Свеча.

Свеча.
Притча.
   Я появилась на свет на свечном заводе при монастыре. После формовки моё стройное  тело с идеально гладкими, матового оттенка боками, приглушенно отражая свет цеховых светильников, стремительно двигалось по транспортёрной ленте. Чьи-то нежные пальцы подхватили и уложили меня в коробку к  сородичам. Ещё несколько секунд… - и новые ряды сестер  затмили надо мной белый свет. Коробку закрыли, и мы погрузились в кромешную тьму.
Дальше начались настоящие мучения: нас то подкидывало, то трясло, то отбрасывало в разные стороны. Наконец,  нечто, трясущееся и гудящее, переместило нас куда-то и оставило в покое. Плотно прижавшись к сёстрам, я  забылась в сладком сне, мечтая  о пробуждении к новой, неизведанной, радостной жизни.
 Сон освежил меня, и я принялась думать: «Интересно, какая она, жизнь? Как она выглядит? Сколько длится? Мне так надоело лежать  в темноте!»
  Время тянулось невыносимо долго. «Этак мы слипнимся и засохнем», - тоскливые мысли множились. И вдруг  нас  снова подбросило и понесло неведомо куда. «Вот и забурлила жизнь», - пронеслось во мне, когда я услышала голоса и движение.
- Эти - в монастырь, эти -  в церковь Николы, а эти двенадцать  - во дворец. И смотрите, аккуратнее там! – командовал кто-то важно и басовито.
«Ой, а куда попадём мы?» - заволновалась я. «Хорошо бы в монастырь или в церковь. Я бы там Святого  освещала,  может,  меня и  Самому Господу  поставили бы… Интересно,  откуда во мне это знание?» -  вопрос застал меня врасплох. «А-а-а! Как же я раньше не догадалась! Это же гены!», - порадовалась я озарению. «И всё же, -  я никогда не была в церкви, но всё моё существо рвалось только туда. Как это  странно?»
  Невидимые  руки подняли нашу коробку и бережно уложили на мягкое ложе. Судя по шороху, мы были не единственные счастливицы. Что-то тихо зарокотало, завибрировало и,  плавно покачиваясь от движения, мы отправились  в пункт назначения.
- Свечи привезли? – спросил чей-то молодой голос.
 
- Да. Посмотрите в накладной, это ваш адрес? – проворчал кто-то.
- Совершенно верно. Это -  к нам.
- Вот только не пойму, зачем вам столько свечей, когда есть электричество?
 -А у нас бал. Причём, бал не простой, а в традициях ушедшей эпохи: с платьями и фраками, причёсками и веерами, музыкой времён  Штрауса, Глинки, Шопена  и свечами в канделябрах и подсвечниках, - с удовольствием разъяснял молодой голос.
- Совсем с ума посходили. Уж не знают, на что  деньги тратить. Нет, чтобы обездоленным помочь, -  тихо, себе под нос пробубнил ворчун, неся коробки с нами, видимо, во дворец.
- Нести в зал? – уже громко спросил он.
- Пока в подвал, - указал молодой.
Что такое «подвал», я не поняла, но настроение осталось приподнятым, - ведь нам предстоит жизнь  во дворце!
Всё стихло. Мы смирно лежали и ждали своего часа. Ждали с трепетом, но   ожидание мучительно  затянулось. «Вероятно, наступила ночь», - решила я. Вдруг послышались какие-то шорохи и попискивание, да такое противное, что сердце замерло. Мерзкие звуки усиливались и приближались кошмарным хрустом. Мыши! Они набросились на наши коробки и, безжалостно прогрызая картон, добрались до моих сестёр. Я лежала в  центре коробки и с ужасом обреченного на казнь представляла себе, как эти мерзкие твари сначала съедят моих родственников и рано или поздно доберутся до меня. Как избавиться от  неминуемой гибели? Ещё и жить не начала, мира не видела,  полюбить никого не успела! Мне хотелось превратиться в ядовитую змею, украдкой выползти из коробки и уничтожить эти наглые орды, но я была обычной свечкой и беспомощно ждала своего конца.
 О, чудо! С грохотом отворилась дверь,  вспыхнул свет.  Он проник в коробку сквозь  прогрызанные мышами дыры,    сквозь изуродованные тела  моих сестёр.  Наши убийцы с диким визгом бросились врассыпную.
