ГлавнаяПрозаМалые формыРассказы → Красная Грива Часть 2

Красная Грива Часть 2

9 марта 2014 - Виктор Кочетков
article199046.jpg
* * *
А время шло. Ванька по-прежнему пас деревенское стадо, бабка Агафья собирала лечебные травы, готовила снадобья, знахарствовала потихоньку. Марина Геннадьевна, теперь часто бывала у нее. Готовила, пекла, стирала, а по вечерам, бывало, задерживалась. Втроем вели неспешные беседы, ища ответы, пытаясь приблизиться к Недоступному…
После отъезда митрополита иконы перестали мироточить. Герасим ничего не понимал, староста злился. Касса почти не пополнялась. Вредные, все знающие богомольные старухи, сразу связали это с приходом в храм нечестивого Ивашки. Нашептали батюшке, поделились мыслями с Фаддеем Фаддеевичем, которого очень боялись и уважали.
Как-то ветреной ночью, к дому Агафьи, осторожно кралась длинная тень, сжимающая в руках двустволку. Патрик учуял, высунул голову. Староста вскинул ружье, прицелился… Оба ствола были заряжены жаканами, патронами на медведя, невероятной убойности. Собака смотрела, не мигая, гипнотизируя взглядом. Фаддеич перекрестился, нажал курок… Щелк. Осечка. Еще раз. Щелк. Опять осечка.
–Да что же это за наваждение? Дъявол, не иначе… - перезарядил ружье. Патрик угрожающе глухо рычал, глядел пристально, будто пронзая лазерным лучом.
–Ба–бах!.. Мимо. Второй раз, ба-бах!.. – пуля срикошетила от столба, с визгом ушла ввысь…
Пес рванул со страшной силой. Выдернул цепь, в три прыжка настиг пятившегося от ужаса старосту. Вмиг свалил его наземь, и сомкнул яростные клыки на пульсирующей морщинистой шее, и все сжимал, сжимал челюсти, добираясь до агонизирующей артерии…
Хлопнула дверь. Ивашка и Марина Геннадьевна стремительно летели к разъяренному псу. Сзади, помогая себе клюкой, торопливо ковыляла встревоженная бабка Агафья. С огромным трудом разжали Патрику челюсти, оттащили подальше. Марина осмотрела разорванное в клочья, залитое кровью горло. Впрочем, артерия не была повреждена, и угрозы для жизни не было. Фаддеич смотрел на них вылезшими из орбит, безумными, белыми от пережитого ужаса, глазами. Он не верил в свое спасение и только хрипел сдавленно, отползая как раненный полоз, в густую тьму.
Ванька подобрал остывающее ружье и с крутого берега зашвырнул подальше в реку.

