Муська.

               -1-

               Машина, звеня шипами по красной гранитной крошке шоссейного полотна, уверенно катила по «Скандинавии». Под капотом ровно урчал старенький, но надёжный двигатель, добрая треть табуна которого уже давно разбежалась. По этой причине часто приходилось прижиматься правее, пропуская вперёд мощные моторы новеньких авто, которые моментально заглатывали набегающие на них километры. Пролетая мимо, на прощание моргнув два-три раза аварийкой, сильные представители мирового автопрома быстро исчезали за очередным поворотом. Если бы не стрелка спидометра, которая держалась возле цифры сто, и не меняющийся за стеклом пейзаж, можно было бы подумать, что мы просто остановились на обочине.
               Редкие снежинки прижимались к лобовому стеклу и, подтаявшие, лениво смахивались щётками дворников. Меняющее свой цвет полотно дороги было вычищено и теперь отливало серым, более привычным цветом асфальта, по краям которого лежала такого же цвета снежная каша.  За кюветом уже начинал белеть снег, а дальше, к редким боровым соснам, растущим на пригорке, он становился совсем белым. Дорога повернула влево, и внезапно выскочившее из леса низкое солнце рассыпалось множеством искр на белоснежной поверхности. Зазолотилась поджаренной корочкой кора на стройных сосенках, вспыхнули изумрудные кроны, прибитые сединой инея.
               Сзади подпирает очередной «конвой», и глаз ловит край правой обочины, к которой прижимается совершеннолетний автомобиль. Мимо, улучив момент, проносятся плотным потоком попутчики. Штук пять машин умчались вдаль, каждая стараясь вырвать первенство.                 «Куда такая гонка? Вон, предки на лошадях раньше ездили, всё успевали разглядеть. Может, поэтому мир был лучше, а природа ближе? Не то, что теперь, - все несутся куда-то, сломя голову, совсем не замечая окружающей красоты, бегут за горизонт, туда, где призрачное счастье, устают в этой гонке, выдыхаются, а счастья так и не находят. Не там ищут? Так и в противоположную сторону несутся автомобили, значит, и там, в той стороне тоже нет счастья. Где же его искать-то? Тут, как в сказке получается, - куда не пойдёшь, – везде плохо и самый лучший вариант - это лежать дома на печи или, в нашем случае, на диване», - так думал я, ведя машину в затяжном подъёме, вслед за гружёной фурой.
               Рядом со мной мой товарищ Серёга, опустив немного боковое стекло, курит папиросу, старательно выпуская струйку дыма наружу. Встречный поток воздуха заталкивает сизый дым обратно и гоняет его по салону, пока тот, найдя прореху в уплотнителе, всё-таки прорывается наружу. На заднем сиденье лежат рюкзаки с вещами и сумка с продуктами, в багажнике брякают инструменты. В последнюю неделю декабря нас вызвал клиент к себе на дачу, и мы сорвались за сто с лишним километров, доделывать то, что не успели сделать у него в конце лета. Клиент был человек уважаемый, и нам никак нельзя было отказаться от этой поездки, да и заработанная «копейка» перед Новым Годом  не казалась лишней. Вот поэтому, так терпеливо и плетёмся за фурой, которая заслонила собой весь вид впереди.  Утомлённый однообразным колыханием впереди идущего полуприцепа, Серёга, нарушив длительное молчание, предлагает:
               - Может, пластинку поставим, а то надоел этот «Рокс», крутят одно и то же каждый день, будто больше и музыки другой нету?
               - Ладно тебе, пусть пиликает, тема Рождества, она и рокерам близка. А ты опять что-нибудь такое заведёшь, что только чертям радоваться!
               - Да нормальную я музычку ставлю, что ты! Не попсу, какую крутят на «Роксе», а правильную.
               - У меня от твоей «правильной» музыки потом в голове чугунные шары катаются полдня! И вообще, в процессе прослушивания появляется желание с дороги в кювет съехать, и там остаться. Нет, лучше пусть радио играет. Вон, кто это так позитивненько отжигает, Удо?
               - Он самый.
               - Вот, а ты говоришь – попса.
               - Удо - не попса.
               - Ладно, потерпи, уже почти приехали.
               Оставив «Скандинавию» с её суматохой в обоих направлениях, машина уходит с трассы вправо и ныряет в действительно сказочный зимний лес. Дорога становится извилистой, с хорошим снежным накатом, покрытая россыпью мелких колдобин, переходящих иногда в откровенные ямы. На пригорке, среди редких прямых, как карандаши, сосёнок, прямо на снегу, скандалят сойки, выпуская из крыльев неожиданно пёструю раскраску перьев. Здесь они хозяйки, и по всему, давно никого не боятся. Выкрутасы дороги, пропетляв по лесу влево - вправо, и попрыгав с многочисленных горушек, зацепившись, остаются на опушке, а мы выносимся в холмистые поля с виднеющимися вдалеке домиками вдоль дороги. Опять лес набегает на дорогу густыми ёлками и стыдливо раздетым кустарником, столпившимся по низинам больших и малых овражков. Последний подъём на высокую гору и, рухнув вниз, мы почти касаемся колёсами самого глубокого озера на перешейке, но, плавно обогнув береговую линию, попадаем в царство высоких заборов, за которыми живёт сказка на отдельно взятых участках.

