Как я провёл этим летом.

               Опьянённый весной, скворец с самого верха огромной ели рассылает на всю округу трели своей первой песни. Под его свист, щёлканье и разнообразные скрипы, веером рассыпающиеся с колючей макушки вечнозелёной красавицы, просыпается жизнь в округе. Тянутся к солнечному свету, набирая силу, травы. На открытых местах, словно в сказке, прямо из-под чёрной земли, выскочили и распустились первоцветы. За дорогой в кустах потрескивают почки, разрываемые молодыми листьями. Пруд полной жизненной чашей затих в своей таинственной прозрачности. Ты смотришь на меня глазами, полными любви.
               Мне всё никак не удаётся ответить тебе тем же. Я взвинчен и закручен до предела. Пускай на мне видавшие виды джинсы и старая полувоенная куртка с половиной пуговиц. Пускай, зато обут я в новенькие, начищенные до блеска и сияющие на солнце берцы. Заправленные в них джинсы плотно стянуты высокой шнуровкой. Ногам очень удобно и можно прыгнуть с горы прямо вниз хоть в огонь, хоть в воду. Даже на камень! Литые толстые подошвы отлично защитят ноги. Но прыгать с горы - это не то, чем я собираюсь заниматься. Мне необходимо эту гору передвинуть, и, поэтому, в моих руках хорошая лопата. Через пахнущие кожей крепкие садовые перчатки я отчётливо ощущаю её телескопический стальной черенок. Собранный из отработавших своё передних амортизаторов и приваренный к финскому остатку лезвия лопаты, этот черенок венчается титановой рукояткой с дубовой вставкой. Наточенная, как бритва, лопата разрежет эту гору на множество маленьких частей, покидает их на тележку, ну, а я уж перевезу их на новое место…
              
               Гора восстала и ополчилась на меня, призвав силы природы себе на помощь. В семь часов утра уже невозможно дышать. Волны горячего воздуха накатывают с востока, а солнце, ещё только оторвавшись от макушек деревьев, растущих на краю садоводства, уже прожигает насквозь мою тоненькую футболку.  Привалившись к тёплой обшивке времянки, я не ухожу в тень, где ещё достаточно прохладно, а отдыхаю прямо на солнце. Сижу на стареньком, поскрипывающим подо мной крылечке, скинув душную футболку. Дышу и слушаю природу. Кожа на моих плечах начинает румяниться. «Хотя и говорят, что майское солнце достаточно нежное, всё равно, как бы не сгореть, а то ночью будет долго не уснуть, а сон, как и твоё внимание, очень дорог  теперь».
               Знойный полдень? Нет, это - ни с чем несравнимое ощущение молекулы, попавшей в горнило доменной печи. Я плавлюсь и растекаюсь ртутью по уже твёрдо натоптанной дорожке между картофельных борозд. Впереди меня бежит под горку нагруженная тележка. Солнце бьёт по неприкрытой голове, выжигая остатки пигмента непоседевших волос. Прикрыть голову невозможно. Стоит надеть панаму или повязать косынку, как голова перестаёт дышать, закипает, и уже потоки солёного пота жгут лоб и затылок. С риском получить тепловой удар, катаю тележку с непокрытой головой, и пропускаю мимо ушей все твои грозные предупреждения. «Жидкому металлу не грозит никакой солнечный удар! Тем более, он у меня уже один раз был в далёком детстве…  Действительно, какие шапки, когда и ботинки, и джинсы давно уже сняты и выставлены на проветривание. Даже пластиковые тапки отброшены в сторону, и я опять, как в детстве, стучусь твёрдыми пятками в землю!»