На следующий день, вечером, возле бабкиного дома собрались соседские мужики. Сидели на сваленных бревнах, крутили цигарки, курили, вяло переговариваясь. Ждали Ивашку. Тот возвращался с Патриком с дальних лугов. Увидел людей, подошел, поздоровался. Мужики встали, ответили вразнобой. Самый рассудительный шагнул вперед, глянул в глаза.
– Ты это, слышь, зла на Фаддеича не держи. Дурной он, прости ты его, не заявляй никуда. Мы тут всем обществом просим, плюнь ты на него, ничего он больше вам не сделает, мы уж ему мозги вправили…
Подошел отец Герасим, стоял смиренно, слушал.
–Да, да – вставил – ты уж Ваня не бери грех на душу…
- Грех? – глаза Ивашки зажглись.
- Но что есть грех? Природа греха – зло. А природа зла? Как это ни странно, но природой зла, является добро. Искаженное добро. Искаженное, вследствии помутнения, загрязнения, затвердения души, неухоженности Божьего дара. Гордыни. Душа живет, дышит, содрогается, сокрушается, впадает то в непроглядное отчаяние, то в беспредельную радость. Она прельщается, страдает, омывается слезами беспросветности, безвыходности, предрешенности. Она восстает, борется, сражается, бьется за свое равновесие, взывает о помощи к небесам. Это признаки души живой, развивающейся, неспокойной, стремящейся к недостижимому идеалу. Такая душа очищается в страданиях. Для нее страшен грех. Он заставляет ее болеть, мучиться, искушаться. Но пропустив грех сквозь призму Божественного Откровения, такие души быстро выздоравливают, обретают иммунитет. Часто ненадолго, не навсегда, но остается самое главное – память. О том, как это мучительно, больно и страшно, и как хорошо этого не делать.
Мысли о грехе, анализ греха, для души уже есть некое покаяние, обязательно переходящее в покаяние пред Высшим Судией. Грех страшен, но только для тех, кто не делает правильных выводов, и продолжает совершать ошибки. Эти души темны, непросветны. Они настолько грязны, что еще одна соринка просто не будет замечена. А самое главное, нет желания отмыться, воссиять чистотой помыслов, возблагодарить Создателя. Зачем, если на душе какой-никакой покой. Для того, чтобы спасти такие души, требуется удар большой силы, после которого грязь начнет отваливаться сама и душа оживет, затрепещет, обрадуется. Потому и даются нам во благо испытания, искушения, горечи. Души светлые, живые, укрепляет, а души темные пытается расшевелить, раскачать, разогреть. Необходимо движение, динамика, развитие. Застой пагубен, после него обязательно происходит дрейф в бездну грехопадения. А ведь мы приходим в этот мир с чистой душой, и уйти должны такими же непорочными. Иначе нас ждет долгий плен.
Мужики остолбенели от неожиданного пафоса бурной речи. Так в деревне никто не выражал свои мысли. Было чудно и непривычно. Интересно.
– Ересь глаголишь. Крамолу. Искажаешь Божие учение…
- Ну-ка, ты, долгогривый, вали отсюда к своим старухам. Их учить будешь… Мужики вытолкали Герасима за ограду. Тот пошел обиженный. Кинулся к телефону звонить Иерониму. Пожаловался на еретика, объяснил, что с его появлением в храме перестали мироточить иконы. Предложил предать его анафеме. Митрополит успокоил, велел понаблюдать за дерзким, но объяснил, что об отлучении говорить пока рано.
- Да у него даже креста нет!
- Крест должен быть в душе! – отрезал владыка…

Как-то получилось, что деревенские мужики стали теперь частенько собираться на бревнах у бабки Агафьи. Теплыми летними вечерами, провожая заходящее в далекий лесок багровое, гаснущее солнце, слушали необычные Ивашкины измышления. Много спрашивали, удивлялись, не верили совсем уж, на первый взгляд простым ответам. Сомневались. Особенно волновал их вопрос о том, почему людей называют рабами Божьими.
- Какие же мы рабы? – так и спросили его.
– Рабы ли мы? Несомненно.
