Лето. Солнце. Великая Река! Забросив дела на после, я отправился
греть пузо. Камлания отодвинулись в прошлое, и мы с Маралом просто
развлекались у ночного костра. Народ свой – воспринимал эти экзерцисы
как должное, а малочисленных отдыхающих-ся с окрестных турбаз вечерние
возлияния забавляли много больше, чем голос бубна. Мало-помалу жизнь
приобрела размеренное течение, подобное водам Великой Реки. Однако через
неделю затянувшаяся «нирвана» породила во мне вполне самсарные
настроения. Зов неизведанного засвербел неясным предощущением «где-то
там …». А в голос Марала вкрался непонятный мне обертон. Это был – Знак!
Договориться с водоплавающими было делом пяти минут, но сборы
флотилии предполагались никак не завтра. А висеть ещё одну неделю, пусть
даже в Раю, естество моё шаманское совершенно воспротивилось. Путь –
так уж путь! Тем более, что идея эта зрела у меня давно. Край наш имеет
жемчужиной – гребень невысоких гор, которые Великая Река обнимает
петлёй. В кольце побережья я знал немало интересных «местечек», а вот
забираться до сердцевины покуда не приходилось. Там – таилось древнее
капище названием Тарун. Мир слухами полнится, так я и прознал про него.
Ничего феноменального не планировалось, но вот прозвучать Маралу в
полный голос – таковая надобнось имелась. На всё-про-всё употреблялась
как раз неделя, а там водники меня и подхватят.
Я преодолел Великую Реку и углубился в бескрайние просторы плато.
Звон жаворонков, серебро ковылей. Дорога пересекла овражки и перелески, а
затем обратилась из асфальта в утоптанную каменистось. Здесь
урбанистическая цивилизованность имела место концом быть – и приходилось
полагаться лишь на что-либо попутное. А поскольку такового не
предвещалось, пришлось взвалить рюкзак за спину – и вспомнить молодость.
Сие вспоминание продлилось до вечера, и «трещина между мирами» как
всегда открыла портал. Из него, видимо портал отправной точкой
базировался в древности, выполз совершенно допотопный пепелац. Впрочем
сейчас я был бы рад даже арбе! Солидный опыт водоплавания никак не
сказался на моей пешеходности.
Погонщик транспортного механизма, весьма неопределённого возраста
абориген, остался доволен моими туристическими ответами (про Тарун я
предпочёл благоразумно умолчать), высказав недвусмысленное резюме
–дескать вам, мол, делать больше нечего … но сам же и предложил мне
переночевать за скромную плату у своей племянницы – живёт она с мужем и
дитём, но место найдётся. На ночь глядя отказываться было ещё
неразумней, чем зарываться в абсолютно незнакомый лес. Так мы и прибыли в
полузаброшенное селение. Новоявленный протеже тут же сосватал меня на
постой, видимо в надежде на долю малую – в чём я ему не отказал,
разумеется. Так мы и разошлись с миром. А я очутился во вселенной
совершенно далёкой от привычного комфорта городского обиталища. Впрочем,
очень скромная избёнка, доставшаяся от бабки по наследству, вид имела
опрятный. Женские руки надёжно хранили здесь уверенный уют. Мне уже было
выделился угол, но что-то … складывалось не совсем так в этой
вселенной. Младенец постоянно хныкал, а после и вовсе раскапризничался.
Третью ночь вот так, не знаем что и делать – пожаловалась молодая мама,
вы уж простите. Утратить небольшой колымчик в моём лице им не хотелось
(так я понял), и они о чём-то вполголоса быстро переговорились. Тогда
муж собрался и куда-то вышел. Обратно он уже вернулся с дедком. Дедок
вопросительно-так посмотрел на родителей. Молодуха что-то быстро
прошептала ему. Следующий, оценивающий взгляд – был адресован уже мне. Я
же моментально ушёл в «шунью», и спокойно встретился глазами с жгучими
угольками из-под кустов бровей. Через миг дед, одними ресницами, еле
заметно кивнул – санкция на присутствие была дадена. И началось действо …
Дитё уложили на стол пузиком. Спинкой кверху. Умелые руки быстро
разломили кирпич ржаного хлеба и скатали мякиш в колбаску. А потом дед
начал что-то тихо приговаривая, катать этот мякиш по спинке младенца всё
больше в области поясницы. Детёныш моментально затих, и даже с
удовольствием как-то, отдался своеобразному массажу. Это продолжалось
недолго, минут пять-десять от силы. Дедок отдал мякиш матери, сделав
какие-то распоряжения по дальнейшему ега употреблению. Затем дитё было
унесено в свой уютный мирок и там благополучно заснуло. Совершенно
мирно, без шевелений. Я молча взирал. Перехватив мой невысказанный
вопрос дед бросил из-за плеча, омывая руки – «чёртов волос» колет, спать
не даёт. Мне оставалось лишь развести руками. И тогда нас пригласили на
трапезу. Досталась непочатая бутылочка, чугунок с дымящейся картошкой.
Ну и я принёс за общий стол скромные дары в виде копчёной колбасы.
Так мы и познакомились с местным знахарем – дедом Михеем. На всю
ближайшую округу медицины отродясь не водилось, вот он и пользовал
население. Да из большого города приезжали к нему изредка, но говорит –
стар стал, силы уже не те. И нет-нет, да всё поглядывал на приметный мой
кофр. Наконец кивнул в сторону бубна – это что у тебя? Марал, ответил я
с шутливым вызовом. Олень значит – заключил дед Михей, ну, и куда путь
держишь? Тут я уж таиться не стал – в Тарун. Пауза подвисла некоторым
неодобрением … чета переглянулись и оба посмотрели на деда Михея. Он же
усмехнулся в белые усы и спросил, подмигнув – а приручен ли мой олень?
