Помочь сайту
Поздравления
Сын за всех ответит
24 января 2018 -
Алексей Павлов
Рассказ острокриминального характера
СЫН ЗА ВСЕХ ОТВЕТИТ
Ну что, начнем?
Итак, современная власть…
Ой, не очень прилично как-то, но привычно.
Продолжим. Еще раз:
Наши верхи, раздери их Бог Грома, Града и Потопа, возымели очередную законодательную инициативу. Она не хуже старых, и не потому что лучше, а ввиду того, что хуже вряд ли куда было бы возможно. Идея действительно не самая плохая, особенно если помнить, что любую идею можно утопить в отхожем месте, а из худших замыслов порой в истории выходили вполне себе приличные результаты.
В Центре управления полетами и падениями, не ракет, конечно же, озарились мыслью, что надо бы сделать так, чтоб несовершеннолетних преступников судили не обычные судьи, а иные, отдельные. Вряд ли речь шла о честных, тех давно пересажали-перебили-удавили и забыли.
Аргументация в правильном стиле, сказать нечего: детьми и подростками, впервые преступившими черту закона, должны заниматься судьи квалифицированные - черт, хоть где-то упомянули о квалификации последних, - вести малолетнего негодника прямо от начала следствия и до вынесения приговора, и даже после выхода на свободу. Сослались на положительный советский опыт, забыв еще раз грязно оплевать все то, за что гибли деды, и сказали… что-то сказали, в общем.
Допустим, как говорят далеко не самые наивные вольнодумцы математики-аналитики, сие случилось. И что дальше? Советских судей воскресить вряд ли удастся. А кто еще жив, не отравился в рособщепитторге, на кого хватило лекарств или те, кому дети помогли с их приобретением, уже не в силах вернуться в залы заседаний. Нет, кто-то подумал по старости не в силах? Вряд ли, они люди железные, но им не фальшь в кодексах листать охота, а за топоры взяться, но опять-таки закончик – больше двух-трех ни-ни, иначе митинг и статья - приплыли! Странно, почему до сих пор пассажиров общественного транспорта не поарестовали, там ужас сколько народа собирается вместе, особенно в час пик.
Итак, просыпаемся завтра или через много завтра, а сквозь дырки зомбо-громкоговорительные надрывно извергается «соловьиный помет», простите, выражение заимствованное, но автор с ним солидарен. Вернемся: нам поют, что сей прекрасный закон принят, идет переаттестация, или как там у инопланетян, у которых после чистки в силведомствах становится еще грязнее. К уже через неделю или две начнут заседать новые судьи, знатоки подростковой психики.
Проснулись мы с вами, а в то же время в столичной убогонькой квартирке на окраине проснулась еще одна семья.
Ее состав:
Мамочка, Оксана Ивановна, женщина, которая в свои сорок выглядит на шестьдесят – результат проклятого и стабильного экономического роста в стране.
Папочка. О! Отдельная история – не будем. Он был в погонах, но уже сел, далеко и надолго, только потому, что взял не много и не потребовал больше раз в триста.
Полина – дочурка папина и мамина, лет всего ничего, но достаточно, чтобы ей пригрозили крестами, если бы вчера вдруг ввели запрет на аборты. Смотри, мол, Полька-грешница, наше око везде, даже в твоей постели и возле горшка! Расти-расти, да не забывайся, чьей ты собственностью являешься!
Ну и Ярик, то есть Ярослав. Сорванец пока еще несовершеннолетний, очень шустрый, в меру разговорчивый и изворотливый, отчасти лодырь, но не подлец, хотя ныне детско-юношеский возраст располагает. Иногда Ярик даже рыцарь, и очень огорчается, если сегодня рыцарем стать не удалось – напали пацаны после школы, вместо того чтобы мужественно принять бой и побои, сбежал как заяц, превосходя все рекорды легко-скоростного атлетизма.
Сидит Ярик на грязном подоконнике старой девятиэтажки, с опаской смотрит сквозь разбитое окно, думает, не достанут ли его здесь обидчики.
Но нет, к счастью, сегодня те его не догнали, вслед только кричали, что они с ним сделают завтра и где закопают. Между делом напомнили, что то же самое и даже хуже могут сделать с его младшей сестрой. Еще недавно их угрозы звучали бы не просто кощунственно, а ужасающе. А сейчас ничё, канает за норму поведения.