Так же, как вольные птицы, перед которыми открыты все небесные пути, но не имеющие возможности преодолеть земного притяжения. Как Солнце, освещающее весь подлунный мир, вечно ходящее по кругу, не в силах дотянуться до далеких окраин Галактики и обреченное угаснуть. Как вся Вселенная, представляющая сам Хаос, превращающийся с течением времени в определенную четкую схему. Вселенная, все же имеющая границы, сжимающаяся и расширяющаяся, далекая и неизведанная…
Все живет по законам Божиим, или, как синонимы, по законам Природы, Мироздания. В этом смысле все сущее, все планеты, звезды, вся космическая пыль – являемся рабами Мира, который создал Нас. Но в отличие от вещей неодушевленных, и всех остальных существ живущих на Земле, только Человеку дана возможность Выбора. Творить Добро или Зло в рамках Поднебесья – это самая большая власть данная нам Создателем. И в этом и заключается Его любовь и уважение к своему лучшему творению. Мы сами решаем, как нам поступать, а Господь, зная, как мы поступим, корректирует последствия наших необдуманных решений, чтобы максимально снизить ущерб, принесенный заблудшей душой. И старается помочь, намекнуть, посредством всевозможных знаков направить ее на путь Истины.
Мы сами, не прислушиваясь к живущему в нас Духу Святому, уверенные в Гордыне своей, убежденные в силе собственного Знания, неоспоримые в своей Правоте, сами совершаем Деяния, не сверяясь с Учением, и сразу же попадаем в лукавые сети порока. А потом рвем свою душу в клочья, каемся, расшибаем лбы, сокрушаемся и скорбим. Но хорошо еще если так. А часто и не замечаем совершенной несправедливости, проходим мимо, ослепленные собственным превосходством.
Как жить в Мире полном искушения и соблазнов? Как правильно распорядиться Выбором, не прельщаясь и не оступаясь? Труднейшая задача даже для человека благоверного. Всю жизнь мы учимся выбирать, и даже в конце жизни делаем ошибки. Судя по всему, мы и созданы, чтобы научиться этому. А уж после земной смерти каждый оказывается в том месте, которое он выбирал всю жизнь, своими поступками, делами, помышлениями, своею верой неотступной.
Нужно опять же учиться, внимать гласу Духа Святого, чувствовать тонкие материи Познания, слушать, слышать душу свою, открыть, распахнуть ее для лучей Истины. Впитывать нектар Божьей Благодати, осязать энергию Пространства, чувствовать силу Перевоплощения. Главное сильно, страстно, до боли, до самых глубин, захотеть этого. Задавать самому себе вопросы, копаться, разбираться в своих поступках, делать жесткий самоанализ, и желать, желать, верить, что ответ будет найден. Никогда Господь не оставит мятущуюся в поисках Правды, душу. Так или иначе, но обязательно найдет возможность приоткрыть занавес, окружающий Царство Света. И вострепещет душа в безграничной благодарности к своему Создателю. Единственное, что нужно от нас – это желание сделать правильный выбор.
И, конечно же, Вера. В то, что все происходящее снами, все творящееся на Земле, все движения звезд и планет, все это во Благо нам, людям… Вера, что Бог никогда не ошибается, любит, и всегда помогает в борьбе с искушениями, допущенными нами по недомыслию. Мы сами спасаем свои души, Господь лишь помогает нам в этом, дает силы противостоять соблазнам, посредством Святого Духа направляет на правильный путь. Будто ниоткуда, вдруг начинаем понимать, осязать, чувствовать Красоту Божественного Промысла. Все величие Мира, красоту Природы, восторженность Вечности, великолепие Любви, поэзию Гармонии, святость всего сущего. Многообразная симфония света, звука, ощущений, поражает многогранностью созерцания. Слова, образы, мысли – все складывается в причудливую сверкающую мозаику и будто в калейдоскопе Откровения, возникают ослепительные сочетания реальности и видения…


