Два чудовища

(*)
            Страшно Морскому Царству. Что-то жуткое вот-вот грянет, и уже зачернели воды, вспенились, мгновение, и встретятся, налетят друг на друга и берегись тогда всё живое, будь оно в море или на суше – берегись! Всего касается вода когда того захочет, в воде жизнь началась, в неё и уйдёт – так сказывали ещё со времён Древнего Океана.
            Затишье… обманное, страшное, больное. Кто знает, что взбредёт в голову царю Морскому – Сигеру, про которого шепчутся, что он, мол, отцеубийца и цареубийца в одном обличии? Кто знает, что ответит ему и не нападёт ли первой царевна Эва – изгнанница добровольная или всё же невольная, не то святая мученица, желавшая память и свободу моря отстоять, не то такая же как брат, а может и хуже, раз до грабежа глубин дошла?..
– Царевна…– Сигер верит и не верит. В эту минуту в нём намешано много. Он рад ей и ненавидит её, в её присутствии ему облегчение и новая тяжесть. Он надеялся, что она откажется явиться перед ним, перед народом и перед судом. И тогда Сигер объявит ей открытую войну, и даст воззвание той жалкой горстке соратников, что пошла за нею и Эва утонет в предательствах своих же ближних.
– Царь, – голос её бесстрастен, в лице ничего не дрогнет, она готовилась к этой встречи, и только море знает что в душе Эвы. Называть царём того, кто убил их отца, унижаться, склоняться! Но Эва понимает, что не сделай она этого и будет война, и её же люди не будут ей той опорой, которая нужна для свержения Сигера, – ты велел мне прибыть и я прибыла. Прибыла к моему народу.
            Эва оглядывает встревоженную кучку знати, что счастливо-несчастно оказалась здесь, в зале, при встрече двух детей моря. Она оглядывает их как та, что имеет на это право, и многим хочется спрятаться от её взора: всё-таки слух, что Сиегр убил отца и занял его трон, крепок и не так уж и пуст – это ясно любому.
            Сигер нервничает. Он пытается держаться, да, он тоже готовился к этой встрече, с той самой минуты, что ему донесли – сестра направилась к нему, вылезла из глубин забвенных вод!
            Сломала его планы… он ждал войны, думал, что сейчас-то всё разрешится, а Эва опять непредсказуема! Она сбила его с пути, смяла как мальчишку и заявилась.
– Я не хочу, чтобы наше Царство считало меня той, что убегает от народа, – продолжает Эва и едва заметно вздыхает. Сигер смотрит на неё, смотрит в её лицо и не верит.
            Эва всегда была себе на уме, но неужели она не понимает, что её появление здесь – это смерть? Да, Сигер её убьёт. Не сейчас, не сразу. Но никаких больше переговоров, никаких больше послаблений, он её убьёт. Обязан. Это его долг как Царя.
            Иначе будет смута.
– Про тебя много сказано, сестра, – Сигер нарушает тишину, долгую, тяжёлую, неприятную тишину. С досадой вспоминается ему, что они всегда с Эвой были ближе всех. И даже сейчас, наверное, всё равно ближе, чем с другими братьями и сёстрами. И даже если Алана или Бардо  не пошли против него, и даже если остались с ним, присягнули, а Бардо и вовсе заискивал – то всё равно Эва была ближе. – Много слухов идёт о твоём преступлении. И о побеге из дома… это всё не красит тебя, царевна.
            Эва кивает. Она знает – Сигер не будет убивать её сейчас же. Он будет выжидать, потому что это правильно. Народ не должен за неё заступиться. Народ не должен увидеть в ней знамение. Сигер же, желая себя спасти от возможных обвинений, должен уже начать заботиться как о своей репутации, так и об истории. И в этой истории Сигер не хочет быть тираном и узурпатором. Он хочет играть в милосердие.
            И на этом Эва и выигрывает для себя время. Она уже посчитала – ей нужно немного. В этот раз всё получится точно так как она хочет. Из старого моря, из первых глубин Великого Океана придёт к ней помощь…
– Если бы я была преступницей, если бы за мной была вина во всех этих преступлениях, про которые так радостно говорят враги нашего Царства, враги твоей власти, брат, я бы не вернулась, – Эва знает как схитрить. Она по-прежнему часть его семьи, его сестра. Клянут её? О нет, это не её одну, это их вместе. Её, царевну, и его – Царя!
            «Враги твоей власти!» – это бальзам для Сигера и одновременно острый нож. Он так бы хотел, чтобы Эва и правда признала его власть, чтобы склонилась и тогда он дал бы ей и почёт, и морской надел, но нет – это море, истинное море, такое же, как и он, а это значит, что никогда Эва не пойдёт на перемирие и не будет тенью.
– У нас много разговоров впереди, Эва, – за время её отсутствия он успел придумать много вариантов развития событий, но никогда, ни в одном из них она не приходила к нему так нагло и открыто. Это было новое, непохожее. Она приходила в его мыслях тайно, под покровом темноты, то кляла, то обещала мир, то просила заступничества…
            Но так заявиться? Сказать «враги твоей власти» и стоять, словно нет в ней никакой вины и не отлучалась она, и не называла себя царицей, и не таилась в гиблых водах?! Воистину, море бывает тёмным и страшным от того, что никто не знает истинных его глубин.
– Разговоров о произошедшем…и суд, – Сигер берёт паузу, он знает, что так должно быть. Он даже подозревает, что все его суды будут загнаны в тупик и он ничего не сможет найти против Эвы, и на все его обвинения она ответит спокойно и так, словно не было в ней вины и быть не могло. Так есть ли смысл выдвигать обвинения?
            Её надо убить, но не делать знаменем против себя.
            Её надо убить, но нельзя делать этого сразу.
            Её надо убить, потому что и в море бывает тесно.
– Я готова, – Эва спокойна и от этого нервничает Сигер. Он знает, что его сестра всегда была не из слабых женщин, но мелькни на её лице тень страха, и ему стало бы легче! Но нет. Она штиль.
– И пока не сняты обвинения…– это унижение Сигер тоже приготовил для острастки и не полагал даже в кошмарном сне, что придётся применить эти меры. Пока он перечисляет про её заточение в башне и про то, что ей даже нельзя без его согласия и разрешения беседовать с кем бы то ни было, голос кажется ему глухим и чужим. Это не его слова.
