Помочь сайту
Поздравления
Белый Потолок
4 июля 2012 -
Владимир Степанищев
Потолок был белым, но…, в то же время…, никакой он был и не белый. Во всяком случае, прошлые его представления о белом цвете очень спорили с белизной того потолка, что нависал теперь над ним. Когда ноги твои не ходят, точнее, ходят, но лишь только до туалета и обратно, да с палочкой, да с минутой через шаг, потолок неизбежно становится единственным твоим собеседником. Рядом, правда, были еще, некоторым образом, и люди, пациенты, так сказать, но… как назвать человеком человека, что жмет на кнопку вызова нянечки лишь после того, как уже сходил под себя, а не за минуту до события. То есть, даже Павловские рефлексы не действуют. В палате его, которую он с поэтической иронией нарек «зимним садом», лежали таких двое. Настоящие растения. Наблюдая, как безжалостен конец жизни к разуму любого, кто ее, жизни то есть, давно уж недостоин, он начинал понимать логику, казалось бы, стоящих гораздо ниже цивилизованного современного общества племен, где стариков попросту убивали, и не то, чтобы с краской совести на лице, но, напротив, с гордостью исполненного по отношению к предкам долга. Сколько еще наша, насквозь, с темени до пяток лицемерная мораль станет рассуждать об аморальности эвтаназии? Рассуждает-то, вне всяких сомнений, дюжинноголовое, псевдоправославное большинство, что пока с проблемой этой не столкнулось… Ну…, какие их годы…
Что у него было за заболевание ног? – не суть – они, ноги эти, просто отказывались теперь ходить. Беда была не в ногах, а в голове. В том смысле, что мозги работали, как раньше, если и даже не с большей продуктивностью, а вот движения… Дети же упекли его в этот храм боли, под вывеской «Городская клиническая больница имени…» (о, боже! давать еще больнице и имена?), со всем удовольствием, под флагом, само собою разумеется, заботы о его здоровье. Супруга, вся в хлопотах теперь о внучке, навещала, тем не менее, через день, дочка – раз в неделю, ну а сын… Визиты, равно, как и слова, сопровождавшие их, носили характер условный, символический, так что Белый Потолок был единственным достойным его собеседником. Потому хотя бы, что умел слушать.
Звали больного Владимир Игнатьевич, впрочем, так его здесь никто и не величал вовсе. «Больной», - так обращался к нему персонал, от уборщицы до зав отделением; дети, понятно, звали папой; ну а супруга, пускай и ласково, но давно уж отстраненно, против искренней молодости, Володюшкой. Что до товарищей по несчастью на койках справа и слева, то тем и вовсе приходилось заново представляться каждое утро, ибо вчерашнего дня всякий следующий день они вовсе и не помнили.
В общем, не было у Владимира Игнатьевича лучшего собеседника, чем Белый Потолок. Поначалу, являл он ему картины совершенно реальные. То есть, на белом его фоне сперва возникала какая-нибудь там Пелагея Ильинична, проверить да поменять судна. После являлась вусмерть накрашенная с вечера, а теперь с растекшейся в синяки тушью вкруг сонных глаз сестра Тамара или там еще Рита, а, может, Ира…, лица их были столь же лживы и невнятны, как и их заботы о больных. На обходе являлась целая вереница лиц, коих и не запомнить. Врезался в память только заведующий, ибо была у него бородка а ля профессор Сеченов, с глазами, правда, против глаз известного физиолога, совсем недобрыми, будто даже и как у похмельного ефрейтора патрульной службы, который понимает, что нечего и думать стянуть с задержанного даже на чекушку. День проходил в завтраке обеде и ужине из сваренного еще позавчера одного и того же. Какой-то щупленький ординатор, где-то среди дня, не скрывая брезгливости, делал над его ногами некие пассы, обозначая якобы массаж. Вечером, не всяким вечером являлась супруга с рассказами, что, мол, на такие лекарства, что нужно, денег нету, а те, что есть по сносной цене, - помогают не очень или вовсе. А дальше, а между, а потом и после… - потолок, потолок, потолок.
