Нам не дано предугадать( В День Победы)
8 мая 2020 -
Борис Аксюзов
Трептов-парк в Берлине...
Здесь похоронено 200 тысяч советских солдат, павших в битве за Берлин...
Среди них - мой дед...
Здесь похоронено 200 тысяч советских солдат, павших в битве за Берлин...
Среди них - мой дед...
Я даже не успел узнать название этого крошечного боливийского городка, так как дорога сюда была долгой и утомительной.
Машина остановилась у маленькой гостиницы, я поднялся в номер, упал на кровать и сразу уснул.
Меня разбудил стук в дверь, Открыв её, я увидел перед собой загорелое и улыбающееся лицо своего аргентинского коллеги и друга Диего Руиса.
- Здравствуй, Юрий! – сказал он по-русски, но, как всегда, с ужасным испанским акцентом – Ты спал? Извини…
Вероятно, заметив на моем лице недовольную гримасу от его произношения, он тут же перешел на испанский язык:
- Como estas?
- Прекрасно! – ответил я, стараясь показать ему образец русского произношения. – Я живу прекрасно, потому что нет ничего лучше, чем увидеть своего старого через три года разлуки.
Его лицо расцвело ещё больше и, как я догадался, не оттого, что я сказал ему нечто приятное. Просто он был рад тому, что понял сказанное мною. И я, довольный этим, заговорил с ним по –испански, спросив, когда начнется наша работа.
- Совещание, на котором нам предстоит работать вместе, откладывается на завтра, – ответил он. – Наше начальство еще не очухалось после этой ужасной дороги. И я приглашаю тебя в кафе напротив. Это единственное место в этой дыре, где есть кондиционер.
Было начало мая, но на улице стояла жара, несвойственная этому времени года, и каждая проезжающая по улице машина поднимала столбы пыли.
- Хорошо, Диего, - ответил я. – Я только переоденусь и приму душ.
Я снял с себя одежду, промокшую от пота за время короткого сна, сполоснулся под ленивым душем, переоделся во все свежее, и мы спустились вниз.
В кафе было сумрачно, прохладно и пусто. Мы сели за столик под древним грохочущим кондиционером и толстый официант, он же хозяин этого заведения, принёс нам прохладительные напитки и экзотические боливийские фрукты, названия которых я еще не успел узнать.
-Ну что, амиго? – весело обратился он ко мне, утолив жажду. – Будем снова работать вместе? Ты рад?
Вопрос был риторическим. Мы с ним стали друзьями с первой нашей встречи на приеме, где наши две фирмы подписали соглашение о совместной работе по разведке и добыче углеводородов на территории Южной Америки. Мы оба работали переводчиками, каждый в своей фирме. Я был на три года старше его, но он начал свою трудовую деятельность с семнадцати лет простым чичероне, показывая иностранцам достопримечательности Буэнос-Айреса, и поэтому я считал его опытнее себя.
- Рассказывай, что нового в твоей жизни, - попросил Диего, наливая мне в стакан ледяной содовой.
- Ничего нового, - ответил я. – Я по-прежнему холост, дома бываю редко, работаю, как вол.
В это время у мой спутниковый телефон запрыгал на столе. Звонил из Москвы отец:
- Юра, я отправил тебе сообщение по электронной почте, прочти его сейчас же и ответь, как только сможешь.
- Хорошо, - коротко ответил я и обратился к Диего: - Извини, я должен прочесть сообщение из Москвы.
- Читай, а я пока поговорю с хозяином о других достопримечательностях этого поселения.
«Юра, - писал мне отец, - вероятно, в этом году мне не удастся съездить в Берлин на День Победы. Я чувствую себя неважно, а ты, как я понял, прилететь не сможешь. Может быть, ты все-таки отпросишься у своего начальства? Возраст у меня уже не тот, чтобы планировать эту поездку на следующий год, А я обязательно должен побывать на могиле моего отца, а твоего деда, так как этого может уже не случиться. Именно по причине моего возраста. Прости меня за такую жестокую прямоту, но, надеюсь, что ты меня поймешь и не осудишь».