* * *
Незаметно подобралась осень. Мазнула багрянцем, окропила желтизной стоящие в далекой туманной дымке леса, пронеслась над тучными нивами. Принесла обильный урожай, напоила земными соками отяжелевшие плоды, уложила уставшие пожухлые травы, ночными росчерками хвостатых комет, объявила о своем приходе…
Холодной тревожной ночью неутомимый церковный староста пробрался огородами к дому Агафьи. В руках нес бутылку с бензином и фитилем вместо пробки. Поджег тряпицу и зашвырнул на крышу ветхого старенького дома. Полыхнуло сразу, сильно. Языки пламени мгновенно охватили всю кровлю, загудели, затрещали. Огонь заярился, заиграл, пожирая старое дерево. Фаддеич сиганул в кусты и смылся по-быстрому.
Ивашка с бабкой еле успели выскочить, неодетые носились по двору, не зная за что хвататься. Торопились отвязать Патрика…
Люди проснулись, прибежали, не в силах уже чем-то помочь. Спасти ничего было нельзя. Дом рухнул, рассыпался тлеющими углями. Агафья завыла, запричитала, забилась… и пала замертво…

С рассветом крест снова озарился видением Богородицы. Но стояла она одна, без Младенца Иисуса, в белых непорочных одеждах, закрыв лицо ладонями и склонив сияющую в ослепительном нимбе голову. Казалось, Она горько плачет сожалея о судьбах земных… И иконы больше не мироточили…
Опять со всей округи стал съезжаться православный народ. Примчался митрополит со свитой. Службы шли, не прекращаясь ни на секунду. Славили Создателя и Невесту Его, клали бесчисленные поклоны, жгли и жгли восковые свечи в надежде заслужить прощение, каялись, исповедались, причащались, литрами лили елей и святую воду, остужая буйные головы. Молились, молились, молились…
Агафью схоронили на сельском кладбище. Место выбрали на взгорке между двумя плакучими березами. Земля там была песчаная, сухая, легкая будто пух. Проводить в последний путь пришло совсем мало. Ивашка с Патриком, Марина Геннадьевна, соседка Ильинична, да еще три древние старухи. Отпевать покойницу никто не стал, все священники были заняты в церкви, служили литургии, пели акафисты в честь Матери Божией. В общем, как могли, спасали свои души. До Агафьи ли им было?..
Два дюжих мужика забили крышку. Опустили гроб и стали быстро засыпать могилу. Сделали аккуратный холмик, вбили деревянный крест. Выпили по стакану горькой водки, помянули добром. Ушли.
Марина пригласила всех к себе. Накрытые небогато столы, готовые к последней тризне, ждали желающих. Двери открыты настежь…
Ванька с собакой на поминки не пошли. Сидели у могилы, молчали, глядя в звенящую синеву небес. Совсем незаметно, быстро, стали подкрадываться ранние сумерки. В небе зажглись таинственные невероятно яркие далекие звезды. Вышла полная грустная Луна, осветила кладбище мертвенным лиловым светом. Патрик поднял морду и завыл пронзительно, протяжно, горько… Казалось, будто сама сущность тварного мира стонет от невыносимой боли, эхом отдаваясь в черном поднебесье.
И словно отозвавшись, высоко на Востоке зажглась и стала медленно падать одинокая звезда, оставляя длинный, дымящийся след…
Ивашка встал, встряхнулся, потрепал, погладил пса, поклонился Кресту, и они медленно побрели в сторону светящегося редкими огоньками села…
А в храме вовсю шла всенощная. Сам владыка Иероним вел службу, чинно и громко выговаривая слова молитв. Церковь была переполнена, все свечи горели ярко, потрескивая от нехватки кислорода. Митрополит в сверкающей золотом ризе, в ослепительном серебристом блеске сияющей алмазами митры, вещал с амвона Божественные Откровения.
Все архиереи, диаконы, монахи, священники стояли в парадных одеждах, молясь истово, проникновенно…
Словно невесомая тень прошелестела внутри церкви. Свечи, лампады погасли, зашипели, окутались чадным дымом. Лишь электрический свет освещал собравшихся во имя Господне…
На пороге стоял Ивашка, народ будто расступился перед ним…
Владыка повернулся, увидел яркие непокорные глаза, вопросил, еле сдерживая гнев:
- Что тебе надо, сын мой?
- Я не твой сын…
Иероним задохнулся…
- Чей же?
- Я Сын Божий!
Кровь ярости бросилась в голову митрополита, услышавшего дерзновенный ответ. Все вокруг охнули от неожиданности, загомонили…
- Ах ты… Ах… Уберите его – кивнул двум рослым диаконам.
Отвернулся, продолжая службу. Ваньку схватили за руки, вытолкали взашей, обозвали…

Богородица исчезла. Крест стоял голый, темный. Смотрел, как медленно бредет Ивашка с Патриком, выбираясь на проселочную дорогу. Они шли туда, где рассветы купаются в далеких озерах, где сияет Лучезарный Свет, где нет тени, где дышится легко и свободно, а облака касаются земли…
Верный преданный пес семенил рядом, не забегая вперед, но и не отставая, чутким слухом ловя шорохи увядающего Мира. Они шли учиться. Они шли учить…
И никому на всем белом свете не было дела до этих бредущих в Неведомое путников. Лишь Марина Геннадьевна все ждала их, не гасила свет, не убирала столы…
А над селом быстро сгущались тяжелые грозные тучи. Электричество молниями проскакивало сквозь плотную муть. Громовые раскаты гулко перекатывались, канонадой сотрясая землю.
Страшной яркости вспышкой озарило все вокруг. Удар был такой оглушительной силы, что наискось треснул церковный купол. И сразу хлынул холодный, искрящийся, очищающий
проливной дождь… Ноябрь 2010г.

