Стоит автобус большой без колёс. На
деревянных чурбачках он спокойно устроился и похож на слишком объевшегося
поросёнка, который после вкусного завтрака блаженно принимает солнечные ванны.
Он улыбается своим мыслям и даже довольненько похрюкивает – чихпых – неизвестно
из какого места, потому что ни мотора ни выхлопа нет у него.
Зато есть пассажиры. Разные люди в салоне
сидят, и беседуют разно о разном. Молодёжь о кино и хипхопе, старики вспоминают
болячки и пенсию, а зрелость всё больше тревожится хлебом насущным. И только
детишки визжат ни о чём, словно пчёлы носясь и жужжа с добрым мёдом. А одна
тихая бабуленька с постным лицом безо всякой сердитости то и дело их
уговаривает не летать, а спокойно собраться в улье.
- Ну и огурцы мне выдались в этом году,-
говорит один дачник другому.- Такие гвардейские, что ими можно сабли вместо
махать, и если не срублю голову – то контузю точно. А самым большим жена
подпирает дверку в сарае, чтобы куры не выбежали.
Сосед вздохнул так, будто и впрямь удручён сильно:-
И мне вот с томатом возиться приходится. Он красный, зараза, что солнце, и
вчера от него загорелась ботва – мы с пожарной машиной едва потушили. Теперь
вот за розжиг присудили платить, и немалые деньги.
Тут вклинился третий, молчавший мордатый мясной:-
Вы утей моих видели? стадо слонов. Когда я выпускаю на волю всю эту ораву, то
пыль от их лап и хвостов подымается к небу, и лётчики даже теряют из виду наш
сказочный город.
- А зачем это лётчикам нужно здешнее
захолустье?- Спросила столичная штучка, стреляя глазами по сторонам из-под
густого слоя румян.
- Как? а экскурсии? Вы же ещё не видали наших
огурцов, помидоров, индюшек. Милости просим.
Улыбчиво входит высокий да крепкий шофёр. От
его тяжёлых шагов начинает автобус раскачиваться как детская люлька, и
взрослые, которые только что были осмурены наступающим днём и заботами, вдруг
стали похожи на мелких агушек, ожидающих звон погремца.
- Все загрузились?- спросил шофёр почему-то
взволнованным голосом, и дрожание его длинного языка вдруг чуточку напугало
пассажиров.
- Все,- ответила маленькая бабулька, видно
спешившая обратно в деревню, на дальнюю предальнюю окраину города.
- Тогда готовьтесь. Мы сейчас улетаем в
неведомое.
- Как это?! Как это? как это?- закудахтали
все пассажиры вместе и каждый вразнобой.- Отъезжаем по маршруту: вы так хотели
сказать,- поправил водителя интеллигентный мужчина в тройном костюме с жилеткой
и галстуком, по виду научный работник иль кабинетный чиновник.
- Нет. Моя маршрутка на самом деле летучий
голландец. Я лично её изобрёл. И теперь приглашаю вас в будущее.
- За горсть медяков? Да кто вам поверит.-
Шикарная дама слегка полнеющей комплектации, очень нарядная и слишку
намакияренная, заявила это таким беспардонным голосом, как будто она
собственноручно держась за гроб проводила в последний путь самого последнего
бескорыстного праведника Земли.
- А мне не нужны ваши деньги.- Парень
развернулся от руля прямо к салону, и все увидели его весёлый картофельный нос,
усов чёрную жёсткую щётку, которой чистят ботинки, и подбородок с такой большой
ямкой, что на ней бы спотыкнулся маленький автомобиль.- Я провожу испытания, и
хочу чтоб вы стали моими первыми седоками.
- Ну вот что.- Кабинетный работник
посерьезнел, даже слегка заугрюмился, несмотря на смешливый облик молодого
водителя. Видно, по рангу своего конторского чина он не доверял подобным
фантазёрам.- Хоть я и не верю вашим затейливым химерам, но и ехать с вами в
таком состоянии я отказываюсь. Вы не совсем адекватны.
- Да скажи проще, дядя! С ума он сбрендил,-
захохотал с последней седушки один шибко умный студент, держащий в руках
электронную книжку и повесивший в ухи пристяжные наушники. Только глаза его
были свободны, лупатеньки, и ими он наверное слушал.
Тут с переднего почётного места опять встряла
бабулька, дотоле только шамкавшая губами от удивления, ото всех этих
неожиданных вестей, которыми долго да говорливо можно делиться с соседями –
хоть на скамейке под липами, а хоть ли покрикивая через межу.
- Эх, сынок, и дуралей же ты,- сказала она
жалостливо, беззубо пережёвывая шипящую – же, а сглатывая уже мягкую – зе.-
Тебе больше всех нужно ехать с нами – посмотрел бы на будущее.- И подёргала
слабой ладошкой за лацкан дорогого костюма.- Ведь без таких дуралеев как ты оно
не построится.
Все пассажиры весело рассмеялись; а так как
махонькая бабулька уже определилась, то вслед за ней здоровякам да крепышам
было стыдно отказываться, и даже шик-блеск, немного попотев стоя, тоже сел на
своё место.
Получив согласие всех пассажиров автобус
взлетел. Тогда, с великой высоты, все взглянули вниз и подумали – как это
природа затеялась устроить по всей планете леса, степи, тундры, пустыни и
прочее изобилие зелёно-жёлто-белого хозяйства. А если б была на свете одна
тайга? – то люди обязательно потерялись в ней и могли даже не найти друг друга.