- Какие-то проблемы? – спросил меня Диего, подходя к столу с новой порцией замечательных фруктов.
Честно говоря, мне не хотелось рассказывать ему о том, что я узнал из сообщения отца, но его неподдельное участие к моим, как он выразился, «проблемам», заставило меня ответить ему откровенно:
- Обычно на День Победы мы с отцом посещаем могилу моего деда, который погиб в Берлине и похоронен там в Трептов-парке. Но в этом году, в связи с аварией на здешнем трубопроводе, мне не дали отпуск, а отец поехать один не может, потому что ему уже восемьдесят два года.
- А я совсем забыл, что у вас через неделю будет праздник, который вы называете главным праздником страны - задумчиво и грустно сказал Диего. – Я всегда смотрю по телевизору парады на вашей Красной площади, и они мне очень нравятся. Хотя я не совсем понимаю, зачем вы устраиваете их каждый год, да еще с такой помпой. Вы не хотите забыть ту ужасную войну? А я считаю так: чтобы жить спокойно и счастливо в мирное время, надо выбросить из памяти всё страшное, что она принесла…
- Это точка зрения аргентинца, - перебил я его, - который знает о войнах лишь из книжек и кино.
- А я не аргентинец, - как-то очень мрачно ответил мне Диего.
- Так кто же ты тогда?
- Я – немец…
Сначала мне показалось, что Диего шутит, но, взглянув ему в глаза, я понял, что это не так.
Мне сразу стало как-то неуютно и холодно, я не знал, как мне отнестись к его признанию, и поэтому спросил первое, что пришло на ум:
- Диего Руис – немец?
- Мой дед носил другую фамилию. И был чистокровным арийцем. В 1945-ом году он бежал из Германии в Аргентину.
- Он был фашистским генералом?
- Нет, он служил у генерала вестовым. Его жена, то есть, моя бабушка погибла во время бомбежек Дрездена, и он остался один с шестилетним сыном на руках. Это был мой отец. И тогда генерал посадил их свой самолет, на котором он бежал в Аргентину. Это, видимо, был добрый генерал, хотя дед часто говорил, что если бы он не сбежал сюда, то сидел бы на скамье подсудимых в Нюрнберге.
- Так откуда же у тебя тогда латиноамериканское имя?
- Поселившись в захолустном аргентинском городке, дед через месяц женился на дочери богатого торговца скотом и взял её фамилию. С тех пор все мы стали Руисами. И ты первый, кто узнал эту тайну нашей семьи. А я чувствую себя полноценным латинос. Отсюда и моё убеждение: хочешь жить спокойно – забудь о прошлом.
- Однако, я думаю, что именно твоё немецкое происхождение заставляет тебя обвинять нас в излишней помпезности, с которой мы проводим наш праздник Победы – жёстко остановил я его, сам удивившись тому, что могу так разговаривать с моим другом.
- Ты ошибаешься, Юрий! – рассмеялся Диего. – Просто я плохо знаю вас, русских. Может быть, таков характер у ваших людей: гуляй, как вы говорите сами, на всю катушку.