© Copyright: Виктор Кочетков, 2014

Регистрационный номер №0199046

от 9 марта 2014

[Скрыть] Регистрационный номер 0199046 выдан для произведения: * * *
А время шло. Ванька по-прежнему пас деревенское стадо, бабка Агафья собирала лечебные травы, готовила снадобья, знахарствовала потихоньку. Марина Геннадьевна, теперь часто бывала у нее. Готовила, пекла, стирала, а по вечерам, бывало, задерживалась. Втроем вели неспешные беседы, ища ответы, пытаясь приблизиться к Недоступному…
После отъезда митрополита иконы перестали мироточить. Герасим ничего не понимал, староста злился. Касса почти не пополнялась. Вредные, все знающие богомольные старухи, сразу связали это с приходом в храм нечестивого Ивашки. Нашептали батюшке, поделились мыслями с Фаддеем Фаддеевичем, которого очень боялись и уважали.
Как-то ветреной ночью, к дому Агафьи, осторожно кралась длинная тень, сжимающая в руках двустволку. Патрик учуял, высунул голову. Староста вскинул ружье, прицелился… Оба ствола были заряжены жаканами, патронами на медведя, невероятной убойности. Собака смотрела, не мигая, гипнотизируя взглядом. Фаддеич перекрестился, нажал курок… Щелк. Осечка. Еще раз. Щелк. Опять осечка.
–Да что же это за наваждение? Дъявол, не иначе… - перезарядил ружье. Патрик угрожающе глухо рычал, глядел пристально, будто пронзая лазерным лучом.
–Ба–бах!.. Мимо. Второй раз, ба-бах!.. – пуля срикошетила от столба, с визгом ушла ввысь…
Пес рванул со страшной силой. Выдернул цепь, в три прыжка настиг пятившегося от ужаса старосту. Вмиг свалил его наземь, и сомкнул яростные клыки на пульсирующей морщинистой шее, и все сжимал, сжимал челюсти, добираясь до агонизирующей артерии…
Хлопнула дверь. Ивашка и Марина Геннадьевна стремительно летели к разъяренному псу. Сзади, помогая себе клюкой, торопливо ковыляла встревоженная бабка Агафья. С огромным трудом разжали Патрику челюсти, оттащили подальше. Марина осмотрела разорванное в клочья, залитое кровью горло. Впрочем, артерия не была повреждена, и угрозы для жизни не было. Фаддеич смотрел на них вылезшими из орбит, безумными, белыми от пережитого ужаса, глазами. Он не верил в свое спасение и только хрипел сдавленно, отползая как раненный полоз, в густую тьму.
Ванька подобрал остывающее ружье и с крутого берега зашвырнул подальше в реку.

На следующий день, вечером, возле бабкиного дома собрались соседские мужики. Сидели на сваленных бревнах, крутили цигарки, курили, вяло переговариваясь. Ждали Ивашку. Тот возвращался с Патриком с дальних лугов. Увидел людей, подошел, поздоровался. Мужики встали, ответили вразнобой. Самый рассудительный шагнул вперед, глянул в глаза.
– Ты это, слышь, зла на Фаддеича не держи. Дурной он, прости ты его, не заявляй никуда. Мы тут всем обществом просим, плюнь ты на него, ничего он больше вам не сделает, мы уж ему мозги вправили…
Подошел отец Герасим, стоял смиренно, слушал.
–Да, да – вставил – ты уж Ваня не бери грех на душу…
- Грех? – глаза Ивашки зажглись.
- Но что есть грех? Природа греха – зло. А природа зла? Как это ни странно, но природой зла, является добро. Искаженное добро. Искаженное, вследствии помутнения, загрязнения, затвердения души, неухоженности Божьего дара. Гордыни. Душа живет, дышит, содрогается, сокрушается, впадает то в непроглядное отчаяние, то в беспредельную радость. Она прельщается, страдает, омывается слезами беспросветности, безвыходности, предрешенности. Она восстает, борется, сражается, бьется за свое равновесие, взывает о помощи к небесам. Это признаки души живой, развивающейся, неспокойной, стремящейся к недостижимому идеалу. Такая душа очищается в страданиях. Для нее страшен грех. Он заставляет ее болеть, мучиться, искушаться. Но пропустив грех сквозь призму Божественного Откровения, такие души быстро выздоравливают, обретают иммунитет. Часто ненадолго, не навсегда, но остается самое главное – память. О том, как это мучительно, больно и страшно, и как хорошо этого не делать.
Мысли о грехе, анализ греха, для души уже есть некое покаяние, обязательно переходящее в покаяние пред Высшим Судией. Грех страшен, но только для тех, кто не делает правильных выводов, и продолжает совершать ошибки. Эти души темны, непросветны. Они настолько грязны, что еще одна соринка просто не будет замечена. А самое главное, нет желания отмыться, воссиять чистотой помыслов, возблагодарить Создателя. Зачем, если на душе какой-никакой покой. Для того, чтобы спасти такие души, требуется удар большой силы, после которого грязь начнет отваливаться сама и душа оживет, затрепещет, обрадуется. Потому и даются нам во благо испытания, искушения, горечи. Души светлые, живые, укрепляет, а души темные пытается расшевелить, раскачать, разогреть. Необходимо движение, динамика, развитие. Застой пагубен, после него обязательно происходит дрейф в бездну грехопадения. А ведь мы приходим в этот мир с чистой душой, и уйти должны такими же непорочными. Иначе нас ждет долгий плен.
Мужики остолбенели от неожиданного пафоса бурной речи. Так в деревне никто не выражал свои мысли. Было чудно и непривычно. Интересно.
– Ересь глаголишь. Крамолу. Искажаешь Божие учение…
- Ну-ка, ты, долгогривый, вали отсюда к своим старухам. Их учить будешь… Мужики вытолкали Герасима за ограду. Тот пошел обиженный. Кинулся к телефону звонить Иерониму. Пожаловался на еретика, объяснил, что с его появлением в храме перестали мироточить иконы. Предложил предать его анафеме. Митрополит успокоил, велел понаблюдать за дерзким, но объяснил, что об отлучении говорить пока рано.
- Да у него даже креста нет!
- Крест должен быть в душе! – отрезал владыка…

