Любовь!

ЛЮБОВЬ!

(В. Исаков) 

       Зима облизывала мой гараж шершавым языком ледяного северного ветра, завывающего в полярной ночи, как продрогшие от мороза волки ночью  на полную   луну. Заготовка из кости для ажурной резьбы выполнена и лежала в кислоте: белела. Но это - завтра. Всё - завтра! 
Вот бы ясная ночь: можно поиграть с северным сиянием. Когда оно на небе, зову его к себе, как учил мудрый старик коми (есть в этом мире ещё тайные знания). Сияние приходит по моей просьбе  и изгибается в ту или иную сторону, меняет цвет, превращается то в птицу, то в розу! Красивое зрелище и так завораживает, что всегда забываю потянуться за камерой в карман, а кончики пальцев в игре с сиянием почему-то бьет, мелкими   иголочками. Холодно.  Правда, не так, как вчера: мороз  -49 С. поднялся до -39 С.   Но этот ветер! Снег при нём падает не вертикально вниз, а летит параллельно сугробам. И мой многоцелевой гараж «плывет» среди трехметровых гор снега по снежным волнам, оставляя секундный след дрейфа при очередном порыве ветра. 
На борту температура +21?С .и мотор гаража - печка - раскалена докрасна. На ногах пимы (сшиты вручную из оленьих шкур), но почему-то немного знобит. Может быть от мыслей? Открыл заслонку топки и закурил, вой ветра и утробное ворчание печки с кипящим чайником, тишина в гараже посреди забортной кутерьмы располагает к воспоминаниям. 
Поток нахлынувшей ностальгии прервал грубый стук в дверь. Зашел некто в меховой куртке с капюшоном на глазах и отряхивал пимы веником: могу и выставить за несоблюдение порядка на судне-гараже. Это оказался заместитель начальника милиции, правда, о должности и звании узнал недавно: познакомились на рыбалке, а там регалий не спрашивают. Я протянул Игорю полстакана горячего чая и «мензурочку» в 50 граммов водочки (мой способ отогрева - никогда не заболеешь). 
Переведя дыхание, Игорь выпалил: «Михалыч убил человека!». Первый раз в жизни я потерял самообладание: никогда ранее не слышал более неразумного и страшного. Михалыч был душой компании и владел искусством улаживать конфликты, иной бы профи позавидовал. 
Бывало, люди в лесу уже сходились стенка на стенку и клали указательный палец на курок ружей, но вмешивался он: нужными словами, шуткой или анекдотом так умело разряжал ситуацию, что пять минут назад враги становились, чуть ли не закадычными друзьями, заметьте, на всю жизнь. 
Молчание прервал Игорь, выпалив: «Ничего не знаю, бегу в отдел! Мне только что 
сообщили, я - мигом к тебе, Валентиныч. За воротами машина ждет». Через час он позвонил и попросил приютить собаку Михайлыча - Найденыша: «Сейчас сержант её привезет». Я нарезал оленину кусками и стал ждать. 
   Собака для Михалыча была всем, детей у него не было: увы, Бог не дал! 
Однажды, семь лет назад, он приехал с рыбалки раньше обычного и, как в плохих анекдотах, не вовремя. Зашел в комнату, спокойно, не обращая внимания на испуганную жену и не менее перепуганного любовника в постели. Роста Михалыч был не такого уж и большого, но его навыки уличного русского каратэ смущали многих в зале, а здесь, в маленьком объеме квартиры… 
   Он поставил ружье в угол и пошел собирать вещи в чемодан. Бедный любовник! После получасового пребывания под одеялом при неслышных шагах и молчаливых перемещениях Михалыча тенью по комнате, он не потерял здоровье, но про женщин, думаю, забыл навсегда. Да и клинок ручной работы на поясе не давал ему шанса на громкое хлопанье дверью. 
Найденыша привезли. Шерсть у неё - белая в кучеряшках, как у маленького барашка, а глаза небесно-голубого цвета. Она была так рада: хвост, как пропеллер, бил по бокам. Тут же облизала мне лицо - ей всегда нравились мои усы. Слупила всю оленину и улеглась на свое любимое место - диван, положив, голову на подушку. Здесь ей все прощалось! Как она оказалась у Михалыча, никто не знал, только в один момент он появился с ней на пороге гаража, и та сразу описала мои пимы. Вот так она вошла в мою жизнь.
Найденыш - смышленая, можно сказать, умная собака. Она всегда каким-то чутьем определяла настроение и сейчас не играла со мной, а, казалось, спрашивала: «Почему я здесь и где хозяин?» На улице такая непогода, что я взял Найденыша домой: она часто бывала у меня с Михалычем.