            Брат внутри царя злится, море внутри клокочет от ярости: так обидеть сестру! Унизить себя, свой род через неё!
            Но царь побеждает море, на то он и Царь Морской.
– Я готова, – отвечает Эва кротко и даже находит в себе силы улыбнуться. Ни тени обиды, ни робости, ни досады, ни горечи – ничего нет в её лице и от этого Сигеру даже тошно. Как глубоко она себя хоронит, лишь бы не выдать своих чувств?
– Брат мой, – Алана, о, морской дьявол, как ты невовремя! – не кажется ли тебе это жестоким? Эва сестра нам!
            Алана выступает вперёд и Сигер, отведя взгляд от Эвы, с трудом находит лицо Аланы. Вот уж где разгуляться! Бледность от досады и отвращения от его слов, ограничивающих свободу Эвы, едва скрытая радость – Эва вернулась! – и ещё одно, затаённое – ужас! Что-то будет, и это чует даже Алана.
– Если я прогневила своего царя или свой народ, – Эва вклинивается первой, – я понесу наказание. Никакая гордость, даже царская, не могут быть выше той обиды, которую я, по мнению наших врагов, имела неосторожность нанести.
            Эва точно знает о чём говорит. Сигеру кажется, что этими словами она предлагает ему свою руку помощи. Но это неправильно – это она в его власти, так почему она предлагает ему спасение?
            Потому что предлагает союз. В её словах Сигеру хочется увидеть то толкование, которое кажется ему спасительным: Эву можно простить, оправдать перед собой и в глазах народа, если списать всё на врагов Царства! Это их происки. Это они пустили слух о том, что Сигер убил своего отца-Царя. Это они вбили клин в семью моря. Это они выдали сухопутным сокровищницу, чтобы Эва бежала, униженная, из своего дома. Они убили царевну Иридию…
            Да всё можно повесить на врагов, благо, их в избытке у любого царя!
– Во всяком случае, возвращение домой для меня важнее всяких заточений, – Эва смеётся. Нет, её лицо серьёзно и строго, но глаза выдают. Она смеётся, потому что знает свою силу – она в его бессилии.
– Мне и моим советникам предстоит выслушать все стороны и уже принять решение. Я буду действовать только в интересах своего народа, своего Царства и моря. Если выяснится, что ты виновна, виновна во всём или в чём-то из того, в чём тебя обвиняют…
            Слова чужие. Эве не страшно, и он знает это. Она отвыкла бояться. Она что-то задумала или обезумела.
            Но это вторично. С этим Сигер разберётся. Важнее всего другое – его сестра дома.
***
– Зачем тебе говорить с нею? – Сигер не против того, чтобы Алана побеседовала с Эвой. В конце концов, у Эвы явно есть свои планы на своё возвращение, и даже заточение в собственных покоях для неё не беда и не удивление. И может быть, что Алана, беседуя с Эвой, как-то прольёт свет на её планы – слуги к царевне Эве приставлены надёжные, не чета прежним предателям! Теперь это его слуги!
            Но Алана так рвётся к Эве, что Сигеру невольно хочется её помучить и не допустить сразу. Что за интерес? Что за желание пойти к сестре? Почему она имеет на это право, почему не тревожится так, как Сигер, который всё ещё не переговорил с Эвой с глазу на глаз?
– Она моя сестра! – у Аланы даже голос дрожит, вот-вот заплачет. Не море, речка! Сигеру даже противно от её слабости. Ну что же это такое? царевна! То болеет, то мятеж пытается устроить, а как слегка голос повысишь, так чуть не плачет!
– Она и мне сестра, – Сигер мрачен. Разум говорит ему, что Эва не доверит Алане ни одной стоящей тайны, так стоит ли надеяться и тратить время? Разум говорит нет. Море внутри говорит да.
– Я люблю её! – у Аланы дрожит голос. У Аланы дрожат руки. Но в глазах на мгновение вспыхивает решительность, которая даже как-то не подходит к её образу. Вспыхивает и гаснет.
– А меня? я ведь твой брат, меня ты не любишь? – Сигер хочет верить, что ему плевать на её ответ. Но он заметил странное – Эву любят в народе. Эву любят служанки. Эву любят простые люди, служащие морю. Теперь и Алана. А за что? Она чудовище. Такое же как он. Но даже отец выделял её…
            Алана молчит. Раньше она бы сказала, что любит его, а как иначе, он ведь её брат! Но теперь она не знает, что ответить на такой простой вопрос.
– Четверть часа, не больше. Говорить будете при слугах, – отсутствие ответа и есть ответ и Сигер не хочет больше видеть Алану. Пусть она хоть поработает, послужит морю, раз проку от неё нет!
            Но когда Алана уходит, невольно вспоминается Сигеру её лёгкость, когда она сказала, что любит сестру. А ведь Эва её не любила. Эва от неё шарахалась, избегала её общества. И что же? всё равно – Эва!
            Как она это делает?!
***
– Сестра! – Алана не верит в то, что Эва дома. Алане страшно. Алана чует угрозу для Эвы, но как сказать об этом при мрачном слуге, который стоит у её кресла, скрестив руки на груди? – Как я рада, что ты вернулась.
– Это мой дом, – спокойно отвечает Эва.
– Ты… как ты? – Алана хочет спросить другое, у неё на языке много вопросов, но своими вопросами она боится навредить сестре и от того мысли путаются и, не умея извиваться в них и маскироваться, Алана совсем теряется.
– Прекрасно, – отвечает Эва, – я многое видела, но дом – это лучше всего.
– Ты… – Алана снова спотыкается, косится на слугу. Тот делает безразличный вид, но не уходит. Эва перехватывает её взгляд, смеётся:
– А ты смелая, Алана! Не побоялась прийти к низложенной.
            Алана вздрагивает. Прежде эва её, кажется, не хвалила ни разу. Но Эва продолжает:
– Тебе не понять меня, и если ты презираешь меня, я не стану с тобою спорить. Но море – это наше море, и оно дано нам, детям Морского Царя. И не наша вина, что море закровило, что наш брат убил нашего отца и нашего царя.