Как-то получилось, что деревенские мужики стали теперь частенько собираться на бревнах у бабки Агафьи. Теплыми летними вечерами, провожая заходящее в далекий лесок багровое, гаснущее солнце, слушали необычные Ивашкины измышления. Много спрашивали, удивлялись, не верили совсем уж, на первый взгляд простым ответам. Сомневались. Особенно волновал их вопрос о том, почему людей называют рабами Божьими.
- Какие же мы рабы? – так и спросили его.
– Рабы ли мы? Несомненно.
Так же, как вольные птицы, перед которыми открыты все небесные пути, но не имеющие возможности преодолеть земного притяжения. Как Солнце, освещающее весь подлунный мир, вечно ходящее по кругу, не в силах дотянуться до далеких окраин Галактики и обреченное угаснуть. Как вся Вселенная, представляющая сам Хаос, превращающийся с течением времени в определенную четкую схему. Вселенная, все же имеющая границы, сжимающаяся и расширяющаяся, далекая и неизведанная…
Все живет по законам Божиим, или, как синонимы, по законам Природы, Мироздания. В этом смысле все сущее, все планеты, звезды, вся космическая пыль – являемся рабами Мира, который создал Нас. Но в отличие от вещей неодушевленных, и всех остальных существ живущих на Земле, только Человеку дана возможность Выбора. Творить Добро или Зло в рамках Поднебесья – это самая большая власть данная нам Создателем. И в этом и заключается Его любовь и уважение к своему лучшему творению. Мы сами решаем, как нам поступать, а Господь, зная, как мы поступим, корректирует последствия наших необдуманных решений, чтобы максимально снизить ущерб, принесенный заблудшей душой. И старается помочь, намекнуть, посредством всевозможных знаков направить ее на путь Истины.
Мы сами, не прислушиваясь к живущему в нас Духу Святому, уверенные в Гордыне своей, убежденные в силе собственного Знания, неоспоримые в своей Правоте, сами совершаем Деяния, не сверяясь с Учением, и сразу же попадаем в лукавые сети порока. А потом рвем свою душу в клочья, каемся, расшибаем лбы, сокрушаемся и скорбим. Но хорошо еще если так. А часто и не замечаем совершенной несправедливости, проходим мимо, ослепленные собственным превосходством.
Как жить в Мире полном искушения и соблазнов? Как правильно распорядиться Выбором, не прельщаясь и не оступаясь? Труднейшая задача даже для человека благоверного. Всю жизнь мы учимся выбирать, и даже в конце жизни делаем ошибки. Судя по всему, мы и созданы, чтобы научиться этому. А уж после земной смерти каждый оказывается в том месте, которое он выбирал всю жизнь, своими поступками, делами, помышлениями, своею верой неотступной.
Нужно опять же учиться, внимать гласу Духа Святого, чувствовать тонкие материи Познания, слушать, слышать душу свою, открыть, распахнуть ее для лучей Истины. Впитывать нектар Божьей Благодати, осязать энергию Пространства, чувствовать силу Перевоплощения. Главное сильно, страстно, до боли, до самых глубин, захотеть этого. Задавать самому себе вопросы, копаться, разбираться в своих поступках, делать жесткий самоанализ, и желать, желать, верить, что ответ будет найден. Никогда Господь не оставит мятущуюся в поисках Правды, душу. Так или иначе, но обязательно найдет возможность приоткрыть занавес, окружающий Царство Света. И вострепещет душа в безграничной благодарности к своему Создателю. Единственное, что нужно от нас – это желание сделать правильный выбор.
И, конечно же, Вера. В то, что все происходящее снами, все творящееся на Земле, все движения звезд и планет, все это во Благо нам, людям… Вера, что Бог никогда не ошибается, любит, и всегда помогает в борьбе с искушениями, допущенными нами по недомыслию. Мы сами спасаем свои души, Господь лишь помогает нам в этом, дает силы противостоять соблазнам, посредством Святого Духа направляет на правильный путь. Будто ниоткуда, вдруг начинаем понимать, осязать, чувствовать Красоту Божественного Промысла. Все величие Мира, красоту Природы, восторженность Вечности, великолепие Любви, поэзию Гармонии, святость всего сущего. Многообразная симфония света, звука, ощущений, поражает многогранностью созерцания. Слова, образы, мысли – все складывается в причудливую сверкающую мозаику и будто в калейдоскопе Откровения, возникают ослепительные сочетания реальности и видения…