Упоминание о сестре обидело Ярослава до боли. Больно ему стало от своей беспомощности, разумеется, и от переполняющей злобы. Ярику страстно захотелось убить тех, кто посягнул на честь сестры, которую старший брат обожал, и будь она рядом, сдох бы на месте, но никогда бы не сбежал.
Убийства не получились, духу не хватало, а предательские поджилки в ногах каждый раз тряслись все сильнее, наезды и унижения продолжались. Дети – часто создания жестокие, это знают все, и также все охотно забывают, а после восклицают: «Ах, как же так! Не может быть! Он такой у нас ангелочек! Она девочка-конфеточка!» Только вот теперь террорист и проститутка, зато не может быть.
Когда Ярослав возвращался домой после школы, мама расстраивалась, видя побитую физиономию сына:
- Ярик, ну почему ты не можешь дать сдачи, наконец? Смотри, какой папа сильный!
- Теперь сидит, - насупившись ответил Ярослав, уплетая мамины пирожки с яйцом, картошкой и луком.
- Не поэтому. Зато сдачи он дать мог любому.
- Так дал, что сам загремел до старости, - по-взрослому отвечал подросток с набитым вкусными пирожками ртом, шмыгая громко носом и трогая подбитый глаз, - хорошо, если президент амнистию объявит, и отец под нее попадет. Но думаю, мать, это вряд ли. Теперь президенту на выборы амнистии не нужны, он и так свое поимеет.
- Что?.. – возмутилась Оксана Ивановна. - Как ты сказал? Мать? И что это за блатной тон такой? Ты, смотрю, взрослый стал, деваться некуда! А ремня давно не огребал? Это что за разговоры?!
Меж дела отметим, что Оксана Ивановна в детстве была девочкой-паинькой и отличницей, в институте особой вдумчивой и наблюдательной, вышла замуж, муж крутой – забурела, а после слёта крутизны начала кусаться по поводу и чаще.
- Мать, мам! Ой, ты чего? Я ничего левого-то не сказал! Могу ответить за базар!
Примерно так оправдывался Ярик, когда мать его нагоняла с тряпкой в руках вдоль и поперек по всем хоромам два на полтора.
- Я тебе сейчас так за базар отвечу! Такого левака нахлыстаю! Ишь, под блатных он косить вздумал! Может, еще и в тюрьму захочешь? Она вон, у всех нас прямо за порогом, только открой не вовремя варежку!
Домашнее любительское насилие завтра продолжилось школьным после уроков, и уже не шуточным. Ярослав, искренне любя мать, как и любой нормальный или ненормальный сын, стыдился, что он действительно никому не может дать отпор. В отчаянии пришел в секцию бокса, там ему добавили, он расстроенный ушел, заглянул в зал борьбы – чуть шею не свернули, Ярик убежал. Встретился с влиятельными пацанами из соседней школы.
- Пацаны, совет нужен, дадите?
- И совет дадим, га-га-га! Чего хотел, раб?
Компания была соответствующая всем нынешним реалиям не слишком патриотичного молодняка.
- Вот ты, сколько лет боксом занимаешься, что любому дать можешь?
- Ну пять. А чего, хочешь проверить?
- У… много, - огорчился Ярослав и обратился к другому крепкому юнцу с физиономией худшего потомка Эйнштейна. - А ты чем занимаешься? Тоже боксом, раз тебя тоже все боятся?
- Не-а! Я качаюсь шесть лет. А морды с детства люблю лупить. Как вижу морду, сразу хочу врезать, га-га-га! – лошадиный смех, извините, кони.
- Вот это да, - снова почесал репу Ярик, но, к счастью, сегодня не схлопотав.
- А ты чего хотел-то? Кому-то зазвездить надо? Так обращайся, нет проблем!
- Да-да, поможем!
- Правда, ребят?
Ярослав озарился. Вот она, справедливость! Черт, классные ребята! И не важно, что ржут так, что приходится благородное животное обижать, зато вон какие: слабого в беде не бросят! Кто упал, руку подадут! Во везуха-то Ярику сегодня!
Но не долго.
- Правда, поможете?
- Без вопросов, раб. Ты только плати и ткни пальцем кто!
- Плати?..
- А что ты думал? Бесплатно куда-то ходят только идиоты!
- И еще на выборы, га-га-га!