               -2-

               Выгружаемся из машины в небольшой гостевой домик, стоящий недалеко от въездных ворот.  Первым делом, заводим чайник, набрав колодезной воды. Она здесь вкусная и летом выбивается ключами по всему участку, приводя в негодование хозяина, который вложил немало средств в эксклюзивный ландшафтный дизайн. Вскипевший электрический чайник зовёт нас к столу своим негромким щелчком. Намазанная ливером булка исчезает быстро, следом хрустит печенье, всё это запивается жидкостью, дымящейся в наших кружках. В домике ещё холодно, и это заставляет держать кружку обеими руками.  Снимая ладонями тепло со стенок кружки, невольно покрываюсь мурашками при мысли о том, что будет ночью, если домик не успеет прогреться, на улице ведь мороз градусов десять!
               - Ладно, - говорит Серёга, читая список, - пойдём, посмотрим, что нам предстоит здесь сделать.
               - Пойдём, - поддерживаю его, горя желанием подвигаться.
               Старый сруб бани, с боковой пристройкой и надстроенным вторым этажом, имел ломаную кровлю и снаружи был отделан виниловой вагонкой. Внутренности бани были почти готовы, за исключением веранды на входе и кучи отделочных мелочей, вроде порожков, уголочков, карнизов и прочей ерунды на несколько десятков пунктов в прилагаемом списке. Одним словом, надо было привести строение в надлежащий интерьерный вид  до Нового Года, чтобы праздник был по полной программе!
               Разгребание старых завалов, отыскивание материалов и составление нового списка заняло у нас почти весь остаток дня. Напилив досок на завтрашний день, я первым вернулся в гостевой домик, где был атакован какими-то мышами, больше похожими на бурундуков. Стремительными бурыми молниями вылетали эти бестии из-за холодильника и, высоко подпрыгнув, исчезали где-то в углу кухни в полуметре над полом. Я так и застыл у выключателя, продолжая завороженно считать пролетающие мимо комочки: «… один, два, три…» Видение длилось какую-то долю секунды и вскоре прекратилось. В домике была полная тишина, и только с улицы доносился звук Серёгиных шагов, приближающихся к входной двери. С интересом разглядываю стену, в которой исчезли мыши, но ничего там не замечаю. «Странно, вроде бы ничего не красил, а молнии в стену проваливаются,… чудеса!»
               - Ты чего здесь замер? - спросил вошедший Серёга.
               - Да вот, мыши, панимаш, в стене исчезают. Выпивать давно перестал, а грехи всё преследуют.
               - Совсем ты плох, видно, - смеётся товарищ.