* * *
Незаметно подобралась осень. Мазнула багрянцем, окропила желтизной стоящие в далекой туманной дымке леса, пронеслась над тучными нивами. Принесла обильный урожай, напоила земными соками отяжелевшие плоды, уложила уставшие пожухлые травы, ночными росчерками хвостатых комет, объявила о своем приходе…
Холодной тревожной ночью неутомимый церковный староста пробрался огородами к дому Агафьи. В руках нес бутылку с бензином и фитилем вместо пробки. Поджег тряпицу и зашвырнул на крышу ветхого старенького дома. Полыхнуло сразу, сильно. Языки пламени мгновенно охватили всю кровлю, загудели, затрещали. Огонь заярился, заиграл, пожирая старое дерево. Фаддеич сиганул в кусты и смылся по-быстрому.
Ивашка с бабкой еле успели выскочить, неодетые носились по двору, не зная за что хвататься. Торопились отвязать Патрика…
Люди проснулись, прибежали, не в силах уже чем-то помочь. Спасти ничего было нельзя. Дом рухнул, рассыпался тлеющими углями. Агафья завыла, запричитала, забилась… и пала замертво…

С рассветом крест снова озарился видением Богородицы. Но стояла она одна, без Младенца Иисуса, в белых непорочных одеждах, закрыв лицо ладонями и склонив сияющую в ослепительном нимбе голову. Казалось, Она горько плачет сожалея о судьбах земных… И иконы больше не мироточили…
Опять со всей округи стал съезжаться православный народ. Примчался митрополит со свитой. Службы шли, не прекращаясь ни на секунду. Славили Создателя и Невесту Его, клали бесчисленные поклоны, жгли и жгли восковые свечи в надежде заслужить прощение, каялись, исповедались, причащались, литрами лили елей и святую воду, остужая буйные головы. Молились, молились, молились…
Агафью схоронили на сельском кладбище. Место выбрали на взгорке между двумя плакучими березами. Земля там была песчаная, сухая, легкая будто пух. Проводить в последний путь пришло совсем мало. Ивашка с Патриком, Марина Геннадьевна, соседка Ильинична, да еще три древние старухи. Отпевать покойницу никто не стал, все священники были заняты в церкви, служили литургии, пели акафисты в честь Матери Божией. В общем, как могли, спасали свои души. До Агафьи ли им было?..
Два дюжих мужика забили крышку. Опустили гроб и стали быстро засыпать могилу. Сделали аккуратный холмик, вбили деревянный крест. Выпили по стакану горькой водки, помянули добром. Ушли.
Марина пригласила всех к себе. Накрытые небогато столы, готовые к последней тризне, ждали желающих. Двери открыты настежь…
Ванька с собакой на поминки не пошли. Сидели у могилы, молчали, глядя в звенящую синеву небес. Совсем незаметно, быстро, стали подкрадываться ранние сумерки. В небе зажглись таинственные невероятно яркие далекие звезды. Вышла полная грустная Луна, осветила кладбище мертвенным лиловым светом. Патрик поднял морду и завыл пронзительно, протяжно, горько… Казалось, будто сама сущность тварного мира стонет от невыносимой боли, эхом отдаваясь в черном поднебесье.
И словно отозвавшись, высоко на Востоке зажглась и стала медленно падать одинокая звезда, оставляя длинный, дымящийся след…
Ивашка встал, встряхнулся, потрепал, погладил пса, поклонился Кресту, и они медленно побрели в сторону светящегося редкими огоньками села…
А в храме вовсю шла всенощная. Сам владыка Иероним вел службу, чинно и громко выговаривая слова молитв. Церковь была переполнена, все свечи горели ярко, потрескивая от нехватки кислорода. Митрополит в сверкающей золотом ризе, в ослепительном серебристом блеске сияющей алмазами митры, вещал с амвона Божественные Откровения.
Все архиереи, диаконы, монахи, священники стояли в парадных одеждах, молясь истово, проникновенно…
Словно невесомая тень прошелестела внутри церкви. Свечи, лампады погасли, зашипели, окутались чадным дымом. Лишь электрический свет освещал собравшихся во имя Господне…
На пороге стоял Ивашка, народ будто расступился перед ним…
Владыка повернулся, увидел яркие непокорные глаза, вопросил, еле сдерживая гнев:
- Что тебе надо, сын мой?
- Я не твой сын…
Иероним задохнулся…
- Чей же?
- Я Сын Божий!
Кровь ярости бросилась в голову митрополита, услышавшего дерзновенный ответ. Все вокруг охнули от неожиданности, загомонили…
- Ах ты… Ах… Уберите его – кивнул двум рослым диаконам.
Отвернулся, продолжая службу. Ваньку схватили за руки, вытолкали взашей, обозвали…

