Эх! Киндер! Киндер!

Ко ДНЮ защиты ДЕТЕЙ
ПОГИБШИМ и ПОСТРАДАВШИМ ПАЦАНАМ на ВОЙНЕ ПОСВЯЩАЕТСЯ

                               Наше село протянулось вдоль речки Псёл, за которой сразу начинались леса. В годы войны там находились разные партизанские отряды. На окраине села, а иногда и на улицах, по ночам часто вспыхивали перестрелки между партизанами и немцами. В каждой хате тогда чутко прислушивались к этой трескотне и, когда дело доходило до разрывов мин или гранат, многие прятались в погреба. Иди, знай, где рванет. Было уже, что попадало и по хатам. Так и в этот раз, когда разрывы стали чаще и ближе к нашей хате, мы быстро собрались и побежали к нашей соседке слева. Там жила старшая сестра бабы Кати Степанида, а у нее в саду был каменный погреб. Прибежали мы, а там уже все семейство Степаниды и еще кто-то из соседей. Все внизу, а Степанида в щель дверную поглядывает, как там и что.
На этот раз партизаны здорово на немцев надавили. Большую часть их гарнизона они перестреляли, а остальные немцы по большаку убежали в сторону города. Ходят партизаны по селу, оружие собирают да зовут всех на улицы. Освободили же! Хотели и мы пойти, да Степанида сказала:
– Диты хай сыдять со старымы, а молодые нехай еды, воды прынысють и вещи потеплей. Та швыдче! Одна нога там, а друга тут!
А ближе к полудню ударили немцы из танков и минометов, да на бронетранспортерах как вскочили в село, так и стали партизаны из села уходить.
Бой идет, кругом стрельба, взрывы и крики, то наши, то немецкие, а мы сидим в погребе и ждем, когда все это кончится. Слышим, как проехал танк, как по улице бегут и стреляют. А Степанида на две ступеньки от двери вниз стоит и меня за руку держит. Вдруг она как-то напряглась, поставила меня перед собой и двумя руками у пояса держит. Вдруг дверь погреба распахнулась, и в проеме двери я увидел немца с гранатой в руке. А Степанида подняла меня, тычет ему и кричит:
 – Киндер! Киндер! Киндер!
Тот развернулся, что-то прокричал кому-то и убежал дальше. У Степаниды почему-то подкосились ноги, и она по стенке сползла на пол, а женщины – кто стал голосить, а кто успокаивать кого-то начал. Потом, когда стрельба окончилась, мы стали расходиться по хатам. Пришли мы к себе, а напротив нас хата горит. Соседи с их стороны тушат, а мы боимся к ним бежать, так как улицы еще простреливаются. А наш дед Павло, как сидел в хате, так и сидит. Он был почти глухой, и уходить при обстрелах отказывался.
– На все воля божья! – говорил он.
Так мы и жили.
                                        Потом, когда немцы начали отступать, и фронт настолько приблизился, что снаряды долетали до села, мы снова стали прятаться в погребе. И вот раз сидим так у Степаниды, кругом все взрывается и трещит. Потом поутихло вроде. Затем топот и крики. Кто, где? Ничего не понять! Все головы задрали вверх и прислушиваются. Вдруг Степсанида схватила меня под мышки и когда дверь открылась, сунула вперед и как закричит:
 – Киндер! Киндер! Киндер! 
А парень стоит перед ней и хохочет:
– А ну, Киндеры, вылезайте! Хватит в погребе сидеть! Свои пришли!
Тут еще трое солдат подошло, и все в советской форме!
– Ой, сыночки! Родненькие вы наши! Та чи надолго вы до нас? – спросила их Степанида.
– Та вы шо, тетя? Гляньте, какая сила идет! Так что – только вперед!
А по улице сплошной колонной грохотали наши танки с солдатами на броне. Все улыбаются, руками машут. Тут уже почти все наши повылазили из погреба и стали радостно кричать им и махать руками.