- У меня нет денег… хотя, нет, постойте, вот, мама на обед дала сто рублей. Возьмите, я не голодный.
- Ты дурак? Какая сотка? Косуху гони! А если там чувак крутой – две! Понял?
- Сколько?
- Штукарь, пацан! Штукарь!
- Ладно, ребят, извините. У меня нет таких денег. Я пойду.
- Куда ты собрался, пацан? Нас вызвал, мы время потратили, дела важные бросили, приехали, - в реальности блатные старшеклассники курили за школой и думали, как бы на пиво настрелять.
- Да-да. Заказ сделал, а платить не хочешь. Ты нас за кого тут держишь, за лохов, что ли? Пацаны, по-моему этот чмырь не догоняет. Может, объясним?
- Короче, штраф тебе, - спокойно, но очень угрожающе произнес старший, и все никак не походило на шутку или хотя бы дурную пародию на подростковый криминал. Это и был тот самый криминал во всей его неприглядности.
Вот так Ярик стал должен пятьсот рублей, а на следующий день уже семьсот, если завтра не отдаст, будет тысяча и огребет по полной. Старшеклассники не шутили и теперь каждый день ждали Ярослава возле его школы. И тот боялся выходить, старался найти любой повод, чтобы еще пробыть в стенах школы, а когда набрался духа и вышел, его побили. На первый раз не сильно, но больно, а через день уже жестоко.
Так бы унижения и продолжались, а из Ярослава вырос бы очередной терпила, который во взросло-отмороженных летах понимал бы что-то со следующих позиций: куда деваться, жизнь такая; я человек маленький, что от меня зависит; ладно, напиться и забыться.
Но в один день все резко изменилось.
Обидели сестру, и обидели жестоко. Ярослав, не помня себя от ярости, прибежав за школу без верхней одежды в лютый морозный день, застал там обидчиков, куривших и переминавшихся с ноги на ногу, не забывая все вокруг себя же и заплевать.
- Чего надо, пацан?
- Ой, да это же брательник той, которой наши девахи накостыляли.
- А мы добавили, га-га-га!
- Эй, ты тоже хочешь? Ну давай, раздевайся, снимай штаны, сейчас мы тебя!..
Сегодняшний соплячий фольклор не впечатляет здравых людей, даже прошедших девяностые или жесточайшие межрайонные советские разборки с прутами и цепями, а вводит, как сейчас говорят, в ступор. Откуда это? Ну не во всем же виновата демократия?
Ярик был и шустрым, и в меру хитрым, не в худшем смысле этого слова. У него всегда в карманах штанов был песок: если станет очень страшно, можно сыпануть им в глаза хулиганам и убежать. Он так и поступил сейчас, только убегать не стал, а вместо этого, когда главный наглый парень завопил и схватился за глаза, набросился на него словно бульдог. Они оба повалились в снег, завязалась схватка на выживание. Обиженный, кому резало и жгло глаза, орал и имел большое желание убить - он только это и впитал из современных криминальных фильмов о героях, у которых водка, деньги, сигареты, убийства, ксивы и стволы, и теперь страстно желал в реальности замочить этого сучка. Но не давала взять верх резь в глазах.
- Ты чего творишь?!
- Хорош, придурок!
Бегали вокруг и орали благим матом другие герои современного кино, не зная, как бы подсобить своему корефану, который явно терпит бедствие. Они стали пинать ногами Ярослава, но тот в пылу баталии не ощущал побоев. А еще через пару секунд герои разбежались, увидев, что очень быстро сюда приближаются полицейские.
- Валим, пацаны!
- Ё, откуда они свалились-то? Вчера соседи по пьянке друг друга убивали, до утра никто не приезжал, а тут!..
- Быстро! Хорош базарить, валим!
На полминуты Ярик оказался один на один со своим врагом, неприятелем такого не назовешь, и борьба сейчас шла жуткая, это уже не просто драка или противостояние, у обоих желание только убить. Кое-как крепкий старшеклассник стал выбираться из-под града неумелых ударов Ярослава и его кусаний, уже было встал на четвереньки, но вдруг Ярослав в пылу сообразил, что это именно тот, кто и пнул сильно пару раз его уже упавшую сестру, ему другие пацаны сказали, когда он выбегал из школы.
