Слово «Новоселье», ныне почти уже позабытое, было главным словом того времени. Его можно было видеть на открытках, во множестве продававшихся тогда, и в газетных киосках, и на почтах. В газетах также печатали о новосельях. «С новосельем», «Новоселье», «Поздравляем с Новосельем» - эти фразы мельтешили перед глазами, как назойливые мухи. Но не только слова напоминали о новосельях ─ по улицам, то там, то здесь, сновали автокраны, бетономешалки, грузовики, полные песка или кирпича, панелевозы, перевозящие целые фрагменты зданий. Иногда, стену с окошком, а порою, даже и с установленным балконом. Но в начале 70-х годов панелевозы стали встречаться все реже и реже, а к концу 70-х исчезли совсем.
Иногда панелевозы перевозили санузел в сборе - ванная комната плюс туалет - эдакий маленький домик с двумя дверями. Слышал про некого мальчика, увильнувшего от родителей и залезшего в такой санузел, пока водитель покупал себе сигареты. Этого дурака увезли куда-то на дальнюю стройку, а потом не знали как возвратить обратно, ибо, как водится у маленьких детей, адреса своего он не знал, а имена родителей сводились к «Мама», да «Папа».
Грузовики, набитые узлами, чемоданами, мебелью, были не редкостью на московских улицах. Казалось, что все население, лишившись покоя, задвигалось, поехало, забурлило. Получая новые квартиры, люди срывались с родных мест в новостройки, но неуспев, как следует обжиться на новом месте, получали следующие новые квартиры. Таким образом, конец 50-х и все 60-е годы - эпоха сплошных новоселий и переездов. Даже, если взять мою лестничную площадку, то две семьи из четырех, проживавших на ней, справили, в течение десяти лет, по два новоселья. В целом по дому, процент новоновосельщиков был конечно ниже, хотя, все равно, все копошились, как на вокзале. Рождались дети, семьи увеличивались и народ кочевал из одной квартиры в другую. Именно в тот период глобальных переездов, люди позабыли смысл понятий «мой дом», «мой двор», «мои соседи» ─ все это стало временным. Сейчас ты здесь, а завтра ─ новоселье и прощайте старые друзья на всю оставшуюся жизнь. Поэтому и отношения между людьми стали такими же временными ─ никто не заводил закадычных знакомств, ожидая переезда в следующую «новую» квартиру.
И это не моя выдумка. Я хорошо помню, как моя бабка, только что переехав в новую квартиру на Хорошевку, уже поговаривала о том, что это жилье временное и скоро мы получим еще одну «новую квартиру». Она уверяла, что строились эти дома всего на 25 лет и скоро их снесут и мы переедем в новые, хорошие, большие квартиры. Причем, бабка была в этом так же твердо уверена, как в том, что я буду жить при коммунизме1. Все эти «новоселья» вносили какой-то нездоровый оттенок временности существования и, самое отвратительное, - разобщали и перемешивали людей, лишая трудящихся сплоченности и единства. Не нравились они мне.
А по пожилым людям они нанесли страшнейший удар. Расстраиваясь на пустырях, Москва разрослась, а транспортная сеть с трудом подтягивалась к новостройкам. Выезжать из новых районов было проблематично. Но это полбеды. Опять же моя бабка ─ Евдокия Дмитриевна ─ прожила в своем дворе у Казанского вокзала более 32 лет. Всем двором, перенесли тяготы военных лет, прячась в бомбоубежище и гася зажигалки, и послевоенный бандитизм, когда прямо на улицах грабили и убивали, и улучшения жизни 50-х годов. Все были знакомы друг с другом много лет, знали не только соседей, но и родителей соседей, бабок, дедов, детей, внуков, братьев, сватьев …
И вот, моя мать, получив квартиру на Хорошевке, увозит туда и мою бабку, а весь двор - получает квартиры на Открытом шоссе! Диаметрально противоположные места. Как добраться старушке до своих давних знакомых? Метро проведут только в 1973 году, да и то - станции будут довольно далеко от нас. Троллейбус до Белорусской или Краснопресненской шел, как ни странно, при тогдашних пустынных улицах, 35-40 минут. Затем на метро с пересадкой до «Сокольников», а там еще минут 20 на трамвае! Бабке это было не под силу.
Так она, еще неумершая, навсегда простилась со своими соседями, с которыми прожила бок о бок более тридцати лет. Телефона тогда, ни у нас, ни у них не было. Правда в 1969 году, когда бабке останется жить чуть более полугода, его установят, но на Открытом шоссе его еще не будет2. Бабка доживала последние годы в тоске и одиночестве, не имея возможности, ни поговорить с кем-либо по душам, ни повспоминать былое. Конечно, чтобы просто поболтать народа вокруг хватало, но задушевность и общность отсутствовала.
