ГЛУПЫЙ ПТАХ ВАРАКУШКА
стих шуточный, но история настоящая
Глупый
птах варакушка
В
бань гнездо свой свил,
Я
туда его птенцам
Кушать
приносил.
Не
клюёт птенец мой червь,
С
голод умирать!
А
его маман меня
Хочет
поклевать.
Глупый
птах - ей говорю –
Плакать
перестань!
Ты
зачем гнездо здесь свил, -
Это
же мой бань!
Я
помыться тут хочу,
Буду
отдыхать,
Ты
ж меня за свой птенец
Хочешь
поклевать!
Я
не трону твой дитя,
Я
его кормить.
Пятерых
твоих птенцов,
Как
отец любить.
Не
понять маман меня, -
Это
просто крах!
Не
хозяин в бане я, -
Там
хозяин птах.
----------------------------------
А
история действительно настоящая. Дело в том, что некоторое время назад я
заметил около дачной бани повышенную активность пары маленьких птичек
варакушек. Они весело щебетали в ветвях старой вишни, растущей около бани,
далеко надолго не улетали, а при моём приближении начинали тревожно
попискивать, что навело меня на мысль о существовании где-то рядом их
гнёздышка. Но где? Обследовав всё вокруг, гнезда я не обнаружил. А птички, тем
не менее, не улетали, а при приближении к открытым дверям бани начинали пищать
всё тревожнее. И когда я входил туда, они включали наивысший сигнал тревоги,
подлетая ко мне в дверях на расстояние одного-двух метров, тем самым вводя меня
в полный ступор. Да что же это их так тревожит в моей бане?
Поразмышляв,
как знаменитый Шерлок Холмс, методом дедукции, я пришёл к выводу: у птичек
насчёт моей бани есть какой-то интерес. Но какой? Какой интерес может быть в
бане у этих скрытных маленьких пташек? Так ничего и не решив, сел в машину и
уехал в город, оставив дверь открытой. С начала мая дверь ни в баню, ни в
моечное помещение я никогда не закрывал для лучшего проветривания. Приехав на
следующий день утром, поработал в теплице. К полудню температура воздуха
перевалила за тридцать, и само собой появилось желание принять прохладный душ.
В бане под потолком находилась 200 литровая емкость с водой – бензобак, один из
шести, располагавшихся некогда в крыльях самолёта Ан-2 и за бутылку водки при
списании отработавшего ресурс летательного аппарата благополучно
перекочевавший, благодаря знакомым техникам, на новое место. Всё равно бы бак
этот пошёл на металлолом. Хотя, нет. За этими баками была очередь. Знакомые
техники, когда-то работавшие со мной на АН-2, и водка сделали своё дело. И вот
служит мне этот бак уже много лет.
Так
вот, подошёл я к дверям бани в очередной раз и снова подвергнулся яростной
атаке варакушек. Да что же это такое? Кто тут хозяин, в конце концов? Кыш,
птаха! Едва не отмахиваясь от наседавших на меня птичек, вошёл в баню. Чёрт!
Это что ещё? На полу, на столике у стены, где обычно распивалось по паре
бутылок холодного пива в перерывах между веничками, на открытых в душевую
дверях, в моечной комнате на полатях – всюду были птичьи экскременты. Никаких
сомнений не осталось – это работа варакушек, чувствующих себя здесь полными
хозяевами. Но что они тут делают? Не купаться же сюда прилетают. И почему так
тревожно пищат, когда я вхожу в помещение? Хотя… Нет, не может быть. Они вьют
свои гнёзда в густых зарослях, ловко пряча их от посторонних глаз. Пока я, в
какой уже раз оглядывал все углы и закутки, пытаясь обнаружить их гнездо – а в
этом сомнений не оставалось – птички влетали в двери, тревожно пищали и тут же
вылетали. Но гнезда нигде не было. Да и где оно могло тут быть? Оставалось посмотреть
только там, на потолке, под крышей. Туда я и полез по приставной лестнице. А
варакушки становились всё агрессивнее. Они уже не вылетали из помещения, а
тревожно пищали, зависая на одном месте около входных дверей. Ага! Я на верном
пути. Но где тут может быть их гнездо? Здесь только бак с водой, десятки старых
толстых журналов по потолку – лучшие утеплители, валявшиеся вповалку, да
висящие ещё с прошлого года берёзовые и дубовые веники на стропилах. К ним я и
направился. Тут уж обошлось без дедуктивного метода знаменитого сыщика. Осторожно
раздвинув шуршащие листья, обнаружил гнездо, а в нём четырёх испуганных
родительским гомоном, вжавшихся друг в друга, уже хорошо оперившихся птенцов.