Ярослав увидел лежащий рядом кусок льда, схватил, когда полицейские уже были рядом, и со всего маху врезал сверху по голове стоявшего на карачках обидчика своей сестры. Этот удар был настолько удачен, что беда не заставила себя ждать. Оставались секунды, и Ярик использовал их для нанесения еще череды побоев.
Первый полицейский сразу же набросился на Ярослава, повалил его и упал с ним вместе сам. Второй стал обследовать пострадавшего, который бездыханно рухнул блатной физиономией в снег, уже окропленный кровью.
Прошла первая минута новой жизни Ярослава.
Один полицейский по рации вызывал скорую, не веря, что она еще нужна. Другой, постарше, по-прежнему сидел на снегу возле Ярослава, его шапка с кокардой валялась рядом, а вид был крайне удрученный. Кстати, полицейские выглядели вполне приличными мужчинами. Кто сидел на снегу, созерцая жуткую картину, с тоской и болью в сердце закурил.
- Эх, пацан-пацан, что же ты наделал?
Ярик хлюпал носом, понимая, что теперь уж точно тюрьма и ему. Прямо как и его папе. Двоим сразу вряд ли амнистию дадут, даже если срок президентства будет не более ста лет.
- Что хнычешь-то? Кино насмотрелся, да? Бить камнем по голове научился? Ну вот, приплыл, как видишь.
Ярослав разревелся, то ли больше от страха, то ли от обиды на всю ту реальность, в которой он жил, нет, существовал, ведь кто-то там спросил: «Разве ж это жизнь?»
- За что ты его так? – поинтересовался второй полицейский, оказывая первую помощь пострадавшему, походившую больше на «мертвому припарка».
- Он… хм… он сестру мою бил.
- Ну не хнычь, не хнычь, - сразу же переменился в лице сидевший на снегу опытный полицейский, куривший, - давай, дальше.
- Ее девчонки из старшего класса избили.
- За что?
- Она их подруге списать не дала. Они ее… хм…
- Не реви! Дальше.
- Ее не сильно сначала побили. Хм… Потом она мальчику одному понравилась. А он нравился и тем, кто ее бил первый раз. И они ей так накостыляли, вон, пойдите в школьный медпункт, сами гляньте, она там лежит.
- А этот? Эти, которые убежали?
- Этот, когда она упала, бил ее ногами.
- Ногами? Девочку?
- Да. И все старались по лицу попасть. Чтобы этот мальчик больше на нее не смотрел. Дядя, я убил его, нет?
- Твое счастье, кажется, пульс есть, - ответил второй полицейский, пораженный услышанным.
- А что ты удивляешься? – спросил его первый, докуривавший. - У меня такой же сорванец растет. У них в школе тоже мама не горюй, что происходит, похлеще, порой, чем у нас в отделе.
Но оба полицейских открыли рты от удивления, когда Ярослав, продолжая хлюпать носом, услышав, что обидчик еще дышит, более чем по-взрослому серьезно сказал:
- Мужики, дайте я его добью. Ну дайте, мне же все равно уже сидеть. Не хочу, чтобы он жил. Не будет он жить.
- Эй-эй! Держи-ка его! Вот!..
- Дяди! Отпустите! Дайте! Я хочу его убить! Я убью его, даже когда выйду! Лучше сразу мне пожизненно! Я выйду, я убью! И тех убью! Я теперь умею! Я больше не слабак!
- Да держи же его крепче! Смотри вырвется! Ну и где эта скорая!
До ночи полицейский сидел в своем кабинете в глубокой депрессии и с выключенным светом. Он позвонил домой, сказал жене, что не знает, когда вернется, успокоил как мог. На столе стояла бутылка водки, полная пепельница окурков, рядом лежало уголовное дело. Он думал о своем сыне и боялся признаться, что, видимо, не только этот мальчишка Ярослав Че́рфас способен на убийство человека. Сегодняшние дети, ну хорошо, подростки, могут пойти не просто на нарушение закона, украсть что-то в магазине, залезть кому-то в карман, а на такое тяжкое преступление, на которое раньше шли только отпетые уголовники, да и те с оглядкой. Полицейский сам не из пугливых, ему не было страшно даже тогда, когда он брал опасного преступника, вся опасность которого заключалась лишь в том, что после войн на Кавказе он, полицейский, пришел работать слепцом в милицию, а тот, отважный героический десантник оказался в логичном криминале. А сейчас ему стало очень страшно. Он припомнил, как они тогда сошлись лицом к лицу и никто не мог бросить оружие, но никто не мог и выстрелить друг в друга, не то чтобы бить девочку или лупить что есть сил по голове куском льда или камнем. Тогда каждый сразу оценил, что перед ним стоит в боевой стойке такой же, как и он, значит, еще вчера друг и сослуживец, а сегодня – вот, через прорезь прицела «ПМ». Мужики остались мужиками и пообещали друг другу: возьмешь голыми руками, надевай свои наручники, а нет – дашь уйти и не сдашь своим по рации. Оружие легло на землю, и преступник в жаркой, но благородной схватке был взят, хотя мог и подло ударить оперативника ножом.