               -3-

               Ночью в домике было тепло. Электрические конвекторы справились с холодом, вытеснив его на улицу, и только краешек звёздного неба заглядывал из-под нависающей кровли, в уголке окна в нашу спальню на втором этаже гостевого домика.
               Серым утром мой чай и Серёгин кофе, прогоняя остатки сна, были обязательным приложением к включённому приёмнику на любимой волне. Казалось, без любимых ритмов не начнётся день и вся работа остановится. Так было заведено у нас с самого начала, ведь «песня строить и жить помогает», не только раньше, но и теперь. Быстренько одеваемся в ритме передаваемой мелодии. Я залезаю в комбинезон на синтепоне, - мне придётся выскакивать на улицу, пилить заготовки, и вообще, - декабрь месяц на дворе, а мне всегда июль охота! Забрав с собой приёмник, выходим на свежий морозный воздух из прокуренного помещения.
               «Ох, и хорошо же на улице! Пусть, вроде бы, и пасмурно, но лёгкий морозец подсушивает воздух, который здесь, вблизи леса, особенно чистый. Надо срочно закурить, чтобы не получить кислородное отравление!» - не успел я нащупать пачку сигарет в кармане, как услышал какое-то приглушённое протяжное кошачье «мия-а-а-у-у-у». Покрутив головой, я никого не увидел и, прислушиваясь, продолжил доставать сигарету из пачки. Слабый кошачий призыв повторился снова, голос доносился из-под дощатого настила, которым была накрыта терраса перед входом в домик. Попыхивая папиросой и вышагивая  широкими шагами, Серёга говорит мне, проходя мимо и поправляя приёмник под мышкой:
               - Ну, что, Юрик, принеси кошечке колбаски. Не слышишь, кушать просит?
                Колбасу, в отличии от меня, Серёга не ел с утра, а заряжался парой кружек крепкого кофе, который закусывал папиросками. Я же без бутербродов день не начинал, и, поэтому, с утра резал колбасу и сыр. Возвращаться мне не хотелось и, вспомнив, как Серёга летом подкармливал большую лохматую кошку, приходившую неизвестно откуда, пытаюсь противиться авторитету товарища:
               - Ты тут летом кошку кормил, вот она привыкла и пришла по морозцу за колбаской. Иди сам и отрезай, буду я тут всей деревне кошек кормить!
               Действительно, зимой жизнь в деревеньке замирала, аборигены, в основной массе, перебирались в тёплые городские квартиры, а кошки оставались здесь на «вольных хлебах». Редкие жители имели возможность вернуться сюда посредине зимы для того, чтобы устроить себе сказку, вот в такие места и тянулось голодное мяукающее войско в надежде добыть пропитание.
               Поколебавшись, возвращаюсь обратно в домик и, достав кусок «Одесской», отрезаю колёсико с палец толщиной. «Должно хватить, масса у неё приличная, да к вечеру ещё чего-нибудь подкинем, потерпит…» Захватив колбасный кружок, выхожу наружу:
               - Кис – кис – кис – кис! Кис!
               - Ми-и-яаа-ууууу! – несётся неистово снизу, - Мяаа-у!
               - Киса, выходи, я тебе колбаски принёс! Кис-кис-кис!
               Наверно, звук моих шагов по деревянному настилу напугал животное, во всяком случае, внизу на какое-то время всё затихло. Вспомнив, что мы приехали на бывшую финскую территорию, я решаю позвать кошку на иностранный манер, вдруг она по-русски не понимает:
               - Кити-кити-кити!
               - Мя-ау!
               - Ага, значит ты чухонка! Эх, жалко я по-фински не умею, но, всё равно, - кыса, на колбаска, отшень вкусный, я-я!
               Однако, из-под настила никто не показывался, оттуда неслось только истеричное мяуканье явно голодного зверя. Бросить просто так колбасу на землю я не мог, - с проходивших рядом проводов высоковольтной линии на меня давно смотрели две сороки. Нетерпеливо пощёлкивая, они только и ждали момента, когда я положу колбасу и отойду на безопасное для них расстояние. Хитрые птицы сидели почти у меня над головой, переглядывались, выжидая. С дальнего края под настилом был достаточно широкий лаз, куда могла пролезть даже большая собака, и я осторожно ступая по земле, в обход, приблизился туда, держа в вытянутой руке угощение. Наклонившись к лазу, замечаю метнувшийся в тёмную глубину серый лохматый шар. Прокатившись по пыльной гальке, шар обернулся на меня мелкой мордочкой, затрясся и, широко открыв красную пасть, издал протяжный истошный вопль:
               - Ми-и-я-а-а-а-у-у-у-у!
               - Серёга, да это котёнок! – кричу, обернувшись к товарищу, почти уже дошедшему до бани неторопливым шагом.
               Протягиваю руку с колбасой навстречу опять шарахнувшемуся от меня зверьку. Кладу вкусный кусочек и, провожаемый из темноты блеском настороженной пары глаз, поднимаюсь с коленок и иду работать.

