Мне хочется писать вовсе не затем, чтобы быть изданным, не чтобы читали… Читать теперь всем в тягость. Ну, кроме чатов, блогов да эсэмэсок… Жизнь изменилась, и я последний, кто хотел бы встревать в ее изменения. А писать-то мне хочется. Высказываться в пустоту?.. Да даже есть в том какой-то и смысл, оправдание, может… Ну вот возьмите…, я еще и пианист. Я, как только лишь что шевельнется под сердцем, - тут же к инструменту. Да вот и давай барабанить Шопена, Листа, а то и Эллингтона… Я-то в восторге, и даже в эйфории какой-то… А соседи вовсе и нет, - то шваброй в потолок, то кулаком в стенку – заткнись, мол… Я понимаю их. Состояние души – такое личное дело, что нельзя его на весь мир раскрикивать. У тебя вот на душе так, а у другого совсем ведь по-другому. А писательство – оно безобидно… особливо если некому и читать.
Читать чужие души даже и вредно бывает. Я из тех, кто совсем не верит, что книжка способна переменить мировоззрение. Но вот есть такое понятие, вроде и чисто физическое, - резонанс. Вот попадешь ведь так…, я о психологическом состоянии, конечно, ну хоть и в Родю Раскольникова, и что тогда? Поэты да писатели должны писать в живот, не издаваться, даже друг дружке не плакаться… Но ведь - нет же!
Писатель всегда так болеет, так переживает что негромок, так завидует пианисту, а того и не думает, что, может, никому и не нужна его «музыка». Думать, что ты думаешь умно, еще не то, что бы и быть умным, а уж считать, что то понадобится другим, - и вовсе бред. Всякий умирает в одиночку. Это совершенно так. Это могло принадлежать даже и не писателю, а просто человеку простому. Но человек и живет в одиночку. Да-да! Его, понятно, окружают близкие и родные, но только все это…, как бы сказать…, конструкция…, кокон… Когда вы пройдете каким-нибудь первым январем мимо околевшего бомжа, сказав себе, что пьяных бог хранит, в вас не шевельнется… нет шевельнется, но вы от себя спрячете… Скорлупа – вещь знатная… Пока она есть. Без скорлупы, пусть она и лишь видимость, человек околевает, околевает вмиг. Любовь близких, пускай и неискренняя, пускай и… Она, все-таки любовь. Она – надежда. Некоторая бронь, что и тебя, дай бог, каким-нибудь первым января не оставят в сугробе… Либо оставят… Но тогда совсем уж специально, чтобы… Да что уж тут…
У меня хороший инструмент. Старенький Беккер. Сяду и сыграю… Тихо… Да хоть и «Странника». Время… - три ночи… Но вдруг?.. Вдруг кому ляжет на сердце? Вдруг кто-то и еще один одинокий странник? Ведь мы все странники. А скорлупа?.. Скорлупа нужна вначале… А в конце… Все-таки следует читать книжки. Оно, может, тоже скорлупа, но с ней и помереть можно… А, может, просто слушая Грига…
[Скрыть]Регистрационный номер 0063053 выдан для произведения:
Мне хочется писать вовсе не затем, чтобы быть изданным, не чтобы читали… Читать теперь всем в тягость. Ну, кроме чатов, блогов да эсэмэсок… Жизнь изменилась, и я последний, кто хотел бы встревать в ее изменения. А писать-то мне хочется. Высказываться в пустоту?.. Да даже есть в том какой-то и смысл, оправдание, может… Ну вот возьмите…, я еще и пианист. Я, как только лишь что шевельнется под сердцем, - тут же к инструменту. Да вот и давай барабанить Шопена, Листа, а то и Эллингтона… Я-то в восторге, и даже в эйфории какой-то… А соседи вовсе и нет, - то шваброй в потолок, то кулаком в стенку – заткнись, мол… Я понимаю их. Состояние души – такое личное дело, что нельзя его на весь мир раскрикивать. У тебя вот на душе так, а у другого совсем ведь по-другому. А писательство – оно безобидно… особливо если некому и читать.
Читать чужие души даже и вредно бывает. Я из тех, кто совсем не верит, что книжка способна переменить мировоззрение. Но вот есть такое понятие, вроде и чисто физическое, - резонанс. Вот попадешь ведь так…, я о психологическом состоянии, конечно, ну хоть и в Родю Раскольникова, и что тогда? Поэты да писатели должны писать в живот, не издаваться, даже друг дружке не плакаться… Но ведь - нет же!
Писатель всегда так болеет, так переживает что негромок, так завидует пианисту, а того и не думает, что, может, никому и не нужна его «музыка». Думать, что ты думаешь умно, еще не то, что бы и быть умным, а уж считать, что то понадобится другим, - и вовсе бред. Всякий умирает в одиночку. Это совершенно так. Это могло принадлежать даже и не писателю, а просто человеку простому. Но человек и живет в одиночку. Да-да! Его, понятно, окружают близкие и родные, но только все это…, как бы сказать…, конструкция…, кокон… Когда вы пройдете каким-нибудь первым январем мимо околевшего бомжа, сказав себе, что пьяных бог хранит, в вас не шевельнется… нет шевельнется, но вы от себя спрячете… Скорлупа – вещь знатная… Пока она есть. Без скорлупы, пусть она и лишь видимость, человек околевает, околевает вмиг. Любовь близких, пускай и неискренняя, пускай и… Она, все-таки любовь. Она – надежда. Некоторая бронь, что и тебя, дай бог, каким-нибудь первым января не оставят в сугробе… Либо оставят… Но тогда совсем уж специально, чтобы… Да что уж тут…
У меня хороший инструмент. Старенький Беккер. Сяду и сыграю… Тихо… Да хоть и «Странника». Время… - три ночи… Но вдруг?.. Вдруг кому ляжет на сердце? Вдруг кто-то и еще один одинокий странник? Ведь мы все странники. А скорлупа?.. Скорлупа нужна вначале… А в конце… Все-таки следует читать книжки. Оно, может, тоже скорлупа, но с ней и помереть можно… А, может, просто слушая Грига…