Сейчас же этот полицейский, стараясь переключить нетрезвые мысли, почему-то сильно поражался сам себе – ему невероятно жаль стало этого, как его там… Ярослава Черфаса, и очень хотелось даже усыновить его. Вот как! Ну и водка!
Оксана Ивановна рыдала в кабинете инспектора по делам несовершеннолетних.
- Мамаша, слезы здесь не помогут. О, я смотрю, тут у вас и папаша… того… - листала материалы дела жирная инспекторша с маркерами на круглых плечах.
- Что?.. А нет. Его оклеветали.
- Оборотень, значит. Что ж, дело знакомое. Яблоко от яблони…
- Да какое яблоко, что вы говорите! Мой муж никогда взятки не брал! Почти… и то только потому, что мне операция была срочно нужна, а врачи… сволочи… и все равно хорошо не сделали.
- Ой-ой, прямо страдальцы! Вас как за одно место возьмут, так вы сразу операциями прикрываетесь, тут же все при смерти.
Раздался звонок мобильного, инспектор взяла трубку и начала ругаться:
- Я не куплю этот внедорожник дороже трех! - миллионов, разумеется. - Или вы соглашаетесь, или я иду в другой автосалон. Все!
Но Оксане Ивановне было не до себя, чтобы понять суть разговора инспекторши по делам аж несовершеннолетних. Действительно, малолетних преступников должны вести отдельные люди: инспекторы, следователи, прокуроры и судьи. Вот их и отделили из общака. Отделившись, они дали клятвы – не страшно, не впервой брехать на паперти, – и приступили к новым обязанностям и старым делишкам.
- Так, мамаша, судьбу вашего сына будет решать суд. Но сомнений быть не может – колония. И надолго.
С Оксаной Ивановной случился приступ, но благо быстро она очнулась, взяла себя в руки и спросила в лоб:
- Сколько?
В один из следующих вечеров, когда инспектор ехала на сияющем новеньком джипе и что-то напевала себе под нос, ее вдруг постигла необычайная радость от того, что она занимается именно несовершеннолетними уголовничками. Вот ведь счастье-то какое! В чем? Элементарно, детективы! Допустим, грозит мужику пятерка строгача, говоришь ему: два-три, пять миллионов – и свободен. Так он еще артачится или торгуется. Или вообще откажется, нахал: мол, посижу лучше. Но как только речь заходит об этих отмороженных чадах, которые могут вот так запросто взять кусок льда и всадить бедному школьнику в башку, а после орут: «Пусти!», еще хочу добавить, – в этой ситуации сразу все проще. Сердобольные мамаши согласны на любые суммы, лишь бы отпустили ее дитятко. И не проблема для них, вечно ноющих, что нечего есть и нечем платить за газ, свет, воду и лекарства, где найти деньги. Находят сиюминутно, как только решетка заплачет по их отмороженным… детьми, кажется, они зовутся.
. . .
Ярик уплетал мамины горячие пирожки с яйцом, картошкой и луком, его харька за время пребывания в местах не слишком приятных похудела, но заметно возмужала, он больше не ревел, заодно научился бить резко и по печени, чтобы без следов для ментов и вырубить напрочь, и теперь строил грандиозные планы на будущее.
- Чего? Куда ты собрался? Какой бизнес, я тебе такой бизнес покажу!
- Мать, а Полька где?
- Скоро придет.
- Скажи, а ее больше никто не трогает? Только честно скажи. Отвечаю, убивать больше не стану, тебя жалко.
