Ехали долго, весь день, хоть и было пути – верст шестьдесят. Даже собирались обернуться за один день: собрать аппарат, проверить, поручить кому-нибудь из местных присматривать за ним и тут же назад, домой. Но не получилось.
Сначала Пахомыч надумал заехать к сестре – по пути ведь, жалко терять оказию… Сестрица, Раиса Пахомовна, будто ждала - уставила полный стол домашними пирогами: с капустой, грибами, картошечкой – разве откажешься? Муж, добрейший души еврейчик Марк Моисеич, добавил к столу штоф рябиновой настойки – как не попробовать? Уже через полчаса застольной беседы сестричка называла молодого напарника Пахомыча «Димулей» и «сынком», а Марк Моисеич безуспешно пытался затянуть скрипучим, как колодезный ворот, голосом «По диким степям Забайкалья…» Не допел, не дали.
Провожали от ворот; Раиса Пахомовна даже всплакнула, а пес Догоняй, которого ради такого праздника спустили с цепи, долго бежал за разукрашенным в павлиньи цвета ГАЗ-66, сначала лаял, а потом вдруг завыл, будто по покойнику. И тут же грянула гроза… Ливень был такой, что пришлось остановиться и переждать: дворники не справлялись с обрушившимся на машину библейским потопом.
После дождя и без того не бархатная дорога превратилась в сплошное болото и больше походила на полосу препятствий. Несколько раз приходилось выходить из машины, перепиливать рухнувшие на дорогу деревья и оттаскивать их в сторону. Сидевший за рулем Дмитрий весело насвистывал какую-то мелодийку, а угрюмый и немногословный Пахомыч лишь сердито посматривал на часы.
«Ну, когда же будет эта чертова деревня?» - нетерпеливо ерзал на месте Пахомыч. «Да скоро,» - отвечал молодой напарник и смотрел по сторонам: есть столбы – будет и деревня. Непонятная какая-то, Караулики… Кто только придумывает такие названия?
Но все же доехали - когда уже начало темнеть. Неожиданно, как черт из шкатулки, выскочила в глаза из лесов и буераков огромная поляна, усеянная полусотней строений – темных, наклонившихся к земле, без единого огонька или печного дыма. «Оба-на! – присвистнул молодой. – А где же люди, где хлеб-соль и духовой оркестр?» «Да вон они,» - показал рукой Пахомыч, и верно: у первого же дома замерла одинокая фигурка старика в каком-то немыслимом балахоне и с сивой бородой до колен.
Остановились, размялись от долгой дороги, подошли к старику и представились. Оказалось, дед не совсем и дед: лет около шестидесяти, лицо – изрытое глубокими морщинами - как темное печеное яблоко, острые глаза едва проглядывались из-за разросшихся бровей, на губах – улыбка.
«Как доехали?» - спросил, будто перед ним стояли отпускники-пассажиры с поезда, а не линейные телефонисты с вездехода. «Лучше не бывает, - буркнул Пахомыч. – А вас как звать- величать, уважаемый?» «Державины мы, - гордо вскинул седую голову дед, подбочениваясь каким-то особенным образом. – Спокон веку здесь живем. Русь обороняли – от татар, от степняков. Степь-то здесь – эвон, ста верст не будет. Раньше ее Дешт-ы-Кыпчак называли. Потом француза воевали, немца… Да и теперь ворога хватает…»
Ремонтники почтительно выслушали экскурс в историю и начали выгружать из машины инструмент, но дед и тут не дал. «Куда вы, на ночь-то глядя? Любое доброе дело с утра надо начинать, помолясь. Да и темнеет уже. Давайте-ка в избу, смородинным чаем вас напою.»
Пришлось согласиться: темнело осенью быстро, да и по небу снова заходили лохматые темные тучи. В большом доме, состоявшем из одной комнаты с огромной русской печью посредине, дед выставил на тщательно выскобленный ножом стол угощение: вареную в мундире картошку, кислую капусту, хлеб собственной выпечки, медовую бражку и несколько туесков с лесной ягодой. «Но сначала – в баньку!» - торжественно сказал он, вручая гостям веник и два холщовых полотенца. «А банька-то откуда?» - изумился молодой. «Так вас ждал, готовился…» Не поверили, конечно, но в баньку пошли с удовольствием.
