Промискуитет (Из цикла "Про людей. И про котов")

В Америку.

 

Мой дом стоит на самом берегу реки, и я часами могу смотреть на небо и на воду. По небу летают крошечные прозрачные вертолеты и разные птицы: гуси, утки, чайки. Удивительно, но они живут здесь совсем рядом со стеклянными небоскребами, машинами, людьми – и ничего не боятся. Даже меня. 

Но самое   мое любимое – это корабли на реке: и большие, и маленькие, и белоснежные,  и с ржавыми бортами. 

 

Оля, когда видит вот такие длинные  ржавые корабли, торжественно объявляет: «Ну вот,опять: по реке плывет баржа из села Кукуева». Я не знаю, где это село, но, скорее всего, недалеко от нас. 

Один небольшой белый корабль все время плавает от одного берега к другому,  возит пассажиров.  В этом его постоянном маршруте есть какая-то тоскливая обреченность. И я не люблю этот кораблик, хотя он красивый и очень быстрый.  

Но другие… другие быстро уплывают вдаль, и  после них у берега еще долго толкаются серые волны удивительно чистой воды. Говорят,  они плывут к океану. 

Я начинаю переживать, в душе начинается какая-то неудобная теснота. Мне трудно сдержаться, и я начинаю громко выражать свое волнение – орать дурным голосом.

Оля нервничает, бегает вокруг меня, а Коля в эти минуты говорит, понимающе покачивая головой, что мне пора жениться. 

 

На самом деле мне хочется в открытое море, или даже океан, где можно глубоко вдыхать густой, с соленым привкусом воздух, жмуриться от солнца и стряхивать  с усов  блестящие брызги холодной воды.

Но жениться я тоже не против.  Я смотрю на своих Колю и Олю: они уже поженились.

Они, конечно, смешные и многого не понимают. 

Зачем они все время спорят, чего-то там выясняют?  Я бы, например, на месте Оли, если что, просто прижимался бы к Коле, просился бы к нему на ручки, или можно еще хвост задрать трубой, распушить его метелкой и походить вокруг "восьмерками". Еще очень хорошо помогает, если ляжешь на спину, выгнешься  дугой и подставишь пузо, чтобы погладили или подули. 

И Коля бы таял и делал все так, как хочет Оля. Только и всего!

А еще я бы все время говорил Коле, что он самый лучший. Не просто хороший (он и сам это знает),  а именно, что самый лучший. И Коля бы был счастлив, и никаких споров у них бы не возникало. 

Но они все чего-то друг другу доказывают, даже дерутся иногда: Коля хватает Олю в охапку и начинает целовать в шею, а Оля барахтается у него в руках и делает вид, что вырывается. А сама, между прочим,  радуется ужасно. Потом они начинают обниматься, а потом говорят мне, что пошли жениться. Быстро уходят в другую комнату и закрывают за собой дверь. 

 

Ну, мне что, я и в другой комнате могу  посидеть. Правда, обидно все-таки. Как что, так «да ты наш любимый, да ты наше сокровище». А как что, -  так дверь на крючок и все.  Сами женятся, а я сижу, жду их, как дурак.  

Я не кричу и не прошусь к ним. Я ухожу к окну, смотрю на белые катера   и начинаю мечтать о том, как я тоже вот на таком белом, стремительном корабле умчусь в открытый океан и, может быть, даже погибну там геройской смертью. А Коля и Олей будут безутешно рыдать до конца своих дней. 

Но потом я понимаю, что рыдать им придется еще очень долго, потому что Коля и Оля - молодые. Во всяком случае, мне так кажется. Они оба тощие и ходят в одинаковых джинсах,  так, что снизу я иногда даже их путаю. 

Главный человек для меня, конечно, Коля. Он настоящий мужчина. У него большие, пушистые усы, и он курит вонючую трубку. Трубку я ненавижу, а усы его обожаю. Оля их тоже любит. 

А я люблю Олю.  Она мой самый близкий друг. Все свои секреты я иду рассказывать ей. И еще жалуюсь: иногда на Колю, иногда на нее саму, а иногда сам не знаю на что. Просто иногда хочется подойти поближе и так мяукнуть, чтобы она подпрыгнула от неожиданности.  