                                 Фронт ушел громыхать дальше, а у нас началась мирная жизнь. Старшие, что-то ремонтировали, строили, сажали в огородах, а ребятня бегала по улицам, куда хотела. Особенно интересно было бегать за село. Там в блиндажах и окопах чего только не было. Находили винтовки, автоматы, патроны разные и даже гранаты. Но все это больше находили старшие ребята. А таким как я доставались только капсюля, патроны и каски. У каждого из нас был тайник, где мы прятали свое богатство.
Я прятал все, что находил, в сарае. Потому что, когда мать нашла за мешками в сенях патроны и полкаски капсюлей, она меня так выпорола, что я решил в хату больше ничего такого не носить. Кое-что у кого-то взрывалось, кого-то покалечило, кого-то из ребят и убило. По неосторожности, наверно, это у них было! Так прошла осень и зима, а потом началась весна.
                             Из ребят 15-17-ти лет организовали отряд, которым командовал выздоравливающий после ранения сержант-сапер Трошкин Сергей. Он обучал их, как находить мины и обезвреживать, рассказывал им об опасностях, которые подстерегают сапера на его опасном пути. Ведь скоро посевная, а как пахать, когда кругом мины. Вот и готовил свой отряд сержант, чтобы вовремя начали сеять. В этот отряд входил и мой двоюродный брат Сашко. Ребята обучались каждый день с утра до вечера.
И вот они первый раз вышли на свое поле. Вначале им было страшновато, и дело двигалось медленно, но потом все освоились. Сашко очень гордился своей взрослой работой. А как же! Его хвалили, так как он больше всех обезвредил мин и лучше всех понимал их секреты. Да я готов был лопатку саперную за ним носить, но туда никого кроме саперов не пускали. А мины, которые они насобирают за день, свозили в овраг и подрывали. Женщины же в селе в тот момент замирали и крестились со словами:
– Господи, спаси и сохрани!
В тот черный день я дома был, когда пополудни раздался сильный взрыв. Я туда побежал, но нас, пацанов, сразу отогнали. Слышно только было плач женщин и чьи-то крики: – Кольку и Ваську убило! – и еще что-то про Сашку. Как потом оказалось, Колька и Васька нашли большую и непонятную мину. Они позвали Сашку, чтобы он помог разобраться. А пока он шел, решили сами ее обкопать. Но так как у них лопатки не было, то они попросили ребят из соседней пары, чтоб поднесли. А те размахнулись, бросили и крикнули:
– На! Лови-и-и!
                       Она летела в воздухе, вращалась и приближалась к ребятам. Те отскочили в стороны, а лопатка штыком бац по мине и …взрыв. Тут и Сашко подошел. Поубивало всех, кто был рядом. Когда его привезли к нашей хате на телеге, все со страхом медленно начали подходить к ней. Баба Катя повисла на руках у соседок и кричит, женщины плачут. Ужас какой-то! Я тоже подошел, глянул и не узнал Сашку. Да его там и не было. Там лежало полтуловища от живота, голова и ноги рядом и еще что-то. И подумал я: "Ну, как это можно так миной разорвать человека? Ну, ходят, вон сколько, кто без руки, кто без ноги, а чтобы вот так". 
                              Схоронили мы Сашку, и наша баба Катя стала на глазах гаснуть. Она согнулась, почти ни с кем не говорила и глаза у нее какие-то неживые стали. Все говорили, что умрет она скоро. Да так оно, наверно, и было бы. Но в конце лета приехал ее старший сын Василий после госпиталя домой на излечение. Он ушел в первый день войны, и с тех пор так ни одной весточки от него и не приходило. И вот приехал. Тогда-то баба Катя и ожила. Ходит около него все время, руками его трогает да всхлипывает слегка.
                              А тут и Новый 1945 год наступил! А когда Василий как-то после комиссии пришел и сказал, что его списали вчистую, то нашей радости не было конца. А баба Катя стала похожа почти на ту, что была раньше. Василия назначили военруком в нашем селе. Он должен был заниматься призывниками и другими заботами. Василий с ребятами часто ходил на берег Псла. И глядя на окопы и блиндажи, рассказывал нам, за что он получил медали и орден. А служил он в полковой разведке.
                                   И вот, в тот раз, когда они тащили пленного немца через нейтралку, вдруг вспыхнула ракета. Василий сразу накрыл своим телом немца и замер. Несколько раз над ними проносились трассирующие очереди. И одна все-таки зацепила моего брата. Аж две пули попали в него! Он нам показывал куда. Одна попала сбоку по центру задницы, а другая пониже и левее. Но наши солдаты с передовой помогли пулеметным огнем и всех вытащили. И за это ему дали орден. Кто-то спросил:
 – И шо? За простреленную задницу дали орден?
– Нет! Не за это! За то, что немца спасли! Очень уж ценный язык для нас оказался!
Вот какой классный был у меня брат!
                                 Потом был день Победы! Все радовались, смеялись и обнимались. Слава богу! Хоть теперь убивать перестали! Жаль вот только наш Сашко до этого дня не дожил.