               Мой вид, - человека, одетого в цветные плавки и жёлтые перчатки, напоминающие краги, босиком гоняющего туда-сюда садовую тележку, наверное, смешит наших ближних соседей. Хотя, судя по тому, как они серьёзно относятся к жизни, им совсем не до смеха. Что можно подумать про людей, которые, на моё пожелание доброго утра, вместо «здрасьте» тыкают в нос листком бумаги, на котором от руки что-то выписано из СНиПов. На все мои «позвольте», «извините», и что есть нормы, которые я знаю и никак не нарушаю, мне высказывают, что всё это устарело, а вот они раскопали в Вездесущем Интернете такой новый закон,  по которому все старые правила недействительны, и мне не стоит ставить дом ближе десяти метров к границе участка.  Я ответил им, что и рад бы подвинуться, но, простите, некуда.  Да и зачем мне от таких хороших людей отдаляться? Хорошие люди должны быть ближе друг к другу. Ведь так?
               К вечеру не спасал даже немного похолодевший воздух. А гора хохотала надо мной так, что в моих руках начинало болтать тележку в стороны. Оставалось лишь крепче сжимать зубы и глубже дышать. Позже, запарковав тележку и рухнув на жалобно скрипнувшее подо мной крылечко, находящееся уже в тени, я замираю в блаженстве, предвкушая вкусный ужин и спокойный вечер:
               - Лёль, выключи, пожалуйста, приёмник!
               - Почему?
               - Соловьи поют…

               Как на месте бывшего сада построить дом? Правильно, - убрать сад и поставить дом. Что может быть проще, если не жалко деревьев? Выдрал их с корнем, всего делов-то! Попилил их на дрова, пни - в костёр. Это так, если только не жалко…  А если очень, очень жалко, и дерева дороги, как память о близком человеке? Тут с топором и бензопилой нельзя, да и рука не поднимется спилить не растущий в наших краях сибирский кедр. Как он вообще умудрился выжить, позабытый здесь всеми не на один год? Видно, с лёгкой и хорошей руки он был посажен в эту землю.
               Всем известно, что пересадить растение лучше всего вместе с комом земли. Это пригодно для небольших кустов, а тут почти дерево, да ещё и капризное! Что можно сделать с ломом, топором и лопатой? Правда, в сарае в наследство досталась неплохая лебёдка –«лягушка». «Ею, конечно, хорошо деревья выворачивать, но поднять и переместить - нужна техника, а её на эту гору ну никак не загонишь! Придётся шевелить извилинами, как его оттуда метров на пятнадцать переместить. И ведь это не камень какой. Он должен остаться живым и, по возможности, невредимым, а тут ещё и яблонька на самой вершине горы… Вот с неё, пожалуй, и начну. Если чего, скажу, что не получилось, ну, а если получится, тогда я – герой! Может, меня даже наградят…»
               Мысли, мысли, глупые мысли лезут в голову, но недаром говорят, что глаза боятся, а руки делают. Наверное, я всё-таки знал, что надо делать. Откуда? Сам не знаю, но обкопав яблоню по периметру кроны, я забил под её корни несколько дюймовых досок и потом скрепил их между собой. Получился щит, на котором стоял большой ком земли, и с него же свешивался уходящий в сторону толстый центральный корень дерева. Зацепив троса, я начал потихоньку тянуть всю конструкцию вниз. Качнувшись макушкой, деревце тихонько подалось в мою сторону. Я обрадовался и прибавил усилий, но тут всё встало и, как в плохом кино, ком земли под деревом начал разваливаться прямо у меня на глазах. Схватив лопату, я бросился на колени возле щита и начал осторожно, чтобы не завалить деревце на бок и окончательно всё не испортить, подкапывать снизу. Я был уверен, что где-то внизу остался небольшой корень, который и портит всё дело.
               Так оно и есть. Помимо одного корня, который уходил, как-то коряво, сбоку в сторону, рядом, чуть глубже и прямо в сторону спуска, шёл ещё один, такого же размера, который я уже успешно обломал. Настроение резко упало. И дело было не только в том, что почти полдня работы пошли насмарку. Обидно было то, что излишняя самоуверенность и ненужная торопливость погубили дерево. Или почти погубили? Стянув разваливающийся ком несколькими оборотами верёвки, я, подрубив остатки поломанного корня, продолжил перемещение многострадальной яблони вниз, к приготовленной для неё яме. Привлечённый моими манипуляциями, пожаловал сосед с дальнего участка:
               - Добрый день, - поздоровался он со мной, внимательно оглядывая трос лебёдки, привязанный к щиту, на котором, наклонившись, стояло небольшое дерево.