 

Ну вот, наступила пора мне жениться. Это было ужасно противное время. Ночью я все время орал не своим голосом, соседка снизу  приходила и требовала, чтобы не вызывать полицию, немедленно утихомирить меня. А я  - ноль внимания, плевать мне на все  и никакого уважения  к пожилой женщине: так Коля  шепотом ругался и запихивал  меня под одеяло. А я  не люблю спать под одеялом. Мне нравится спать без одеяла и на животе.  Или у Коли, или у Оли. 

Но я уже стал тяжелый, как бегемотик, поэтому чаще  мне приходится устраиваться у них в ногах. Обычно я обнимаю лапами одну ногу. И еще кладу на нее подбородок.  Ногу я выбираю по настроению – или Олину или Колину. А они каждый раз ждут, чья будет в этот раз. Ну, как маленькие.

  

Коля говорит, что со мной нельзя миндальничать, потому что я могу сесть им на голову. Что воспитывать меня нужно строго и по-мужски. Оля обычно с готовностью кивает головой (такая противная!),  а потом сразу же начинает  хватать меня на руки, прижимать к себе и шепотом спрашивать: «Ты у нас какая кошечка? Ты у нас  хорошая кошечка или плохая кошечка?»

Ну что это такое? Какая я ей «кошечка»? У меня когти и клыки, как у льва. А под хвостом есть такие хорошенькие штучки: Оля называет их «бубенчики» и говорит, что они очень красивые. Я и сам знаю, что красивые.     

Ну вот. И решили повезти меня на выставку, чтобы найти там невесту. Началось все с того, что на меня надели шелковый ошейник. Он был ужасно противный – колючий и блестящий, совершенно невозможно на шее держать такое безобразие. Но я не очень сопротивлялся, потому что видел,  как Оля бегала вокруг меня и восхищалась. Ошейником, конечно, не мной же. Я ей это еще припомню.

 

Коля был занят, и мы с Олей поехали  без него.  Встали в пять утра, добирались  на электричке. Какой-то негр сразу же начал со мной заигрывать. Ой, конечно не негр, а чернокожий афроамериканец – так надо их называть. Хотя от этого мало что меняется. Негр он и есть негр, и что в этом неполиткорректного, знают только сами американцы. В общем, этот афроамериканец, когда меня увидел, подсел к Оле и стал повторять: «Пус-пус, пус-пус!». А сам все на Олю смотрел. Вот бы Коля был рядом, показал бы он тогда этому негру «пус-пус». 

Это, оказывается, у них так котов подзывают. Но я этого не знал, поэтому даже головы не повернул, а Оле пришлось за мою политическую некорректность извиняться и вести с ним разговоры на разные общественные  темы: про Обаму, про кризис  и про отношение к женщинам и кошкам. 

А как же про отношение ко мне?

Про Обаму мне было совершенно не интересно, про кризис – тоже.  Коля получает зарплату в университете и говорит, что уж как-нибудь на пропитание своему коту он заработает. Поэтому лично мне этот кризис совершенно не страшен. А вот про кошек и женщин интересно было послушать. Хотя, впрочем, это почти одно и то же.

 

Вышли мы на незнакомой станции, куда идти – не знаем, хорошо, еще один "афроамериканец" помог, довел нас до места. Это было здание городской мэрии. Мы туда вошли и обомлели. 

Огромный зал был разделен на длинные ряды. В каждом ряду на столах стояли большие клетки. К нам тут же подошел старичок и показал нам нашу. Оля украсила ее стенки своей голубой шалью, поставила внутрь  мое любимое мягкое гнездо и запихнула туда же и меня. 

Это было свинство, я думал, что мы там вместе с Олей будем сидеть. Не ожидал я от нее такого предательства. Поэтому я надулся и повернулся к ней и ко всем остальным хвостом или, как говорит Оля, задом. Ну и пусть говорит, что хочет.

 

Потом Оля куда-то ушла, а я познакомился  со своими соседями. С одной стороны от меня сидел огромный, рыжий кот, у него морда была, как Колина голова, и усы примерно такие же. Он назывался «американский короткошерстный».  Ну, не знаю.

У него была такая шерсть, такие лапы, такой хвост!

Он на таких выставках был уже раз сто. Ему уже все осточертело,  и поэтому он очень громко орал. Требовал, чтобы его вернули обратно домой. А как его вернешь, если он из Канады приехал, и с ним еще троих котов привезли?   