            У слуги вытягивается лицо. Такая дерзость от пленницы, хоть и от царевны? Он представляет уже как отреагирует Сигер, когда услышит об этом и его обдаёт холодным потом.
– Эва! – Алана в ужасе бросается к сестре, но та, конечно, быстрее и успевает перехватить её:
– Нет, не бойся. Пусть он расскажет ему, пусть расскажет что слышал. Я не скрываю. И Сигер это знает. Сигер всё знает, но прячется от меня.
– Эва! – Алана мечется. Она не знает к кому броситься, к сестре? К слуге? Умолять его не говорить страшных слов Сигеру? Умолять Эву молчать? Её усилия – смешные, незатейливые, суетливые, вызывают смех у Эвы и она от души хохочет, откинувшись на спинку кресла.
            А потом вдруг резко серьёзнеет.
– Я устала, Алана. И мне нужен сон.
***
            Сигер появляется поздним вечером. Жестом велит слуге выйти. Тайны – это, конечно, хорошо, но тайны должны оставаться тайнами.
– Что ты задумала? – спрашивает Сигер вместо приветствия. – Хочешь давить на жалость? Или обвинять меня в отцеубийстве?
            Эва не удивляется его приходу. Она ждала, знала, что он придёт спросить, что он не предположит даже причины её возвращения. Откуда ему, куску моря, знать, что такое Океан? Откуда ему представлять силу Океана, который был заточён и низвергнут своими же детьми? Низвергнут, но не уничтожен. Заточён, но не забыт.
            И всё, что нужно сделать – это вспомнить.
– Нет, я хочу быть дома, – отвечает Эва.
            У неё всё продумано. Нужно только добраться до Храма Вод. Добраться одной, без соглядатаев. И принести жертву. И дальше стихия будет её новой силой. Силой, которая вырвется в шторм и пойдёт гулять по всему морскому дну, и дойдёт до суши, и…
– Ты сбежала из дома, – напоминает Сигер.
– Ты бы убил меня, – Эва спокойна. Она знает, что её срок отмерен. Он сократится от того, что она воззовёт к древним. Но это не страшно. По крайней мере, море внутри её души успокоится.
– А сейчас? – он и сейчас её убьёт. Убьёт без особых раздумий, но с огромным сожалением.
– А сейчас я не боюсь этого, – отвечает Эва.
            Они сидят друг против друга. Двое детей моря. Два чудовища, знающие о чудовищности друг друга, и знающие, что тоска для одного придёт после гибели другого.
            Потому что чудовищу нужен враг иначе его желудок будет переваривать сам себя.
– Мы могли бы договориться, – Сигер верит в это, но Эва не верит уже давно. Она разуверилась в детстве, когда их отец сказал, что только одному подчинится море. Сказал это всем своим детям. Тогда-то эва и оценила свои шансы на трон, тогда-то и начала выставлять своих братьев и сестёр в невыгодном свете. Сначала в учёбе, потом в усердии и прилежании, а дальше…
            Дальше хуже. На пару с Сигером они избавлялись от конкуренции. И не всегда это были простые ссылки. Были и тюрьмы, были и казни.
            Но вот теперь они остались лицом к лицу.
– Нет, не могли, – возражает Сигер сам себе. В лице Эвы он читает ледяную решимость. – Эва, давай начистоту. Что тебе нужно? Не рассказывай мне о том, что ты соскучилась по дому, водам и водорослям! Ты пришла ради власти. Ты пришла отнять её у меня. Но я не отдам тебе трон.
– Я знаю, – просто отвечает Эва, – я не прошу. Но я не могу уйти без борьбы.
– Я тебе помогу, – Сигер усмехается, – будет суд.
– И ты меня оправдаешь, – она не спрашивает, она уверена в решении суда, который даже не состоялся.
– Почему?
– Потому что люди не поверят в твой суд. Когда-нибудь когда станет плохо они припомнят тебе его. и я вернусь, вернусь памятью. Тебе нужно сделать меня безумной или объявить преступницей, но не думай, что я буду молчать в ответ.
            Сигер смеётся. Она права и от этого ему истерично-весело.
– Тебе надо меня простить, а потом дождаться, когда я пойду против. Или тихо убить, – рассуждает Эва, и рассуждение её спокойно, словно не о своей жизни и смерти она говорит, а о чём-то рядовом.
– Я могу убить тебя сегодня, – напоминает Сигер, – но это неправильно. Я должен быть царём.
– Не получится, – тут же возражает Эва, – ты не царь и не будешь им, ты всего лишь слабак, который не может защитить своих границ, своих людей…
            Она не успевает договорить. Прерывая её, на пороге появляется советник Сигера – Варно. Сам Сигер его не выносит, но терпит, потому что умён Варно, хотя  и болотник всего лишь.
– Царь! Беда, царь! – Варно напуган и от того его жёлтые голоса и отливающая зеленью кожа ещё более страшны.
            Сигер вскакивает. До Варно доходит, что в присутствии Эвы, наверное, всё-таки не следует поднимать панику и сообщать о бедах. Он умудряется в считанное мгновение взять себя в руки.
            Сигер успевает бросить взгляд в сторону Эвы. Та улыбается. Она знает. Эту беду призвала она сама, на всё идёт царевна ради моря, ради трона, но оправдывает свои деяния целью, святой целью!
– Если это твоих рук дело…– Сигер ещё не знает беды, но улыбка сестры темнит его внутреннее море, в эту минуту ему плевать на милосердие и он способен на убийство. Но промедления нет и Сигер выскакивает вслед за советником, не ведая ещё, что случилось в море…
***
            Ромул никогда бы не поверил в то, что прочёл на картах. Недаром он ненавидел старые карты! В них жили легенды и чудовища, в них плавали кракены и морские черти. Но что хуже – в них были зашифрованы места сокровищниц моря.
            И кто бы сказал ему, что одна из главных морских сокровищниц находится ныне на суше?! Воля древней воды и движения земли были мятежны по отношению друг к другу и то становились друзьями, то врагами. Так или иначе, но однажды, в результате извержения вулкана, из-под воды поднялся остров.