               -4-

               Вечером приехал заказчик, и нам пришлось заниматься оставленными с конца лета мешками с мусором. Аккуратно поставленные вертикально, когда-то хранившие сахар, большие мешки стояли недалеко от домика, примёрзнув к земле. Особого труда не составило отрывать мешки и закидывать их в кузов хозяйского пикапа. Оставалось погрузить всего несколько мешков, когда вдруг из-за очередного отлепленного мешка крупными горошинами сыпанули в разные стороны мыши.
               - Лови их, лови! – закричал из кузова хозяин.
               От неожиданности мы отскочили в сторону и только взглядом успели проводить мышей, которые, как кенгуру, высоко выпрыгивая из снега, быстро закончили своё выступление и растворились в густой темноте. На залитом светом прожекторов снегу остались только прерывистые стежки их мелких следов.
               - Во, сколько их развелось здесь, давно надо было этот мусор вывезти, - укладывая последние мешки, говорит хозяин.
               - Так чем же здесь Мурзик занимался всё время? Как позволил он такое безобразие на своей территории? – интересуюсь я, - Или ему после кормов заграничных лень за мышами гонять?
               - Почему, - обижается за своего кота хозяин, - он ловит у меня мышей.
               - Ага, - соглашается Серёга, вспоминая недавнее безобразие, которое устроили эти хулиганы в отсутствии хозяев в их доме. Тогда мыши попировали на славу, съев все конфеты с пряниками и начав рыть себе норы в цветочных горшках, - ловит Мурзик мышей, но только тех, которые на него из кухонного шкафа выпадают.
               На следующий день мне удалось выманить очередным кусочком колбасы пугливого зверька из-под настила террасы. Но подойти ко мне этот шарахающийся от любого движения испуганный комок так и не смог. От брошенного ему куска он моментально рванулся назад и нырнул под настил. Уходя по дорожке к бане, я обернулся и увидел, как проворно выскочивший серый шарик схватил колбасу и быстро нырнул обратно. После этого нос зверька с белой отметиной начал появляться чаще и даже попытался ходить за мной под навесы, где был сложен в штабеля строительный материал. Своё появление котёнок сопровождал громким призывным мяуканьем, но при любой моем движении навстречу к нему моментально исчезал в своём укрытии.
               Колбасы у нас было в достатке, и каждый раз, выходя из домика после очередного чаепития, я отрезал кусочек для котёнка. Выйдя на улицу, я уже пытался не просто кормить с руки, но при этом ещё и погладить начавшего привыкать ко мне зверька. Заметив мои безуспешные попытки, Серёга, чтобы подбодрить шарахнувшийся трясущийся комочек, говорит ему:
               - Ну, что же ты, Мусечка, боишься? Бери колбаску, не бойся!
               - Блин, Серёга, у тебя все кошки – Муси!
               - Ну да, - отвечает товарищ, сыто выпуская густые клубы дыма изо рта, - а коты – Васьки!
               - С чего ты взял, что это кошка? Может, котяра мохнатый, вон, на нём шерсти сколько, а давай посмотрим, кто это, я поймаю, а ты определишь! Давай?
               - Давай, только ты сначала слови его.
               Всё-таки, запах колбасы усыпил бдительность зверька, который совсем не обратил внимания на мою вторую, занесённую над ним руку. Схватив ею котёнка за шкирку, я выбросил из второй руки приманку и крепко взял его за шкуру спины, и, оторвав от пола страшно зарычавшее создание, поднял и перевернул его вверх растопыренными лапами.
               - Смотри скорее, - говорю Серёге, потому что зверёк, выпустив острые, как бритва когти, начал извиваться всем своим тельцем, норовя вырваться из непонравившейся ему моей хватки.
               Серёга долго разглядывает утонувшее в шерсти «хозяйство». Ему явно мешает папироса в руке. Он берёт её в зубы, и теперь уже дым заставляет прищурить его один глаз. Наклонив голову набок, он одним глазом пытается что-то разглядеть, придерживая хвост рукой.
               - Ну, кто там? – начинаю терять терпение, потому что напрягшийся нервный комок, перестав грозно шипеть, начал утробно выть, при этом ещё сильнее выкручиваясь, норовя достать мою руку своей задней лапой, - Давай, скорее определяй, ведь располосует!
               - Кошка, - выдохнул Серёга, выпрямляясь и отпуская хвост. Я, повернувшись, отпустил нервное сплетение, которое от обиды, забыв про колбасу, юркнуло в своё укрытие.
               - Значит, Муся.