Потом, уже за столом, отведав простого деревенского угощения и сытной бражки, повели неспешную беседу. Дед выспрашивал, по какой надобности наведались в их глухомань такие важные гости; те же – в ответ – спрашивали про деревню, сколько в ней жителей и где лучше поставить телефонный аппарат, чтобы всем было удобно пользоваться. «По всему миру теперь можешь звонить, - заметно подобревший Пахомыч широко развел руками. - Хоть в Америку!» «Да не с кем мне особо говорить, разве что с Господом Богом,» - ответил дед, повернулся к висевшей в красном углу божнице и истово перекрестился. «Все равно, другие пусть говорят,» - сказал Пахомыч и подарил деду пластиковую карточку.
«Денег здесь немного, рублей сто, но на первое время тебе хватит. А потом карточки будут продавать в магазине. Магазин-то у вас есть?» «Есть, конечно. Клавка заведует, Державина тож… А как этой штукой пользоваться-то?» «Да просто, - ответил Пахомыч. – Суешь ее в щелку в аппарате, набираешь телефонный номер и говори себе в удовольствие!» Дед с сомнением покачал головой, но карточку взял, бережно вытер рукавом рубахи и положил в карман.
Дмитрий уже клевал носом, и дед распорядился к ночлегу: гостей положил на широкую кровать в углу, а сам, кряхтя, забрался на полати. «А где свой аппарат ставить будете? – вдруг высунул он из-под лоскутного одеяла лохматую голову. – У сельсовета, что ль?» «Завтра посмотрим, где лучше, - ответил Пахомыч сквозь сон. - А вообще-то сельсоветов давно уже нет, теперь это называется «администрация»… «Это у вас – «дминисрация» - проворчал голос сверху, - а у нас – сельсовет, и все!»
Утром дед попотчевал гостей ужинным завтраком и смородинным чаем, надел прорезиненный плащ, хотя дождя на улице не было, и взял в руки ружье-одностволку. «А ружье-то зачем?» - спросил Дмитрий. «Да так, на всякий случай, мало ли что?» «Дед, - вдруг вспомнил Дмитрий, облачаясь в оранжевый комбинезон, - а света-то почему в деревне нет?» «Так вчера какой ветрина-то дул? Вот и оборвало провода на линии… Поди, починят скоро.» «Так у тебя ж здесь ни лампочки нет? – не унимался молодой. – Как ты живешь-то без света?» «Лампочки все перегорели, еще в прошлом году. Зато радио есть, только без батареек. А вместо холодильника – погреб. Зачем мне электричество? Баловство одно.»
«Ладно, - вмешался в разговор молчавший до сих пор Пахомыч, – хватит лясы точить, работать пора. Показывай, дед, свои Караулики…»
Улица была пустынна. Палисады заросли бурьяном, покосившиеся дома смотрели в землю пыльными окнами, и только редкие одичавшие собаки встречали гостей хриплым лаем и тут же убегали, поджав тощие облезлые хвосты.
«А где ж народ?» - спросил Пахомыч у деда, широко шагавшего по кажущейся бесконечной улице с берданкой наперевес. «Кто где – кто в поле, кто в лесу, кто в город уехал по делам, а кто и вовсе… на погосте лежит.»
Наконец, подошли к большому кирпичному зданию. «Библиотека! – с гордостью сказал старик. – Книжек здесь – немеряно, тыщ сто! Народ у нас любит читать, особенно про разные путешествия, или эти… детективы.» «А где библитекарша?» - спросил Дмитрий, потрогав огромный амбарный замок на двери. «Людка-то? Так в город, видно, поехала. Давно уже… Книжки выбирает. Скоро будет.»
Следующее здание с вывеской «Магазин райпо» тоже оказалось на замке. «Клавка тоже в город уехала?» - вспомнил Дмитрий про продавщицу, "Державину тож…" «Ага, - ничуть не смутился старик. – Обещала мне новые сапоги привезти, эти-то совсем развалились,» – показал он собеседникам вылезший из сапога черный, будто обугленный, палец.