            И не знали сухопутные, приблудившиеся к теплому и радушному изножию ещё не остывшего клочка земли, что на этом остров и есть сокровищница моря. Иронично! Сокровища, отнятые у земли и у сухопутных, лежали теперь на землях сухопутных и сухопутные про то не знали.
            Зато это знала царевна Эва, а теперь и Ромул.
            Пришлось, конечно, изрядную часть доли раздать в счёт услуг, но зато сокровищница по приказу царевны Эвы, была опустошена. Благо, Сигер не смотрел всё время в море, да и появление Эвы на пороге родного Царства, должно быть, сбило все его планы.
            Но сбил Ромул и планы Эвы. Она велела перевезти всю сокровищницу хитрой дорогой в гиблые воды, где прежде укрывалась от Сигера, а Ромул направил сокровища не туда, куда она велела, а вблизи гиблых вод, в Ледяной пролив. И там, под глубокими тайнами верных людей, не знающих толком кого и что они грабят, сохранил сокровища и от Эвы, и от Сигера…
            Расчёт его был прост. И в Сигере, и в Эве Ромул видел не тех, кто заботился о море и царстве, а тех, кто заботился о троне и власти. Два чудовища встали друг против друга и теперь не могли никак разойтись в буйных водах морских. И это означало только одно – они рано или поздно сойдутся насмерть.
            И Ромул был этому даже рад.
            В этом буйстве интриг, что страшнее любых древних чудищ, Ромул видел только один путь – путь кого-то третьего, кто сможет взять власть в свои руки. И это не должен быть отцеубийца и цареубийца Сигер, потому что Сигер слаб и не смог вовремя решить вопрос с сестрой, что никогда не скрывала своих амбиций.
            И это не должна была быть Эва, потому что она в погоне за своими желаниями не считалась с народом и уважением к нему, позволяя грабить свои же сокровищницы, чтобы показать, что Сигер не может даже от сухопутных защитить Морское Царство!
            Они оба не подходили! Но кто тогда? Ромул не знал и готов был ждать, чтобы вовремя прийти на помощь и удержать Морское Царство.
***
            Белая-белая пена расходится под ногами, освобождая мелкий тёплый песок и россыпи ракушек. Вся для её покоя. Всё, чтобы она не замарала платье.
– А я так смогу? – этот вопрос важнее всего. Ей всегда было жаль платьев.
– Почему бы и нет? Только надо немного вырасти, – Морской Царь улыбается, нет, не Царь он сейчас, а отец. – Наберешь ещё свою силу…
            Сон прерывается  резко и неприятно. Ещё мгновение Алане кажется, что она и правда чувствует под ногами тот самый песок, но потом приходит осознание – нет, ничего нет, это её же одеяло и далеко в прошлом осталось обещание отца, что она сможет также, только наберет силу.
– Ничего я не могу, ничего, – Алана не обращается ни к кому, только к себе самой, в ночи, чтобы не услышал день, не донёс до людей. – Ничего.
            Планы, амбициозные, давшие ей жизнь, затихли. Даже добрые люди, желающие блага морю, взявшие её в свой союз, в последние дни молчат. Может она и им бесполезна? Даже служанка Шарни – её проводник в мир, давший надежду, не говорит и слова. А самой нельзя сказать!
            Алана обхватывает голову руками. Внутри головы шумит море, мешает сосредоточиться. Не отвертеться. Море шумит и непонятно о чём! Чего-то требует, чего-то ждёт…
– Я ничего не могу, – повторяет Алана, стиснув зубы. – Ну почему я ничего не могу?
            Она встаёт, тело не слушается, да и море внутри качается, шумит. Но Алана боится спать. Во сне будет море, во сне будет прошлое, в котором всё казалось таким счастливым и таким настоящим. А теперь у неё ничего нет. Только жизнь, да и та без цвета и вкуса.
            В ночи слышать скрежет страшно. Но Алана не выдаёт ужаса. Стоит напряжённо, прислушиваясь. Показалось? Наверняка. У её дверей стража. Не впустят никого.
            Да и что ей терять? Только жизнь, но ей кажется, что уйти в морскую пену на вечность – это не самое плохое, во всяком случае, у неё не будет больше чувств, зато будет лёгкость. Вечная лёгкость.
            Но скрежет повторяется снова и снова. Скрежет у её дверей, словно кто-то пытается обратить на себя её внимание, но не решается постучать.
            Алана не медлит. Страха нет, надежды тоже. будь что будет, на всё воля моря!
            Она решительным жестом распахивает двери,  рассудив, что если там прикорнул стражник, то она гаркнет на него, прикрикнет, как это полагается избалованной царевне, за которую её держали всю жизнь и лоск которой она потеряла.
            Но стража нет. Коридор пуст от стражников в принципе, а на её пороге Бардо. Смущённый, даже какой-то пристыженный.
– Что такое? – в отличие от Сигера, Алана не показывала своей неприязни к Бардо очень уж открыто. Ну да, полукровка, ну да, полусухопутный, но и что? Брат!
– Поговорим? – спрашивает Бардо, робея.
– Где мой стражник? – у Аланы отчаянно шумит море в голове. Что-то не так, что-то не сходится.
– Я его отослал, – отвечает Бардо. – Ненадолго, но этого хватит. не бойся.
            Отослал?
– Как это он тебя послушал? – сомневается Алана, пока море внутри отчаянно пытается докричаться до неё.
            Бардо вдруг странно улыбается и в полумраке его улыбка становится ещё более жуткой:
– Всякий имеет право сделать ставку на будущее. Так что, впустишь?
            Алана кивает и море внутри леденеет от ужаса…
(*)
Больше историй о Морском Царстве в рассказах  «О почтении», «Без жалости», «Чудовище», «О спасении»,  «Об одном колдовстве», «Смута»,  «Первый шаг»,  «Пена расходится морем», «О недоверии», «О болезни» , «Чёрные волны» ,«О новых мерах» , «Море не плачет», «Несговорчивые», «Воды гиблые»,  «Алана» и «Их недуг».  Вселенная Морского Царства задумана мною как короткая история об одной недружной семейке…
 
 
 

© Copyright: Анна Богодухова, 2025

Регистрационный номер №0539407

от Вчера в 04:56

[Скрыть] Регистрационный номер 0539407 выдан для произведения: (*)
            Страшно Морскому Царству. Что-то жуткое вот-вот грянет, и уже зачернели воды, вспенились, мгновение, и встретятся, налетят друг на друга и берегись тогда всё живое, будь оно в море или на суше – берегись! Всего касается вода когда того захочет, в воде жизнь началась, в неё и уйдёт – так сказывали ещё со времён Древнего Океана.