Ну, мы с ним сразу подружились. Он был очень свирепого вида,  лоб у него был огромный и нависал над глазами, как у какого-нибудь бандита. Но на самом деле он был добрый парень. Объяснил мне, что бояться ничего не нужно, что мучить не будут. И что главное здесь – показать свой характер. 

Он свой характер показал уже вскоре после того, как все началось. Пока Оля выясняла, когда наша очередь показываться судьям наступит, я сидел в клетке и тосковал, потому что ничего хорошего для себя не ждал. Вдруг  вокруг клетки с Рыжим образовалось волнение. Стали бегать и кричать, что надо немедленно что-то делать, что-то там убрать. И что невыносимо плохо пахнет, воняет просто-напросто.

Ну, пахло действительно, будь здоров как. Правда, не скажу, что ужасно. В общем, оказалось, что Рыжий в знак протеста и в смысле требований вернуть его на Родину в Канаду сделал в своей клетке здоровенную кучу - и все мимо лотка. Но старался он совершенно напрасно. На Родину его не отправили, кучу убрали и все опрыскали какой-то вонючей, с цветочным запахом, жидкостью. Куча, по-моему, пахла гораздо лучше.    

А справа от меня расположилась большая, толстая  сибирская  кошка. Как она в Америке оказалась, даже она сама  не знала. Это была добрая тетка. Все уговаривала меня не волноваться и больше пить. Но я не мог ни пить, ни есть, ни все остальное, - как тот  Рыжий, - делать. 

 

Я переживал. Что будет со мной, что будет с моей Олей, и зачем мы приперлись на эту выставку? Как я буду жениться? А вдруг это больно?  А вдруг за это надо деньги платить, а у Оли с Колей вообще денег не бывает. Они живут неизвестно на что и неизвестно как, хватает только на продукты, - так Оля говорит. А Коля ей каждый раз возражает. Но я больше верю Оле. 

Дальше началась полная мура. Меня сажали в разные клетки, потом какие-то тетки оттуда меня вытаскивали, а я упирался. Они заставляли меня вставать на задние лапы, играть с пушком и ложиться на большой стол. Настроение  было хуже некуда, я на этих теток вообще смотреть не хотел. Но с другой стороны стола умоляюще сжимала на груди свои ручки Оля. Поэтому я только ради нее и давал себя мучить.

Кстати, я заметил, что все хозяева, когда сажали и вынимали своих котов из клеток, каждый раз целовали их в голову или даже в живот: переживали, как будто не виделись с ними сто лет. Так им и надо.

Переходили мы из клетки в клетку много раз, я даже товарищей по своему несчастью там нашел.Это были интересные ребята. Из девочек мне понравилась кошечка Сингапура. Она была совсем крошечная, с огромными раскосыми глазами. Жаловалась она на судей и все это безобразие низким басом. И это было очень смешно. Я сначала никак не мог поверить, что это она так басит, думал, что это мой новый друг Тойгер – это такой маленький тигр, который почему-то считает, что он кот. 

Но Тойгер как раз был доволен абсолютно всем. Ему было интересно влезать в новую клетку, интересно было пробовать ее на зуб, интересно было, когда судьи брали его под живот и совали ему в нос палку с перышком на конце. Он вытягивался во всю длину на столе у судей и задирал вверх свои тигриные лапы. Мне он очень понравился. Судьи тоже были от него в восторге.

 

Но больше всего мне запомнился другой. Я ему даже немножко начал завидовать. И до сих пор не могу его забыть. Это случилось уже позже, когда на выставку после какой-то лекции  приехал  Коля. Я его очень ждал, потому что с утра, когда мы были еще вдвоем с Олей, мне было очень страшно. Оля брала меня на руки и говорила, что все мое находится у нее под мышкой, а наружу одна попа торчит. 

Я прятал голову у Оли под рукой и не хотел смотреть ни на кого. Когда Коля приехал, мне стало полегче. Он все-таки с усами, с трубкой и Олю слушается. 

Я сразу же запросился к нему и, как он и опасался,  сел ему на голову. Ну, почти на голову:  рядом, на плечо. Оно у него широкое, и мне было там очень удобно. Так, на плече, я у него целый день и просидел. Я уже перестал бояться, мне стало интересно, а Коля ужасно гордился, что у него такой необыкновенный кот. Он ходил со мной по залу, и мы позировали для фотографий.     