Пятый, видимо самый старший, пытался гнездо покинуть и спрятаться более надёжно,
но запутался ножками в жёстких листьях. Клювик его был открыт, он тяжело дышал.
Ещё бы, первое потрясение в едва начавшейся жизни. Да какое! Птенец, вероятно,
полагал, что немедленно буден съеден этим громадным монстром, появившимся перед
ними. Осторожно освободив его от жёстких пут, усадил в гнездо, и он,
почувствовав рядом родственное тепло, прижался к своим собратьям.
Больше
мне здесь делать было нечего. До самого вечера я к бане не подходил и наблюдал
за дальнейшими событиями издали, сидя у дома. Птички скоро успокоились и, как
ни в чём не бывало, словно челноки влетали в двери и носили своим деткам корм.
Подлетая к дверям бани, они садились на верхнюю грань открытой настежь двери,
оглядывались вокруг, и, не обнаружив опасности, ловко ныряли внутрь. А вскоре
вылетали за новой порцией мошек.
По
моим рассчётам через несколько дней их детки должны были покинуть свой уютный
домик. Но как же они самостоятельно вылетят из бани? Через день я всё-таки
решился проверить, как поживают мои подопечные. Нашёл в дальнем углу дачи
муравьиное прибежище, расковыряв его, набрал их яиц. Заодно и несколько
земляных червей подобрал. То, что они любят муравьиные яйца, на смеси русского и таджикского мне объяснил
сосед, беженец от некогда гремевшей в Таджикистане войны. Трудолюбивый мужчина
купил этот участок с небольшим летним домиком, за год перестроил его с помощью
земляков, превратив в 2-х этажный жилой особняк со всеми современными
удобствами, где и живёт вместе с семьёй и на родину уезжать не собирается.
-
Валери, - сказал Бектимир, коего на русском языке все здесь звали Борисом, - червь
не нада, она большой червь не ест. Эта птичка и твой яйца не будет кушать.
-
Это не мои яйца, - возразил я, - муравьиные. Сам же говорил, что они их любят.
-
Канечна, не твой яйца, - без улыбки
ответил сосед. - Их нада рядом сыпать. Муравьиные,-
уточнил на всякий случай. - Посыпай на их видный место. Сам уходи. Пока тебя
видят, птички яйцо не возьмут. Варакушк осторожный птичка, хоть и глупый. Маман
потом яйцо возьмёт и сама в открытый клюв деткам пихать будет. Птички сама не
умеют есть пока. Научатся, когда летать будут. И не пугай их. Если раньше будет
из гнезда выпрыгивать, а лететь не может – погибнет. По земле будет прыгать,
кошка съест или сорока. Сорока глазастый, всё видит.
Так
я и сделал, рассыпав птичье лакомство на столе, стоявшем в предбаннике. Вечером
снова заглянул в баню с очередной порцией лакомств. Мне показалось, что
варакушки щебетали уже не так тревожно, увидев у меня в вытянутой ладони
очередную порцию их детского питания. Так я им показывал, что иду с добрыми
намерениями. А на столе в предбаннике было пусто. Ни одной личинки. Высыпав
пищу на стол, я удалился.