               - Да, наверное, ты прав, Валерий Васильевич, и день всё-таки добрый, - ответил я ему, перестав качать кусок трубы, надетый на короткий рычаг лебёдки.
               - Яблоня-то взрослая. Выживет ли она после такого переезда? – Васильевич хитро прищурил глаз, глядя на меня.
               - Теперь не знаю, но у неё, всё-таки, осталась надежда.
               - А что такое?
               - Да я по запарке половину корневой ей загубил.
               - Плохо,- расстроено произносит сосед, - яблоки на ней очень вкусные были.
               - Слышал я уже про её яблоки, не один раз. Ладно, обрежу половину веток. Другого выхода нет.
               - Поздно уже обрезать в июне-то?
               - У меня нет другого выхода. Я даю ей шанс и яму с хорошей землёй, заправленную удобрениями. Если столько лет она искала себе пропитание в пустом суглинке и выжила, то переезд на пять метров и обломанные корни должна пережить…
               Зарядивший на три дня дождик – мне в союзники, не так тяжело переносить пересадку деревцам, но заслышав про неприятности с яблоней, ты наотрез отказываешься давать согласие на пересадку кедра:
               - Нет, только осенью!
               - А как же стройка? К осени надо уже фундамент поставить, а через фундамент его будет не протащить уже!
               - Тогда мы его оставим!
               - А он скоро вырастет, и тебя заставят его спилить, как высокое дерево в метре от границы! Ты забыла, какие там соседи? Зачем давать им лишний повод, когда они и без повода готовы нас скушать с тапочками! Надо пересадить, и точка!
               Ты обиженно прикусила губу, и высыпавшие на лицо дождинки погнали тебя под крышу, а я остался один слушать сорочью перестрелку. И откуда они только столько патронов раздобыли? С раннего утра всё стреляют и стреляют, прямо как в боевике американском. Прислушавшись к сорочьей трескотне, я замечаю, что у одной из сорок то ли автомат со свистком, то ли она у них просто за главную. У неё после каждой длинной очереди раздавался короткий свист, и вся стая держала небольшую паузу, прежде чем опять начинать стрельбу. Под такую музыку я цепляю и успешно перетаскиваю кедр на новое место. А тут и дождик, как нельзя кстати, ещё пару дней освежал длинные иголки новосёла.

               От первых поваленных ёлок разлетелись в разные стороны сороки, унося с собой все свои новости. Гора собралась в большой комок на самой своей вершине. Грозно насупившись, она норовила обрушиться на меня остатками массы, со всей своей высоты. «Пусть себе пыхтит потихоньку. Всё, что от неё осталось, я легко спущу вниз, на место будущего въезда на участок. Сейчас пора начинать разметку, и время вспомнить уроки геометрии, которые транзитом пронеслись в голове в чудесные школьные годы!»
               Не успел я, как следует, вспомнить, чего там надо складывать и из чего извлекать квадратный корень для того, чтобы получился правильный прямоугольник, как ранним утром, без предупреждения, на меня «напали» ближние соседи. Занятый сносом растущей горы, я так увлёкся, что совсем упустил их из виду. По всей видимости, наточенное ребро моей отполированной до блеска лопаты, которой я неистово размахивал вблизи нашей общей границы, с каждым днём всё сильнее их нервировало. И вот раним утром, они, отбросив бесполезные СНиПы и вооружившись пятиметровой рулеткой со сломанной пружиной, пошли на меня в атаку.