Человеческое сообщество тогда бы состоялось инаково: мелкими группками, которые
на своей узенькой обследованной территории – боясь заблудиться – выкорчёвывали
свои личные пни, не заходя в гости к соседям – а вдруг те среди этих
густоколючих дебрей кругом западён понастроили, и прости-тогда-прощай, лихая
головущка. Ведь когда за деревьями не видно синего неба и бледного горизонта,
то кажется что мир опасен нежданностью происходящего за каждым кустом. А коль
во все стороны золотится синеется чёрнится безбрежный простор, то видимость
глазу сразу же даёт отдохновение испуганной прежде душе – что нету опасности,
что добро до самого края, и даже три кита, давно уже стоящие на черепахах, хоть
и качаются, да не могут угрожать смертью отроку-человечеству.
- Но куда мы летим? – все спросили шофёра.
- В шот-лан-дию! – ответил он всем
величественно. – Будем слушать волынку. Это сильная музыка.
У волынки длинный протяжный мелодичный гудок,
который совсем инаково звучал бы в бескрайних лесах и степях, разместившихся в
основном на равнине. Стелясь понизу, там звук путается средь травы и кустов,
виясь между каждой былинки – и отдавая ей хоть мелкую часть своей мощи, он
теряется в мириадах этих травинок, жучков и стрекоз, уже не мая сил вырваться
из сплетённых объятий природы.
А в шотландии горы – среди зелени трав да
лесов – горы – под синью высокого неба – горы – перед тайной бездонной пропасти
океана. Если забраться на скалистую вершину – тяжело, почти умирая без воздуха
– и приложиться к раструбу волынки, то она сначала едва запищит как лесной
медвежонок, который здесь уж наверно не водится. Тогда, оторвав губы,
подумаешь: - всё, обессилел, зачах человек. – Но мамка природа затащит к
вершине своих – ветер, шторм и грозу – а с ними такая подымется чёрная верть,
что до неба не видно не зги, и лишь среди молний отчаянный глас: - Вот как надо
волы-ыыыыыы-нить меня-ааааа!!!
И от этого иерихонского баса просыпался
столетия дремлющий замок. Главная башня его старинной крепости возносилась над
остальными – гордячка. Всегда только в её громоздких залах хозяева принимали
высокопородных гостей, в чьи бы руки не переходила крепость по наследству. В
древней генеалогии этого рода хватало всяких баронов, но даже самый
опустившийся среди них никогда не закладывал угрюмый свой замок, хотя жить в
нём с каждым веком становилось всё мрачнее. Казалось, он был вырублен морскими
великанами прямо из скалы, на которую плотью своей опирался, а жизнь его
подпитывалась горячими недрами земли. И если совсем их душа разгоралась от
кипящих бурлений, то её остужали холодные волны, гонимые широкой дланью
океанского владыки.
Замок стоял
над землёю величествен - он словно летел, воспаряя к бездонному небу. И
жестокая угрюмость его пропадала из сердца, стоило лишь выйти на широкий
балкон.
В ясную погоду весь мир тогда склонялся пред
ногами хозяев - и море, затеявшее весёлое развлечение вместе с белыми барашками
на гребнях волн - и солнце, на пару с ветром-дружком рассеяв грубиянистые
облака - и голубые беспечные небеса, размазанные вверху широкой синей кистью
нездешнего художника, который прибыл в замок по приглашению, чтобы писать
костюмный портрет баронессы. Но от волненья не спал эту ночь - а всё вздыхал и
творил, мечтая. А в людях рождалась
любовь.
В штормовую погоду мерк белый свет над
балконом, и гас, погружая во тьму всё: и
море, отягощённое глубинными своими
раздумьями; и солнце, сгущая его до маленькой рыженькой точки, до искры во
мраке; и небо, как будто заляпанное густо угольной сажей от злого мазилы, завистника. В такие дни
стихия пробуждала в людях угасшую гордость и воспевала безумную гордыню, гулко
бряцая в залах орденами памяти.
В этом замке, наверное, жил сам король. Белый
плащ, алым бархатом изнутри шитый, и венец драгоценный, на коем сияли алмазы
рядами – в них он был облачён и дарован как бог своему населенью. Свирепый
монарх, скаля острые зубы, держал неустанно свой меч тяжеленный, и от пурпура
бархата по лезву казалось стекает страдателей кровь. Крупный пояс с замками из
золота на синих штанах внушал восхищенье и зависть размерами коронованной
плоти, а тёплый вязаный гульфик словно шептал вольнодумцам: преклонитесь пред
мощью, холопы. И обывателям многим хотелось услышать строгий царственный рык –
трррепещщи, подлый смерд, я вернулся.
Но былой повелитель тихонько лежал в
деревянном гробу, разбросав свои бледные кости, омытые тыщей дождей и снегов.
Был он хром да горбат, и наверно поэтому ужас вселял в соплеменников. Только
кто он сейчас, и его кровожадная армия – лишь безмозглые чушки, которые мёртво
болтаются в сырых домовинах, а рядом с ними мирно дрыхнет уходящее время в
ожидании новых великих костей.
О шотланды великой славянской земли!
Свободный и гордый народ с вознесённой до неба душой! Вы храбры да мужичны, и
не носите юбки. Ваши остры мечи, кони быстры, а женщины! – нет их прекрасней.
Все сладостные прелести жизни, все самые дерзкие завоевания мира легли к вашим
мощным ногам. Вы открыли антарктику, недра и космос – победили колченогого
гитлера с усиками и самовлюблённого коротышку наполеона – взгромоздили под
самое небо огромные стройки днепрогэса, комсомольска, магнитки. Под победные
симфонии бессмертного вагнера пейте и пойте, достойные дети великой эллады,
внуки древнего рима, и правнуки самых патриарших цивилизаций Земли!
Помочь сайту
Поздравления