- Ах, паразиты! – грубо выругался служитель. - Вас же травили! Откуда вы снова здесь? – возмущался он. – Надо свечи отнести в зал, пока их не сожрали, - вслух рассудил наш спаситель. Так мы оказались в главном зале. Любопытство раздирало. Хотелось хоть глазком увидеть его, но всему своё время, и мы, пережившие столько волнений и скорбей, уснули.
Разбудили нас  громкие голоса рабочих, приглашённых для украшения зала. Они вскрывали  коробки, выбрасывали в мусорный пакет огрызки свечек, изуродованных мышами, а  уцелевшие  расставляли по канделябрам и подсвечникам. Не знаю, как всем, но мне было очень больно, когда натруженные руки, разогревая мою нижнюю часть пламенем зажигалки, втыкали меня в подсвечник. Вскоре я окрепла, боль пропала, и моему взору   предстала роскошь зала. Полированный паркет из ценных пород дерев, уложенный в затейливые узоры, празднично отражал солнечный свет. Он падал сквозь высокие окна, обрамленные белоснежными полупрозрачными шторами с  бахромой. У противоположной стены разместились  стулья с высокими резными спинками и золотистой обивкой. С небесной высоты потолка из сердцевины лепных ажурных розеток спускались огромные хрустальные люстры. Не включенные, они таили в себе искусственный свет – традиционные наши места были  надёжно заняты  продуктами технического прогресса  – электрическими лампочками каплеобразной формы, имитирующими  пламя свечи. Даже говорить о них не хочу более! А там что? В дальнем конце зала, опираясь на массивные колонны, высился балкон, предоставленный  музыкантам. Возле пюпитров и стульев застыли виолончели, арфы, ослепительно полированные духовые инструменты, а в правом углу виднелись пузатые литавры и барабаны. Рабочие завершили  приготовления и покинули зал.
Воцарилась тишина.  Она была  торжественной и предвещающей сюрпризы. День догорал. Розовый закат печально озарял стены. Неожиданно пришло осознание, что эти лучи - последние в моей жизни, и я больше никогда не  увижу солнца. Моя жизнь и жизнь моих сестер -  принести себя в жертву, доставить краткий миг удовольствия  танцующим людям и сгореть дотла в наслаждении балом. Уныние, как аромат  дурман-травы, охватил не только меня, мы все почувствовали чудовищную иллюзорность происходящего.
 «Торжество печали – такое чувство свойственно предрождественскому состоянию», - успокаивала я себя.
Хрустальные люстры вспыхнули внезапно.  Двери распахнулись, и в зал перед началом действия первыми вступили  лакеи. В руках они держали изящные миниатюрные факелы. Как на параде выстроилось это молчаливое воинство в праздничных ливреях возле подсвечников и канделябров. На балконе задвигали стульями музыканты. С нарастающим звуком зал наполнился какофонией – оркестр проверял настройку инструментов, повторял сложные пассажи. С появлением на балконе красавца-дирижера в белом фраке и палочкой в руке мгновенно    воцарилась тишина.
Как же волнительно ожидание! Солдатом на изготовке стоит рядом лакей с зажжённым факелом. Я  чувствую его тепло.
Послышались голоса,  открылись высокие парадные белые с золотом двери, и в зал хлынул карнавальный поток разноцветных платьев, причудливых причёсок, белых и чёрных фраков. Дирижёр взмахнул палочкой,  и полонез мощным слаженным звучанием заполнил все пространство бального зала. Лакеи повернулись и, как по команде, принялись зажигать свечи. Наконец и до меня дошла очередь. Мой скособоченный фитилёк, неловко потрескивая, воспламенился. Раздались громкие аплодисменты.
«Ура! Они предназначались нам и мне тоже. Какое же это счастье, сиять живым пламенем! Нет! Родиться под эти аплодисменты!» - говорила я сама себе. Мой фитилёк выпрямился и пылал ровно и ярко. Чувство неописуемого восторга охватило  душу. Первая капелька расплавленного воска покатилась по моему телу и замерла, остыв на полпути к основанию. Я посмотрела на сестёр. Они тоже светились радостью, даря её людям. «Как же приятно быть не только полезной, но и поднимать настроение окружающим», - почти пела я. Полонез отзвучал. Лакеи балетным движением растворили двери под балконом, и в зале появились в пышных театральных костюмах артисты, возглавляемые распорядителем бала.