               Я был готов отразить любое внезапное нападение. И дело не только в моей службе в армии, где меня этому прекрасно обучили. Всё-таки, какой-никакой опыт дачного строительства я имел, как и опыт общения с людьми, которые любые законы готовы разворачивать в нужную им сторону. Итак, вздыбив шерсть на загривке, я уже был готов показать им оставшиеся клыки, но вид женщины, одетой чуть ли не в вечернее платье с двумя разрезами по бокам, моментально обезоружил меня, выбив из рук лопату. Модельные босоножки кремового цвета, в которых она неуклюже пыталась перебраться через остатки горы, прыгая на одной ноге через натянутую ею же самой верёвку, моментально убрали все мои «колючки». Я сразу же покрылся белым пухом и растянулся в миролюбивой улыбке.
               Ещё не полностью сошёл туман с низины. Его разорванные куски клочьями белой ваты висели над блюдцем пруда, который много лет назад образовался от ухнувшей здесь авиабомбы. Прыгала соседка через верёвочку на одной ноге, прижав к груди рулетку и несколько листков бумаги с карандашом. Её муж стоял в позе «статуи Командора» и с ледяным спокойствием наблюдал, как валится вперёд головой, зацепившись за пограничный канат, его супруга.
               Ещё мгновение назад, готовый грудью встретить и немедленно отразить соседскую агрессию, я не на шутку перепугался того, что она сейчас просто протаранит меня своей головой. Не столько страшно было получить удар головой, как я испугался за его последствия: «А вдруг она так шмякнется об меня, что набьёт себе синяк где-нибудь на лице? Не дай Бог! Потом же не оправдаешься, что это она сама, вон у неё и свидетель готовый стоит, смотрит и не дышит…» Инстинктивно я выбросил вперёд руку, готовый поддержать её неустойчивое тело. Пробалансировав на одной ноге и чудесным образом устояв, нарядная соседка благополучно переправилась через границу и защебетала вполне миролюбиво:
               - Ну вот, давайте померяем, сколько у вас расстояние до границы.
               - Давайте, - сдерживая смех, ответил я ей.
               - У вас же здесь дом стоять будет, - она показала на край траншеи будущего фундамента, - здесь, да?
               - Да, где-то там.
               - Ну вот, - обрадовалась она чему-то, глядя на полотно рулетки, - четыре метра восемьдесят сантиметров! – Она победоносно посмотрела на меня.
               - И что?
               - У вас нет пяти метров!
               - По СНиПам достаточно трёх метров.
               - Но мы-то отступили на пять!
               - Ну и что? Мне это абсолютно всё равно. Хоть на десять!
               - Как это?
               - А вот так.
               - Но у вас нет пяти метров!
               - Зато больше трёх.
               Скомкав неубирающуюся рулетку, с гордым видом, подобрав кверху подол с разрезами, она шустро перебралась через пограничный канат и, воссоединившись с ожившей статуей, быстрым шагом удалилась в свой дом, стоявший ровно в пяти метрах от места конфликта.
               Ты мне не веришь? А дело было именно так…

               Солнце юркнуло за тучу, и внезапно замолчали птицы. Со стороны юго-запада поднялась и двинулась прямо на меня иссиня-чёрная туча. Потоки свежего воздуха, прорываясь, отгоняли плотную духоту далеко за дорогу. «Сейчас приложат небеса» - подумал я и поторопился, собирая инструмент, разбежавшийся по ровной поверхности подготовленной площадки, на которой уже поднялись короба опалубки фундамента.
               «Ну вот, свежесть пришла, а я в солёной скорлупе остаюсь. Сегодня, видно, продолжения работы больше не будет, а я вечером помыться хотел. Эх, погода, всё твои коррективы. Впрочем, а что мне мешает сделать это прямо сейчас?»
               Вода в небольшой чёрной бочке за половину дня успела нагреться до температуры парного молока, и я с удовольствием вылил себе на голову половину ведра неторопливой, тёплой струёй. Набирающий силу ветер набросился на мокрое тело и принялся выстуживать его, отчего кожа моментально покрылась смешными пупырышками. Пытаясь согреться, я всё быстрее и быстрее намыливаю собственную голову, ополаскиваю её, радуясь свежести, которую творят простой шампунь и немного нагретая солнцем вода.