Последние три слова он произнес по-русски, что заставило улыбнуться и меня. Но что-то мешало мне поставить точку в этом трудном для меня разговоре, и тогда я сказал:
- Сейчас я прочитаю тебе предсмертное письмо моего деда. До войны он преподавал в школе немецкий язык, а на фронте стал военным переводчиком при штабе мотострелковой дивизии. Это письмо наша семья получила, когда его уже не было в живых. Уезжая на место моей первой работы, я переписал его, и с тех пор оно всюду со мной. Я знаю, что ты уже хорошо понимаешь русскую речь, поэтому не буду переводить его. Слушай…
Я достал из бумажника лист уже успевшей пожелтеть бумаги и начал читать:
«Здравствуйте, родные мои…
Вот и дождались мы с вами этого дня. Я только что вернулся из центра Берлина, где происходило что-то невообразимое. Над площадью, наверное, целый час гремели выстрелы из всех родов оружия и звучало только одно слово: «Победа!!!». Это была радость людей, выживших в этой страшной войне. А потом наступило молчание, потому что все вспомнили о тех, кто не выжил…
Наша дивизия стоит в пригороде Берлина. Здесь тихо и почти безлюдно. Лишь иногда по улицам проходят патрули, а немцы-старики роются в развалинах. Я не знаю, что они там ищут, но сегодня меня вызвали в штаб по очень занятному случаю. Патруль задержал на улице старика, который тащил к себе домой два фаустпатрона. Это такая огромная противотанковая штука весом три килограмма. Когда его спросили, для чего они ему понадобились, он ответил: «Auf dem Bauernhof kann alles nützlich sein», то есть, «В хозяйстве все может пригодиться». Казалось бы, смешно, но в этом есть свой глубокий смысл: люди начинают использовать оружие в мирных целях.
Сейчас здесь идет дождь. Я посмотрел в окно и впервые за всю эту весну увидел зеленые деревья. Они покрылись густым слоем серой пыли, когда от снарядов рушились здания, а сейчас дождь умыл их, и они стали зелеными… И мне захотелось, чтобы в нашем мире всегда было зелено, светло и тихо…
До свидания, любимые… До скорой встречи…
Ваш сын, муж, отец и брат
Иван Алёхин»
- Ты все понял, Диего? – спросил я, взглянув в задумчивое лицо своего собеседника.
- Всё, - ответил он. – До единого слова. Но ты расскажи мне еще, как он погиб.
- Дед дописал письмо, запечатал его и положил на стол. А потом вышел на балкон покурить. И его одним лишь выстрелом убил снайпер, прятавшийся на башне старинной кирхи. Он знал, что война уже закончилась, что убивать друг друга бесполезно. Но он уже привык делать это, и равнодушно нажал на курок…
Диего встал и начал рыться у себя в карманах.
- Ты что ищешь? – спросил я.
- Свой телефон, - ответил он, но я сразу догадался, что он говорит неправду.
Он понял меня и улыбнулся, мягко и неуверенно. Но тут же твердо произнес:
- Вообще-то, я искал платок. Ты не удивляйся, мачо тоже иногда плачут. И всё же мне нужен мой телефон. Ты ведь ещё не знаешь, что я собираюсь породниться со своим шефом, так как женюсь на его дочери. Так вот я сейчас позвоню ему и попрошу поговорить с твоим начальством, чтобы тебя немедля отправили в отпуск. А я справлюсь здесь один…
Через двое суток я летел Москву, чтобы вместе с отцом отправиться в Берлин на могилу деда…
[Скрыть]
Регистрационный номер 0473552 выдан для произведения:
Я даже не успел узнать название этого крошечного боливийского городка, так как дорога сюда была долгой и утомительной.
Машина остановилась у маленькой гостиницы, я поднялся в номер, упал на кровать и сразу уснул.
Меня разбудил стук в дверь, Открыв её, я увидел перед собой загорелое и улыбающееся лицо своего аргентинского коллеги и друга Диего Руиса.
- Здравствуй, Юрий! – сказал он по-русски, но, как всегда, с ужасным испанским акцентом – Ты спал? Извини…
Вероятно, заметив на моем лице недовольную гримасу от его произношения, он тут же перешел на испанский язык:
- Como estas?
- Прекрасно! – ответил я, стараясь показать ему образец русского произношения. – Я живу прекрасно, потому что нет ничего лучше, чем увидеть своего старого через три года разлуки.
Его лицо расцвело ещё больше и, как я догадался, не оттого, что я сказал ему нечто приятное. Просто он был рад тому, что понял сказанное мною. И я, довольный этим, заговорил с ним по –испански, спросив, когда начнется наша работа.