- Дамы и господа, судари и сударыни! Я рад приветствовать вас на этом удивительном балу. Нас ждёт путешествие во времени, и музыка поможет нам. Мы не хотим возвращать вас в век нынешний. Давайте задержимся в безвозвратно ушедшей эпохе и прочувствуем её всем сердцем. На наш бал приглашены профессиональные артисты из академического театра оперы и балета. Они помогут всем, кто ещё только приобщается к высокому искусству танца. На этом позвольте мне закончить  и пожелать вам незабываемых впечатлений. По окончании бала вас ждёт фуршет в соседнем зале. Маэстро, давайте поднимем настроение гостей веселой полькой! – обратился он к дирижеру.  Раздались аплодисменты, которые  тут же заглушила  заводная полька. Как это красиво! Пары неслись в звуках танца чёткими, отточенными движениями. Глаза горели, музыка лилась, шуршали накрахмаленные платья, а мы светили ярко и самоотверженно. Я пыталась поймать себя на мысли, что будто в какой-то неведомой мне жизни  я хотела попасть в церковь. «Интересно, а что такое церковь? Зачем я там нужна?»…
В перерывах между танцами в зале появились лакеи с небольшими серебряными подносами с шампанским. Это было новое приключение, когда на моем уровне в непосредственной близости  выстроился шеренгой в два ряда блестящий взвод хрустальных красавцев. Словно божественная искра пронзила меня до глубины существа. Я вспыхнула с неожиданной силой, мое пламя нежно и кокетливо обратилось в сторону ближайшего ко мне фужера. Он засверкал мириадами оттенков радуги. Я почувствовала его внимание ко мне. Охваченные чарами неожиданного влечения, мы изо всех сил невидимо потянулись друг к другу.
Я пылала любовью, сгорая для него одного.  «Это блаженство, это рай!- пело мое существо».
«Ой!» - от неожиданности я чуть не потеряла сознания, когда одна пара, страстно увлекшись танцем, так стремительно задела меня, что на мгновение почти  загасила моё пламя. Я очень разволновалась и как-то сразу  отрезвела, осматривая себя. Со всех сторон были подтёки застывшего воска. Только сейчас я заметила, что не только мои сёстры понесли потери в своей красоте и росте, но и я заметно уменьшилась.
Полька сменилась менуэтом, потом мазуркой, вальсом и снова полькой. Я же в прямом смысле догорала дотла. Провести жизнь на балу,  в веселье,  музыке  и с бокалом шампанского - разве можно желать иного!
Вдруг одной из барышень стало дурно. Её усадили на стул.
- Откройте окна! – крикнул кто-то.
И их открыли! Теперь мы все боролись за свою жизнь. Образовавшийся сквозняк безжалостно трепал наши огоньки. Оказалось, что мой подсвечник находился не в самом удачном для меня и моих сестёр месте. Одна за другой мы прощались с жизнью, испуская тонкую струйку дыма. Наконец, и  мои силы оставили меня. Даже воск на моей макушке начал  застывать, но фитиль, лишившись пламени, продолжал тлеть. Чем сильнее  сквозило, тем ярче он светился, оставляя надежду на воскрешение.
Барышню вывели из зала под руки. Минутная пауза, и вот уже зал наполнился радостным вальсом.
- Закройте окна!  Не простудите наших дам! – крикнул кто-то.
Ставни захлопнулись. Это был конец. Я умерла. Мой фитиль мгновенно  потух. С негодованием я смотрела на электрические лампочки в люстрах, которым сквозняк был нипочем.
«Подождите, рано радуетесь! И вам замену  придумают!» - злилась я в отчаянии, что жизнь оказалась такой короткой. Но что это? К нам подбежал лакей и быстро зажёг нас снова.