               Ого! Быстрая нить молнии подсветила тучу, как мне показалось, совсем рядом. «Один, два, три, четыре…» - начинаю про себя отсчёт, быстро елозя куском мыла по мочалке, - «…девять, десять!» Загромыхали огромные барабаны, скатываясь с небес на землю. Ветер прибавляет всё больше и больше, давит, пытаясь сорвать с меня белую мыльную пену. Сверкнуло много ближе и загремело уже на счёте «шесть».  Вот и первые крупные капли забарабанили по крышам домов и зашумели в листве садов. Я стою в низине участка, прямо под остатками горы, в плавках, весь покрытый белой пеной и, наверное, со стороны похожий на маленького снежного человечка. Уже не чувствуя холода ветра, я подставляю лицо тяжёлым каплям дождя. Они сильно стучат по мне и стекают вниз тёплыми приятными струйками. Закрыв глаза, я поднимаю руки в стороны ладонями к небу. Кажется, что вместе с пеной с меня смывается накопившаяся усталость. Снизу по ногам чувствуется прилив необычайной силы: «Вот оно! Единение полуодичавшего человека и сил природы! Свершилось!»
               Позади меня, кажется, совсем рядом, с грозным шипением гигантской змеи, вонзается в землю молния. Я не успеваю ничего сообразить и даже начать счёт, как, практически моментально, лопнуло над головой небо и меня оглушило громом, заставив присесть от неожиданности. «Всё. Единение закончено. Надо по-быстрому сматываться, пока в меня не прицелилось, а то я ещё и в луже здесь стою…» Быстренько окатившись из ведра, пригибаясь и скользя босыми ногами по раскисшей тропинке, торопливо бегу под крышу старенькой времянки.
               Какое счастье иметь крышу над головой! Почему это ценишь только тогда, когда понимаешь собственную ничтожность перед силами природы? Барабанит дождь по тонкой кровле, ветер рвёт занавеску в дверном проёме. Там, за открытой дверью, с чёрного неба срываются зигзаги молний, и порой грохочет так, что звякают в окнах стёкла и прогибаются внутрь стены.  Да, спасибо Петровичу, домик гнётся, но дюжит!
               Натешившись, гроза унеслась в сторону, оставив только послабевший дождик, который через мелкое сито всё сеет и сеет свои слёзы. Скинув последнюю одёжку, я растираю полотенцем сразу задышавшее тело. Мне кажется, что мир за открытой дверью исчез и что я опять остался совсем один на всей земной громадине в крохотном стареньком доме, и со мной только шум ветра, дождя и далёкая теперь уже гроза.
               «Господи! Как же я нечеловечески устал. Вымотался жутко и хочу всё бросить!» Но этого мне никак нельзя тебе говорить. Ты приедешь завтра, и я встречу тебя, лёгкий и свежий, как сегодняшний воздух.

               Вот он, момент истины! Всё готово! Опалубка выровнена и с боков, для страховки, присыпана землёй. Арматура уложена на свои места и крепко связана. Всё замерло в ожидании телефонного звонка. Вот и он:
               - Да, я вас слушаю!
               - Привет, Юр, - это звонит сосед Анатолий из-за дороги, он инвалид, и поэтому иногда обращается с просьбами отвезти или привезти его со станции, - не смог бы ты сегодня встретить меня с электрички?
               - А во сколько?
               - Часа в четыре.
               - Анатоль, у меня сегодня миксер должен подойти. Так что точно обещать я тебе не могу. Больше некому позвонить?
               - Да ты один, вроде…
               - Толя, честное слово, не могу тебе ничего обещать, но как только освобожусь, тогда только и смогу, а когда это будет, я не знаю. Тебе ждать придётся. Может быть, долго.
               - Я буду ждать.
               - Хорошо.