            Затишье… обманное, страшное, больное. Кто знает, что взбредёт в голову царю Морскому – Сигеру, про которого шепчутся, что он, мол, отцеубийца и цареубийца в одном обличии? Кто знает, что ответит ему и не нападёт ли первой царевна Эва – изгнанница добровольная или всё же невольная, не то святая мученица, желавшая память и свободу моря отстоять, не то такая же как брат, а может и хуже, раз до грабежа глубин дошла?..
– Царевна…– Сигер верит и не верит. В эту минуту в нём намешано много. Он рад ей и ненавидит её, в её присутствии ему облегчение и новая тяжесть. Он надеялся, что она откажется явиться перед ним, перед народом и перед судом. И тогда Сигер объявит ей открытую войну, и даст воззвание той жалкой горстке соратников, что пошла за нею и Эва утонет в предательствах своих же ближних.
– Царь, – голос её бесстрастен, в лице ничего не дрогнет, она готовилась к этой встречи, и только море знает что в душе Эвы. Называть царём того, кто убил их отца, унижаться, склоняться! Но Эва понимает, что не сделай она этого и будет война, и её же люди не будут ей той опорой, которая нужна для свержения Сигера, – ты велел мне прибыть и я прибыла. Прибыла к моему народу.
            Эва оглядывает встревоженную кучку знати, что счастливо-несчастно оказалась здесь, в зале, при встрече двух детей моря. Она оглядывает их как та, что имеет на это право, и многим хочется спрятаться от её взора: всё-таки слух, что Сиегр убил отца и занял его трон, крепок и не так уж и пуст – это ясно любому.
            Сигер нервничает. Он пытается держаться, да, он тоже готовился к этой встрече, с той самой минуты, что ему донесли – сестра направилась к нему, вылезла из глубин забвенных вод!
            Сломала его планы… он ждал войны, думал, что сейчас-то всё разрешится, а Эва опять непредсказуема! Она сбила его с пути, смяла как мальчишку и заявилась.
– Я не хочу, чтобы наше Царство считало меня той, что убегает от народа, – продолжает Эва и едва заметно вздыхает. Сигер смотрит на неё, смотрит в её лицо и не верит.
            Эва всегда была себе на уме, но неужели она не понимает, что её появление здесь – это смерть? Да, Сигер её убьёт. Не сейчас, не сразу. Но никаких больше переговоров, никаких больше послаблений, он её убьёт. Обязан. Это его долг как Царя.
            Иначе будет смута.
– Про тебя много сказано, сестра, – Сигер нарушает тишину, долгую, тяжёлую, неприятную тишину. С досадой вспоминается ему, что они всегда с Эвой были ближе всех. И даже сейчас, наверное, всё равно ближе, чем с другими братьями и сёстрами. И даже если Алана или Бардо  не пошли против него, и даже если остались с ним, присягнули, а Бардо и вовсе заискивал – то всё равно Эва была ближе. – Много слухов идёт о твоём преступлении. И о побеге из дома… это всё не красит тебя, царевна.
            Эва кивает. Она знает – Сигер не будет убивать её сейчас же. Он будет выжидать, потому что это правильно. Народ не должен за неё заступиться. Народ не должен увидеть в ней знамение. Сигер же, желая себя спасти от возможных обвинений, должен уже начать заботиться как о своей репутации, так и об истории. И в этой истории Сигер не хочет быть тираном и узурпатором. Он хочет играть в милосердие.
            И на этом Эва и выигрывает для себя время. Она уже посчитала – ей нужно немного. В этот раз всё получится точно так как она хочет. Из старого моря, из первых глубин Великого Океана придёт к ней помощь…
– Если бы я была преступницей, если бы за мной была вина во всех этих преступлениях, про которые так радостно говорят враги нашего Царства, враги твоей власти, брат, я бы не вернулась, – Эва знает как схитрить. Она по-прежнему часть его семьи, его сестра. Клянут её? О нет, это не её одну, это их вместе. Её, царевну, и его – Царя!
            «Враги твоей власти!» – это бальзам для Сигера и одновременно острый нож. Он так бы хотел, чтобы Эва и правда признала его власть, чтобы склонилась и тогда он дал бы ей и почёт, и морской надел, но нет – это море, истинное море, такое же, как и он, а это значит, что никогда Эва не пойдёт на перемирие и не будет тенью.
– У нас много разговоров впереди, Эва, – за время её отсутствия он успел придумать много вариантов развития событий, но никогда, ни в одном из них она не приходила к нему так нагло и открыто. Это было новое, непохожее. Она приходила в его мыслях тайно, под покровом темноты, то кляла, то обещала мир, то просила заступничества…
            Но так заявиться? Сказать «враги твоей власти» и стоять, словно нет в ней никакой вины и не отлучалась она, и не называла себя царицей, и не таилась в гиблых водах?! Воистину, море бывает тёмным и страшным от того, что никто не знает истинных его глубин.
– Разговоров о произошедшем…и суд, – Сигер берёт паузу, он знает, что так должно быть. Он даже подозревает, что все его суды будут загнаны в тупик и он ничего не сможет найти против Эвы, и на все его обвинения она ответит спокойно и так, словно не было в ней вины и быть не могло. Так есть ли смысл выдвигать обвинения?
            Её надо убить, но не делать знаменем против себя.
            Её надо убить, но нельзя делать этого сразу.
            Её надо убить, потому что и в море бывает тесно.
– Я готова, – Эва спокойна и от этого нервничает Сигер. Он знает, что его сестра всегда была не из слабых женщин, но мелькни на её лице тень страха, и ему стало бы легче! Но нет. Она штиль.