Через полсотни шагов подошли к зданию почты, которое тоже оказалось на замке. Здесь Дмитрий надел кошки, залез на столб и подсоединился к проводам. «Работает, - сообщил он сверху Пахомычу. – Странно. Я вчера, когда ехали, видел оборванные провода на линии. Неужели восстановили?» Пахомыч равнодушно пожал плечами: после вчерашних возлияний чувствовал он себя прескверно. «А у нас все работает! – с гордостью сообщил им дед. – И люди у нас хорошие, никому худого не сделают…»
Тут он замолчал, прислушался к каким-то звукам и вдруг бросился за угол. Следом прозвучал выстрел. Слегка побледневшие телефонисты метнулись за ним и увидели лежащего на земле подстреленного зайца. «Вот, будет вам на ужин! - похвастался дед, поднимая зайца. – Небось, у вас-то в городе такого не добудешь!» «А что это у вас зайцы прямо по деревне бегают?» - спросил Пахомыч. «Так у нас здесь не только зайцы… И волки бегают, и лисы, и людишки кой-какие. Пришлые…» «Ты в них тоже стреляешь? – поежился Дмитрий. – А на ужин мы не останемся, мы хотели еще вчерашним днем обернуться.»
Дед пожал плечами: «Ну, я-то вам помог?» «Помог.» «Ну вот...» - не договорил и повел их дальше по улице. Но ничего нового они не нашли: ни людей, ни машин, ни даже пресловутого «сельсовета». Пришлось идти обратно, к дедову дому, и здесь, прямо возле калитки, крепить к столбу телефонный агрегат: если людей в деревне нет, то какая разница, кто будет им не пользоваться? Работу-то все равно надо делать, даже бессмысленную.
Установка аппарата заняла у них часа три. Дед ушел в дом и больше не показывался. Уже к вечеру, когда работа была закончена, связь проверена, а инструмент погружен в машину, они вернулись в дом, чтобы поблагодарить хозяина за приют.
Большая печь была жарко истоплена, на плите стоял чугунок с только что приготовленной зайчатиной, пахло полынью и ладаном. На свежевыскобленном столе, под образами, сложив руки на груди, лежал хозяин дома. На нем была одета длинная холщовая рубаха, а лицо после смерти истончилось и даже посветлело – так, будто прилег он на малую минутку, в ожидании другого - более долгого и более счастливого пути.
[Скрыть]Регистрационный номер 0032152 выдан для произведения:
Ехали долго, весь день, хоть и было пути – верст шестьдесят. Даже собирались обернуться за один день: собрать аппарат, проверить, поручить кому-нибудь из местных присматривать за ним и тут же назад, домой. Но не получилось.
Сначала Пахомыч надумал заехать к сестре – по пути ведь, жалко терять оказию… Сестрица, Раиса Пахомовна, будто ждала - уставила полный стол домашними пирогами: с капустой, грибами, картошечкой – разве откажешься? Муж, добрейший души еврейчик Марк Моисеич, добавил к столу штоф рябиновой настойки – как не попробовать? Уже через полчаса застольной беседы сестричка называла молодого напарника Пахомыча «Димулей» и «сынком», а Марк Моисеич безуспешно пытался затянуть скрипучим, как колодезный ворот, голосом «По диким степям Забайкалья…» Не допел, не дали.
Провожали от ворот; Раиса Пахомовна даже всплакнула, а пес Догоняй, которого ради такого праздника спустили с цепи, долго бежал за разукрашенным в павлиньи цвета ГАЗ-66, сначала лаял, а потом вдруг завыл, будто по покойнику. И тут же грянула гроза… Ливень был такой, что пришлось остановиться и переждать: дворники не справлялись с обрушившимся на машину библейским потопом.
После дождя и без того не бархатная дорога превратилась в сплошное болото и больше походила на полосу препятствий. Несколько раз приходилось выходить из машины, перепиливать рухнувшие на дорогу деревья и оттаскивать их в сторону. Сидевший за рулем Дмитрий весело насвистывал какую-то мелодийку, а угрюмый и немногословный Пахомыч лишь сердито посматривал на часы.
«Ну, когда же будет эта чертова деревня?» - нетерпеливо ерзал на месте Пахомыч. «Да скоро,» - отвечал молодой напарник и смотрел по сторонам: есть столбы – будет и деревня. Непонятная какая-то, Караулики… Кто только придумывает такие названия?
Но все же доехали - когда уже начало темнеть. Неожиданно, как черт из шкатулки, выскочила в глаза из лесов и буераков огромная поляна, усеянная полусотней строений – темных, наклонившихся к земле, без единого огонька или печного дыма. «Оба-на! – присвистнул молодой. – А где же люди, где хлеб-соль и духовой оркестр?» «Да вон они,» - показал рукой Пахомыч, и верно: у первого же дома замерла одинокая фигурка старика в каком-то немыслимом балахоне и с сивой бородой до колен.