               «Так. Это была осечка. Ну ладно, надо взять нервы в кулак и не раскисать! Хорошо сказать: нервы в кулак, а если что-нибудь пойдёт не так? Здесь и свалить будет не на кого – всё сам, автор и исполнитель. Два в одном, или даже три. Ну, а если что, то будет и четыре, и пять! Но лучше об этом не думать. Нервы в кулак и спокойствие на лицо! Ну, где этот бетоновоз?»
               - Да, аллё! Выезжаете? Что, что? Объяснить дорогу, куда ехать? Ну, это проще простого! Значит, так…
               «Может, кто-то скажет, что это полная ерунда - волноваться из-за каких-то пятнадцати тонн бетона. Но для меня и половина куба бетона, пролитая мимо, – это катастрофа. Вид лопнувшей опалубки вряд ли кого-нибудь радовал. Разве, что только… да, не будем сейчас об этом, они вон уже и дружбу свою предлагают!»
               Ага! Вот и он – девятикубовый монстр на четырёх осях и с транспортёрной лентой сбоку. Всё, отступать некуда, и наперевес с угольной лопатой я бросаюсь в решающую атаку!..
               В конце второго часа раздачи всё накрыло дождём, который я не почувствовал, поскольку к этому времени уже был совершенно мокрый. Залив последний заезд, миксер намылся и стал пятиться, исчезая в серой стене дождя. Ты, счастливая и мокрая, радуешься, как ребёнок, а я с тоской смотрю на возвышающиеся остатки горы.
               - Ладно, пойдём под крышу, надо переодеться. Ой!
               - Что такое?
               - Меня же Толик два часа на станции дожидается!..

               Солнце высушит и капли дождя, и пот, и слёзы, а заодно и напитает кожу пигментом. Главное, – не прятаться от него. Очередное утро после завтрака начинается с обязательной заточки лопаты. Масса горы иногда предательски подсовывает разного размера камни. Это в придачу к тому, что она ещё и густо нашпигована военным железом. Слава Богу, что весь этот металл, попадавшийся мне до сих пор, уже своё отработал и никакой опасности не представляет. Немного нервируют хвосты миномётных мин, иногда выскакивающие из горы, но они не имеют продолжения, и я спокойно их складирую в сторонке, вместе с разного размера осколками и оторванными снарядными головами. Копать ещё кубов двадцать, и нет гарантии, что гора не подкинет сюрприз в виде несработавшей фугасной авиабомбы килограмм на двести пятьдесят!
               Мимо по дороге медленно идёт огромная немецкая овчарка. Видно, что собака в возрасте, но остатки стати хорошо сохранились, и я не могу не залюбоваться её спокойными, уверенными  движениями. Позади собаки с двумя пластиковыми пакетами так же неторопливо идёт её хозяйка. Изредка она останавливается и, наклонившись к обочине, срывает какую-то траву, потом кладёт её в один из пакетов.
               - Здравствуйте!
               - Доброе утро! - Женщина поднимает голову и останавливается. Собака, сделав несколько шагов, оглядывается на хозяйку и тоже замирает.
               - Я смотрю, вы в травах разбираетесь?
               - Да, есть немного.
               - Вот, подскажите мне, пожалуйста: здесь на горе есть парочка кустов, скоро совсем травой зарастут. Что это?
               - А это у вас Астильба. Очень хорошие кустики. Можете потом рассадить их, хороший заборчик может получиться, - проследив за направлением моей руки, моментально ответила приветливая женщина.
               - Спасибо, а я подумал, может, сорняки какие…
               - Нет, что вы! Очень хорошие кустики.
               - Спасибо, постараюсь запомнить. Счастливо вам!
               Выдергивая чахлые кусты из пыли, в которой они сидели, я заметил, как из корней одного из них посыпались зелёные винтовочные гильзы. Я еще потряс немного кустом, и на гильзы упали два целых патрона. Наклонившись, я поднял их из общей кучи и обнаружил, что на обоих патронах были наколоты ударником капсюля. «Повезло кому-то тогда» - подумал я, разглядывая, может быть, чью-то удачу.