Не догадывался даже – знал точно кто у меня там! Давно идём, однако – в
тон ему ответил я. Знахарь хмыкнул и, видимо, остался доволен ответом –
потому что сказал, не ходи один, я провожу … завтра зайду. На том и
разошлись.
Появился он лишь под вечер, когда я снедаемый вынужденным безделием
перепаковывал рюкзак. Присед неподалёку, молвил – в Тарун мы сегодня не
пойдём (это я уже понял, как не понять?) … почесал в бороде, и, выдержав
паузу, продолжил – то ли вопросительно, то ли приказательно: мол
надобно ему помочь. Вопросов лишних я задавать не стал – надо, так надо!
А уж уверенность в том, что связано это всё с Маралом вызрела как на
дрожжах. Вот и зарекайся потом не камлать! Молча отставил рюкзак в
покой, и перекинул через плечо кофр. Селение было выставлено в два
порядка, но противоположная сторона улицы являла собой скорбное зрелище.
Как ещё люди умудрялись здесь выживать, оставалось для меня загадкой.
Мы направились в самый дальний угол, к заброшенному строению на краю,
как раз по самой антиутопичной стороне. По пути, словно бы разговаривая
сам с собой, дед Михей ввёл меня в курс – ведьма она и ведьма была,
ворожила недобро … поскрёб бороду, теперь умереть не может как
люди-человеки, а мне со старухами нашими конёк не поднять. Эти вон –
махнул рукой в сторону, надёжи нет! Я чуть не споткнулся на ровном месте
– вот попал!!! Не фига себе – помочь!!! Но знахарь усмехнулся из-за
плеча, мол ты не пужайся парень – душу ей надо высвободить, дело твоё
малое – знай, стучи в свой бубен. Крыша медленно поплыла, сказать, что я
почувствовал себя крайне неуютно как-то, это мило улыбнуться. И
отказаться-то ведь нельзя: назвался груздем – не говори, что не гуж.
Однако, сходил я в Тарун …
Дальше – больше! В хибаре на грани крайнего истощения, обитало
горизонтальное тело исхудавшей длинной старухи по состоянию далеко не
лучшем, чем её пристанище. Поодаль, тенями, существовали ещё двое,
видимо сиделки. Дед Михей цыкнул на них – и тени незаметно испарились.
Мне Огонь нужен, дед, Живой Огонь … там, во дворе печь летняя. Ясно,
чего не понять! О костре и речи нет – печь, так печь. Сказано – сделано.
Впрочем, от печи только название одно – тем лучше, пламя занялось,
радостно загудело и выплеснулось языками. Я прогрел бубен и пробежался
по Краю Миров пальцами, Марал ответил мне радостным звоном. Тогда я
шагнул в сферу действия. Помещение с проваленным потолком встретило меня
непонятной геометрией расставленных свечей, и дурманящим запахом
воскурений. Дед Михей шаманил по-своему. Ритм незнакомых молитв я уловил
сразу же. И – включился. Марал запел. Сначала очень негромко. А вот тут
и – началось!
Сразу скажу – я не поклонник ужастиков. И пересказывать дальнейшее
мне не в кайф. Весь этот экзорцизм длился не больше получаса, но мне
хватило. Изгибание дугой полунеживого тела – только цветочки! Однако это
я ещё мог перенести … дальше стало хужее много. Шерсть на теле встала
дыбом. Вся причём, вплоть до ресниц. То, что кишечник стремился
опорожниться каждый божий миг – ничто по сравнению с желанием бечь на
край вселенной, или совсем в никаму неизвестное измерение … … … и тогда.
Пространство сгустилось. Врут, что оно там чернеет, пахнет серой … чушь
всё это. Просто сгустилось, а дед Михей сдавленно хрипнул – защитись!
МАРАЛ ПОМОГАЙ! Я, как только мог отгонял это «сгустилось» … прежний мой
опыт ни шёл ни в какое сравнение. Волна плотности прорывалась ко мне
ближе и ближе. И тут в бубне что-то тонко лопнуло, тонко так, жалобно.
Но голос Марала не остыл! Секунды размазались по вечности … и вдруг,
отступило. Дед Михей резво подскочил к печке и вырвал заслонку. Тогда –
ЗАВЫЛО! Как в метель. Застонало, и с жутким стоном убралось вне.
Наступила тишина. Старуха порывисто дышала – было слышно как булькает в
лёгких. Финиш – пронеслось в мозгу, и на ватных ногах я вывалился из
избы.
На Марале лопнули оплетья … не фатально. А старуха утром отдала Богу
душу. Куда уж Он её там определит – Ему и решать. Только вот мне
мыслица, что уж если жил гадом, то это и есть самый настоящий ад, куда
больше?
А дед Михей притащил мне полоски сыромятной кожи, и странное, ручной
ковки – перекрестье, непонятно от чего. Весь следующий день я менял
обвязку Марала … и только глубоко ночью наконец-то услышал его знакомый
голос! Привет, Марал! Ну, дед Михей – подумалось мне, я поднял глаза и
вздрогнул. Он сидел напротив. Собирайся сказал, завтра рано выходить. Я
было открыл рот, но он опередил отвечая на застрявший вопрос – пусть
мёртвые хоронят мёртвых.
Помочь сайту
Поздравления