– И пока не сняты обвинения…– это унижение Сигер тоже приготовил для острастки и не полагал даже в кошмарном сне, что придётся применить эти меры. Пока он перечисляет про её заточение в башне и про то, что ей даже нельзя без его согласия и разрешения беседовать с кем бы то ни было, голос кажется ему глухим и чужим. Это не его слова.
            Брат внутри царя злится, море внутри клокочет от ярости: так обидеть сестру! Унизить себя, свой род через неё!
            Но царь побеждает море, на то он и Царь Морской.
– Я готова, – отвечает Эва кротко и даже находит в себе силы улыбнуться. Ни тени обиды, ни робости, ни досады, ни горечи – ничего нет в её лице и от этого Сигеру даже тошно. Как глубоко она себя хоронит, лишь бы не выдать своих чувств?
– Брат мой, – Алана, о, морской дьявол, как ты невовремя! – не кажется ли тебе это жестоким? Эва сестра нам!
            Алана выступает вперёд и Сигер, отведя взгляд от Эвы, с трудом находит лицо Аланы. Вот уж где разгуляться! Бледность от досады и отвращения от его слов, ограничивающих свободу Эвы, едва скрытая радость – Эва вернулась! – и ещё одно, затаённое – ужас! Что-то будет, и это чует даже Алана.
– Если я прогневила своего царя или свой народ, – Эва вклинивается первой, – я понесу наказание. Никакая гордость, даже царская, не могут быть выше той обиды, которую я, по мнению наших врагов, имела неосторожность нанести.
            Эва точно знает о чём говорит. Сигеру кажется, что этими словами она предлагает ему свою руку помощи. Но это неправильно – это она в его власти, так почему она предлагает ему спасение?
            Потому что предлагает союз. В её словах Сигеру хочется увидеть то толкование, которое кажется ему спасительным: Эву можно простить, оправдать перед собой и в глазах народа, если списать всё на врагов Царства! Это их происки. Это они пустили слух о том, что Сигер убил своего отца-Царя. Это они вбили клин в семью моря. Это они выдали сухопутным сокровищницу, чтобы Эва бежала, униженная, из своего дома. Они убили царевну Иридию…
            Да всё можно повесить на врагов, благо, их в избытке у любого царя!
– Во всяком случае, возвращение домой для меня важнее всяких заточений, – Эва смеётся. Нет, её лицо серьёзно и строго, но глаза выдают. Она смеётся, потому что знает свою силу – она в его бессилии.
– Мне и моим советникам предстоит выслушать все стороны и уже принять решение. Я буду действовать только в интересах своего народа, своего Царства и моря. Если выяснится, что ты виновна, виновна во всём или в чём-то из того, в чём тебя обвиняют…
            Слова чужие. Эве не страшно, и он знает это. Она отвыкла бояться. Она что-то задумала или обезумела.
            Но это вторично. С этим Сигер разберётся. Важнее всего другое – его сестра дома.
***
– Зачем тебе говорить с нею? – Сигер не против того, чтобы Алана побеседовала с Эвой. В конце концов, у Эвы явно есть свои планы на своё возвращение, и даже заточение в собственных покоях для неё не беда и не удивление. И может быть, что Алана, беседуя с Эвой, как-то прольёт свет на её планы – слуги к царевне Эве приставлены надёжные, не чета прежним предателям! Теперь это его слуги!
            Но Алана так рвётся к Эве, что Сигеру невольно хочется её помучить и не допустить сразу. Что за интерес? Что за желание пойти к сестре? Почему она имеет на это право, почему не тревожится так, как Сигер, который всё ещё не переговорил с Эвой с глазу на глаз?
– Она моя сестра! – у Аланы даже голос дрожит, вот-вот заплачет. Не море, речка! Сигеру даже противно от её слабости. Ну что же это такое? царевна! То болеет, то мятеж пытается устроить, а как слегка голос повысишь, так чуть не плачет!
– Она и мне сестра, – Сигер мрачен. Разум говорит ему, что Эва не доверит Алане ни одной стоящей тайны, так стоит ли надеяться и тратить время? Разум говорит нет. Море внутри говорит да.
– Я люблю её! – у Аланы дрожит голос. У Аланы дрожат руки. Но в глазах на мгновение вспыхивает решительность, которая даже как-то не подходит к её образу. Вспыхивает и гаснет.
– А меня? я ведь твой брат, меня ты не любишь? – Сигер хочет верить, что ему плевать на её ответ. Но он заметил странное – Эву любят в народе. Эву любят служанки. Эву любят простые люди, служащие морю. Теперь и Алана. А за что? Она чудовище. Такое же как он. Но даже отец выделял её…
            Алана молчит. Раньше она бы сказала, что любит его, а как иначе, он ведь её брат! Но теперь она не знает, что ответить на такой простой вопрос.
– Четверть часа, не больше. Говорить будете при слугах, – отсутствие ответа и есть ответ и Сигер не хочет больше видеть Алану. Пусть она хоть поработает, послужит морю, раз проку от неё нет!
            Но когда Алана уходит, невольно вспоминается Сигеру её лёгкость, когда она сказала, что любит сестру. А ведь Эва её не любила. Эва от неё шарахалась, избегала её общества. И что же? всё равно – Эва!
            Как она это делает?!
***
– Сестра! – Алана не верит в то, что Эва дома. Алане страшно. Алана чует угрозу для Эвы, но как сказать об этом при мрачном слуге, который стоит у её кресла, скрестив руки на груди? – Как я рада, что ты вернулась.
– Это мой дом, – спокойно отвечает Эва.
– Ты… как ты? – Алана хочет спросить другое, у неё на языке много вопросов, но своими вопросами она боится навредить сестре и от того мысли путаются и, не умея извиваться в них и маскироваться, Алана совсем теряется.
– Прекрасно, – отвечает Эва, – я многое видела, но дом – это лучше всего.
– Ты… – Алана снова спотыкается, косится на слугу. Тот делает безразличный вид, но не уходит. Эва перехватывает её взгляд, смеётся:
– А ты смелая, Алана! Не побоялась прийти к низложенной.
            Алана вздрагивает. Прежде эва её, кажется, не хвалила ни разу. Но Эва продолжает:
– Тебе не понять меня, и если ты презираешь меня, я не стану с тобою спорить. Но море – это наше море, и оно дано нам, детям Морского Царя. И не наша вина, что море закровило, что наш брат убил нашего отца и нашего царя.