               Телефонный звонок вывел меня из состояния оцепенения. Звонил друг, товарищ и главный наставник по «раскопайству» Игорёха:
               - Привет, а ты где?
               - Привет, а на даче.
               - Чем занимаешься?
               - Пулемётчика ищу.
               - Какого пулемётчика?
               - Немецко-фашистского, естественно!
               - А где?
               - В горе, знамо дело! Здесь у него дзот в войну, похоже, был.
               - Ого! И как успехи?
               - Никак…
               - А что так?
               - Да он всё время уползает от меня, гад недобитый! Я рою, а он слышит под землёй и сваливает куда-то в сторону. Хитрый фриц попался, но я всё равно его поймаю, и уж тогда он мне ответит, куда свой МГ подевал!
               - Так он тебе и ответил!
               - А куда он денется, когда всю гору  срою? Приползёт, как миленький, сдаваться, и всё расскажет!
               - Ладно, пока!
               - И тебе, Игорёк, не хворать!
               Вот и два последних кустика переехали с горы на новое место. Теперь там совершенно пусто, и, кроме старого хранилища овощей, ничего нет…

               Негр с лопатой на присевшей горе – это не мираж, а я - собственной персоной. Говорят, что я уже обуглился и без паспорта могу спокойно подаваться в Африку к туарегам. Примут, как своего, безо всяких сомнений. Со спины, так точно, похож на все сто процентов! За эти две недели, в которые я оголтело набрасывался на остатки горы, каждый раз отгрызая кусочек то справа, то слева, мне удалось познакомиться с половиной жителей этой линии. По большому секрету мне рассказали, что люди уже называют меня «маленький бульдозер». Кто и как только меня не называл за всю мою извилистую жизнь, но чтобы так! Приятно, честное слово! А остатки горы всё же растаяли под моей лопатой, как мороженое на солнце. Стало даже немного жалко нарушенного природного ландшафта, но хочется верить в то, что я, всё-таки, делаю этот мир лучше.
               Я так увлёкся горой, что и не заметил, как у нас созрела картошка. Ну что же, пойду теперь её копать! А завтра - в лес, непременно в лес, за грибочками.

               - Аллё, привет, Игорёха! Нет, пулемётчика так и не нашёл, наверное, он к соседям уполз. Ага, у них спокойнее. Да в лес ездил, корзинку лисичек запросто! Нет, белые не попадались, только один красненький недоросль… Ну ладно, пока! Ага, приезжай, у меня оба заезда готовы…

               Потянуло осенней прохладой, окрасившей листья клёна багровой краской. Заканчивают свой облёт ласточки, ныряющие по вечерам к земле, из редкой теперь уже синевы неба. Всё чаще дует плотный «южак», неизвестно где набравший в себя ледяного холода. Под его напором упали последние косматые ёлки в середине участка. Трудно им было спорить с бензопилой в моих руках, но я знаю, что ты простишь меня за этот разгром, ведь я посадил в ряд их деток. Целую дюжину маленьких зелёных красавиц. Я их так и пересчитал, как месяцы в году. Самая маленькая оказалась июнь, самая большая – февраль.
               Скворцы, чёрными взъерошенными каплями, расселись на проводах и продрогших осинах. Тихо и неслышно приводят они себя в порядок перед дальней дорогой. Прибравшись, как по команде, взметнулась вся стая, заслонила собой половину неба и, сделав полукруг, ушла далеко в сторону,  прильнув к земле. В тишине дня с макушки соседской ёлки раздаётся последняя в этом году песня отставшего скворца. Наверное, так он благодарит эту землю, где родился сам когда-то и теперь вывел своих птенцов. Закончив свою россыпь, птица бросилась догонять стаю, да и нам пора возвращаться в город. Я снова вижу в твоих глазах счастье…

               14-18 сентября 2012г.