«Вот это нечаянная радость! Я же верила в воскрешение! Как же это назвать? Ну, то состояние, в каком я пребывала? Точно! Я была в коме. Омерзительное состояние! Врагу не пожелаешь! Да, вот такие мысли в моей голове! Кстати, я там что-то про лампочки злилась. Интересно что? Но если я запомнила хотя бы сам факт моей ненависти, значит, сознание не отключалось. Очень интересно! Я умерла, но продолжала жить? Ничего не понимаю. Нет, не хочу я сейчас об этом думать! Надо радоваться жизни здесь и сейчас и составить достойную пару моему хрустальному кавалеру».
Бал был в полном разгаре. За окнами чернела ночь. Увлекшись круговоротом танцующих пар и своих чувств, я забылась. В какой-то момент мне  показалось, что я совершенно растворилась в страстном обожании моего стройного суженого. Пламя пылало с необычайной силой. Очнулась я оттого, что начала коптить. «Ай-яй-яй! Как нехорошо! В таком зале, на балу и так себя вести!» - поругала я сама себя и опрокинула макушку фитиля. Мельком глянула на сестёр и застыла в ужасе. Какие же они стали омерзительные. Маленькие, толстые, оплывшие и морщинистые. Я посмотрела на себя и… «Какой позор! Я такая же как все! А ведь огонь горит как в молодости! Поразительно, как хочется жить! Только сейчас пришло понимание, что есть жизнь. Как она коротка и полна опасностей. Моя голова - как чаша полна слёз и я не в силах их удерживать. Они рвутся наружу. О, Боже! Кажется, я пролила их на чьё-то платье!»
Барышня с испорченным платьем подошла к лакею и что-то сказала ему. Он удалился и скоро вернулся с колпачком на длинной ручке, поднёс его ко мне. Это было последнее, что я видела в своей жизни. Тонкая струйка дыма вырвалась из-под колпака, быстро растворяясь в воздухе, унося мою душу ввысь. Я бесчувственно наблюдала, как моё оплывшее тело-огарок лакей небрежно выдернул из подсвечника и бросил в латунную коробочку на полу. Слабый сквозняк вытянул меня через приоткрытую форточку в морозную зимнюю ночь. Было невыносимо холодно и страшно темно, но мне уже было всё равно. 
 
 

© Copyright: Святослав Кудрявцев, 2018

Регистрационный номер №0421042

от 19 июля 2018

[Скрыть] Регистрационный номер 0421042 выдан для произведения: Свеча.
Притча.
   Я появилась на свет на свечном заводе при монастыре. После формовки моё стройное  тело с идеально гладкими, матового оттенка боками, приглушенно отражая свет цеховых светильников, стремительно двигалось по транспортёрной ленте. Чьи-то нежные пальцы подхватили и уложили меня в коробку к  сородичам. Ещё несколько секунд… - и новые ряды сестер  затмили надо мной белый свет. Коробку закрыли, и мы погрузились в кромешную тьму.
Дальше начались настоящие мучения: нас то подкидывало, то трясло, то отбрасывало в разные стороны. Наконец,  нечто, трясущееся и гудящее, переместило нас куда-то и оставило в покое. Плотно прижавшись к сёстрам, я  забылась в сладком сне, мечтая  о пробуждении к новой, неизведанной, радостной жизни.
 Сон освежил меня, и я принялась думать: «Интересно, какая она, жизнь? Как она выглядит? Сколько длится? Мне так надоело лежать  в темноте!»
  Время тянулось невыносимо долго. «Этак мы слипнимся и засохнем», - тоскливые мысли множились. И вдруг  нас  снова подбросило и понесло неведомо куда. «Вот и забурлила жизнь», - пронеслось во мне, когда я услышала голоса и движение.
- Эти - в монастырь, эти -  в церковь Николы, а эти двенадцать  - во дворец. И смотрите, аккуратнее там! – командовал кто-то важно и басовито.
«Ой, а куда попадём мы?» - заволновалась я. «Хорошо бы в монастырь или в церковь. Я бы там Святого  освещала,  может,  меня и  Самому Господу  поставили бы… Интересно,  откуда во мне это знание?» -  вопрос застал меня врасплох. «А-а-а! Как же я раньше не догадалась! Это же гены!», - порадовалась я озарению. «И всё же, -  я никогда не была в церкви, но всё моё существо рвалось только туда. Как это  странно?»