- Совещание, на котором нам предстоит работать вместе, откладывается на завтра, – ответил он. – Наше начальство еще не очухалось после этой ужасной дороги. И я приглашаю тебя в кафе напротив. Это единственное место в этой дыре, где есть кондиционер.
Было начало мая, но на улице стояла жара, несвойственная этому времени года, и каждая проезжающая по улице машина поднимала столбы пыли.
- Хорошо, Диего, - ответил я. – Я только переоденусь и приму душ.
Я снял с себя одежду, промокшую от пота за время короткого сна, сполоснулся под ленивым душем, переоделся во все свежее, и мы спустились вниз.
В кафе было сумрачно, прохладно и пусто. Мы сели за столик под древним грохочущим кондиционером и толстый официант, он же хозяин этого заведения, принёс нам прохладительные напитки и экзотические боливийские фрукты, названия которых я еще не успел узнать.
-Ну что, амиго? – весело обратился он ко мне, утолив жажду. – Будем снова работать вместе? Ты рад?
Вопрос был риторическим. Мы с ним стали друзьями с первой нашей встречи на приеме, где наши две фирмы подписали соглашение о совместной работе по разведке и добыче углеводородов на территории Южной Америки. Мы оба работали переводчиками, каждый в своей фирме. Я был на три года старше его, но он начал свою трудовую деятельность с семнадцати лет простым чичероне, показывая иностранцам достопримечательности Буэнос-Айреса, и поэтому я считал его опытнее себя.
- Рассказывай, что нового в твоей жизни, - попросил Диего, наливая мне в стакан ледяной содовой.
- Ничего нового, - ответил я. – Я по-прежнему холост, дома бываю редко, работаю, как вол.
В это время у мой спутниковый телефон запрыгал на столе. Звонил из Москвы отец:
- Юра, я отправил тебе сообщение по электронной почте, прочти его сейчас же и ответь, как только сможешь.
- Хорошо, - коротко ответил я и обратился к Диего: - Извини, я должен прочесть сообщение из Москвы.
- Читай, а я пока поговорю с хозяином о других достопримечательностях этого поселения.
«Юра, - писал мне отец, - вероятно, в этом году мне не удастся съездить в Берлин на День Победы. Я чувствую себя неважно, а ты, как я понял, прилететь не сможешь. Может быть, ты все-таки отпросишься у своего начальства? Возраст у меня уже не тот, чтобы планировать эту поездку на следующий год, А я обязательно должен побывать на могиле моего отца, а твоего деда, так как этого может уже не случиться. Именно по причине моего возраста. Прости меня за такую жестокую прямоту, но, надеюсь, что ты меня поймешь и не осудишь».
- Какие-то проблемы? – спросил меня Диего, подходя к столу с новой порцией замечательных фруктов.
Честно говоря, мне не хотелось рассказывать ему о том, что я узнал из сообщения отца, но его неподдельное участие к моим, как он выразился, «проблемам», заставило меня ответить ему откровенно:
- Обычно на День Победы мы с отцом посещаем могилу моего деда, который погиб в Берлине и похоронен там в Трептов-парке. Но в этом году, в связи с аварией на здешнем трубопроводе, мне не дали отпуск, а отец поехать один не может, потому что ему уже восемьдесят два года.
- А я совсем забыл, что у вас через неделю будет праздник, который вы называете главным праздником страны - задумчиво и грустно сказал Диего. – Я всегда смотрю по телевизору парады на вашей Красной площади, и они мне очень нравятся. Хотя я не совсем понимаю, зачем вы устраиваете их каждый год, да еще с такой помпой. Вы не хотите забыть ту ужасную войну? А я считаю так: чтобы жить спокойно и счастливо в мирное время, надо выбросить из памяти всё страшное, что она принесла…
- Это точка зрения аргентинца, - перебил я его, - который знает о войнах лишь из книжек и кино.
- А я не аргентинец, - как-то очень мрачно ответил мне Диего.
- Так кто же ты тогда?
- Я – немец…
Сначала мне показалось, что Диего шутит, но, взглянув ему в глаза, я понял, что это не так.