А сколько таких же, как моя бабка, несчастных стариков, отрезанных от своей среды, от своего прошлого, появилось в те годы. Ведь все ехали в новые квартиры со своими родителями и даже дедами, считая, что они не вечны и скоро умрут, а их жилплощадь перейдет к молодым.
Даже мы дети чувствовали себя неуютно от этого бесконечного переселения. Начиная учиться в школе с одними ребятами, мы продолжали уже с другими, ведь одни уезжали, другие ─ приезжали, поскольку чей-то дом сносили, а какой-то дом строили. Только познакомились, сдружились ─ привет ─ расставайся, сдруживайся, знакомься с новыми. Неуютно.
Интересно то, что простолюдины, выбравшиеся из своих подвалов и полуподвалов, понаехавшие в Москву, после получения паспортов крестьяне, короче - все те, кто бесплатно получил при Хрущеве квартиры, не только не почтили его признательностью, а как бы, наоборот, считали для себя унижением, свои новые дома3.
Для начала, они окрестили их «хрущобами», несмотря на то, что по сравнению с прежними жилищами, эти «хрущобы» выглядят хоромами. Помимо этого пошел вал анекдотов, типа того, что «Хрущев соединил ванную с туалетом, но не успел соединить пол с потолком» и многие-многие другие, подчеркивающие негативное отношение народа к собственному жилищу.
Почему подобное произошло, почему люди возмущались стандартными для Европу потолками 2=50, хотя в деревенских домах потолки еще ниже, почему им не нравилось качество центрально отопления, почему они хаяли все и вся вокруг. Да потому что, метать бисер перед свиньями не просто глупо, но еще и опасно. Хрущев не понял этого, за что и поплатился, войдя в историю с погонялом «кукурузник». Хотя, крестьяне обязаны поклониться ему за выдачу паспортов, а женщины - за упрощение разводов и разрешение абортов, рабочие - за разрешение увольняться «по собственному желанию». Но никто, никто, ничего хорошего о Хрущеве не говорил. И только гордые чеченцы почтили его память за реабилитацию своего народа и назвали в 1991 году Октябрьскую площадь в Грозном именем Хрущева. Но, невезучая Звезда Никиты Сергеевича и здесь сыграла с ним злую шутку. Площадь Хрущева в 1995 году, снова изменила свое название, став Площадью Минутка. Но в 2007 году Рамзан Кадыров все же переименовал Площадь Орджоникидзе в Площадь Хрущева.
Недаром общество всегда делилось на низы и верхи. Низы общества должны всегда быть в самом низу, не поднимаясь вверх. Им нельзя давать поблажки ─ они этого не понимают и, по большей части, не хотят. Можно ослаблять поводок, но не надолго, кормя их впроголодь, чтобы они перегрызались между собой за любой мало-мальский дополнительный кусок. Но стоит только закормить быдло, как оно распускается, мнит себя центром Вселенной, требуя все больших и больших благ для себя, ничего не давая взамен.
Рассказывать об этом нет смысла, поскольку об этом довольно ярко поведал нам в «Собачьем сердце» Булгаков.
1 Эх! Воскреснуть бы ей сейчас и посмотреть на российский «коммунизм».
2 Удивительно, но в начале 1971 года нам позвонила какая-то женщина из их старого двора. Матери дома не было и к телефону подошел я Она, узнав, что Евдокия Дмитриевна уже почти год, как умерла, расплакалась, развздыхалась и, хоть и назвала себя, но имени я не разобрал, поэтому и не запомнил Больше она никогда не звонила - может быть тоже умерла. Мать отнеслась к ее звонку равнодушно. Она к ним никогда не ездила, поскольку негативно относилась к своему старому двору, считая его ниже своего уровня. И только по прошествии нескольких лет меня удивило - как же эта женщина узнала наш номер телефона. В то время это было нелегко. Насколько же сильно ее тянуло к общению со старыми соседями!
3 Даже моя мать, прожившая 32 года в деревянном доме, где была всего одна печь на четыре квартиры, туалет на улице и начисто отсутствовал водопровод, нагло возмущалась нашей новой квартирой. «Потолки кривые, из окон дует, паркет скрипит, отопление еле греет». Мне всегда было стыдно это слушать, хоть я и не жил в деревянном доме, но некоторые соседские дети еще помнили ужасы такого житье-бытье и много рассказывали об этом.
Помочь сайту
Поздравления