  Невидимые  руки подняли нашу коробку и бережно уложили на мягкое ложе. Судя по шороху, мы были не единственные счастливицы. Что-то тихо зарокотало, завибрировало и,  плавно покачиваясь от движения, мы отправились  в пункт назначения.
- Свечи привезли? – спросил чей-то молодой голос.
 
- Да. Посмотрите в накладной, это ваш адрес? – проворчал кто-то.
- Совершенно верно. Это -  к нам.
- Вот только не пойму, зачем вам столько свечей, когда есть электричество?
 -А у нас бал. Причём, бал не простой, а в традициях ушедшей эпохи: с платьями и фраками, причёсками и веерами, музыкой времён  Штрауса, Глинки, Шопена  и свечами в канделябрах и подсвечниках, - с удовольствием разъяснял молодой голос.
- Совсем с ума посходили. Уж не знают, на что  деньги тратить. Нет, чтобы обездоленным помочь, -  тихо, себе под нос пробубнил ворчун, неся коробки с нами, видимо, во дворец.
- Нести в зал? – уже громко спросил он.
- Пока в подвал, - указал молодой.
Что такое «подвал», я не поняла, но настроение осталось приподнятым, - ведь нам предстоит жизнь  во дворце!
Всё стихло. Мы смирно лежали и ждали своего часа. Ждали с трепетом, но   ожидание мучительно  затянулось. «Вероятно, наступила ночь», - решила я. Вдруг послышались какие-то шорохи и попискивание, да такое противное, что сердце замерло. Мерзкие звуки усиливались и приближались кошмарным хрустом. Мыши! Они набросились на наши коробки и, безжалостно прогрызая картон, добрались до моих сестёр. Я лежала в  центре коробки и с ужасом обреченного на казнь представляла себе, как эти мерзкие твари сначала съедят моих родственников и рано или поздно доберутся до меня. Как избавиться от  неминуемой гибели? Ещё и жить не начала, мира не видела,  полюбить никого не успела! Мне хотелось превратиться в ядовитую змею, украдкой выползти из коробки и уничтожить эти наглые орды, но я была обычной свечкой и беспомощно ждала своего конца.
 О, чудо! С грохотом отворилась дверь,  вспыхнул свет.  Он проник в коробку сквозь  прогрызанные мышами дыры,    сквозь изуродованные тела  моих сестёр.  Наши убийцы с диким визгом бросились врассыпную.
- Ах, паразиты! – грубо выругался служитель. - Вас же травили! Откуда вы снова здесь? – возмущался он. – Надо свечи отнести в зал, пока их не сожрали, - вслух рассудил наш спаситель. Так мы оказались в главном зале. Любопытство раздирало. Хотелось хоть глазком увидеть его, но всему своё время, и мы, пережившие столько волнений и скорбей, уснули.
Разбудили нас  громкие голоса рабочих, приглашённых для украшения зала. Они вскрывали  коробки, выбрасывали в мусорный пакет огрызки свечек, изуродованных мышами, а  уцелевшие  расставляли по канделябрам и подсвечникам. Не знаю, как всем, но мне было очень больно, когда натруженные руки, разогревая мою нижнюю часть пламенем зажигалки, втыкали меня в подсвечник. Вскоре я окрепла, боль пропала, и моему взору   предстала роскошь зала. Полированный паркет из ценных пород дерев, уложенный в затейливые узоры, празднично отражал солнечный свет. Он падал сквозь высокие окна, обрамленные белоснежными полупрозрачными шторами с  бахромой. У противоположной стены разместились  стулья с высокими резными спинками и золотистой обивкой. С небесной высоты потолка из сердцевины лепных ажурных розеток спускались огромные хрустальные люстры. Не включенные, они таили в себе искусственный свет – традиционные наши места были  надёжно заняты  продуктами технического прогресса  – электрическими лампочками каплеобразной формы, имитирующими  пламя свечи. Даже говорить о них не хочу более! А там что? В дальнем конце зала, опираясь на массивные колонны, высился балкон, предоставленный  музыкантам. Возле пюпитров и стульев застыли виолончели, арфы, ослепительно полированные духовые инструменты, а в правом углу виднелись пузатые литавры и барабаны. Рабочие завершили  приготовления и покинули зал.