Мне сразу стало как-то неуютно и холодно, я не знал, как мне отнестись к его признанию, и поэтому спросил первое, что пришло на ум:
- Диего Руис – немец?
- Мой дед носил другую фамилию. И был чистокровным арийцем. В 1945-ом году он бежал из Германии в Аргентину.
- Он был фашистским генералом?
- Нет, он служил у генерала вестовым. Его жена, то есть, моя бабушка погибла во время бомбежек Дрездена, и он остался один с шестилетним сыном на руках. Это был мой отец. И тогда генерал посадил их свой самолет, на котором он бежал в Аргентину. Это, видимо, был добрый генерал, хотя дед часто говорил, что если бы он не сбежал сюда, то сидел бы на скамье подсудимых в Нюрнберге.
- Так откуда же у тебя тогда латиноамериканское имя?
- Поселившись в захолустном аргентинском городке, дед через месяц женился на дочери богатого торговца скотом и взял её фамилию. С тех пор все мы стали Руисами. И ты первый, кто узнал эту тайну нашей семьи. А я чувствую себя полноценным латинос. Отсюда и моё убеждение: хочешь жить спокойно – забудь о прошлом.
- Однако, я думаю, что именно твоё немецкое происхождение заставляет тебя обвинять нас в излишней помпезности, с которой мы проводим наш праздник Победы – жёстко остановил я его, сам удивившись тому, что могу так разговаривать с моим другом.
- Ты ошибаешься, Юрий! – рассмеялся Диего. – Просто я плохо знаю вас, русских. Может быть, таков характер у ваших людей: гуляй, как вы говорите сами, на всю катушку.
Последние три слова он произнес по-русски, что заставило улыбнуться и меня. Но что-то мешало мне поставить точку в этом трудном для меня разговоре, и тогда я сказал:
- Сейчас я прочитаю тебе предсмертное письмо моего деда. До войны он преподавал в школе немецкий язык, а на фронте стал военным переводчиком при штабе мотострелковой дивизии. Это письмо наша семья получила, когда его уже не было в живых. Уезжая на место моей первой работы, я переписал его, и с тех пор оно всюду со мной. Я знаю, что ты уже хорошо понимаешь русскую речь, поэтому не буду переводить его. Слушай…
Я достал из бумажника лист уже успевшей пожелтеть бумаги и начал читать:
«Здравствуйте, родные мои…
Вот и дождались мы с вами этого дня. Я только что вернулся из центра Берлина, где происходило что-то невообразимое. Над площадью, наверное, целый час гремели выстрелы из всех родов оружия и звучало только одно слово: «Победа!!!». Это была радость людей, выживших в этой страшной войне. А потом наступило молчание, потому что все вспомнили о тех, кто не выжил…
Наша дивизия стоит в пригороде Берлина. Здесь тихо и почти безлюдно. Лишь иногда по улицам проходят патрули, а немцы-старики роются в развалинах. Я не знаю, что они там ищут, но сегодня меня вызвали в штаб по очень занятному случаю. Патруль задержал на улице старика, который тащил к себе домой два фаустпатрона. Это такая огромная противотанковая штука весом три килограмма. Когда его спросили, для чего они ему понадобились, он ответил: «Auf dem Bauernhof kann alles nützlich sein», то есть, «В хозяйстве все может пригодиться». Казалось бы, смешно, но в этом есть свой глубокий смысл: люди начинают использовать оружие в мирных целях.
Сейчас здесь идет дождь. Я посмотрел в окно и впервые за всю эту весну увидел зеленые деревья. Они покрылись густым слоем серой пыли, когда от снарядов рушились здания, а сейчас дождь умыл их, и они стали зелеными… И мне захотелось, чтобы в нашем мире всегда было зелено, светло и тихо…
До свидания, любимые… До скорой встречи…
Ваш сын, муж, отец и брат
Иван Алёхин»
- Ты все понял, Диего? – спросил я, взглянув в задумчивое лицо своего собеседника.