Оксана Ивановна посмотрела на сына, странно посмотрела, ее взгляд и двумя томами сейчас не описать, не пояснить, и даже не понять, хотя куда уж понятнее.
- Нет, - как-то непривычно серьезно и где-то покорно ответила Оксана Ивановна. - После того случая все Полину стороной обходят. Еще бы, такой брат - выйдет и убьет.
- За тебя и сестру убью, мам. Бесполезняк тебе ругаться.
- Спасибо, родной. Но лучше не надо. Последнего мужика ведь лишимся, да и квартиру еще выкупить бы.
Ярослав не понял.
- Какую квартиру, мам?
- Эту, сынок.
- Выкупить? Почему выкупить?
- Она заложена в банке. Деньги нужны были. Большие, сынок.
Ярослав сообразил и недоел половину пирожка, в горле ком встал, прохрустели кулаки.
Эпилог
Для тех, кто еще не уснул от такой скукоты. Ну не выборы же, к конце-то концов, а так, жизнь по мелочам.Через год, может, и чуть более, инспекторша, быстро прибавляющая в деньгах и весе, тяжеловато загрузилась в свой джип, собралась отъехать со стоянки элитных бутиков. Но едва она захлопнула дверь и кого-то обложила матом через лобовое стекло, как вдруг ей захотелось в туалет от услышанного сухого и сильно пугающего мужского голоса:
- Грабли держи на руле, тварь!
Кося от страха глазами, ощущая что-то острое на шее, она увидела, как появилась рука, явно не очень взрослого мужчины, скорее зрелого подростка, потянулась к регистратору под потолком, снимающему как впереди дорогу, так и все то, что происходит в салоне.
- Черт, чуть не вляпался.
- Кто вы?.. – дрожал голосок инспекторши.
- Молчи, скотина.
Через несколько секунд, пока с корнями выдирался видеорегистратор:
- Но что вы хотите? Деньги? У меня есть.
- Конечно.
- Сколько?
- Много.
. . .
В кабинет того самого полицейского постучали и сразу же вошли без разрешения. Вошел.
- А, старый знакомый! Зачем пришел? – почему-то очень рад был полицейский такой встрече.
- По делу.
- Садись.
Молодой, не по годам уверенный в себе человек сел на стул с торца стола и положил пачку денег.
- Так, гражданин Черфас, тебя прямо здесь задержать или о мамочке твоей вспомнить? Не жаль ее-то?
- Ее очень жаль, Валерий Николаевич. Поэтому и прошу, прикройте, пожалуйста, - возмужавший подросток осторожно подтолкнул внушительную пачку денег, - она не переживет, если что со мной еще раз. А ей ведь сестру поднимать да отца дожидаться.
- Ну а как отец-то там? Долго еще?
- Постараюсь, чтобы не слишком засиживался.
- Не понял?..
- Матери одной тяжеловато.
- А ты на что?
- А я и стараюсь. Вот на вашу помощь рассчитываю.
Отца выпустят примерно через год по каким-то там статьям, эпизодам и новым обстоятельствам дела, вдруг неожиданно открывшимся. Все как обычно, в общем: есть деньги – законы все за тебя, если верхнему дорогу не перешел, конечно.
Но это случится только через год, а в эту ночь полицейский напился так, что утром себя не помнил. На столе снова стояла «Вот это водка!», было выкурено еще больше сигарет, только теперь вместо того самого уголовного дела, спущенного под откос как надо, лежала крупная сумма денег. Валерий Николаевич даже не боялся, если войдут оперативники соответствующих структур и сразу же наденут на него доспехи оборотня в погонах.
- Ну и черт с ними, пусть надевают хоть сто наручников! – выругался Валерий Николаевич и убрал деньги в стол.
После достал и перепрятал – теперь самым надежным образом. На душе офицера лег камень, на пьяном лице отразилась искорка кривого удовлетворения.
За сына.
Тот хотел поступить в престижный университет, старался так, что мог бы пройти куда угодно, но бюджетные места сократили в этом году, и отцу объявили – сколько.
А по брехлоящику с пометом тут намедни как-то уверенно свещалось свысока:
- Количество бюджетных мест не уменьшается!
Полицейский, припоминая сие чудо-заверение, вдруг подумал, пока водка действовала, что если рыба гниет с головы, то что же это получается, ведь он, они – это ж самый хвост.
Конец
Рейтинг: 0
334 просмотра
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