© Copyright: Виктор Ягольник, 2017

Регистрационный номер №0386466

от 27 мая 2017

[Скрыть] Регистрационный номер 0386466 выдан для произведения:
                               Наше село протянулось вдоль речки Псёл, за которой сразу начинались леса. В годы войны там находились разные партизанские отряды. На окраине села, а иногда и на улицах, по ночам часто вспыхивали перестрелки между партизанами и немцами. В каждой хате тогда чутко прислушивались к этой трескотне и, когда дело доходило до разрывов мин или гранат, многие прятались в погреба. Иди, знай, где рванет. Было уже, что попадало и по хатам. Так и в этот раз, когда разрывы стали чаще и ближе к нашей хате, мы быстро собрались и побежали к нашей соседке слева. Там жила старшая сестра бабы Кати Степанида, а у нее в саду был каменный погреб. Прибежали мы, а там уже все семейство Степаниды и еще кто-то из соседей. Все внизу, а Степанида в щель дверную поглядывает, как там и что.
На этот раз партизаны здорово на немцев надавили. Большую часть их гарнизона они перестреляли, а остальные немцы по большаку убежали в сторону города. Ходят партизаны по селу, оружие собирают да зовут всех на улицы. Освободили же! Хотели и мы пойти, да Степанида сказала:
– Диты хай сыдять со старымы, а молодые нехай еды, воды прынысють и вещи потеплей. Та швыдче! Одна нога там, а друга тут!
А ближе к полудню ударили немцы из танков и минометов, да на бронетранспортерах как вскочили в село, так и стали партизаны из села уходить.
Бой идет, кругом стрельба, взрывы и крики, то наши, то немецкие, а мы сидим в погребе и ждем, когда все это кончится. Слышим, как проехал танк, как по улице бегут и стреляют. А Степанида на две ступеньки от двери вниз стоит и меня за руку держит. Вдруг она как-то напряглась, поставила меня перед собой и двумя руками у пояса держит. Вдруг дверь погреба распахнулась, и в проеме двери я увидел немца с гранатой в руке. А Степанида подняла меня, тычет ему и кричит:
 – Киндер! Киндер! Киндер!
Тот развернулся, что-то прокричал кому-то и убежал дальше. У Степаниды почему-то подкосились ноги, и она по стенке сползла на пол, а женщины – кто стал голосить, а кто успокаивать кого-то начал. Потом, когда стрельба окончилась, мы стали расходиться по хатам. Пришли мы к себе, а напротив нас хата горит. Соседи с их стороны тушат, а мы боимся к ним бежать, так как улицы еще простреливаются. А наш дед Павло, как сидел в хате, так и сидит. Он был почти глухой, и уходить при обстрелах отказывался.
– На все воля божья! – говорил он.
Так мы и жили.
                                        Потом, когда немцы начали отступать, и фронт настолько приблизился, что снаряды долетали до села, мы снова стали прятаться в погребе. И вот раз сидим так у Степаниды, кругом все взрывается и трещит. Потом поутихло вроде. Затем топот и крики. Кто, где? Ничего не понять! Все головы задрали вверх и прислушиваются. Вдруг Степсанида схватила меня под мышки и когда дверь открылась, сунула вперед и как закричит:
 – Киндер! Киндер! Киндер! 
А парень стоит перед ней и хохочет:
– А ну, Киндеры, вылезайте! Хватит в погребе сидеть! Свои пришли!
Тут еще трое солдат подошло, и все в советской форме!
– Ой, сыночки! Родненькие вы наши! Та чи надолго вы до нас? – спросила их Степанида.
– Та вы шо, тетя? Гляньте, какая сила идет! Так что – только вперед!
А по улице сплошной колонной грохотали наши танки с солдатами на броне. Все улыбаются, руками машут. Тут уже почти все наши повылазили из погреба и стали радостно кричать им и махать руками.