Воцарилась тишина.  Она была  торжественной и предвещающей сюрпризы. День догорал. Розовый закат печально озарял стены. Неожиданно пришло осознание, что эти лучи - последние в моей жизни, и я больше никогда не  увижу солнца. Моя жизнь и жизнь моих сестер -  принести себя в жертву, доставить краткий миг удовольствия  танцующим людям и сгореть дотла в наслаждении балом. Уныние, как аромат  дурман-травы, охватил не только меня, мы все почувствовали чудовищную иллюзорность происходящего.
 «Торжество печали – такое чувство свойственно предрождественскому состоянию», - успокаивала я себя.
Хрустальные люстры вспыхнули внезапно.  Двери распахнулись, и в зал перед началом действия первыми вступили  лакеи. В руках они держали изящные миниатюрные факелы. Как на параде выстроилось это молчаливое воинство в праздничных ливреях возле подсвечников и канделябров. На балконе задвигали стульями музыканты. С нарастающим звуком зал наполнился какофонией – оркестр проверял настройку инструментов, повторял сложные пассажи. С появлением на балконе красавца-дирижера в белом фраке и палочкой в руке мгновенно    воцарилась тишина.
Как же волнительно ожидание! Солдатом на изготовке стоит рядом лакей с зажжённым факелом. Я  чувствую его тепло.
Послышались голоса,  открылись высокие парадные белые с золотом двери, и в зал хлынул карнавальный поток разноцветных платьев, причудливых причёсок, белых и чёрных фраков. Дирижёр взмахнул палочкой,  и полонез мощным слаженным звучанием заполнил все пространство бального зала. Лакеи повернулись и, как по команде, принялись зажигать свечи. Наконец и до меня дошла очередь. Мой скособоченный фитилёк, неловко потрескивая, воспламенился. Раздались громкие аплодисменты.
«Ура! Они предназначались нам и мне тоже. Какое же это счастье, сиять живым пламенем! Нет! Родиться под эти аплодисменты!» - говорила я сама себе. Мой фитилёк выпрямился и пылал ровно и ярко. Чувство неописуемого восторга охватило  душу. Первая капелька расплавленного воска покатилась по моему телу и замерла, остыв на полпути к основанию. Я посмотрела на сестёр. Они тоже светились радостью, даря её людям. «Как же приятно быть не только полезной, но и поднимать настроение окружающим», - почти пела я. Полонез отзвучал. Лакеи балетным движением растворили двери под балконом, и в зале появились в пышных театральных костюмах артисты, возглавляемые распорядителем бала.
- Дамы и господа, судари и сударыни! Я рад приветствовать вас на этом удивительном балу. Нас ждёт путешествие во времени, и музыка поможет нам. Мы не хотим возвращать вас в век нынешний. Давайте задержимся в безвозвратно ушедшей эпохе и прочувствуем её всем сердцем. На наш бал приглашены профессиональные артисты из академического театра оперы и балета. Они помогут всем, кто ещё только приобщается к высокому искусству танца. На этом позвольте мне закончить  и пожелать вам незабываемых впечатлений. По окончании бала вас ждёт фуршет в соседнем зале. Маэстро, давайте поднимем настроение гостей веселой полькой! – обратился он к дирижеру.  Раздались аплодисменты, которые  тут же заглушила  заводная полька. Как это красиво! Пары неслись в звуках танца чёткими, отточенными движениями. Глаза горели, музыка лилась, шуршали накрахмаленные платья, а мы светили ярко и самоотверженно. Я пыталась поймать себя на мысли, что будто в какой-то неведомой мне жизни  я хотела попасть в церковь. «Интересно, а что такое церковь? Зачем я там нужна?»…
В перерывах между танцами в зале появились лакеи с небольшими серебряными подносами с шампанским. Это было новое приключение, когда на моем уровне в непосредственной близости  выстроился шеренгой в два ряда блестящий взвод хрустальных красавцев. Словно божественная искра пронзила меня до глубины существа. Я вспыхнула с неожиданной силой, мое пламя нежно и кокетливо обратилось в сторону ближайшего ко мне фужера. Он засверкал мириадами оттенков радуги. Я почувствовала его внимание ко мне. Охваченные чарами неожиданного влечения, мы изо всех сил невидимо потянулись друг к другу.
Я пылала любовью, сгорая для него одного.  «Это блаженство, это рай!- пело мое существо».