Остановились, размялись от долгой дороги, подошли к старику и представились. Оказалось, дед не совсем и дед: лет около шестидесяти, лицо – изрытое глубокими морщинами - как темное печеное яблоко, острые глаза едва проглядывались из-за разросшихся бровей, на губах – улыбка.
«Как доехали?» - спросил, будто перед ним стояли отпускники-пассажиры с поезда, а не линейные телефонисты с вездехода. «Лучше не бывает, - буркнул Пахомыч. – А вас как звать- величать, уважаемый?» «Державины мы, - гордо вскинул седую голову дед, подбочениваясь каким-то особенным образом. – Спокон веку здесь живем. Русь обороняли – от татар, от степняков. Степь-то здесь – эвон, ста верст не будет. Раньше ее Дешт-ы-Кыпчак называли. Потом француза воевали, немца… Да и теперь ворога хватает…»
Ремонтники почтительно выслушали экскурс в историю и начали выгружать из машины инструмент, но дед и тут не дал. «Куда вы, на ночь-то глядя? Любое доброе дело с утра надо начинать, помолясь. Да и темнеет уже. Давайте-ка в избу, смородинным чаем вас напою.»
Пришлось согласиться: темнело осенью быстро, да и по небу снова заходили лохматые темные тучи. В большом доме, состоявшем из одной комнаты с огромной русской печью посредине, дед выставил на тщательно выскобленный ножом стол угощение: вареную в мундире картошку, кислую капусту, хлеб собственной выпечки, медовую бражку и несколько туесков с лесной ягодой. «Но сначала – в баньку!» - торжественно сказал он, вручая гостям веник и два холщовых полотенца. «А банька-то откуда?» - изумился молодой. «Так вас ждал, готовился…» Не поверили, конечно, но в баньку пошли с удовольствием.
Потом, уже за столом, отведав простого деревенского угощения и сытной бражки, повели неспешную беседу. Дед выспрашивал, по какой надобности наведались в их глухомань такие важные гости; те же – в ответ – спрашивали про деревню, сколько в ней жителей и где лучше поставить телефонный аппарат, чтобы всем было удобно пользоваться. «По всему миру теперь можешь звонить, - заметно подобревший Пахомыч широко развел руками. - Хоть в Америку!» «Да не с кем мне особо говорить, разве что с Господом Богом,» - ответил дед, повернулся к висевшей в красном углу божнице и истово перекрестился. «Все равно, другие пусть говорят,» - сказал Пахомыч и подарил деду пластиковую карточку.
«Денег здесь немного, рублей сто, но на первое время тебе хватит. А потом карточки будут продавать в магазине. Магазин-то у вас есть?» «Есть, конечно. Клавка заведует, Державина тож… А как этой штукой пользоваться-то?» «Да просто, - ответил Пахомыч. – Суешь ее в щелку в аппарате, набираешь телефонный номер и говори себе в удовольствие!» Дед с сомнением покачал головой, но карточку взял, бережно вытер рукавом рубахи и положил в карман рубахи.
Дмитрий уже клевал носом, и дед распорядился к ночлегу: гостей положил на широкую кровать в углу, а сам, кряхтя, забрался на полати. «А где свой аппарат ставить будете? – вдруг высунул он из-под лоскутного одеяла лохматую голову. – У сельсовета, что ль?» «Завтра посмотрим, где лучше, - ответил Пахомыч сквозь сон. - А вообще-то сельсоветов давно уже нет, теперь это называется «администрация»… «Это у вас – «дминисрация» - проворчал голос сверху, - а у нас – сельсовет, и все!»
Утром дед попотчевал гостей ужинным завтраком и смородинным чаем, одел прорезиненный плащ, хотя дождя на улице не было, и взял в руки ружье-одностволку. «А ружье-то зачем?» - спросил Дмитрий. «Да так, на всякий случай, мало ли что?» «Дед, - вдруг вспомнил Дмитрий, облачаясь в оранжевый комбинезон, - а света-то почему в деревне нет?» «Так вчера какой ветрина-то дул? Вот и оборвало провода на линии… Поди, починят скоро.» «Так у тебя ж здесь ни лампочки нет? – не унимался молодой. – Как ты живешь-то без света?» «Лампочки все перегорели, еще в прошлом году. Зато радио есть, только без батареек. А вместо холодильника – погреб. Зачем мне электричество? Баловство одно.»