- Всё, - ответил он. – До единого слова. Но ты расскажи мне еще, как он погиб.
- Дед дописал письмо, запечатал его и положил на стол. А потом вышел на балкон покурить. И его одним лишь выстрелом убил снайпер, прятавшийся на башне старинной кирхи. Он знал, что война уже закончилась, что убивать друг друга бесполезно. Но он уже привык делать это, и равнодушно нажал на курок…
Диего встал и начал рыться у себя в карманах.
- Ты что ищешь? – спросил я.
- Свой телефон, - ответил он, но я сразу догадался, что он говорит неправду.
Он понял меня и улыбнулся, мягко и неуверенно. Но тут же твердо произнес:
- Вообще-то, я искал платок. Ты не удивляйся, мачо тоже иногда плачут. И всё же мне нужен мой телефон. Ты ведь ещё не знаешь, что я собираюсь породниться со своим шефом, так как женюсь на его дочери. Так вот я сейчас позвоню ему и попрошу поговорить с твоим начальством, чтобы тебя немедля отправили в отпуск. А я справлюсь здесь один…
Через двое суток я летел Москву, чтобы вместе с отцом отправиться в Берлин на могилу деда…
Трептов-парк в Берлине...
Здесь похоронено 200 тысяч советских солдат, павших в битве за Берлин...
Среди них - мой дед...
Здесь похоронено 200 тысяч советских солдат, павших в битве за Берлин...
Среди них - мой дед...
Я даже не успел узнать название этого крошечного боливийского городка, так как дорога сюда была долгой и утомительной.
Машина остановилась у маленькой гостиницы, я поднялся в номер, упал на кровать и сразу уснул.
Меня разбудил стук в дверь, Открыв её, я увидел перед собой загорелое и улыбающееся лицо своего аргентинского коллеги и друга Диего Руиса.
- Здравствуй, Юрий! – сказал он по-русски, но, как всегда, с ужасным испанским акцентом – Ты спал? Извини…
Вероятно, заметив на моем лице недовольную гримасу от его произношения, он тут же перешел на испанский язык:
- Como estas?
- Прекрасно! – ответил я, стараясь показать ему образец русского произношения. – Я живу прекрасно, потому что нет ничего лучше, чем увидеть своего старого через три года разлуки.
Его лицо расцвело ещё больше и, как я догадался, не оттого, что я сказал ему нечто приятное. Просто он был рад тому, что понял сказанное мною. И я, довольный этим, заговорил с ним по –испански, спросив, когда начнется наша работа.
- Совещание, на котором нам предстоит работать вместе, откладывается на завтра, – ответил он. – Наше начальство еще не очухалось после этой ужасной дороги. И я приглашаю тебя в кафе напротив. Это единственное место в этой дыре, где есть кондиционер.
Было начало мая, но на улице стояла жара, несвойственная этому времени года, и каждая проезжающая по улице машина поднимала столбы пыли.
- Хорошо, Диего, - ответил я. – Я только переоденусь и приму душ.
Я снял с себя одежду, промокшую от пота за время короткого сна, сполоснулся под ленивым душем, переоделся во все свежее, и мы спустились вниз.
В кафе было сумрачно, прохладно и пусто. Мы сели за столик под древним грохочущим кондиционером и толстый официант, он же хозяин этого заведения, принёс нам прохладительные напитки и экзотические боливийские фрукты, названия которых я еще не успел узнать.
-Ну что, амиго? – весело обратился он ко мне, утолив жажду. – Будем снова работать вместе? Ты рад?
Вопрос был риторическим. Мы с ним стали друзьями с первой нашей встречи на приеме, где наши две фирмы подписали соглашение о совместной работе по разведке и добыче углеводородов на территории Южной Америки. Мы оба работали переводчиками, каждый в своей фирме. Я был на три года старше его, но он начал свою трудовую деятельность с семнадцати лет простым чичероне, показывая иностранцам достопримечательности Буэнос-Айреса, и поэтому я считал его опытнее себя.