            У слуги вытягивается лицо. Такая дерзость от пленницы, хоть и от царевны? Он представляет уже как отреагирует Сигер, когда услышит об этом и его обдаёт холодным потом.
– Эва! – Алана в ужасе бросается к сестре, но та, конечно, быстрее и успевает перехватить её:
– Нет, не бойся. Пусть он расскажет ему, пусть расскажет что слышал. Я не скрываю. И Сигер это знает. Сигер всё знает, но прячется от меня.
– Эва! – Алана мечется. Она не знает к кому броситься, к сестре? К слуге? Умолять его не говорить страшных слов Сигеру? Умолять Эву молчать? Её усилия – смешные, незатейливые, суетливые, вызывают смех у Эвы и она от души хохочет, откинувшись на спинку кресла.
            А потом вдруг резко серьёзнеет.
– Я устала, Алана. И мне нужен сон.
***
            Сигер появляется поздним вечером. Жестом велит слуге выйти. Тайны – это, конечно, хорошо, но тайны должны оставаться тайнами.
– Что ты задумала? – спрашивает Сигер вместо приветствия. – Хочешь давить на жалость? Или обвинять меня в отцеубийстве?
            Эва не удивляется его приходу. Она ждала, знала, что он придёт спросить, что он не предположит даже причины её возвращения. Откуда ему, куску моря, знать, что такое Океан? Откуда ему представлять силу Океана, который был заточён и низвергнут своими же детьми? Низвергнут, но не уничтожен. Заточён, но не забыт.
            И всё, что нужно сделать – это вспомнить.
– Нет, я хочу быть дома, – отвечает Эва.
            У неё всё продумано. Нужно только добраться до Храма Вод. Добраться одной, без соглядатаев. И принести жертву. И дальше стихия будет её новой силой. Силой, которая вырвется в шторм и пойдёт гулять по всему морскому дну, и дойдёт до суши, и…
– Ты сбежала из дома, – напоминает Сигер.
– Ты бы убил меня, – Эва спокойна. Она знает, что её срок отмерен. Он сократится от того, что она воззовёт к древним. Но это не страшно. По крайней мере, море внутри её души успокоится.
– А сейчас? – он и сейчас её убьёт. Убьёт без особых раздумий, но с огромным сожалением.
– А сейчас я не боюсь этого, – отвечает Эва.
            Они сидят друг против друга. Двое детей моря. Два чудовища, знающие о чудовищности друг друга, и знающие, что тоска для одного придёт после гибели другого.
            Потому что чудовищу нужен враг иначе его желудок будет переваривать сам себя.
– Мы могли бы договориться, – Сигер верит в это, но Эва не верит уже давно. Она разуверилась в детстве, когда их отец сказал, что только одному подчинится море. Сказал это всем своим детям. Тогда-то эва и оценила свои шансы на трон, тогда-то и начала выставлять своих братьев и сестёр в невыгодном свете. Сначала в учёбе, потом в усердии и прилежании, а дальше…
            Дальше хуже. На пару с Сигером они избавлялись от конкуренции. И не всегда это были простые ссылки. Были и тюрьмы, были и казни.
            Но вот теперь они остались лицом к лицу.
– Нет, не могли, – возражает Сигер сам себе. В лице Эвы он читает ледяную решимость. – Эва, давай начистоту. Что тебе нужно? Не рассказывай мне о том, что ты соскучилась по дому, водам и водорослям! Ты пришла ради власти. Ты пришла отнять её у меня. Но я не отдам тебе трон.
– Я знаю, – просто отвечает Эва, – я не прошу. Но я не могу уйти без борьбы.
– Я тебе помогу, – Сигер усмехается, – будет суд.
– И ты меня оправдаешь, – она не спрашивает, она уверена в решении суда, который даже не состоялся.
– Почему?
– Потому что люди не поверят в твой суд. Когда-нибудь когда станет плохо они припомнят тебе его. и я вернусь, вернусь памятью. Тебе нужно сделать меня безумной или объявить преступницей, но не думай, что я буду молчать в ответ.
            Сигер смеётся. Она права и от этого ему истерично-весело.
– Тебе надо меня простить, а потом дождаться, когда я пойду против. Или тихо убить, – рассуждает Эва, и рассуждение её спокойно, словно не о своей жизни и смерти она говорит, а о чём-то рядовом.
– Я могу убить тебя сегодня, – напоминает Сигер, – но это неправильно. Я должен быть царём.
– Не получится, – тут же возражает Эва, – ты не царь и не будешь им, ты всего лишь слабак, который не может защитить своих границ, своих людей…
            Она не успевает договорить. Прерывая её, на пороге появляется советник Сигера – Варно. Сам Сигер его не выносит, но терпит, потому что умён Варно, хотя  и болотник всего лишь.
– Царь! Беда, царь! – Варно напуган и от того его жёлтые голоса и отливающая зеленью кожа ещё более страшны.
            Сигер вскакивает. До Варно доходит, что в присутствии Эвы, наверное, всё-таки не следует поднимать панику и сообщать о бедах. Он умудряется в считанное мгновение взять себя в руки.
            Сигер успевает бросить взгляд в сторону Эвы. Та улыбается. Она знает. Эту беду призвала она сама, на всё идёт царевна ради моря, ради трона, но оправдывает свои деяния целью, святой целью!
– Если это твоих рук дело…– Сигер ещё не знает беды, но улыбка сестры темнит его внутреннее море, в эту минуту ему плевать на милосердие и он способен на убийство. Но промедления нет и Сигер выскакивает вслед за советником, не ведая ещё, что случилось в море…
***
            Ромул никогда бы не поверил в то, что прочёл на картах. Недаром он ненавидел старые карты! В них жили легенды и чудовища, в них плавали кракены и морские черти. Но что хуже – в них были зашифрованы места сокровищниц моря.
            И кто бы сказал ему, что одна из главных морских сокровищниц находится ныне на суше?! Воля древней воды и движения земли были мятежны по отношению друг к другу и то становились друзьями, то врагами. Так или иначе, но однажды, в результате извержения вулкана, из-под воды поднялся остров.