«Ладно, - вмешался в разговор молчавший до сих пор Пахомыч, – хватит лясы точить, работать пора. Показывай, дед, свои Караулики…»
Улица была пустынна. Палисады заросли бурьяном, покосившиеся дома смотрели в землю пыльными окнами, и только редкие одичавшие собаки встречали гостей хриплым лаем и тут же убегали, поджав тощие облезлые хвосты.
«А где ж народ?» - спросил Пахомыч у деда, широко шагавшего по кажущейся бесконечной улице с берданкой наперевес. «Кто где – кто в поле, кто в лесу, кто в город уехал по делам, а кто и вовсе… на погосте лежит.»
Наконец, подошли к большому кирпичному зданию. «Библиотека! – с гордостью сказал старик. – Книжек здесь – немеряно, тыщ сто! Народ у нас любит читать, особенно про разные путешествия, или эти… детективы.» «А где библитекарша?» - спросил Дмитрий, потрогав огромный амбарный замок на двери. «Людка-то? Так в город, видно, поехала. Давно уже… Книжки выбирает. Скоро будет.»
Следующее здание с вывеской «Магазин райпо» тоже оказалось на замке. «Клавка тоже в город уехала?» - вспомнил Дмитрий про продавщицу: Державину тож… «Ага, - ничуть не смутился старик. – Обещала мне новые сапоги привезти, эти-то совсем развалились,» – показал он собеседникам вылезший из сапога черный, будто обугленный, палец.
Через полсотни шагов подошли к зданию почты, которое тоже оказалось на замке. Здесь Дмитрий надел кошки, залез на столб и подсоединился к проводам. «Работает, - сообщил он сверху Пахомычу. – Странно. Я вчера, когда ехали, видел оборванные провода на линии. Неужели восстановили?» Пахомыч равнодушно пожал плечами: после вчерашних возлияний чувствовал он себя прескверно. «А у нас все работает! – с гордостью сообщил им дед. – И люди у нас хорошие, никому худого не сделают…»
Тут он замолчал, прислушался к каким-то звукам и вдруг бросился за угол. Следом прозвучал выстрел. Слегка побледневшие телефонисты метнулись за ним и увидели лежащего на земле подстреленного зайца. «Вот, будет вам на ужин! - похвастался дед, поднимая зайца. – Небось, у вас-то в городе такого не добудешь!» «А что это у вас зайцы прямо по деревне бегают?» - спросил Пахомыч. «Так у нас здесь не только зайцы… И волки бегают, и лисы, и людишки кой-какие. Пришлые…» «Ты в них тоже стреляешь? – поежился Дмитрий. – А на ужин мы не останемся, мы хотели еще вчерашним днем обернуться.»
Дед пожал плечами: «Ну, я-то вам помог?» «Помог.» «Ну вот...» - не договорил и повел их дальше по улице. Но ничего нового они не нашли: ни людей, ни машин, ни даже пресловутого «сельсовета». Пришлось идти обратно, к дедову дому, и здесь, прямо возле калитки, крепить к столбу телефонный агрегат: если людей в деревне нет, то какая разница, кто будет им не пользоваться? Работу-то все равно надо делать, даже бессмысленную.
Установка аппарата заняла у них часа три. Дед ушел в дом и больше не показывался. Уже к вечеру, когда работа была закончена, связь проверена, а инструмент погружен в машину, они вернулись в дом, чтобы поблагодарить хозяина за приют.
Большая печь была жарко истоплена, на плите стоял чугунок с только что приготовленной зайчатиной, пахло полынью и ладаном. На свежевыскобленном столе, под образами, сложив руки на груди, лежал хозяин дома. На нем была одета длинная холщовая рубаха, а лицо после смерти истончилось и даже посветлело – так, будто прилег он на малую минутку, в ожидании другого - более долгого и более счастливого пути.
Да. Человек ко всему в жизни подходит с только ему ведомой мудростью, часто не совсем понятной окружающим.... В 2007 году мы поехали в Пензу, на свадьбу дочери. Дело было в декабре. Снегу навалило! Дороги были заметены по самое не хочу. Маршрут выбирали долго, дома, чтобы потом по карте сверяться. Где то в середине пути свернули на, параллельную основной, трассу. Проезжали несколько поселков- там АБСОЛЮТНО нет электричества! Там такие вот, как на картинке, покосившиеся и угрюмые дома. Газа, разумеется, тоже НЕТ.Какой то 18 век! Частное слово! Просто было жутко!Страшно и обидно! За державу. Спрашивается, зачем в такой деревне таксофон?