«Если ты подолгу вглядываешься в бездну, - бездна, в свою очередь, начинает вглядываться в тебя». Это, набившее уже оскомину своим цитированием к месту и не к месту изречение Ницше, вдруг стало приобретать для Владимира Игнатьевича не абстрактно-афористичный, а реально ощутимый смысл. Ему все более стало казаться, что доселе лишь индифферентно слушающий его мысли потолок, начал пытаться ему что-то говорить и сам. Не отвечать на его жалобы или там умозаключения свойства метафизического, а высказывать нечто свое, причем настойчиво, и так даже, что если Владимир Игнатьевич поворачивался набок, с целью хоть как-то заснуть, Белый Потолок словно толкал его в плечо, заставляя снова лечь на спину. Владимир Игнатьевич подчинялся, напряженно вглядывался, пытаясь прочесть хоть что-нибудь в хаотичном рисунке лишь с виду только гладкой и ровной побелки, но так ничего разобрать и не мог. Правда, состояние его при этом становилось… психоделическим что ли… Гипноз – не гипноз, но нечто отличное и от сна, и от бодрствования. Проведя очередную ночь в бредовых таких упражнениях, под утро, Владимир Игнатьевич наконец заснул, а когда открыл глаза, на фоне Белого этого Потолка явилась она…
- Здравствуйте, Владимир Игнатьевич, - улыбнулось конопатое, с большими почти желтыми глазами, в рыжих не накрашенных ресницах, и с милыми ямочками на щеках личико. – Я ваш новый физиотерапевт. Звать меня Кира Владимировна, а вот отчество вовсе и необязательно. Я практикантка. Но пускай вас это не смущает. Я начала сначала лечить – бабушка меня научила, потом поступила в первый Мед, и вот теперь - ординатура. Я вас подниму, что вы даже будете бегать. Я знаю акупунктуру, я изучала японскую и корейскую техники, я…
- Кира Владимировна, я весь ваш, - улыбнулся Владимир Игнатьевич первому за последние месяцы доброжелательному лицу.
Это было странно, что и врачи, и родственники, первые, за зарплату, вторые, из хотя бы христианской морали, обязанные вроде заботиться о нем, не вызывали в нем тех теплых чувств, что окутали теперь его лишь от одного взгляда рыжих глаз из-под рыжей челки. Владимир Игнатьевич приподнялся на локтях и захотел сесть и даже встать, вспоминая давно уж забытое воспитание, когда-то обязывавшее его всегда вставать в присутствии дамы (больной, прежде всего болен потому, что начинает считать для себя возможным, кем-то извинительным, оставлять элементарные приличия). Кира, будто поняла его мысли, не стала даже и помогать, а только наблюдала с загадочной улыбкой в глазах.
- Вот уже и неплохо, Владимир Игнатьевич, - скрестила руки на груди Кира, явно и, казалось, не без заслуги приписывая себе маленькую победу, потому как раньше, ему давался такой подъем лишь минут в десять.
- Зовите меня Володя. Я настаиваю, - сам был совершенно поражен Владимир Игнатьевич. – В противном случае я стану называть вас Кира Владимировна или, того хуже, доктор, а это неправильно.
- Хорошо, договорились, Володя, - просто ответила она, хоть разница их в годах была далеко больше, чем вдвое. - Так что? Попробуем до процедурной без клюшки?
Это было чудом, но Владимир Игнатьевич дошел собственными ногами до физиотерапевтического кабинета не только без палки или помощи Киры, но даже и за стенки не держался. В кабинете, однако, немало разочаровавшись, он увидел все того же манипулятора-имитатора, что и раньше.
- Я буду ждать вас здесь. Так надо, Володя, загадочно и, вместе с тем, повелительно взглянула на него Кира.
