Стояли первые тёплые дни апреля. До дня рождения дедушки Ленина и такого долгожданного Первомая было рукой подать.
Две закадычные подружки - Света Смирнова и Наташа Нефёдова -возвращались из своей деревенской школы. Маленькая и худенькая Наташа явно блёкла на фоне своей, светловолосой и абсолютно слоноподобной ,сопартницы. Та казалась скорее её старшей сестрой, чем школьной подругой.
Наташа и впрямь задержалась в школе дольше обычного. Онав собиралась уйти из неё сразу после восьмого класса, став, в конце концов, буфетчицей или поваром, поскольку очень любила поесть пирожки с луком и варёными айцами, а также борщ с мясом.
Худенькая Наташа очень страдала от своей худобы. Её почти все сместные жители сначала принимали за городскую пигалицу. И это очень обижало девочку.. Да и груди у неё совсем не росли, делавшие её очень похожей на её единоутробного братца, правда без вего пока не совсем ещё детородного стручка.
Никанор сейчас жил с отцом. Родители Наташи слишком быстро поняли, что сделали ошибку, сойдясь вместе, и теперь жили порознь, словно бы чем-то всерьёз обиженные игрушки. Отец забрал Никанора, оставив своей жене всегда такую слабую и всегда так нелепо хнычущую Наташу.
Несмотря на жару, девочки были довольно тепло одеты. На Свете красовалась светло-голубая болоньевая куртка. Из-под неё выглядывал коричневый подол школьного платья, а ноги Светки, одетые в фиолетового цвета колготки , утопали в совершенно нелепых разрисованных ромашками резиновых сапогах.
Девочки сами не заметили, как свернули с главной деревенской улицы и спустились к реке. Всегда такая обжористая Светка сладостно лизала ярко-красного петушка на палочке , особенно противно высовывая свой толстый язык так гадко похожий на кусок «Докторской» колбасы.
Такую колбасу Наташа видела всего пару раз в жизни, зато часто видела, как взрослые люди режут свиней. Свиньи вопили тогда почти человеческими голосами. Наташе всегда было жаль бедных животных . Она никогда не ела ни котлет, ни мяса. Даже на куриные бёдрышки смотрела с тоской.
Сейчас, на маленьких полузатопленных островах что-то определенно белело. Наташа пригляделась, и вдруг совершенно неожиданно для своей подруги и сопартницы стала расстёгивать неповоротливые пуговицы на своём клетчатом демисезонном пальто.
Это пальто подарил ей отец, прислал в счёт алиментов. Наташа всегда считала себя совсем некрасивой, она была чересчур худой для деревенской девочки, и теперь торопливо снимая с себя вещь за вещью.
- Ты чего это,а? – вопросила нелепо таращаяся на неё Светка. –Совсем сказилась?
- Наташа между тем лихо стянула с себя трусы и довольно зло заметила: «Там же зайцы погибают – не видишь что ли!?»
Светке стало вдруг ужасно стыдно за свою упитанность и одетость. Она посмотрела на дорогую столичную куртку. Она ужасно хотела надеть в школу ещё и джинсы, но приходить в джинсах в школу не разрешали. Их классная руководительница, Аврора Ивановна , когда-то словно бы в шутку сказала, что заставит Светку сидеть в таком случае перед всеми совершенно голой, как в бане или в каком-то странном институте, который располагался в Ленинграде и назывался Академия художеств.
Светка глубоко вздохнула и тоже стала лихорадочно оголяться, не желая отстать от такой проворной и смелой Наташи.
Та, уже будучи босиком пританцовывала у кромки воды. Пританцовывавала и оглядывлв всё ещё холодную воду.
Она попыталась вбежать в неё по щиколотку и тотчас выскочила обратно.
- Ты что, дура... Вон лодка стоит.
И впрямь лодка была совсем рядом. Девочки бросились к ней и стали сталкивать её в воду.
Они пыхтели и дружно толкались своими нагими и ослепительно розовыми телами. Наконец более смелой Наташе удалось стянуть лодку в воду.