Богородица исчезла. Крест стоял голый, темный. Смотрел, как медленно бредет Ивашка с Патриком, выбираясь на проселочную дорогу. Они шли туда, где рассветы купаются в далеких озерах, где сияет Лучезарный Свет, где нет тени, где дышится легко и свободно, а облака касаются земли…
Верный преданный пес семенил рядом, не забегая вперед, но и не отставая, чутким слухом ловя шорохи увядающего Мира. Они шли учиться. Они шли учить…
И никому на всем белом свете не было дела до этих бредущих в Неведомое путников. Лишь Марина Геннадьевна все ждала их, не гасила свет, не убирала столы…
А над селом быстро сгущались тяжелые грозные тучи. Электричество молниями проскакивало сквозь плотную муть. Громовые раскаты гулко перекатывались, канонадой сотрясая землю.
Страшной яркости вспышкой озарило все вокруг. Удар был такой оглушительной силы, что наискось треснул церковный купол. И сразу хлынул холодный, искрящийся, очищающий
проливной дождь… Ноябрь 2010г.
 
Рейтинг: +1 396 просмотров
Комментарии (2)
Осень # 17 июня 2014 в 18:18 +1
Добрый вечер, Виктор. Вот прочла 2 главу "Красной Гривы" и появился в душе какой-то огонёк, может веры, может надежды, может познания, не знаю ещё. Спасибо вам за такие жизненные, великолепные рассказы о самом главном, вы чувствуете и пропускаете через сердце ваших живых, реальных героев - это большой благородный труд, талантливое умение, всегда приятно вас читать, а после задумываться, помнить, черпать добро...
Виктор Кочетков # 18 июня 2014 в 13:40 +1
Здравствуйте, Леся!
Это конечно рассказ-аллегория, и каждый персонаж имеет свой библейский образ. Патрик - аллегория апостола Петра, Марина Геннадьевна - аллегория Марии Магдалины... владыка Иероним - аллегория иудейского первосвященника. Ну и т.д.
По моей задумке главный герой это и есть сам Иисус Христос, явившийся в мир после Чернобыля и встреченный так же как и две тысячи лет назад. Я специально не стал явно показывать кто такой Ивашка. Кто имеет глаза - тот увидит. Но, конечно нужна теологическая подготовка. Ведь когда он говорит: "- Я Сын Божий!", это уже и есть ответ кто таков этот замызганный пастушок.
Очень рад, что рассказ вызвал в вашей душе огонек мыслей. Придет время и Вам задуматься о Вечном, о смысле бытия, найти ответы на многие свои вопросы.
Огромное спасибо за замечательные душевные отзывы и неослабное внимание к моему творчеству!
С пожеланием радости и счастья
Виктор