«Ой!» - от неожиданности я чуть не потеряла сознания, когда одна пара, страстно увлекшись танцем, так стремительно задела меня, что на мгновение почти  загасила моё пламя. Я очень разволновалась и как-то сразу  отрезвела, осматривая себя. Со всех сторон были подтёки застывшего воска. Только сейчас я заметила, что не только мои сёстры понесли потери в своей красоте и росте, но и я заметно уменьшилась.
Полька сменилась менуэтом, потом мазуркой, вальсом и снова полькой. Я же в прямом смысле догорала дотла. Провести жизнь на балу,  в веселье,  музыке  и с бокалом шампанского - разве можно желать иного!
Вдруг одной из барышень стало дурно. Её усадили на стул.
- Откройте окна! – крикнул кто-то.
И их открыли! Теперь мы все боролись за свою жизнь. Образовавшийся сквозняк безжалостно трепал наши огоньки. Оказалось, что мой подсвечник находился не в самом удачном для меня и моих сестёр месте. Одна за другой мы прощались с жизнью, испуская тонкую струйку дыма. Наконец, и  мои силы оставили меня. Даже воск на моей макушке начал  застывать, но фитиль, лишившись пламени, продолжал тлеть. Чем сильнее  сквозило, тем ярче он светился, оставляя надежду на воскрешение.
Барышню вывели из зала под руки. Минутная пауза, и вот уже зал наполнился радостным вальсом.
- Закройте окна!  Не простудите наших дам! – крикнул кто-то.
Ставни захлопнулись. Это был конец. Я умерла. Мой фитиль мгновенно  потух. С негодованием я смотрела на электрические лампочки в люстрах, которым сквозняк был нипочем.
«Подождите, рано радуетесь! И вам замену  придумают!» - злилась я в отчаянии, что жизнь оказалась такой короткой. Но что это? К нам подбежал лакей и быстро зажёг нас снова.
«Вот это нечаянная радость! Я же верила в воскрешение! Как же это назвать? Ну, то состояние, в каком я пребывала? Точно! Я была в коме. Омерзительное состояние! Врагу не пожелаешь! Да, вот такие мысли в моей голове! Кстати, я там что-то про лампочки злилась. Интересно что? Но если я запомнила хотя бы сам факт моей ненависти, значит, сознание не отключалось. Очень интересно! Я умерла, но продолжала жить? Ничего не понимаю. Нет, не хочу я сейчас об этом думать! Надо радоваться жизни здесь и сейчас и составить достойную пару моему хрустальному кавалеру».
Бал был в полном разгаре. За окнами чернела ночь. Увлекшись круговоротом танцующих пар и своих чувств, я забылась. В какой-то момент мне  показалось, что я совершенно растворилась в страстном обожании моего стройного суженого. Пламя пылало с необычайной силой. Очнулась я оттого, что начала коптить. «Ай-яй-яй! Как нехорошо! В таком зале, на балу и так себя вести!» - поругала я сама себя и опрокинула макушку фитиля. Мельком глянула на сестёр и застыла в ужасе. Какие же они стали омерзительные. Маленькие, толстые, оплывшие и морщинистые. Я посмотрела на себя и… «Какой позор! Я такая же как все! А ведь огонь горит как в молодости! Поразительно, как хочется жить! Только сейчас пришло понимание, что есть жизнь. Как она коротка и полна опасностей. Моя голова - как чаша полна слёз и я не в силах их удерживать. Они рвутся наружу. О, Боже! Кажется, я пролила их на чьё-то платье!»
Барышня с испорченным платьем подошла к лакею и что-то сказала ему. Он удалился и скоро вернулся с колпачком на длинной ручке, поднёс его ко мне. Это было последнее, что я видела в своей жизни. Тонкая струйка дыма вырвалась из-под колпака, быстро растворяясь в воздухе, унося мою душу ввысь. Я бесчувственно наблюдала, как моё оплывшее тело-огарок лакей небрежно выдернул из подсвечника и бросил в латунную коробочку на полу. Слабый сквозняк вытянул меня через приоткрытую форточку в морозную зимнюю ночь. Было невыносимо холодно и страшно темно, но мне уже было всё равно. 
 
 

 

Сон.

Однажды зимой.