- Я буду лодкой править, а ты зайцев хватай.
На дне лодки лежало единственное весло, больше похожее на лопату, которой в русскую печь ставят и вынимают из неё домашний хлеб. Наташа пробралась на нос лодки и стала осторожно выгребать на середину реки.
Светка со своими короткими волосами, стыдливо пыхтела, сидя на банке. Наташе показалось, что одень её к нелепый клетчатый комбинезон и в такую же клетчатую рубашку, м она станет похожей на Карлсона.
- Только бы шмотки наши никто не упёр, а то придётся, как последним дурам в чём мать родила домой возвращаться.
Наташа удивилась – ей совсем не было холодно. Напротив, собствення нагота её даже обрадовала. Ей стало надоедать скучное школьное платье. Она всё мечтала поскорее повзрослеть и не быть нахабой для собственной матери. Так в сердцах называла её бабушка.
Зайцы явно впали в какой-то спасительный транс. На ум Наташе то и дело приходили некрасовские строки о добром и смелом деде Мазае. Она посмотрела на Светку, та отважно хватала зайцев за уши, хватала и тотчас тащила их в лодку.
Светке стало немного стыдно за свою голую ловлю. Её упитанное тело уже скучало и по болоньевой куртке, и по коричневому платью, и даже по баклажанового цвета колготкам и нелепым резиновым сапогам.
Голая, она была очень смешной. Съеденные за завтраком пирожки наверняка успели с успехом перевариться и почти были готовы вылезти из её природного отверстия тёмно-коричневгой и весьма гадкой на цвет и запах колбаской.
Светка всегда стыдилась своих какашек. Те слишком напоминали ей какашки свиней. Да и она сама чем-то походила на вполне упитанную свинку, особенно сейчас, когда она была совершенно голой.
На зайцев она смотрела, как на свою вполне законную охотничью добычу. «Эти вот на капор пойдут. А из этих можно целую шубу сшить!» – думала она, отбиваясь от мерзких заячьих ласк
- Придётся ещё один рейс делать, - слишком много их - утирая пот со лба, проговорила Наташка.
Она радостно почти по-детски улыбнулась, уже предвкушая похвалы учителей и даже небольшую заметку в районной детской газете.
«Как жаль, что я пионерский галстук сняла... Вот дура...», - мысленно обругала себя худенькая и абсолютно счастливая девочка.
...Бабка Наташи сидела за своей любимой швейной мащинкой.
Она собиралась сщить внучке обнову к Первомаю. Хотя её дочь и развелась с мужем, в её личных проблемах девочка была совсем не виновата.
«Ей и так нелегко. С городских харчей, да на наши деревенские хлеба!»
Это всё было верно.
То, что её дочь стала грезить городом, была виновата она сама, слшишком принижала она деревню. Хаяла её за грязь и неустройство, за вечно пьяных и абсолютнор неспособных к нормальной жизни мужиков.
«Нормальных-то ещё в самом начале тридцатых побывили. А потом война. Вот одно отребье и осталогсь!», - иногда в сердцах говорила она.
Отложив в сторону портновский сантиметр, она взглянула в окно. Возде их калитки болтался какой-то очень невзрачный мужичонка, прижимающий к своей исъудавшей груди кучу какой-то, явно детской, одежды.
В мужичке она с неудовольствием узнала местного выпивоху Сидорыча. Тот явно вёл себя странно, хотя однажды пытался обменять на бутылку водки нижнее бельё неизвестной женщины.
«Вот неймётся ироду!», - прошипела Вера Прокофьевна и решительно направилась сначала в сени, а затем и во двор.
- Чего тебе надо?! – накинулась она на полупьяного мужичка.
- Всё.. нету твоей Наташи. Вот это одно и осталось. Небось, двойку в школе получила, да как есть в воду и кинулась. А тебе старая карга последний привет оставила.
Вера Прокогфьевна осеклась. Вещи, действительно, принадлежали её внучке Наташе. Она оглядела вхлохмаченного и явно нетрезвого мужичка.
