Окна квартиры смотрят с третьего этажа тоскливо, серыми от пыли занавесками, они открыты настежь. Там за окнами просыпается город. Рябится перистыми облаками новорождённое небо. Не остывшие за ночь тротуары и дороги уныло смотрят вверх, в припорошенную синеву и ждут начала нового дневного кошмара – 40 градусной жары. Воздух за ночь не успел остыть; вздут густотой духоты. Через полтора часа, после восхода солнца,он снова превратится в липкую и горячую сгущёнку, спасения от которой нет нигде – ни в оттенённённых затишках под сенью деревов, ни под придомовыми навесами и виноградниками, ни в домах с плотно закрытыми ставнями, ни в озеленённой воде Азовского моря, н-и-г-д-е...
Не спится. Вышел на балкон. Вентилятор всю ночь молотил горячий воздух в спальне, гонял задушенность из угла в угол, но ничем так мне и не помог – спал я плохо, потел; болела голова, мучила жажда. На балконе легче. Стою и мечтаю о зиме и морозе. Вдруг снизу возглас:
- Жмых, сандаль за боярышником в «Ночной».
Смотрю вниз. Под балконом на бордюре сидят три парня и две девушки. На их лицах - ночной алкоголь и пустота жизни. Девушка, стриженная под каре, в джинсах, помятой боксёрке и персингом в ноздре клюёт носом. На её плечах рука юноши; теребит краешек лямки от бюстгальтера. Парень не дурён собою, плечист, с выскобленными висками и тонкой косицей на затылке. Чуть поодаль какой-то рыжий уволень с протухшим от пьянок лицом. На его теле тонкая майка безрукавка,которая отчётливо выделяются тельные жировые складки. Пузырь-живот так и прёт из-под его увлажнённой майки. Вторая девушка сидит, облокотившись о свои колени, и смотрит в израненный пролежнями асфальт. А третий парень сидит в пальмовых шортах на бетонном блоке и машет на весу голыми ногами. На ступнях шлёпки. Без носков. Он смотрит куда-то в никуда и чему-то бессмысленно улыбается.
Рассмотрел каждого из них и понял: им и ночи мало. Гульки в самом разгаре. Но утро подвело, солнце встало для них слишком рано. Да и иссякло горючее и боевые машины их присели под балконом, на отстой.
- Не пойду я за пойлом… Уже пятый раз хожу, морда моя продавщицам не приелась, уже вздрагивают от меня. – Сказал униженным голосом тот, что с косицей.
- Наверно, он есть тот самый Жмых, о котором говорит вся местная округа. – подумал я. – Известный любитель попрашайничать. Он уже настолько свыкся со своим ремеслом, что однажды, одурманенный медицинским пойлом, попросил пятихат на опохмелку у местного оперуполномченного, Участкового Сергеича.
Тот покачал головой, безнадёжно махнул рукой,вызвал полицейскую «трясовозку» и отправил его в отделение. Через десять суток Жмых вышел, крепкий, здоровый, а в глазах его плясали дьявольские огоньки.
-Фу, не хочу я уже этого боярышника ! – завопила девушка из под руки Жмыха. – Всё ночь его пьём. В мозгах уже чернь осела. Может пива ?
- Нету бабла на пиво…, - махнул рукой рыжий уволень. - Час назад последнюю сотку потратил на пузырёк.
- Тю ! А на что вы боярышник брать будешь ? – Удивилась девушка.
- В долг… на грамм-записи помечусь… Жмых, беги давай за пойлом, скажи Верке, чтоб на меня записала три пузырька боярышника.
- И две бутылки ноль пять пива «Жигульского»… В горле першит не пойму от чего: от амброзии или боярышника. - Добавила девушка.
Жмых, скривился, нехотя поднялся, отряхнулся и, обдав всех тяжёлым взглядом, пошёл.
Когда спина Жмыха исчезла за блестящими стволами тополей, очнулся от улыбок тот, что сидел на бетонном блоке в шортах и болтал по воздуху голыми икрами.
- А шо вчера было ? – Спросил он, обращаясь ко всей компании.
- Шо, не помнишь, как ты вчера на мне жениться обещал? -Передёрнула его девушка, что смотрела в асфальт.
Подняв на него глаза, она зло посмотрела на приятеля с голыми икрами.
-Я? – ткнул себя палец в грудь он и привстал с блока. – На тебе, носатой ? Интересно сколько я вчера выпил, чтобы кикиморе что-то пообещать.
