В оккупацию попал случайно. Меня увезла мать, до войны, с Дальнего Востока
погостить к бабушке. Был ещё мал и многое помню картинками, осмыслил позже...
Началась война. Мать, как жену офицера, обратно не пустили на территорию Украины,
которая быстрым продвиженим войск вермахта была отрезана. Остался я с бабушкой.
Сначала налетали с диким ревущим звуком самолёты и бомбили куда попало. Потом
вели обстрел артиллерией. Бабушка брала подушку, чтобы закрывать мне уши при обстреле,
и спускалась в погреб во дворе. Там и пережидали артиллерийский обстрел. Думаю, попади
снаряд, и вряд ли писал бы эти строчки. Снаряды разрывались вблизи хаты.
И осколки со смачным чмоканьем впивались в обмазку дома. Разрывались в саду и срезали
деревья. Старая груша упала на землю и маленькие зелёные плоды её валялись в плотном
слое пыли. Земля там была прямо пуховой, когда бегали с ребятами, ноги, как - бы
утопали в тёплую пуховую подушку. Земля была ухожена десятилетиями поколений
навозом и соломой, перепревающими за осень и зиму. Сейчас снарядами рыхлили...
Потом наступило затишье... Дорога через село шла мимо нашего дома.
Небольшими группами пошли остатки наших частей, плохо обутые, частично без оружия,
в выгоревших белёсых гимнастёрках. Было жарко, тёмными пятнами выступал пот на их спинах.
Солдаты шли в свободном строе, лица их были опущены, они почти не смотрели на жителей,
подбежавших к оградкам домов. Люди кричали им, куда нам деваться, куда идти нам.
Никто и ничего не отвечал... Подавали им воду, молоко в кувшинах, но мало кто взял и
выпил. Было что- то жуткое в этом молчаливом исходе людей с виноватыми лицами,
молча уходящими в неизвестном направлении...Какой -то ужас надвигающейся беды,
что ожидала и их и население...
Многие из села стали собирать ручные тележки на двух колёсах, хотели идти вслед
отступающим бойцам. Но пронёсся слух, что идти - то некуда, что впереди тоже немцы.
И многие остались... Снова два дня вёлся артиллерийский обстрел.
И снова наступило затишье. Люди собрались группой на пригорке, на краю села, откуда
далеко просматривалась дорога. Смотрели долго, ожидая какого - либо движения.
Кое - кто одел национальную одежду, расшитые узором белые сорочки. Было видно
вдалеке какое- то движение, люди, блестнули отражения стекла, бинокля видимо.
Скоро, совсем неожиданно, выскочили из- за поворота три мотоколяски. Там сидели немецкие
солдаты в касках и маскхалатах, с автоматами, на колясках были установлены ручные
пулемёты. Они подъехали к толпе, где вышел старший с хлебом - солью на расшитом
полотенце и две девушки в венках и расшитых сорочках. Небольшого роста офицер
поговорил со старшим о чём -то и, обернувшись назад туда, откуда они появились,
выстрелил ракетой в воздух. Все увидали, как из -за бугра выдвинулась плотная масса
машин, техники и солдат. Они подъезжали к домам, въезжали во дворы, соскакивали
на землю. Почти все раздевались до пояса, хватали вёдра и бежали к колодцам.
Шум разноголосицы пополнился куриным кудахтаньем, визгом поросят, весёлым ржанием
солдат, обливавшихся водой. Кто ловил курей, брал голову в руки, встряхнув тушку,
бросал на землю, где трепыхались уже безголовые птицы... Кто гонялся за поросятами,
падал на землю, хватая их за ноги, кто просто стрелял, не догоняя. Тут же разделывали
и насаживали на вертел, разводя огонь... Бабушка мелко крестилась, что- то бормотала
потихоньку. Махнув рукой безнадёжно, вытерла косынкой глаза и пошла в хату, где посадила
меня под образа и попросила не выглядывать на улицу. Шум стоял с гулом голосов,
смехом, подобно лошадиному ржанию, визгом животных и выстрелами... Бабушка на время
пропала из виду. Я вылез на улицу и пошёл к погребу. Он стоял накрытый шалашом из
камыша, уложенного на жерди плотными рядками. Это было наше убежище под обстрелом
и хранилище продуктов. Из погреба, воровато оглядываясь, вылез немец с арбузом в руках.