За
несколько дней я перекопал половина дачной территории в поисках муравьёв,
собирая сотни личинок. Заглядывая утром, убеждался: пища ушла по назначению. Пропорционально
принятой птенцами пищи увеличивалось в бане и количество их отходов
жизнедеятельности. Родители не утруждали себя заботой выносить это на улицу.
Гнездо же они содержали в чистоте. Ну а мне приходилось убираться в бане.
Поразительно, как много они выбрасывали из гнезда. Это не птенцы, а какие-то
прямоточные двигатели. Горсть моих, то есть, муравьиных яиц они сжирали за час.
И потом родители целый день таскали им мошек-букашек. Не удивительно, что они так быстро росли.
И
вот, заглянув в баню в очередной день, я обнаружил личинки не тронутыми. А в
ветвях вишни, прыгая с ветки на ветку, было уже несколько варакушек. Вылетели
мои квартиранты. Но что это? На полу в самом углу душевой было какое-то
шевеление. Один птенец, видимо самый младший, летать уверенно ещё не мог, а
выпрыгнув из гнезда и раскинув крылышки, спланировал не в ту дверь, куда его
собратья по примеру родителей. При моём появлении он испуганно забился в
дальний угол на полу. И что с ним теперь делать? Птенец был уже порядком
уставший и когда я осторожно взял этот маленький пушистый комочек, весом грамм
двадцать в руки, он не сопротивлялся. Может, болен? Вынес на улицу, разжал ладони.
Полетит или нет? Завидев его в моих руках, родители тревожно защебетали. Видимо,
кричали ему на своём птичьем языке: скорее беги подальше от этого монстра!
И
дитя услышал голос родителей. Слабо оттолкнувшись, взмахнул крыльями и…
полетел. Но со снижением и приземлился метрах в пяти в грядку клубники и там
притих. Взлететь оттуда он бы не смог, не давали махать крыльям листья ягод, в
которых он утонул. Для этого ему нужно выбраться на открытое пространство.
Родители его продолжали тревожно щебетать. Пришлось выручать птенца из этой
ловушки. Да он, перепуганный, и не сопротивлялся.
-
Бектимир, - закричал я через забор соседу, показывая птенца, - что с ним делать?
Он не летает. Ты же говорил, так сожрут его сороки. Или кошки.
-
Канешна сожрут, - ответил сосед, - его нада снова гнездо сажать. Гнездо он
поймёт. Будет сидеть. Сажай туда его. Завтра полетит. Сажай гнездо и уходи.
Пугать нельзя, выпрыгнет. Тихо уходи. Маман его кормить будет.
Так
я и сделал. Осторожно опустил птичку в опустевшее гнездо и тихонько разжал
ладони. Почувствовав родной дом, птенец
поджал лапки и весь сжался, не делая попыток выпрыгнуть. Видимо, тысячами лет
выработанная генетическая наследственность подсказывала ему, что в родном
гнезде безопаснее. Как говорится, дома и стены помогают.
Едва
я вышел из бани, туда, воровато оглядевшись, впорхнула маман. И долго не
вылетала. Вероятно, внушала непутёвому дитя, как опасно вылетать раньше
времени.
На
следующий день я проснулся поздно. Издали увидел, что в ветвях вишни, с ветки
на ветку, прыгают мои квартиранты. А, подойдя к бане, заметил, что родители не
подняли тревоги, а просто пискнув, отлетели подальше на другое дерево. За ними
стайкой перелетали и их детки. Всё ясно. Значит, последний птенец со второй
попытки покинул гнездо. И не хватило-то ему каких-то суток, чтобы уверенно
встать на крыло.
-
Гнездо не ломай, - сказал сосед, - глупый птах варакушка может ещё выводок делать. Они всегда в зарослях гнездо делают, а
этот глупый птичк в бане делал. Конечно, ты пугал их, могут и другой гнездо
делать.
-
Мне что же, ещё месяц в баню не входить?
-
Тихо ходи, мойся. Много не ходи.