- А я сейчас в милицию тебе сдам, паршивец. Откуда мне знать, - может быть, это ты её раздел, а затем или в хлеву запер или и впрямь в воду спустил. Там тебе всё припомнят. И перемёты твои поганные, и...
- Да стой ты, стой. Нужна мне твоя мокрощёлка. У меня до войны знаешь сколько баб было? Любая ноги на сто восемьдесят градусов разводила. Была даже одна агитаторша из Рублёвска. Так та влюбилась в меня, как кошка.
Вера Прокофьевна бросилась к реке. Она побежала туда в халате и в галошах, дабы удостовериться в правдивости слов этго местного блядуна и выпивохи.
Накану она и впрямь слишком уж застращала Наташу, пугая её поркой, если ьта вновь принесёт из школы двойку. Но девочка выслушала её слова довольно стойко. Она даже не стала просить прощения или умолять о чём-то а тихо и серьёзно легла в постель
Вера Прокофьевна немного взволновалась. Обычно на лето ей привозили Никанора. Этот мальчишка мало чем отличался от Наташи. Он мог бы вполне сойти за девочку - такой же худенький и болезненный.
Он вобрал в себя черты отца. А В Наташиной физиономии читались черты её матери – вечной неудачницы.
Она даже своего семйного гнезда не смогла толком свить. И теперь вполне могла лишиться своей дочери. А возможно – и сына.
Наташка с гордостью вела свой кораблть к берегу. Мысли о районной газете заменялись уже целым подвалом во всесоюзной «Пионерской правде»!.. Тогда её наверняка пошлют в Артек, а, возможно, её именем назовут родную школу.
Первой рассеррженную Веру Прокофьевну увидала Светка. Наташка пока витала в своих мечтах и совсем забыла думать о бабке. Но теперь она вдруг ясно ощутила свою наготу.
Сердитая бабка могла, вполне легко могла её выпороть по такому мелкому заду. Дсталось бы, разумеется и такой скверной свиноподобной Светке. Они обе заслужили серьёзную трёпку.
- Ах, вы паскудницы малолетние! Ишь, чего придумали. Да сдались вам эти ироды косые. Хай, мёрли бы, коли их судьба такая. А всё школа эта проклятая. Забьют вам головы какой-нибудь чушью. А вы и верите!
Светка со страху противно и гадко икнула. Ей вдруг стало разом зябко и стыдно. Теперь она и впрямь была кем-то вроде наказанной куклы. Бабка Наташи погрозила ей сломанной веткой и словно бы двух нашкодивших коз заставила наперегонки бежать в гору.
Подруги пронеслись по деревне почти галопом. Они бежали по сухой дороге, бежали, отбивая босыми пятками крепкую, воистино пионерскую дробь.
На следующее утро их обеих отвезли в райцентр с воспалением лёгких. Обе спасительницы метались в бреду и им мерещились спасённые ими, вполне благодарные им за это спасение зайцы...
2022.
Вещь вполне достойная Арканова или даже Виктора Коклюшкина. Но это не просто забавные сценки,а самая настоящая метафора человеческой жизни как таковой. Очень, кстати обидная, если относиться к себе искренне самокритично. Ведь вот всю жизнь занимаемся вроде бы серьёзными делами. А как же - спасители, гуманисты, труженники! Порой даже с риском для жизни и не взирая на здравый смысл и даже приличия. А потом вдруг выясняется что оказывается занимались самой обыкновенной ерундой и бесстыдством (всего лишь спасали голышом каких-то дурацких зайцев), окончательно испортив себе мозги и здоровье, да так и не поняв, в чём же мы в сущности виноваты, ведь все (почти все) живут так. (Деменция в доме престарелых равноценна горячечному бреду с благодарящими за спасение, говорящими, зайцами). Блестяще обыграно! Поздравляю! Ералаш для взрослых. Бабка, как олицетворение наказующего перста - хороша и её слова о школе - совершенно в точку. Видимо со школы весь этот маразм жизни и начинается (с учителей взятки гладки - они не родители, не родные по крови бабки).
Помочь сайту
Поздравления