                                 Фронт ушел громыхать дальше, а у нас началась мирная жизнь. Старшие, что-то ремонтировали, строили, сажали в огородах, а ребятня бегала по улицам, куда хотела. Особенно интересно было бегать за село. Там в блиндажах и окопах чего только не было. Находили винтовки, автоматы, патроны разные и даже гранаты. Но все это больше находили старшие ребята. А таким как я доставались только капсюля, патроны и каски. У каждого из нас был тайник, где мы прятали свое богатство.
Я прятал все, что находил, в сарае. Потому что, когда мать нашла за мешками в сенях патроны и полкаски капсюлей, она меня так выпорола, что я решил в хату больше ничего такого не носить. Кое-что у кого-то взрывалось, кого-то покалечило, кого-то из ребят и убило. По неосторожности, наверно, это у них было! Так прошла осень и зима, а потом началась весна.
                             Из ребят 15-17-ти лет организовали отряд, которым командовал выздоравливающий после ранения сержант-сапер Трошкин Сергей. Он обучал их, как находить мины и обезвреживать, рассказывал им об опасностях, которые подстерегают сапера на его опасном пути. Ведь скоро посевная, а как пахать, когда кругом мины. Вот и готовил свой отряд сержант, чтобы вовремя начали сеять. В этот отряд входил и мой двоюродный брат Сашко. Ребята обучались каждый день с утра до вечера.
И вот они первый раз вышли на свое поле. Вначале им было страшновато, и дело двигалось медленно, но потом все освоились. Сашко очень гордился своей взрослой работой. А как же! Его хвалили, так как он больше всех обезвредил мин и лучше всех понимал их секреты. Да я готов был лопатку саперную за ним носить, но туда никого кроме саперов не пускали. А мины, которые они насобирают за день, свозили в овраг и подрывали. Женщины же в селе в тот момент замирали и крестились со словами:
– Господи, спаси и сохрани!
В тот черный день я дома был, когда пополудни раздался сильный взрыв. Я туда побежал, но нас, пацанов, сразу отогнали. Слышно только было плач женщин и чьи-то крики: – Кольку и Ваську убило! – и еще что-то про Сашку. Как потом оказалось, Колька и Васька нашли большую и непонятную мину. Они позвали Сашку, чтобы он помог разобраться. А пока он шел, решили сами ее обкопать. Но так как у них лопатки не было, то они попросили ребят из соседней пары, чтоб поднесли. А те размахнулись, бросили и крикнули:
– На! Лови-и-и!
                       Она летела в воздухе, вращалась и приближалась к ребятам. Те отскочили в стороны, а лопатка штыком бац по мине и …взрыв. Тут и Сашко подошел. Поубивало всех, кто был рядом. Когда его привезли к нашей хате на телеге, все со страхом медленно начали подходить к ней. Баба Катя повисла на руках у соседок и кричит, женщины плачут. Ужас какой-то! Я тоже подошел, глянул и не узнал Сашку. Да его там и не было. Там лежало полтуловища от живота, голова и ноги рядом и еще что-то. И подумал я: "Ну, как это можно так миной разорвать человека? Ну, ходят, вон сколько, кто без руки, кто без ноги, а чтобы вот так". 
                              Схоронили мы Сашку, и наша баба Катя стала на глазах гаснуть. Она согнулась, почти ни с кем не говорила и глаза у нее какие-то неживые стали. Все говорили, что умрет она скоро. Да так оно, наверно, и было бы. Но в конце лета приехал ее старший сын Василий после госпиталя домой на излечение. Он ушел в первый день войны, и с тех пор так ни одной весточки от него и не приходило. И вот приехал. Тогда-то баба Катя и ожила. Ходит около него все время, руками его трогает да всхлипывает слегка.
                              А тут и Новый 1945 год наступил! А когда Василий как-то после комиссии пришел и сказал, что его списали вчистую, то нашей радости не было конца. А баба Катя стала похожа почти на ту, что была раньше. Василия назначили военруком в нашем селе. Он должен был заниматься призывниками и другими заботами. Василий с ребятами часто ходил на берег Псла. И глядя на окопы и блиндажи, рассказывал нам, за что он получил медали и орден. А служил он в полковой разведке.
                                   И вот, в тот раз, когда они тащили пленного немца через нейтралку, вдруг вспыхнула ракета. Василий сразу накрыл своим телом немца и замер. Несколько раз над ними проносились трассирующие очереди. И одна все-таки зацепила моего брата. Аж две пули попали в него! Он нам показывал куда. Одна попала сбоку по центру задницы, а другая пониже и левее. Но наши солдаты с передовой помогли пулеметным огнем и всех вытащили. И за это ему дали орден. Кто-то спросил:
 – И шо? За простреленную задницу дали орден?
– Нет! Не за это! За то, что немца спасли! Очень уж ценный язык для нас оказался!
Вот какой классный был у меня брат!
                                 Потом был день Победы! Все радовались, смеялись и обнимались. Слава богу! Хоть теперь убивать перестали! Жаль вот только наш Сашко до этого дня не дожил.

 

КРОКОДИЛЬЧИКИ НА СТЕНЕ

ТРУДНАЯ ДОРОГА К САМАРКАНДУ