            И не знали сухопутные, приблудившиеся к теплому и радушному изножию ещё не остывшего клочка земли, что на этом остров и есть сокровищница моря. Иронично! Сокровища, отнятые у земли и у сухопутных, лежали теперь на землях сухопутных и сухопутные про то не знали.
            Зато это знала царевна Эва, а теперь и Ромул.
            Пришлось, конечно, изрядную часть доли раздать в счёт услуг, но зато сокровищница по приказу царевны Эвы, была опустошена. Благо, Сигер не смотрел всё время в море, да и появление Эвы на пороге родного Царства, должно быть, сбило все его планы.
            Но сбил Ромул и планы Эвы. Она велела перевезти всю сокровищницу хитрой дорогой в гиблые воды, где прежде укрывалась от Сигера, а Ромул направил сокровища не туда, куда она велела, а вблизи гиблых вод, в Ледяной пролив. И там, под глубокими тайнами верных людей, не знающих толком кого и что они грабят, сохранил сокровища и от Эвы, и от Сигера…
            Расчёт его был прост. И в Сигере, и в Эве Ромул видел не тех, кто заботился о море и царстве, а тех, кто заботился о троне и власти. Два чудовища встали друг против друга и теперь не могли никак разойтись в буйных водах морских. И это означало только одно – они рано или поздно сойдутся насмерть.
            И Ромул был этому даже рад.
            В этом буйстве интриг, что страшнее любых древних чудищ, Ромул видел только один путь – путь кого-то третьего, кто сможет взять власть в свои руки. И это не должен быть отцеубийца и цареубийца Сигер, потому что Сигер слаб и не смог вовремя решить вопрос с сестрой, что никогда не скрывала своих амбиций.
            И это не должна была быть Эва, потому что она в погоне за своими желаниями не считалась с народом и уважением к нему, позволяя грабить свои же сокровищницы, чтобы показать, что Сигер не может даже от сухопутных защитить Морское Царство!
            Они оба не подходили! Но кто тогда? Ромул не знал и готов был ждать, чтобы вовремя прийти на помощь и удержать Морское Царство.
***
            Белая-белая пена расходится под ногами, освобождая мелкий тёплый песок и россыпи ракушек. Вся для её покоя. Всё, чтобы она не замарала платье.
– А я так смогу? – этот вопрос важнее всего. Ей всегда было жаль платьев.
– Почему бы и нет? Только надо немного вырасти, – Морской Царь улыбается, нет, не Царь он сейчас, а отец. – Наберешь ещё свою силу…
            Сон прерывается  резко и неприятно. Ещё мгновение Алане кажется, что она и правда чувствует под ногами тот самый песок, но потом приходит осознание – нет, ничего нет, это её же одеяло и далеко в прошлом осталось обещание отца, что она сможет также, только наберет силу.
– Ничего я не могу, ничего, – Алана не обращается ни к кому, только к себе самой, в ночи, чтобы не услышал день, не донёс до людей. – Ничего.
            Планы, амбициозные, давшие ей жизнь, затихли. Даже добрые люди, желающие блага морю, взявшие её в свой союз, в последние дни молчат. Может она и им бесполезна? Даже служанка Шарни – её проводник в мир, давший надежду, не говорит и слова. А самой нельзя сказать!
            Алана обхватывает голову руками. Внутри головы шумит море, мешает сосредоточиться. Не отвертеться. Море шумит и непонятно о чём! Чего-то требует, чего-то ждёт…
– Я ничего не могу, – повторяет Алана, стиснув зубы. – Ну почему я ничего не могу?
            Она встаёт, тело не слушается, да и море внутри качается, шумит. Но Алана боится спать. Во сне будет море, во сне будет прошлое, в котором всё казалось таким счастливым и таким настоящим. А теперь у неё ничего нет. Только жизнь, да и та без цвета и вкуса.
            В ночи слышать скрежет страшно. Но Алана не выдаёт ужаса. Стоит напряжённо, прислушиваясь. Показалось? Наверняка. У её дверей стража. Не впустят никого.
            Да и что ей терять? Только жизнь, но ей кажется, что уйти в морскую пену на вечность – это не самое плохое, во всяком случае, у неё не будет больше чувств, зато будет лёгкость. Вечная лёгкость.
            Но скрежет повторяется снова и снова. Скрежет у её дверей, словно кто-то пытается обратить на себя её внимание, но не решается постучать.
            Алана не медлит. Страха нет, надежды тоже. будь что будет, на всё воля моря!
            Она решительным жестом распахивает двери,  рассудив, что если там прикорнул стражник, то она гаркнет на него, прикрикнет, как это полагается избалованной царевне, за которую её держали всю жизнь и лоск которой она потеряла.
            Но стража нет. Коридор пуст от стражников в принципе, а на её пороге Бардо. Смущённый, даже какой-то пристыженный.
– Что такое? – в отличие от Сигера, Алана не показывала своей неприязни к Бардо очень уж открыто. Ну да, полукровка, ну да, полусухопутный, но и что? Брат!
– Поговорим? – спрашивает Бардо, робея.
– Где мой стражник? – у Аланы отчаянно шумит море в голове. Что-то не так, что-то не сходится.
– Я его отослал, – отвечает Бардо. – Ненадолго, но этого хватит. не бойся.
            Отослал?
– Как это он тебя послушал? – сомневается Алана, пока море внутри отчаянно пытается докричаться до неё.
            Бардо вдруг странно улыбается и в полумраке его улыбка становится ещё более жуткой:
– Всякий имеет право сделать ставку на будущее. Так что, впустишь?
            Алана кивает и море внутри леденеет от ужаса…
(*)
Больше историй о Морском Царстве в рассказах  «О почтении», «Без жалости», «Чудовище», «О спасении»,  «Об одном колдовстве», «Смута»,  «Первый шаг»,  «Пена расходится морем», «О недоверии», «О болезни» , «Чёрные волны» ,«О новых мерах» , «Море не плачет», «Несговорчивые», «Воды гиблые»,  «Алана» и «Их недуг».  Вселенная Морского Царства задумана мною как короткая история об одной недружной семейке…
 
 
 

 

Не открывайте двери