Света-чудо, это не выдумка, это БЫЛЬ. У меня сосед по подъезду работает в телефонной компании... Он мне рассказал, что они ставят телефоны-автоматы в МЕРТВЫХ ДЕРЕВНЯХ, где нет ни одного жителя! Они ПЛАН выполняют, чтобы получить ПРЕМИЮ! Да что же с нами творится-то? Неужели в людях не осталось ничего святого? Неужели одно-единственное мерило в этой стране - ДЕНЬГИ? Жутко, вы правы...
Согласна с Вами, я тоже знаю посёлок, где кабель для такого телефона тянули под землёй больше 10 км от основного поселения. Простоял он с год, никто, естественно, не звонил (надо было в город ехать за картой). Приехали, сняли аппарат и на этом связь была окончена. Всё из жизни!
вот мысля : таким как я "веб поколению" даже в кошмаре не может привидеться этакая (старикова) жизнь. а дети наши? однако, ведь люди живут и жили веками... жуть. Интересно, понравилось.___________________;)
Интересное определение (веб поколение). Жизнь-то все ускоряется, скоро и мы начнем безнадежно уставать, и будут на нас наши дети смотреть как на питекантропов. Неизбежно.
А ведь он знал..Даже не так-он ведал час своей смерти. И про гостей ведал и про зайца. И баньку им истопил и ужин сготовил. Он ведал...история и теплая и жутковатая одновременно.
И будущее, может. Уже для нашего поколения. Не успеешь оглянуться - оцифруют, зашифрят, закодируют. Так, что для души останется только фонарный столб за калиткой. Да две пластиковые карточки на глаза. Чур меня, чур! Спасибо, Анатолий!
Мистика,Петр,... жизненная. Мы, вот так, меж двух миров. Чего-то дожидаемся, оно приходит и вот... лежим уже, сложа ручки. Э-э-эх, Россиюшка... Спасибо за произведение. И приятное ощущение, и болезненное, словно рана не затягивается
Я уже отвечал, что в этой истории ничего не придумано. "Товарищи" ставят телефоны-автоматы в МЕРТВЫХ деревнях, где нет ни одного жителя. Они выполняют план, получают премии... Будь благословенна, Россия! Страна моя... Боль моя... Будь же ты благословенна! Амен! ... Спасибо, Марина. ВЫ меня поняли - и это главное.
Символично... Впрочем, чтобы не сойти с ума от безысходности, можно посмотреть на происходящее с другой стороны: свинтус этот старикан оказался, причем - неблагодарный, вот так вот! Ему телефон провели, карточку подарили, а он, наглая рожа наливным яблочком - сдох! И что теперь бедными связистам делать прикажете? Могилку для него собственными ручками копать?! Или в город с собой везти, да объяснять, откуда у них трупак в кузове? Нет-нет, так не пойдет. И прагматичный Прохор предложил простую, как палец, идейку: а, может, погребальный костер? Из чего? Да из всего: избушка - то скособочилась, кому она нужна? Ее-то и подожжем, а, парни? Сказано-сделано: допив для храбрости медовуху, телефонисты "забыли" среди вороха газет окурки. Ехали они на закат, навстречу багровеющему светилу, и ему согласно отвечал восток. Всей своей пылающей деревней под названием Караулики. Извините, ежели что... С уважением - Дмитрий.
Мне уже писали, что рассказ как бы не закончен. Ваше предложение интересное. Подумаю. Хотя зачем жечь? И так страна горит от Москвы до самых до окраин...
А вот у меня совсем другое ощущение от рассказа - светлое пусть на первый взгляд деревня мертва , но люди -то в ней живы - настоящие , которые
«Державины мы, - гордо вскинул седую голову дед, подбочениваясь каким-то особенным образом. – Спокон веку здесь живем. Русь обороняли – от татар, от степняков. Степь-то здесь – эвон, ста верст не будет. Раньше ее Дешт-ы-Кыпчак называли. Потом француза воевали, немца… Да и теперь ворога хватает…»
и умер он спокойно - не отягощали его совесть страшные грехи - не нужно было ему бежать к священнику просто личное мнение.
Ну, так и есть. Смена эпох, смена поколений, новые времена пришли... Ничего страшного, так было всегда. а Стариков всё же жалко. Не догнать им теперешнюю жизнь, проще умереть - с достоинством. Спасибо!