Судьба…, биография… Звучные какие слова. Так и хочется писать их с заглавной буквы. А почему? Ну что в них особенного? Что такого звучного, заглавного может быть в простом списке унылых событий, расставленных в хронологическом порядке от визга первого вдоха до стона последнего выдоха? Скорее потому такое с нами, что, произнося слова эти, думаем вроде о себе, а подразумеваем Пушкина или Гоголя – никак не менее. «Мы все глядим в Наполеоны, двуногих тварей миллионы», а, между тем, возьми биографию хоть одного, хоть другого великана, да подставь вместо фамилий Пушкина и Гоголя какие-нибудь Ушкин и Уткин – вот и все, вот и обыкновенная судьба с маленькой, очень даже строчной буквы: один жил-был, писал-говорил, влюблялся-стрелялся и… помер; другой жил-был, писал-говорил, не женился - в Бога влюбился и… помер; и ни дна тому Ушкину-Уткину, ни покрышки, и где жил, а где сгнил – неизвестно, ибо число ему - легион.
О чем бишь тут я?.. Ах да… Радоница случилась вчера, во вторник второй седмицы по Пасхе, на девятый день после Воскресения Христова. Считается, что в этот день христиане как бы разделяют радость о воскресении Христа с теми, кто, в силу известных причин, радоваться уже не в состоянии; а еще считается, что тех, кто не приходит в Радоницу на кладбище, никто не будет поминать после смерти. Считается… Кем считается-то? А и забрал бы к себе рогатый чёрт всех этих православных методистов-теоретиков, что даже к святому, отнюдь не языческому, не православному, а просто человеческому поминовению усопших родителей погоняют хлыстом страха (да и не знают они, по всему видать, другого инструмента); а еще, дабы и вовсе приватизировать древнее и откровенное сыновнее чувство под себя, устанавливают не пить и не курить на кладбище, превращая установкой такой искреннюю молитву о близких в ритуальный фарс, будто без Христа и не погрустить мне о родителях своих, не выпить, да ребячьей словом-жалобой не поделиться.
Я собрал сухую траву, поправил матушкин крест (сильно наклонился вперед он) вровень с прямым, как свеча, отцовым; оградку бы покрасить – да уж летом, пусть хоть на Троицу… Выпил, закурил, огляделся кругом. Тихо, грустно, торжественно, светло здесь: всюду прямые колоннады елей, что густыми кронами-капителями своими в вышине прячут усталые зимою могилы от нескромного солнца, деревянные кресты с цинковыми табличками, камни с гравюрами, крашеные и ржавые ограды, живые и мертвые цветы, тихие люди со светлыми лицами и судьбы, судьбы, судьбы, сотни тысяч судеб и биографий… Не Пушкины, не Гоголи – просто отцы и просто матери. Как и при жизни, гомонят, суетятся вкруг них дети … Ничего не поменялось, только вот… Только нет такого, чтобы у могил дедов и бабок стояли внуки. Придет время – они будут у своих родителей, а у могил детей встанут их дети. Человеческая память коротка - на одно колено назад и только; и лишь Пушкиным да Гоголям уготована слава вечная. Бога забудут, а Гоголя вряд ли. Отец…, все-то ты знал при жизни, скажи мне, зачем жил, если даже внуков твоих нет сегодня с тобой? Молчишь… Знающий не говорит, говорящий не знает? Не под смертью ли понимал автор этих слов, Будда, смысл бытия? Лишь мертвым познаешь истину, но живому не проговоришься? Хороший ответ, папа. Спасибо. Мне пора уж местечко где застолбить себе. Рядом с тобой уже нету. Себе рядом с матушкой рассчитал, а дале не глядел. И то верно. Какой отец живым детям своим место отмерять станет? А напрасно. Я много чего получил от тебя в наследство – от нрава и образования до квартиры да дачи, а вот теперь гляжу – а и не все ты предусмотрел. Не хочется мне лежать на другом конце кладбища, - в эту сторону уже не копают. С другой стороны, ежели рассуждать по-моему, по-глупому - так всякая семья себе с гектар погоста ангажировать должна. Да нет – пускай будет, как есть – муж да жена, в жизни и в смерти. Спите мирно, мудрые родители мои. Аминь.
Помочь сайту
Поздравления