Несколько
дней мои квартиранты не покидали старой вишни. А, потом, заметил, стали летать
всё дальше. И, наконец, совсем пропали. Улетели познавать мир. А осенью им
предстоит дальний перелёт в северную Африку. Все ли долетят? Они не собираются
в стаи, как, например, скворцы. И летят маленькими семейными группами. Тысячи километров. В конце сентября
их уже тут не будет. Только воробьи да наглые синицы, в окно стучащие и
залетающие в теплицу, а иногда и в ту же баню на ночёвку, если дверь открыта,
останутся на зиму полноправными хозяевами. Удивительно, как они переносят зимой
сорокаградусные морозы и чем питаются тут, в опустевших садах? Жителей здесь
остаётся немного. И эти птички стремятся к человеческому жилью. Где всегда
можно раздобыть пищу. В городе у меня
висят в морозы несколько кормушек. И синицы спокойно прилетают за семечками,
волнуя моего старого ирландского кота Шона. Он часами сидит на подоконнике,
размахивая хвостом и сжавшись для прыжка. Но пару раз, ударившись о стекло,
прыгать перестал. Зато начал издавать звуки, похожие на собачий лай и исходить
слюной, глядя всего в паре сантиметров от потенциальной, но недоступной для
него пищи. Иногда поворачивался ко мне и жалобно мяукал, если я входил на
кухню, за окном которой и висела кормушка.
Вот
уже конец июня, а мои банные квартиранты не появляются. А я всё жду. Может,
«глупый варакушка» поняли, что баня не самое лучшее место для устройства гнезда?
А, может, и прилетят. Ведь впереди ещё почти три месяца их пребывания в этих
тёплых в это время краях. И второй выводок они обязательно делают. Но вот где?
Что
касается меня, то я с удовольствием принял бы на жительство этих квартирантов
снова. И даже в баню реже ходил бы, чтобы их не пугать. Так что прилетайте,
«глупый варакушка». Я буду вам рад. И не раз перекопаю участок в поисках вашей
любимой пищи.
2016
г.
стих шуточный, но история настоящая
Глупый
птах варакушка
В
бань гнездо свой свил,
Я
туда его птенцам
Кушать
приносил.
Не
клюёт птенец мой червь,
С
голод умирать!
А
его маман меня
Хочет
поклевать.
Глупый
птах - ей говорю –
Плакать
перестань!
Ты
зачем гнездо здесь свил, -
Это
же мой бань!
Я
помыться тут хочу,
Буду
отдыхать,
Ты
ж меня за свой птенец
Хочешь
поклевать!
Я
не трону твой дитя,
Я
его кормить.
Пятерых
твоих птенцов,
Как
отец любить.
Не
понять маман меня, -
Это
просто крах!
Не
хозяин в бане я, -
Там
хозяин птах.
----------------------------------
А
история действительно настоящая. Дело в том, что некоторое время назад я
заметил около дачной бани повышенную активность пары маленьких птичек
варакушек. Они весело щебетали в ветвях старой вишни, растущей около бани,
далеко надолго не улетали, а при моём приближении начинали тревожно
попискивать, что навело меня на мысль о существовании где-то рядом их
гнёздышка. Но где? Обследовав всё вокруг, гнезда я не обнаружил. А птички, тем
не менее, не улетали, а при приближении к открытым дверям бани начинали пищать
всё тревожнее. И когда я входил туда, они включали наивысший сигнал тревоги,
подлетая ко мне в дверях на расстояние одного-двух метров, тем самым вводя меня
в полный ступор. Да что же это их так тревожит в моей бане?
Поразмышляв,
как знаменитый Шерлок Холмс, методом дедукции, я пришёл к выводу: у птичек
насчёт моей бани есть какой-то интерес. Но какой? Какой интерес может быть в
бане у этих скрытных маленьких пташек? Так ничего и не решив, сел в машину и
уехал в город, оставив дверь открытой. С начала мая дверь ни в баню, ни в
моечное помещение я никогда не закрывал для лучшего проветривания. Приехав на
следующий день утром, поработал в теплице. К полудню температура воздуха
перевалила за тридцать, и само собой появилось желание принять прохладный душ.