 

Да, о том, кого я до сих пор не могу забыть.  Больше всего мне понравился Леопард. Так его все называли. Он был большой, весь в золотистых пятнах, и на шее у него был ошейник со стразами. Его водили на поводке, он не капризничал и никого не боялся. И ошейник лапами, как я,  не срывал. Иногда он ложился на пол и играл с детьми. Я тоже бы так хотел: никого не бояться, ходить  на поводке и играть с детьми в окружении восхищенной толпы. 

Но когда Коля попытался снять меня с плеча и тоже поставить на пол, я сразу же передумал. Там так страшно, везде чужие ноги и ничего не видно. Я решил, что пусть лучше Леопард ходит на поводке и лежит на полу, а мне и наверху у Коли хорошо.

 

Мне все хотелось спросить,  когда жениться-то будем. Мы ходили по рядам, смотрели на кошек. Никто с нами жениться не хотел, потому что это были совсем другие породы. 

Для меня же самая лучшая порода была та кошечка - Сингапура. Она была  такая хорошенькая, нежная, почти как Оля. А Оля всем объясняла, что нам нужна невеста, что мы хотим жениться и что согласны на любое предложение. Ужас какой.   

Там ведь были такие кошки! Почти как собаки.

Нет, по порядку.  Недалеко от нас расположился  маленький,  толстенький человечек. Он привез с собой огромную, лохматую кошку – это был американский  мейнкун.  У нее только хвост был величиной с меня, и, когда человечек  понес на руках эту хвостатую к судьям, кошачьи лапы почти доставали до пола. 

Коля сказал, что этот человечек, - как гламурный мент с овчаркой под мышкой. Из анекдота. Оля начала хохотать, как сумасшедшая и после уже так и не могла взять себя в руки. Как посмотрит на кошку с человечком, так и хохочет.

Ну а мне, что,  с той «овчаркой»  тоже жениться? 

 

Потом к нам подошла одна противная тетка в кожаных шортах и ботфортах со шпорами. Оля прямо застыла, а Коля опять начал какие-то шуточки уже про Кота в сапогах с серьезным видом отпускать. Хорошо, что по-русски говорил. Тетка немножко подождала, а потом вежливо так ответила Коле тоже по-русски, что ценит его юмор, кожаные шорты – вынужденная мера, костюм у нее для специального кошачьего шоу такой,  а пришла  она  к нам для того, чтобы предложить  нам невесту. 

Тут уже Оля начала над Колей смеяться и извиняться за него. Тетка эта показала им свою кошечку. Мне она совсем не понравилась, но меня об этом никто не спрашивал. 

Настроение у меня испортилось, и я сам запросился в клетку. Рядом спала сибирская тетя-кошка. Рыжий продолжал орать злым басом и все примерялся, где бы еще, извините, насрать мимо лотка. 

 

Потом выяснилось, что с теткой договориться не удалось: невеста у нее одна, и ее  надо брать к себе навсегда, то есть купить.

А мне, оказывается,  их нужно как минимум восемь, и чтобы каждые два месяца ко мне приезжала бы новая.  Что мне это совсем не нравится. Будут эти кошки у нас по дому гулять, будут на мое кошачье дерево залезать, будут  из моей красивой мисочки есть. Да еще целых восемь.

У Коли, вон, только Оля, и то он иногда говорит, что с трудом с ней справляется. А она одна и такая  маленькая. Почти как Сингапура.

А если мне та «гламурная овчарка»  попадется? Я же не справлюсь!

Даже Коля удивляется, говорит, что он, хотя и сам мужик, но никак не ожидал, чтобы целых восемь кошек: по очереди и в течение всего года. Говорит, что это прямо какой-то промискуитет.

 

В общем, невесту мы там не нашли, и медали там я не получил. Но я не жалею. Жениться я пока не буду, подожду. Главное, чтобы соседка снизу полицию бы не вызывала. 

А про медаль мне Коля сказал, чтобы я на нее наплевал, потому что я и без медали для него не просто хороший, а самый-самый лучший. И что на этой выставке победил именно я.  

Мяу.