделала жизнь мою дырявой, как та злополучная монетка и я с искренней верой боюсь еще одного закона Эдварда Мёрфи, который гласит: достигнув дна бездны, перед тобой открывается другая, или… никогда не бывает настолько плохо, чтобы потом не было еще хуже…