Так продолжалось уже целую неделю. После утреннего обхода являлась она, и отводила его на процедуры, а после провожала до палаты, целовала в щеку, говорила, что он делает успехи и… исчезала до следующего утра. Псевдо-Сеченов разводил руками, ища хоть какие-то разумные объяснения тому, как почти паралитик начал тут чуть ли ни плясать по коридорам; мануальный ординатор уже видел себя получающим ученую степень; супруга совсем воспаряла духом, что даже стала бывать теперь и каждый день; дети…, дети, выросшие прагматиками, склонялись более к тому, что старение, один черт, однонаправленный вниз процесс, а, посему, уж лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Но что же ощущал Владимир Игнатьевич? Он, в отличие от прочих, твердо знал, что «виной» всему она, Кира. Он стал жить ею. Он никого так не ждал, как ее, ее появления по утрам, ее божественной улыбки и смеющихся глаз, ее тонкого стана и нежных рук, серебристого голоса. У него (да простят меня пуритане) стали оживать не только ноги, но и то, что между…, так сказать. Это почти забытое, и совсем даже не приличествующее человеку его возраста, воспитания и семейного положения желание, стало захлестывать его, лишь только видел он перед собой ее апельсиновые глаза.
Но однажды утром, вместо того, чтобы вновь увидеть лицо Киры, перед ним явилась физиономия, пускай и весьма приятная, с теплыми глазами, но, в то же время, в бороде и усах… Она мягко улыбнулась, и сказала:
- Доброе утро, дражайший Владимир Игнатьевич. Как спалось? Меня звать Борис Борисович Зельдович, я психотерапевт.
- А где Кира? - недоуменно хлопал глазами Владимир Игнатьевич.
- А вот я как раз по этому, так сказать, случаю, - продолжал улыбаться в усы Борис Борисович.
- По какому такому этому случаю? – насторожился Владимир Игнатьевич и сел на кровати движениями совершенно здоровыми, только, может, несколько нервозными.
- Ну…, видите ли…, Алексан Исаич, мой коллега и ваш лечащий врач, - кивнул он в сторону зав отделением, - попросил меня о консультации. Успехи ваши, м-да…, в выздоровлении столь поразительны, что прямых научных объяснений тому совсем недостаточно. Алексан Исаич предположил, что дело может идти о какой-то психической аномалии, свойства, конечно, видит бог, положительного, однако… Вот, к примеру, вы все время зовете какую-то Киру. Но ни среди ваших посетителей, ни из персонала клиники нет никого с таким именем. Мы все проверили. Вы же, уважаемый Владимир Игнатьевич, постоянно твердите, что именно она, эта несуществующая Кира, и есть ваш физиотерапевт, что именно она и вернула вам способность двигаться. Как вы сами можете это объяснить?
- А тут и объяснять нечего, - недовольно пожал плечами Владимир Игнатьевич. – Она пришла, сказала, чтобы я вставал, я и встал, и пошел.
- Ага, - не удержался и прыснул-таки Алексан Исаич, - встань, значит, и иди…
Борис Борисович укоризненно взглянул на коллегу и вновь повернулся к Владимиру Игнатьевичу.
- А когда она, вы же о Кире, конечно? пришла к вам?
- Ну…, недели две, может три назад.
- А как она выглядела?
- Ну…, в белом халате, шапочке, из-под шапочки рыжие волосы, конопатая вся, улыбчивая, глаза светло-карие, ямочки на щеках… В общем, ангел… Ну…, если б меня спросить, как мог бы выглядеть ангел, если допустить, что они бывают, то я бы сказал, что это вот она…
Владимир Игнатьевич только теперь стал понимать, что несет какую-то чепуху, и что Борис Борисович здесь вовсе даже и неспроста.
- Вы знаете, Борис Борисович, - взял себя в руки Владимир Игнатьевич, - я, пожалуй, припоминаю. Мне как-то приснился сон, во сне том явилась ко мне некая врач, видом, что я вам описал. Я где-то слышал, читал, может, что сны, это проекция нашего подсознания. Может я просто очень хотел снова начать ходить, а все уж мне и явью показалось?