В бане под потолком находилась 200 литровая емкость с водой – бензобак, один из
шести, располагавшихся некогда в крыльях самолёта Ан-2 и за бутылку водки при
списании отработавшего ресурс летательного аппарата благополучно
перекочевавший, благодаря знакомым техникам, на новое место. Всё равно бы бак
этот пошёл на металлолом. Хотя, нет. За этими баками была очередь. Знакомые
техники, когда-то работавшие со мной на АН-2, и водка сделали своё дело. И вот
служит мне этот бак уже много лет.
Так
вот, подошёл я к дверям бани в очередной раз и снова подвергнулся яростной
атаке варакушек. Да что же это такое? Кто тут хозяин, в конце концов? Кыш,
птаха! Едва не отмахиваясь от наседавших на меня птичек, вошёл в баню. Чёрт!
Это что ещё? На полу, на столике у стены, где обычно распивалось по паре
бутылок холодного пива в перерывах между веничками, на открытых в душевую
дверях, в моечной комнате на полатях – всюду были птичьи экскременты. Никаких
сомнений не осталось – это работа варакушек, чувствующих себя здесь полными
хозяевами. Но что они тут делают? Не купаться же сюда прилетают. И почему так
тревожно пищат, когда я вхожу в помещение? Хотя… Нет, не может быть. Они вьют
свои гнёзда в густых зарослях, ловко пряча их от посторонних глаз. Пока я, в
какой уже раз оглядывал все углы и закутки, пытаясь обнаружить их гнездо – а в
этом сомнений не оставалось – птички влетали в двери, тревожно пищали и тут же
вылетали. Но гнезда нигде не было. Да и где оно могло тут быть? Оставалось посмотреть
только там, на потолке, под крышей. Туда я и полез по приставной лестнице. А
варакушки становились всё агрессивнее. Они уже не вылетали из помещения, а
тревожно пищали, зависая на одном месте около входных дверей. Ага! Я на верном
пути. Но где тут может быть их гнездо? Здесь только бак с водой, десятки старых
толстых журналов по потолку – лучшие утеплители, валявшиеся вповалку, да
висящие ещё с прошлого года берёзовые и дубовые веники на стропилах. К ним я и
направился. Тут уж обошлось без дедуктивного метода знаменитого сыщика. Осторожно
раздвинув шуршащие листья, обнаружил гнездо, а в нём четырёх испуганных
родительским гомоном, вжавшихся друг в друга, уже хорошо оперившихся птенцов.
Пятый, видимо самый старший, пытался гнездо покинуть и спрятаться более надёжно,
но запутался ножками в жёстких листьях. Клювик его был открыт, он тяжело дышал.
Ещё бы, первое потрясение в едва начавшейся жизни. Да какое! Птенец, вероятно,
полагал, что немедленно буден съеден этим громадным монстром, появившимся перед
ними. Осторожно освободив его от жёстких пут, усадил в гнездо, и он,
почувствовав рядом родственное тепло, прижался к своим собратьям.
Больше
мне здесь делать было нечего. До самого вечера я к бане не подходил и наблюдал
за дальнейшими событиями издали, сидя у дома. Птички скоро успокоились и, как
ни в чём не бывало, словно челноки влетали в двери и носили своим деткам корм.
Подлетая к дверям бани, они садились на верхнюю грань открытой настежь двери,
оглядывались вокруг, и, не обнаружив опасности, ловко ныряли внутрь. А вскоре
вылетали за новой порцией мошек.