               -5-

               Утром хозяин уезжал в город за семьёй, он зашёл к нам и спросил, - не надо ли чего привезти. Отдав ему список с количеством и размером необходимого нам, мы пожелали ему счастливого пути. Выходя из домика, он сказал:
               - Достала меня ваша кошка, всё утро за мной с криками бегает. Совсем проходу не даёт.
               - А это не наша кошка, - почти в один голос отвечаем мы.
               - А чья же?
               - Мы думали, она ваша, участок-то ваш.
               - Тогда почему она только вокруг этого домика бегает, подкормили, наверно?
               - Нет, здесь мышей под полом много, она их ест.
               - Ладно, я поехал, вечером буду.
               - Счастливо.
               День выдался с пронизывающим ледяным ветром, который хлестал снежной крошкой по стёклам веранды в бане.
               Перекусив в обед, перед выходом на очередной отрезок трудового подвига, я смотрел в окно на летящую крупку и вспомнил про котёнка. «Наверно, забился в уголок под полом, нашел местечко, где потеплее, и дрыхнет там, колбасу утреннюю переваривает. Уютно ему, поди, ветра нет, и теплее, чем на улице. Хотя, всё равно, ведь на улице - не дома. Ничей он и есть ничей…» Проследив взглядом за летящей вдоль земли белой крупой, я вдруг ощутил себя маленьким мальчиком, в одной майке стоящем на этом ледяном ветру. От такого, несмотря на то, что на мне был тёплый капюшон, я весь моментально покрылся мурашками. Плотнее прижав коленки к тёплому корпусу конвектора, я продолжал впитывать его тепло.
               За окном, тем временем, ветер загонял снежную крупу под навес, забивая ей все свободные пространства в длинном штабеле досок и куче чего-то позади него, накрытой старой маскировочной сеткой. Белые крупинки отскакивали от тёмных досок высокого забора и ссыпались вниз, образуя подрастающий сугробчик, из которого вертикально поднимался такой же белый рулон подложки нетканого материала. В него тоже бил снежный заряд, покрывая ледяной корочкой его ворсистую поверхность. И тут моим глазам предстала совсем не сказочная картина, - на самом верху рулона, припорошенный белым снегом, лежал, свернувшись в тугой клубок, котёнок, и спокойно спал, так же начиная с одного бока обрастать снежной коркой. «Вот дурачок, нашёл себе место тёпленькое на самом ледяном ветродуе! Хотя, не такой он, пожалуй, и дурачок, ведь, на этом рулоне его ни собаки, ни крысы не застанут врасплох. Суровая школа выживания у него! Ну, пора идти работать, хорошо, что не на улицу!»
               Не успел я сделать и двух шагов по улице, как услышал знакомый тоненький голосок:
               - Мя-а-у!
               - На, Муся, колбаски, - протягиваю ей кусочек, который она быстро берёт с руки и моментально съедает. Опять тянет свою мордочку к вкусно пахнущим пальцам, но там больше ничего нет. Подняв на меня свои испуганные глазёнки, котёнок начинает пятиться и истошно кричать своё «мя-а-у». Посмотрев на его шерсть, покрытую снежными катышками, я хватаю за шкирку ничего не успевшего сообразить котёнка и, расстегнув молнию комбинезона, отправляю его за пазуху. Почувствовав свободу, зверёк рванулся убегать, но, сделав пару оборотов вокруг моей талии, перехваченной поясом, замер в неожиданной тёплой тесноте. Так мы с ним и пришли в помещение бани, где уже работал Серёга.
               - Во, - выпячивая вперёд живот, говорю я ему.
               - Что там у тебя такое?
               - Кошка. Пусть погреется, а то на ветру там, на рулоне лежит, заболеет ещё.
               - Ты давай, фанеру напили, а то и на Новый Год в этой бане останемся, домой не уедем!
               Расстегнув молнию, я выпустил котёнка, который быстро юркнул за половинку листа фанеры, прислонённого к стене. Там он и просидел всё время, пока мы работали. Его не беспокоила ни громкая музыка из орущего приёмника, ни удары молотка, ни визг дисковой пилы, которой кроились листы фанеры. Когда в конце рабочего дня мы собрались уходить, я заглянул за половинку фанеры, где всё так же сидел котёнок:
               - Муська, давай выходи, мы закончили, пошли, ужинать будем, - замечая, что котёнок оставался сидеть на месте и только глядел непонимающим взглядом на меня снизу. Я ещё больше отклонил на себя половинку, и зверёк, почувствовав, что укрытие исчезает, беспокойно заозирался и вдруг рванулся в коридорчик, где вначале заметался беспомощно, но потом, видя на выходе большой проём застеклённой двери, сиганул в ту сторону. Тут на его пути появилась большая фигура Серёги, который, согнувшись, шуруповёртом прикручивал фанеру саморезами к полу на входе в баню. Ни одной секунды не раздумывая, серенький комочек, как снаряд, выпущенный из катапульты, перелетел через широкую спину моего товарища и на излёте врезался головой в неожиданно возникшую для него стеклянную преграду, вставленную во входную дверь:
               - Бац!
               Отскочив, как мячик, от двери на пол, котёнок стрелой взлетел по угловому столбу прямо под подвесной потолок и попытался пропихнуться через узкую щель незашитого ещё до конца пространства.
               - Юра, убирай нафиг отсюда эту кошку, пока нам из-за неё не пришлось тут половину бани разбирать! – кричит испуганно Серёга.
               Быстро подбежав к вцепившемуся в столб котёнку, с трудом отдираю его и, толкнув застеклённую дверь, выпускаю на волю. Почувствовав себя на свободе, тот задал такого стрекача, что только мы его и видели.