        В квартире зазвонил телефон. На другом конце тихий голос Игоря сказал:
- Михалыч только одно твердит, что убил и молчит про мотивы. 
Утро вечера мудренее... 
Я лег спать, хотя, как назвать сном постоянное хождение на кухню и бестолковое открывание холодильника?! И беспрестанное курение. Кроме сала и оленины с черствой краюхой хлеба в белом «холоде объема» ничего не было. Но пачка пельменей нашлась, я ее с трудом отодрал из морозилки. 
Неожиданно стала подвывать Найденыш: никогда за ней такого не наблюдалось. Положил её  морду себе на колени. Меня будто током ударило: в её умных, вопрошающих глазах увидел человеческий взгляд. Стал гладить ее по голове, что-то шепча в утешение, а она, будто почувствовав беду, прижалась к моим коленям. Было такое ощущение, что искала защиты у моих рук. Не было собаки с крутящимся, как пропеллер хвостом и моющим пылесосом для моего лица и усов, лишь комок кучерявой грусти и печали. 
Утром мы погуляли, но она не бегала по сугробам за ветром, как это обычно бывало, хватая пургу за руку. Плелась сзади и все норовила прижиматься к моим ногам белым боком. Прижатые уши и хвост крючком между лап говорили о её тоске. 
Я сфотографировал Найденыша и, оставив её дома,  поехал к Игорю, предварительно взяв с собой два ящика сигарет, четыре килограмма печенья и четыре коробки одноразовых пакетов чая. 
 Меня пропустили, и я со всем скарбом зашел в кабинет к Игорю. 
- Молчит? 
- Да.
- Пусть приведут в кабинет к тебе.
- Не положено! 
- Мне плевать на твоё: «Не положено»! Когда ты тонул в трясине и Михалыч ринулся, рискуя собой, ползком, по жерди, тоже было - не положено?! Прикажите привести его, товарищ майор, это Вам приказывает старший армейский офицер и Ваш друг! Разрешите свидание в Вашем присутствии! 
Игорь смутился и приказал привести Михалыча. 
Когда его привели, я не узнал разухабистого говоруна. На меня смотрел человек, который поедом ест себя за совершенное. Обнялись. Сели за стол и в тишине закурили. Тут он почти шепотом начал говорить: 
- Понимаете, мужики… 
Он вопросительно посмотрел на Игоря, тот кивнул в знак согласия. Затянувшись сигаретой и став мрачней тучи, Михалыч продолжил: 
- Помните ту ночь, когда я ушел с одним чемоданом от жены, из моей квартиры, которую купил для нас?! Я же оставил ей всё (он не назвал ее по имени - не простил!). Как вы все собрались у тебя, Валентиныч, в гараже?! И решили миром мне помочь, кто чем мог: кто телевизором, кто холодильником, кто дубленкой, а кто комнатой в общаге. А еще, скинувшись, купили мне старую «копейку»! Ночью я стоял на коленях перед ликом Богородицы  на иконе  и молился за ваше здоровье. А чем я мог вас ещё отблагодарить?   А та, которая меня обманула, приходила ночами во снах и просила вернуться, умоляла, плача, и всё руки тянула ко мне, чтоб обнять. Но наступало утро и все опять становилось серым. После ночи выбрасывал в ведро очередную полную пепельницу окурков и ехал на работу, а все мысли были о ней.
…Вы же знаете, кроме неё мне никто не был нужен. А два года назад шёл мимо бывшего своего дома и услышал детский плач в мусорке, да такой жалобный. Я кинулся туда, и увидел щенка с разрезанным ухом - спугнул садиста. Убил бы на месте за это! 
Он вздрогнул и с опаской посмотрел на Игоря. Тот будто не слышал оговорку и Михалыч продолжал уже громко: 
- Я выкупал щенка в теплой воде. Поразительно: шерсть оказалась белой и нежной, как пух, а глаза голубые, как небо, вот природа-матушка! Щенок скулил от боли, и страха. Я налил ему в тарелку молока, и он жадно хлебал, расплескивая большие капли на пол. У меня появился смысл в жизни. Щенок оказался девочкой, но имя Найденыш к ней приклеилось, как советский пластырь
на пальце. Найденыш ходила за мной, как ниточка за иголочкой. От меня ни на шаг не отставала. И помните, первый раз на охоту её взял? И как она работала? 

 Да уж, работала по «боровой» она отменно! 