По
моим рассчётам через несколько дней их детки должны были покинуть свой уютный
домик. Но как же они самостоятельно вылетят из бани? Через день я всё-таки
решился проверить, как поживают мои подопечные. Нашёл в дальнем углу дачи
муравьиное прибежище, расковыряв его, набрал их яиц. Заодно и несколько
земляных червей подобрал. То, что они любят муравьиные яйца, на смеси русского и таджикского мне объяснил
сосед, беженец от некогда гремевшей в Таджикистане войны. Трудолюбивый мужчина
купил этот участок с небольшим летним домиком, за год перестроил его с помощью
земляков, превратив в 2-х этажный жилой особняк со всеми современными
удобствами, где и живёт вместе с семьёй и на родину уезжать не собирается.
-
Валери, - сказал Бектимир, коего на русском языке все здесь звали Борисом, - червь
не нада, она большой червь не ест. Эта птичка и твой яйца не будет кушать.
-
Это не мои яйца, - возразил я, - муравьиные. Сам же говорил, что они их любят.
-
Канечна, не твой яйца, - без улыбки
ответил сосед. - Их нада рядом сыпать. Муравьиные,-
уточнил на всякий случай. - Посыпай на их видный место. Сам уходи. Пока тебя
видят, птички яйцо не возьмут. Варакушк осторожный птичка, хоть и глупый. Маман
потом яйцо возьмёт и сама в открытый клюв деткам пихать будет. Птички сама не
умеют есть пока. Научатся, когда летать будут. И не пугай их. Если раньше будет
из гнезда выпрыгивать, а лететь не может – погибнет. По земле будет прыгать,
кошка съест или сорока. Сорока глазастый, всё видит.
Так
я и сделал, рассыпав птичье лакомство на столе, стоявшем в предбаннике. Вечером
снова заглянул в баню с очередной порцией лакомств. Мне показалось, что
варакушки щебетали уже не так тревожно, увидев у меня в вытянутой ладони
очередную порцию их детского питания. Так я им показывал, что иду с добрыми
намерениями. А на столе в предбаннике было пусто. Ни одной личинки. Высыпав
пищу на стол, я удалился.
За
несколько дней я перекопал половина дачной территории в поисках муравьёв,
собирая сотни личинок. Заглядывая утром, убеждался: пища ушла по назначению. Пропорционально
принятой птенцами пищи увеличивалось в бане и количество их отходов
жизнедеятельности. Родители не утруждали себя заботой выносить это на улицу.
Гнездо же они содержали в чистоте. Ну а мне приходилось убираться в бане.
Поразительно, как много они выбрасывали из гнезда. Это не птенцы, а какие-то
прямоточные двигатели. Горсть моих, то есть, муравьиных яиц они сжирали за час.
И потом родители целый день таскали им мошек-букашек. Не удивительно, что они так быстро росли.
И
вот, заглянув в баню в очередной день, я обнаружил личинки не тронутыми. А в
ветвях вишни, прыгая с ветки на ветку, было уже несколько варакушек. Вылетели
мои квартиранты. Но что это? На полу в самом углу душевой было какое-то
шевеление. Один птенец, видимо самый младший, летать уверенно ещё не мог, а
выпрыгнув из гнезда и раскинув крылышки, спланировал не в ту дверь, куда его
собратья по примеру родителей. При моём появлении он испуганно забился в
дальний угол на полу. И что с ним теперь делать? Птенец был уже порядком
уставший и когда я осторожно взял этот маленький пушистый комочек, весом грамм
двадцать в руки, он не сопротивлялся. Может, болен? Вынес на улицу, разжал ладони.
Полетит или нет? Завидев его в моих руках, родители тревожно защебетали. Видимо,
кричали ему на своём птичьем языке: скорее беги подальше от этого монстра!
И
дитя услышал голос родителей. Слабо оттолкнувшись, взмахнул крыльями и…
полетел. Но со снижением и приземлился метрах в пяти в грядку клубники и там
притих. Взлететь оттуда он бы не смог, не давали махать крыльям листья ягод, в
которых он утонул. Для этого ему нужно выбраться на открытое пространство.
Родители его продолжали тревожно щебетать. Пришлось выручать птенца из этой
ловушки. Да он, перепуганный, и не сопротивлялся.