Он спрятался за шалаш, разбил арбуз об коленку и стал жадно поглощать из половинок
красную мякоть. Я смотрел на него , раскрыв глаза, плохо понимая его кривляние и
гримасы. Он прятался от других и подобие стыда воровства было в его взгляде...
Было ли оно, не понимаю и теперь, а тогда я был маленьким пацаном с волосами
цвета сметаны, видел этот перевёрнутый мир удивлёнными глазами....
Через пару дней солдаты ушли, оставив на земле объедки воровского пиршества,
и трупы собак, неудачно залаявших на пришельцев и застреленных поэтому.....
Прошло ещё время и появились уже другие. Они шарились по всем углам, выискивали
что ещё осталось, переписывали людей и заставили всех, и стариков, и больных,
ходить на, искорёженные техникой, поля, собирать что росло и что жило ещё...
Появились полицаи из своих односельчан, они хорошо знали всех, кто жил в селе.
Приводили немцев с собой и подчищали всё, что осталось. Скот забирали, забивали, а
лучших увозили на машинах. Не знаю куда, говорили жители, что в Германию...
Бабушка иногда пыталась спорить и возражать полицаям, но они грозились, грубо крича,
что сын её красный командир, грозились разбить голову внуку, то есть мне,
потому что я его сын и выкрест, заставили покрестить меня. Помню полутёмное
здание небольшой церкви, где голого меня поливал поп холодной водой на голову.
Было прохладно, неловко стоять в ушате, когда тебя поливают водой, приобщая
к вере...
Потянулись тягостные дни, холодные, часто без пищи. Что и как находила бабушка,
чтобы накормить меня, не знаю... То была мороженая свёкла, то тёрли высушенные
нижние кончики рогоза и камыша, то какие то твёрдые горошины неизвестного мне
злака. Разгрызать их не мог и просто глотал, не ощущая ни вкуса, ни сытости....
Появились вши, я их смертельно боялся. Бабушка проглаживала утюгом с красными
угольками внутри рубаху, чесала густым гребнем. Спичек не было. Это было тоже проблемой...
О другом и говорить не приходилось... Керосинка не коптила, не было керосина,
жгли лучину из тростника или рогоза, недолго. Приходилось бить кресалом или добывать
огонь трением палочки на верёвочке, типа тетивы лука... Об гвоздях или иголках
швейных и говорить нечего. Кто приходил из города, меняли только на хлеб или продукты,
которых у самих нас не было...А у кого и было, то меняли на соль чаще, так как без соли и
сохранить то ничего нельзя...
Солому всю посжигали, если у кого и были стога соломы около дома, полицаи выжгли тоже.
По ночам стреляли, кого-то ловили... Запах гари остался в памяти на всю жизнь.
Уже будучи взрослым, работая на поле, где попадались пятна от сгоревших копен
соломы, я вспоминаю запах гари, прочно засевший в памяти детства....
Тяжело и тягостно вспоминать всё прошедшее дурным сном детства... Время шло, как в
плохом сне, ощущение холода, голода, неприкаянности людей не проходило. Может быть,
что кто- то и жил лучше, но я этого не знал. Не было даже обуви, мне на улицу выйти
в прохладную погоду было не в чем. Штаны, делали длиннее лямки, а смены не было.
Не думали, что война сломает все подпорки и предположения...
Всем миром мне была бабушка, мать почти не помнил, отца не представлял...
Бабушка временами показывала фото их размером 3 на 4, но что мог я вспомнить и увидеть
в сером отражении маленьких карточек... Живой и близкой была только бабушка....
Прошло время и длинное оно было... Опять появились немцы, но узнать их теперь
было нельзя. Куда подевалась их весёлая жизнерадостность, самоуверенность... не было
и тени этого... Шло отступление их....
Перед этим, за несколько дней, прошли части и техника, почти не останавливаясь в селе.
По домам ходили факельщики, с большими факелами, поджигали всё, что могло гореть.
Крыши были, в основном соломенные, они поджигали дома, стояли в воздухе крики
и плач сельчан. Бабушка собрала узелок и мы вышли на улицу. Громадный, по моим
представлениям, немец в чёрном, двигал факелом вдоль крыши нашего дома....
Факел трещал, огонь капал на землю, видимо был с горючим материалом.