- Рассказывай, что нового в твоей жизни, - попросил Диего, наливая мне в стакан ледяной содовой.
- Ничего нового, - ответил я. – Я по-прежнему холост, дома бываю редко, работаю, как вол.
В это время у мой спутниковый телефон запрыгал на столе. Звонил из Москвы отец:
- Юра, я отправил тебе сообщение по электронной почте, прочти его сейчас же и ответь, как только сможешь.
- Хорошо, - коротко ответил я и обратился к Диего: - Извини, я должен прочесть сообщение из Москвы.
- Читай, а я пока поговорю с хозяином о других достопримечательностях этого поселения.
«Юра, - писал мне отец, - вероятно, в этом году мне не удастся съездить в Берлин на День Победы. Я чувствую себя неважно, а ты, как я понял, прилететь не сможешь. Может быть, ты все-таки отпросишься у своего начальства? Возраст у меня уже не тот, чтобы планировать эту поездку на следующий год, А я обязательно должен побывать на могиле моего отца, а твоего деда, так как этого может уже не случиться. Именно по причине моего возраста. Прости меня за такую жестокую прямоту, но, надеюсь, что ты меня поймешь и не осудишь».
- Какие-то проблемы? – спросил меня Диего, подходя к столу с новой порцией замечательных фруктов.
Честно говоря, мне не хотелось рассказывать ему о том, что я узнал из сообщения отца, но его неподдельное участие к моим, как он выразился, «проблемам», заставило меня ответить ему откровенно:
- Обычно на День Победы мы с отцом посещаем могилу моего деда, который погиб в Берлине и похоронен там в Трептов-парке. Но в этом году, в связи с аварией на здешнем трубопроводе, мне не дали отпуск, а отец поехать один не может, потому что ему уже восемьдесят два года.
- А я совсем забыл, что у вас через неделю будет праздник, который вы называете главным праздником страны - задумчиво и грустно сказал Диего. – Я всегда смотрю по телевизору парады на вашей Красной площади, и они мне очень нравятся. Хотя я не совсем понимаю, зачем вы устраиваете их каждый год, да еще с такой помпой. Вы не хотите забыть ту ужасную войну? А я считаю так: чтобы жить спокойно и счастливо в мирное время, надо выбросить из памяти всё страшное, что она принесла…
- Это точка зрения аргентинца, - перебил я его, - который знает о войнах лишь из книжек и кино.
- А я не аргентинец, - как-то очень мрачно ответил мне Диего.
- Так кто же ты тогда?
- Я – немец…
Сначала мне показалось, что Диего шутит, но, взглянув ему в глаза, я понял, что это не так.
Мне сразу стало как-то неуютно и холодно, я не знал, как мне отнестись к его признанию, и поэтому спросил первое, что пришло на ум:
- Диего Руис – немец?
- Мой дед носил другую фамилию. И был чистокровным арийцем. В 1945-ом году он бежал из Германии в Аргентину.
- Он был фашистским генералом?
- Нет, он служил у генерала вестовым. Его жена, то есть, моя бабушка погибла во время бомбежек Дрездена, и он остался один с шестилетним сыном на руках. Это был мой отец. И тогда генерал посадил их свой самолет, на котором он бежал в Аргентину. Это, видимо, был добрый генерал, хотя дед часто говорил, что если бы он не сбежал сюда, то сидел бы на скамье подсудимых в Нюрнберге.
- Так откуда же у тебя тогда латиноамериканское имя?
- Поселившись в захолустном аргентинском городке, дед через месяц женился на дочери богатого торговца скотом и взял её фамилию. С тех пор все мы стали Руисами. И ты первый, кто узнал эту тайну нашей семьи. А я чувствую себя полноценным латинос. Отсюда и моё убеждение: хочешь жить спокойно – забудь о прошлом.