-
Бектимир, - закричал я через забор соседу, показывая птенца, - что с ним делать?
Он не летает. Ты же говорил, так сожрут его сороки. Или кошки.
-
Канешна сожрут, - ответил сосед, - его нада снова гнездо сажать. Гнездо он
поймёт. Будет сидеть. Сажай туда его. Завтра полетит. Сажай гнездо и уходи.
Пугать нельзя, выпрыгнет. Тихо уходи. Маман его кормить будет.
Так
я и сделал. Осторожно опустил птичку в опустевшее гнездо и тихонько разжал
ладони. Почувствовав родной дом, птенец
поджал лапки и весь сжался, не делая попыток выпрыгнуть. Видимо, тысячами лет
выработанная генетическая наследственность подсказывала ему, что в родном
гнезде безопаснее. Как говорится, дома и стены помогают.
Едва
я вышел из бани, туда, воровато оглядевшись, впорхнула маман. И долго не
вылетала. Вероятно, внушала непутёвому дитя, как опасно вылетать раньше
времени.
На
следующий день я проснулся поздно. Издали увидел, что в ветвях вишни, с ветки
на ветку, прыгают мои квартиранты. А, подойдя к бане, заметил, что родители не
подняли тревоги, а просто пискнув, отлетели подальше на другое дерево. За ними
стайкой перелетали и их детки. Всё ясно. Значит, последний птенец со второй
попытки покинул гнездо. И не хватило-то ему каких-то суток, чтобы уверенно
встать на крыло.
-
Гнездо не ломай, - сказал сосед, - глупый птах варакушка может ещё выводок делать. Они всегда в зарослях гнездо делают, а
этот глупый птичк в бане делал. Конечно, ты пугал их, могут и другой гнездо
делать.
-
Мне что же, ещё месяц в баню не входить?
-
Тихо ходи, мойся. Много не ходи.
Несколько
дней мои квартиранты не покидали старой вишни. А, потом, заметил, стали летать
всё дальше. И, наконец, совсем пропали. Улетели познавать мир. А осенью им
предстоит дальний перелёт в северную Африку. Все ли долетят? Они не собираются
в стаи, как, например, скворцы. И летят маленькими семейными группами. Тысячи километров. В конце сентября
их уже тут не будет. Только воробьи да наглые синицы, в окно стучащие и
залетающие в теплицу, а иногда и в ту же баню на ночёвку, если дверь открыта,
останутся на зиму полноправными хозяевами. Удивительно, как они переносят зимой
сорокаградусные морозы и чем питаются тут, в опустевших садах? Жителей здесь
остаётся немного. И эти птички стремятся к человеческому жилью. Где всегда
можно раздобыть пищу. В городе у меня
висят в морозы несколько кормушек. И синицы спокойно прилетают за семечками,
волнуя моего старого ирландского кота Шона. Он часами сидит на подоконнике,
размахивая хвостом и сжавшись для прыжка. Но пару раз, ударившись о стекло,
прыгать перестал. Зато начал издавать звуки, похожие на собачий лай и исходить
слюной, глядя всего в паре сантиметров от потенциальной, но недоступной для
него пищи. Иногда поворачивался ко мне и жалобно мяукал, если я входил на
кухню, за окном которой и висела кормушка.
Вот
уже конец июня, а мои банные квартиранты не появляются. А я всё жду. Может,
«глупый варакушка» поняли, что баня не самое лучшее место для устройства гнезда?
А, может, и прилетят. Ведь впереди ещё почти три месяца их пребывания в этих
тёплых в это время краях. И второй выводок они обязательно делают. Но вот где?
Что
касается меня, то я с удовольствием принял бы на жительство этих квартирантов
снова. И даже в баню реже ходил бы, чтобы их не пугать. Так что прилетайте,
«глупый варакушка». Я буду вам рад. И не раз перекопаю участок в поисках вашей
любимой пищи.
2016
г.
Нет комментариев. Ваш будет первым!