- Она стала для меня членом семьи. Мы с ней и в пир, и в мир! Помнишь, Валентиныч, когда вы все уехали в длительные отпуска (отпуск у нас по 58 дней и плюс отгулы)? А мне Найденыша на время командировки надо было на кого-то оставить: улетал в Питер. Попросил бабушку-соседку по общаге приглядеть за ней, денег на кормежку и за работу дал, кажется, штук 10 «рваных»-деревянных, не помню. Найденыш сбежала от бабушки и появилась уже нагулянной. Ещё раньше на прогулках со мной у неё появился друг: здоровый дворовой кабель. Видимо, с ним убежала: любовь и у них бывает.
Михалыч раскраснелся и курил беспрестанно, мы не замечали дыма, висящего под потолком. 
- Вскорости она ощенилась, ветеринарный врач Оксана принимала роды, намучилась. Но денег не взяла и от конфет отказалась за работу: видимо, увидела, как переживаю за Найденыша. Не зря Оксану в городе за глаза называют «Доктор Айболит». Щенок оказался потешным большим увальнем, весь в папашу. Так и назвали Увальнем. Через месяц мы вышли в люди, и Найденыш представила его отцу. Тот ходил гордо, подняв хвост, охранял нас. Меня он, видимо, считал своим, а на чужих людей рычал, кто хотел погладить малыша. Клыки у него весьма впечатляющие, как у матерого волка. Вот так и совершали прогулки вчетвером. 
Но что странно: детишек-малышей, которые бездумно бросались погладить щенка, собаки не трогали, Найденыш даже позволяла брать Увальня на руки. И особенно странно, она норовила и малышей зализать. Так смешно было: когда к ней подходили дети, она зализывала сначала ребенка, потом щенка. А кобель в это время ходил кругами возле них и не давал ребенка забрать. Смеху от ребятишек было на весь двор, и каждый день они устраивали очередь, чтобы пройти такую смешную процедуру. Странно, но сыпь и прочая гадость на коже у малышей стала проходить после языка Найденыша. 
Михалыч потушил сигарету и закурил следующую. Я встал из-за стола, в тягучей тишине подошел к окну, открыл форточку. Михалыч затянулся, я ему налил водки в стакан под осуждающим взглядом Игоря. Тот же выпил водку, как будто стакан воды, не заметив, видимо, готовился рассказать самое основное, переживая всё во второй раз.
- Понимаете, мужики, в общаге, что рядом с моим домом, жила женщина. Она пусть и опустившаяся, и детей у нее забрала опека, но тут на наших прогулках с собаками стала подходить с просьбой отдать ей на воспитание Увальня. Слёзно просила, клялась детьми, и их здоровьем! Я думал тогда, что она тосковала о детях. Хотел верить, что Увалень (он же такой был потешный) будет ей толчком, чтоб стать прежней мамой и приезжать к своим детишкам. Отдали мы ей Увальня. Ещё  и  денег дал, как приданное: на обустройство малыша в чужой квартире. А куда мне их тратить-то?! 

     Михалыч перевел дух и, опустив взгляд в пол, отстранено и очень медленно начал рассказывать, что произошло дальше:
- В тот вечер Найденыш себе места не находила в квартире, металась по комнате. Я, сжалившись над ней, вывел её погулять. А она бросилась к той даме - в общагу, держа черную пуговицу носа над землей. Фыркала даже от волнения. Я постарался не отставать и побежал за ней. Мы, запыхавшись, вбежали в комнату. Там была гульба! Найденыш бросилась к чему-то темному, валяющемуся в грязном углу, затем с воем - ко мне! Подошел посмотреть, а это, оказывается, валялась шкура нашего Увальня… Тетка с расщеперенным в улыбке беззубым ртом и опухшими глазами засмеялась и сказала: «Какой вкусный был!»… Понимаете, она клялась своими детьми и их здоровьем! Блин, мужики, я вошёл в ступор. 

        Первый раз увидел у Михайлыча влажные от слез глаза. Он продолжал:
- Схватил Найденыша на руку и прижал к себе. А тут чьи-то пальцы потянулись к ее белой шерсти. Все, что учил, мужики, в русском уличном каратэ, выплеснулось в одно мгновенье! Быстро, точно и в сквозных движениях слитно. Грязные пальцы, тянувшиеся к моей Найденыше, хрустнули под крючком на излом моего указательного пальца. Наглые, чьи-то бычьи глаза получили удар пальцев в «растопырку». Бугая, встающего на защиту своей погани, удар каблуком в срединную часть грудной клетки положил на заблеванный пол. Двое, кинувшиеся было на меня с ножами, огребли под солнечное сплетение и ребром кисти в шейную артерию: рухнули. С места прыгнул двумя ногами в грудину очередному рвущемуся на меня ублюдку… 
   В квартире наступила тишина, лишь та, с расщеперенным ртом  хватала, молча  воздух. «Что, захотелось нежности? А как ты говорила про детей, сука?! Ты же клялась детьми - святым в жизни каждого! Прикрылась ими?!»