Бабушка плакала, просила не жечь, показывала на меня, что я ещё мал, где нам
деваться... Немец не обращал внимания...Но солома была настолько стара и слежалась,
что никак не хотела загореться.
Он выругался по - своему, отодвинул ногой бабушку, прошёл, сплюнув, к следующему дому.
Поэтому в посёлке домов было мало целых. и к нам поставили немцев, отступавших
последних частей. Нас перевели на пол спать, куда бросили немного соломы.
Пол был глиняный и было очень холодно по ночам, хотя привезли немного камыша и
соломы, чтобы топить печь. Немцы спали не раздеваясь, или полуодетые, сильно пили
и курили. Заняли горницу, где обычно спали женщины. Керосин тоже появился...
Они без света не спали. Керосинки коптили всю ночь...
На улице мёрз часовой . Мочиться ходили в доме, в угол, под лампой, ухмылялись
и не стыдились....
Ночью послышалась орудийная стрельба, с лязгом развернулся наш танк у здания школы,
где была их канцелярия. Немцы полуодетые выскакивали через окно, прихватив свои
автоматы, кругом слышна была стрельба... Утром деревню освободили...
На улице, у колодца, мылись наши солдаты...
Бабушка радостно хлопотала у печи, что- то готовила, стояли на столе банки с
консервами. Усатый старшина, погладил меня по голове, слегка похлопал по спине,
сказал : Ну, что, не испугался, казак?.. Он вытащил из кармана тряпочку, развернул её
и достал два куска сахара, в виде головок, обсыпанных крупинками махорки, сдул их
положил на стол, достал красную звёздочку и два красивых кожаных кошелька.
Сахар я не знал, просто никогда ещё не пробовал, а звёздочка понравилась, и
я стал её разглядывать, что- то припоминая далёкое, у отца видел, хотя лица его
не помнил. Вышло солнце и я побежал во двор. Там работали солдаты, копали углубления,
ставили орудия, они весело переговаривались, шутили, обнимали меня и трепали
по белым волосёнкам головы.
Они не были похожи на уходивших от нас, не смотревших в глаза, без надежд и плохо
вооружённых в начале войны... Это были другие люди, вкусившие сладость победы
и освобождения, это были солдаты победы, смотревшие открыто и уверенно...
Они понимали свою задачу, знали зачем и за что они сражаются, они видели смерть,
страдания своих людей, они познали вкус победы и остановить их уже никто не мог....
Спасибо, Владимир, память есть, в нашей семье, моей и жены все прошли через войну, были морские офицеры, лётчики, танкисты и пехотинцы, есть и герой союза и с орденами славы, и с орденами красного знамени и красной звезды, некоторые прошли всю войну, а нелепо погибли, на заводе, при испытании самолёта, так что памяти хватит и тем из них, кто работал на заводе, не вылезая оттуда, хотя не успели возвести здание и сверху без крыши....
Читала со слезами на глазах! Будто фильм посмотрела. А может это и мой отец проходил через это село то отступая,то двигаясь на фашиста,выметая их с нашей земли. Сердечно благодарю,Валерий,за потрясающий рассказ-воспоминание!Спасибо Вам-очевидцу тех страшных событий,что пишете о войне.
Спасибо, Николай вам, но это не работа, а память детского впечатления, здесь всё верно, не стал описывать тёмного, что было ещё, увоз девушек германцами и случаи расстрелов..
Такие воспоминания очевидцев очень важны. Иначе мы вообще ничего знать не будем. Ведь история переписывается чуть ли не каждый год. А правды нет. Пишут то, кому, что нравится.
Читала и плакала,Валера,потому как и папа жид на акуппированной территории немцами в Белорусси и про то же рассказывал.Бедные ребятишки,да разве для того Вас рожали мамы? Дай Бог никогда больше не видеть таких страшных дней.А рассказ нужно выставить на конкурс ,пусть читают не только друзья ...
Люба, время прошло, моих родителей давно нет, память детская самая сильная, написал... плохо было то, что полицаи были из села и всех знали, поэтому и крестили меня, что отец в армии командиром был, а я его сын, это им поперёк горла было, мы тоже прятали сначала евреев, но потом они ушли, слишком много знали деревенские о том, что, где и у кого... опасно было им в деревне... всё было и девушек угоняли, отобрали молодых, увезли, сколько слёз было, память у некоторых коротка.
Помочь сайту
Поздравления