- Ну вот и славно, - совершенно разулыбался Борис Борисович. – Как приятно иметь дело с образованными людьми. Факты выздоровления через психический резонанс известны науке еще со времен воскрешения Лазаря и прозрения Павла. Однако же, вы позволите мне время от времени вас навещать, любезный Владимир Игнатьевич. Феномен ведь ваш, пускай и не новый, но все же экстраординарный, согласитесь. Ангел там, не ангел, но вы ведь ходите? Тогда как сосуды ваши, по последним данным анализов доктора Гоффмана, функционируют лишь на сорок процентов. Алексан Исаич даже готов бы уже вас и к выписке, да уж вы сделайте одолжение, призадержитесь, ну, ради науки хотя бы.
Владимир Игнатьевич молча кивнул, но вовсе не ради науки. Когда доктора ушли, он лег на спину, и стал сверлить глазами Белый Потолок, всеми флюидами, всеми фибрами своими вызывая образ Киры.
- Звали, Володя, - улыбнулась Кира.
- Ну, слава богу, - выдохнул Владимир Игнатьевич. – Я уж думал…
- Думали что? что я вас брошу? - кокетливо-обиженно сложила она губки. – Я же люблю вас! Как же я могу вас бросить? Оставить именно теперь, когда прицепился к вам этот упырь Борис Борисович. Ему ведь что с вас нужно? Диссертацию докторскую сварганить, да в академики, а там и в Израиль, век свой доживать. Я хотя бы потому вас не брошу, что у нас тут еще ой как много дел впереди, - С этими словами Кира подняла халат до пояса (под халатом ничего не было вовсе из белья) и села на Владимира Игнатьевича верхом. Владимир Игнатьевич начал охать, вздыхать, сладко постанывать и, наконец, всю больницу потряс душераздирающий, но и, вместе с тем, сладострастный его вопль.
Владимир Игнатьевич с трудом приоткрыл глаза. Перед ним был Белый Потолок, но, он сразу это понял, потолок этот был другим, не его потолком. Больной приподнялся на локтях и огляделся. Это совсем не его «зимний сад». Рядом не было привычных, гадящих под себя «растений». Бел был не только потолок, но и пол, и стены…, окно было занавешено белой простыней, сквозь которое смутно проступали тени плетения решетки. Разум его заработал чище, чем даже обычно, но в памяти был лишь последний миг, миг умопомрачительного оргазма. Владимир Игнатьевич тяжко повел глазами по комнате, как вдруг обомлел. В углу палаты, за его спиной стояла белая табуретка, а на ней, в белом, весьма даже сексуальном белье, белых чулках на поясе с белыми резинками и лишь в белой врачебной шапочке сидела… Кира.
- Рада, что ты проснулся наконец, - поднялась она, медленно подошла и села на край кровати. – Как ты? Тебя перевели. Я с трудом тебя и отыскала.
- Кто ты? – боязливо передвинулся на край койки Владимир Игнатьевич.
- Я? – совсем не смутилась такой реакции Кира. – Я, как ты верно и заметил Борису Борисовичу, твое, как это у вас, по-научному? подсознание, а, в сущности, твое первое, вовсе не второе, а первое я. Я твое желание двигаться, ибо лишь движение есть жизнь; я твое нежелание умирать, ибо за смертью, что б ни врали поэты и фарисеи от бога, нет ничего; я твой страх видеть, как безразличен ты друзьям и близким; страх, что жил бесполезно, страх, что забудут тебя, ровно, как только зароют… Я твой Белый Потолок, к которому ты возносил молитвы все последние месяцы. Люби меня…, люби, Володя, и тогда…, я обещаю, жизнь твоя не прекратится.
Рейтинг: 0
620 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!
Новые произведения