Я не мог с собой совладать, мужики, первый раз в жизни, простите! Все, что делал, будто делал не я, а другой. Работал «автомат памяти тела». Прижал сильнее к боку просяще-скулящую Найденыша. В прыжке, ударив внешней стороной стопы в гортань притаившегося, как в засаде, идиота. Переступил через его хрипящее тело и вышел из комнаты, неся Найденыша на руках, побрел домой.
 - Мужики, разве так делают со щенком? Разве так можно? А? - сигарета в пальцах Михалыча тряслась мелкой-мелкой дрожью. - Через выкуренную сигарету оставил на соседку Найденыша и пошел в милицию сдаваться. Вот я и здесь! 
Мы молчали. 
- Михалыч, брат, мы с Найдёнышем дождемся тебя, ты не сомневайся, вот тебе посылочка и фото твоей Найденыша. 
Встали, обнялись. Я попросил потереть пару листков бумаги, это «письмо» для Найденыша. Положил их в целлофановый пакет.
    Как она прыгала по квартире от радости, прочитав его «письмо» своим черным мокрым носом! 
   Щербатая умерла. С теми, кто получил раны, совместимые с жизнью, мы провели беседу, разъяснив, особенно тому бугаю, который тянул пальцы к Найденышу, что пить на территории города впредь нельзя. Сомневающиеся тут же убедились в обратном: утерев кровь с пропитых носов, согласно закивали засаленными головами. 
Был суд. Все слышали диктофонную аудиозапись исповеди Михалыча в кабинете, которую сделал Игорь: адвокат приложил её  к показаниям подсудимого. Михалыча приговорили к восьми годам лишения свободы. На судебное заседание я привел Найденыша. После мы уговорили охрану разрешить (и среди них есть люди) им проститься. Осужденный  Михайлыч встал  коленями  на мраморный пол, Найденыш сорвалась у меня с поводка и спешно, быстро-быстро стала лизать ему лицо, скуля, да так громко, аж на все здание. Работники суда вышли из кабинетов, посетители и любопытные замерли от увиденного. В гробовой тишине послышались всхлипы. Сержант из конвоя, потупив взгляд, начал бубнить под нос: «Ты это, пойдем. Надо же ехать!».
Михалыч тяжело встал и, не поворачиваясь, тяжело шаркая подошвами ботинок, пошел за сержантом, опустив голову. Я взял Найденыша на руки и выбежал из здания, чтобы проводить машину. Найденыш металась, хотела вырваться, вертя мордой, укусила за плечо, но я держал. Подлетели друзья, прихватили её лапы, и тут, когда машина поехала, она обмякла, завыв так жалобно с подвыванием, будто ей не хватало воздуха от горя! Белые платки у женщин метнулись к глазам. Мы отнесли Найденыша в машину и уехали ко мне в гараж. Там сели за стол и, чокнувшись, молча, выпили, потом долго в тишине курили. 
Найденыш стала молчаливой и начала убегать из дома. А вечером сидела у меня под дверью, не издавая ни звука. Я покупал дорогущую колбасную нарезку, и ребята привозили самые лучшие куски мяса, но она ела мало и нехотя. Через день мне позвонили и сказали, что Найденыш сидит у здания суда и смотрит на дорогу, по которой увозили Михалыча. Самое странное, что она облизывала малышей, обнимающих ее за шею, но как только приближалась женщина - тут же рычала и показывала зубы: предупреждала. Едва махала хвостом на мужчин, подходивших погладить её. Поодаль сидел тот здоровый черный кабель, внимательно смотрел за ней и за всеми. Охранял. Я стал и его подкармливать. 
Он теперь жил рядом с гаражом, Никита - плотник, один из наших друзей - сделал ему теплую будку. Найденыша перевел в гараж: она стала выть по ночам, подумал, что соседи не поймут. И сам перебрался туда же: как я ее одну оставлю?! Утром вместе уходили. Она, как на работу, - к зданию суда, ждать. Я не препятствовал. Да и как будешь воспрепятствовать ожиданию и вере! Слух о Найденыше быстро разошёлся по городу и люди начали приходить, чтобы посмотреть на верность собаки, пробовали подкормить. 