               -6-

               За всё оставшееся время, что нам пришлось работать и жить на участке, Муська совсем освоилась и три последние ночи даже провела вместе с нами в домике, куда, с большим трудом, мне её удалось заманить на очередной кусок колбасы. Днём она, стоило мне показаться на улице, выскакивала из своего убежища под террасой и бегала за мной «хвостиком», как собачонка, всё время при этом мяукая. Стоило мне присесть на штабель, как она была уже рядом, уверенно забиралась ко мне на колени и подставляла погладить свою голову. Видя, как она «вытанцовывает», Серёга не выдержал и сказал мне:
               - Бери себе эту кошку домой. Вон, смотри, как она лапами перебирает, ласковая. У вас же нет кошки.
               - Нет, не могу. Маринка хочет породистого котёнка, после Кузи, а чего я ей привезу, беспородное такое из лесу. Она меня вместе с этой кошкой из дома выгонит, ну её. Сам бери такую замухрышку.
               - Куда мне, у меня своих две.
               Скоро всё отчётливее стало ощущаться приближение праздника. Потянулись редкие машины по дороге за забором, в некоторых домах из труб потянулись кверху дымы. Приехала семья хозяина. Мы подошли поздороваться. Серым клубком из темноты выкатилась Муська и начала ходить рядом, притираясь к нашим ногам.
               - Ой, а что это за прелесть, - воскликнула хозяйка, - чья это, ваша?
               - Нет, скорее, она местная, - отвечаю ей.
               - Блохастая, наверно, - сторонясь от метнувшейся к ней кошки, подбирает ноги хозяйка.
               - Да, с неё они только что не сыпятся, а за ушами целые «гнёзда» свиты.
               Будто понимая, что разговор идёт про неё, маленькое всклокоченное существо важно ходит «восьмёрками» вокруг нас, высоко подняв голову, и протяжно мяукает, распушив задранный хвост.
               На следующий день, доделав с утра, всё что оставалось, мы засобирались домой. Хотя привычная упаковка вещей и инструмента не заняла много времени, к тому моменту, когда мы собрались, уже начало темнеть. Подогнав к домику машину, я начал загружать её нехитрой нашей поклажей.
               - Ну, что, кошку не забираешь? – спросил Серёга, вынеся из домика последнюю сумку.
               - А я её сегодня и не видел, - отвечаю, - удрала куда-нибудь по своим делам. Иди, ворота открывай, надо трогаться, дороги час с лишним только по трассе.
               Загрузив все вещи и оглядев опустевшую дорожку я, было, собрался захлопнуть дверь багажника, как вдруг, словно что-то почувствовав, ко мне в ноги кинулся знакомый серый комочек и протяжно затянул своё «ми-я-а-а-а-у-у-у!»
               - Муська! – я сгрёб её с дорожки, на секунду посмотрел в её напуганные глаза, и отправил в угол багажника, на мешок со своей одеждой. Закрыв за выехавшей машиной ворота, Серёга, шумно устраиваясь на пассажирском кресле, сказал:
               - Забрал, всё-таки…
               - Да, пусть едет в новую жизнь.
                                                                                                                                     Январь 2012.