Их утренний променад меня стал захватывать.
- Ну, - думаю, - сейчас та, что с кавказским носом, влепит оплеуху тому, который ничего не помнит. Вот тут и начнётся…
В мыслях, своих, я не ошибся. Носатая поднялась и со словами: « кого, кого на х*** послал?», нетвёрдо ступая на асфальт, качаясь приходьбе, пошла на парня в шортах.
Её за платье рванула на себя другая девушка, сидевшая на бордюре.
-Стой, дурра ! Куда рванула !?
Носатая упала. Приподнявшись села на бордюр, рядом с жирным увольнем и, давясь от негодования, выкрикнула:
-Всё равно я тебя на себя женю ! Гадом буду, - женю !
Эти слова насквозь прожгли всех, кто сидел у меня под балконом. Прожгли они и меня. Захотелось закурить. Закурить в затяжку до изнеможения, хотя я не курил уже больше десяти лет. Бросил по случаю ненависти к сигаретам.
- Успокойся, Клюшка ( видимо, это была её кличка) – Крикнула на неё подруга. – Лучше закури ! На сигарету и успокойся.
- И мне дай ! – Потянулся рукой тот, что в шортах.
- Шляпа, не давай ему ! _- Снова выкрикнула Клюшка. – Пусть сначала жениться, а потом курит.
- Гы-ыыы…, – заржал, будто конь на выпасе, жирный уволень. – Шляпа, не давай ему, а то мамка перед свадьбой поругает.
- Нет у меня мамки и папки…, - обиделся улыбающийся. – Пятнадцать лет в тёткиной хате подъедаюсь. Гонит она меня... Курить не даёт… Говорит толку с тебя никакого - ни украсть, ни покараулить… Совсем уже, старая, охренела. Жду, когда в Армию заберут… В военкомате попрошусь в Сирию.
Он сказал это так, будто сегодня весь мир хочет из него сделать котлету назакуску и или порезать как селёдку перед большим праздником. Он сел на прежнее место и снова заулыбался, как десять минут назад: бессмысленно и бестолково. Замкнувшись в себе, мальчишка с голыми икрами никак не реагировал на шуточки отпускаемые в его адрес жирным увольнем.
Носатая встала и, отряхивая неуверенно задник платья, пошла туда, куда исчез Жмых – за серебристые стволы тополей.
- Клюшка, ты куда ? – Крикнула вслед Шляпа.
Та в ответ отмахнулась.
- Не ходи домой, ненормальная ! – снова выкрикнула Шляпа и подалась чуть вперёд. – Дядка Витька прибьёт. Он вчера тебя искал… Говорит, увижу пьяной, ноги переломаю. Не ходи, придурошная !
Но Шляпа уже ничего не слышала. Она была уже в другом мире, видимо в том, где дядька Витька, дом, телевизор, горячий суп и жизнь под одной крышей дядькой Витькой, матерью. По походке её было видно, что эта компания ей уже надоела, вернее опротивела, и ей хотелось чего-то другого – нового, трезвого и жизненно благородного.
Тот перестал улыбаться и уставился на девицу. Долго смотрел. Видимо, сознание его ещё вернулось к нему до конца, гуляло где-то вне его и искало пристанища в других людях.
- Да ну вас всех, алкашей ! – Сказала девица, поднялась с бордюра и пошла, быстро набирая скорость.
- Шляпа ! – кричала она. – Стой ! Дура, ты ! Дядька Витька сейчас зверь лютый ! За волосы отмотает !
- Да… она была одна из всех трезвая… - подумалось мне.
Я вздохнул. Бросил остаток сигареты вниз. Она шмякнулась об асфальт и продолжала дымить.
Повернувшись, ушёл с балкона. Через минуту с улицы, через балконную дверь, понеслось:
- Жмых, где ты так долго ? Принёс пойло ?
- А как же четыре пузырька и водички на разбавку ! Щас в полторашке разведём. Ну, что праздник продолжается, пацаны ?
Прошло секунд тридцать.
Тот же голос снова спросил:
- А где бабы ?
Больше оттуда, снизу, я ничего не слышал. Через час, когда вышел на балкон, увидел, что увалень, Жмых и тот, что в шортах, крепко спали, зарывшись в траву. На градуснике уже было +35. Жара набирала обороты. Солнце жгло неистово.
Помочь сайту
Поздравления