- Однако, я думаю, что именно твоё немецкое происхождение заставляет тебя обвинять нас в излишней помпезности, с которой мы проводим наш праздник Победы – жёстко остановил я его, сам удивившись тому, что могу так разговаривать с моим другом.
- Ты ошибаешься, Юрий! – рассмеялся Диего. – Просто я плохо знаю вас, русских. Может быть, таков характер у ваших людей: гуляй, как вы говорите сами, на всю катушку.
Последние три слова он произнес по-русски, что заставило улыбнуться и меня. Но что-то мешало мне поставить точку в этом трудном для меня разговоре, и тогда я сказал:
- Сейчас я прочитаю тебе предсмертное письмо моего деда. До войны он преподавал в школе немецкий язык, а на фронте стал военным переводчиком при штабе мотострелковой дивизии. Это письмо наша семья получила, когда его уже не было в живых. Уезжая на место моей первой работы, я переписал его, и с тех пор оно всюду со мной. Я знаю, что ты уже хорошо понимаешь русскую речь, поэтому не буду переводить его. Слушай…
Я достал из бумажника лист уже успевшей пожелтеть бумаги и начал читать:
«Здравствуйте, родные мои…
Вот и дождались мы с вами этого дня. Я только что вернулся из центра Берлина, где происходило что-то невообразимое. Над площадью, наверное, целый час гремели выстрелы из всех родов оружия и звучало только одно слово: «Победа!!!». Это была радость людей, выживших в этой страшной войне. А потом наступило молчание, потому что все вспомнили о тех, кто не выжил…
Наша дивизия стоит в пригороде Берлина. Здесь тихо и почти безлюдно. Лишь иногда по улицам проходят патрули, а немцы-старики роются в развалинах. Я не знаю, что они там ищут, но сегодня меня вызвали в штаб по очень занятному случаю. Патруль задержал на улице старика, который тащил к себе домой два фаустпатрона. Это такая огромная противотанковая штука весом три килограмма. Когда его спросили, для чего они ему понадобились, он ответил: «Auf dem Bauernhof kann alles nützlich sein», то есть, «В хозяйстве все может пригодиться». Казалось бы, смешно, но в этом есть свой глубокий смысл: люди начинают использовать оружие в мирных целях.
Сейчас здесь идет дождь. Я посмотрел в окно и впервые за всю эту весну увидел зеленые деревья. Они покрылись густым слоем серой пыли, когда от снарядов рушились здания, а сейчас дождь умыл их, и они стали зелеными… И мне захотелось, чтобы в нашем мире всегда было зелено, светло и тихо…
До свидания, любимые… До скорой встречи…
Ваш сын, муж, отец и брат
Иван Алёхин»
- Ты все понял, Диего? – спросил я, взглянув в задумчивое лицо своего собеседника.
- Всё, - ответил он. – До единого слова. Но ты расскажи мне еще, как он погиб.
- Дед дописал письмо, запечатал его и положил на стол. А потом вышел на балкон покурить. И его одним лишь выстрелом убил снайпер, прятавшийся на башне старинной кирхи. Он знал, что война уже закончилась, что убивать друг друга бесполезно. Но он уже привык делать это, и равнодушно нажал на курок…
Диего встал и начал рыться у себя в карманах.
- Ты что ищешь? – спросил я.
- Свой телефон, - ответил он, но я сразу догадался, что он говорит неправду.
Он понял меня и улыбнулся, мягко и неуверенно. Но тут же твердо произнес:
- Вообще-то, я искал платок. Ты не удивляйся, мачо тоже иногда плачут. И всё же мне нужен мой телефон. Ты ведь ещё не знаешь, что я собираюсь породниться со своим шефом, так как женюсь на его дочери. Так вот я сейчас позвоню ему и попрошу поговорить с твоим начальством, чтобы тебя немедля отправили в отпуск. А я справлюсь здесь один…
Через двое суток я летел Москву, чтобы вместе с отцом отправиться в Берлин на могилу деда…
Рейтинг: +1
227 просмотров
Комментарии (0)
Нет комментариев. Ваш будет первым!