   Мамаши приводили своих детишек, болеющих кожными заболеваниями. Найденыш вылизывала малышей, будто своего щенка, с материнской нежностью. Женщины, удивляясь, тайком вытирали слёзы по щекам. Как-то мои друзья одному мужчине, снимающему Найденыша на камеру, настоятельно порекомендовали стереть «память»: это не шоу. Он, было, хотел возразить, но бабушки и женщины, которые всегда стоят у суда (горе в этом здании живет) взяли его в круг, отодвинув моих друзей.  И поддержав их, высказались в более в сильных идиоматических выражениях. 
Весь город уже знал о собаке, ждущей хозяина. А она смотрела, смотрела и смотрела на дорогу в одну точку. 
Как-то, вечером ко мне в гараж приехал Анатолий и, гладя Найденыша, спросил: 
- Валентиныч, ты не замечаешь ничего необычного?! Нет бомжей в нашем районе, и самое интересное, что они боятся к нам заходить 
- Но мы же предупредили… 
- Нет. Тут информация прошла, что Найденыш на помойках выискивает своих обидчиков. Ты помнишь того бугая урода, которого «отрихтовал» Михалыч? (Анатолий был рихтовщиком автомобилей, жестянщиком). 
- Помню.
- Его очень сильно искусала стая собак. Говорит, что Найденыш принюхалась к нему, а когда он замахнулся на неё, подкусила его слегка. Побежала от него, подволакивая лапу, будто он ее ударил ногой, метнулась с воем, якобы побитой, к собакам. Тут на бомжа налетел и зарычал здоровый черный кобель и все псы взяли мужика в кольцо. А Найденыш сидела на холмике, как бы руководя нападением. Она, подтявкнув на стаю, как будто отдала приказ, все псы бросились на бугая. Это уже третий, кто был в той комнате. Остались ещё трое. 
Найденыш отвернулась после этих слов к стенке. Мы замолчали, глядя на неё. Потом пришла информация, что и остальных она выследила и на них натравила свою стаю. 
Найденыш ходила, ходила и ходила на дорогу, к зданию суда. Всё ждала. 
Перестала кушать, кроме меня никого подпускала. Шерсть начала выпадать и стала сивой, будто поседела. Цвет глаз поблек и они стали водянистыми, будто выплаканные от горя. Найденыш оживлялась только тогда, когда ей подводили малышей, которых привозили уже из других городов. Вылижет малыша и толкнет боком осторожно, а сама опять смотрит на дорогу. Я сбился с ног, стараясь выходить её: витамины, ее любимая копченая оленина, но она не ела и ничего не хотела, отворачиваясь к стене. Упрашивал, умолял. А она поднимала мою ладонь своим горячим лбом, чтобы погладил, молчала. Ни уколы, ничего не помогало. 
И как-то через полгода «прилетевший» ко мне на машине Игорь, выпалил, что Найденыш умерла возле здания суда. У меня рука инстинктивно потянулась к рукоятке ножа на стене.
- Нет, Валентиныч, криминала нет! 

   Мы подъехали к суду. Остекленевшие глаза Найденыша устремлены вдаль, на дорогу. Вокруг неё столпились женщины. Кто смотрел, а кто гладил её сивую шерсть. Все плакали. Я пробился к ней и положил ладонь ей на лоб, закрыл глаза. Неожиданно для всех завыл чёрный пёс, сидящий рядом со мной.
Похоронили мы её на маленьком холме возле озера, где она любила гулять с Михалычем. 
Выстрелили из ружей над ее могилой по количеству прожитых ею лет. По местному телевидению дали сюжет о Найденыше и люди с детишками за руку потянулись на могилку к ней. Они просили у нее здоровья, а в знак благодарности завязывали на деревьях вокруг ее ухоженной могилки цветные ленточки. Через год все деревья были увешаны ими. Ей там хорошо, на небе, среди красоты ленточек бегать вместе с Увальнем. 
На совете мы решили передать на зону к Михалычу страшную новость. Трое были против сообщения, я в их числе. А через полгода мы его везли в «цинке» с зоны: не выдержало сердце. Тоска по любимому разъедает сердце и душу изнутри, забирая силы и желание жить. Михалычу в путь в вечность положили прах Найденыша: им там будет хорошо втроем с Увальнем. 
Та, обманувшая Михалыча, была вынуждена уехать из города: мужчины старались её избегать, женщины перестали не только разговаривать с ней, а вообще замечать. Черного пса я взял к себе в дом насовсем. 

А в городе больше не стало бродячих собак: всех подобрали жители.