Никогда не говорите хвалящемуся своими закромами человеку, что то, на что он потратил силы и время – простое вещество с атомным весом в сто девяносто семь единиц. Он может расстроиться, так как в природе существуют вещества и с более тучными атомными весами.
Когда же Вы скажете ему, что так горячо любимый им аурум - не что иное, как выкидыш одряхлевшей нейтронной звезды – он может и обидеться. А обидевшись, возбудить против Вас социум.
Если же Вы от этого отмахнётесь, прочтя в словаре русского языка, что «социум» - существительное неодушевлённое, то поступите опрометчиво, так как, скорее всего, вскоре ощутите всю прелесть его неукротимой живости.
Возбуждённый социум страшней самого чёрта, так как предпочитает не искушать, что, как правило, является действием виртуальным и с отсроченным платежом, а судить и приводить к общему знаменателю. Приводить или же принуждать, потому как было бы слишком жирно, чтобы каждый олух щеголял в его джунглях со своим собственным знаменателем.
А потому, дабы не дразнить гусей, пеликанов и горгулий, безопасней нацепить положенные тебе значки-медальки и обзавидоваться на закрома правильно мыслящего, в ногу идущего человека. Потому как, если социум сказал: «Аурум!» - значит Аурум!.. И п….ц!
Тем более, что беседовать об альтернативной металлургии всегда можно с Богом. Один на один… При этом, завидуя только тому, что его социум состоит лишь из многоликости его же икон…
***
Они называли себя – Дети Пещер. Пещеры, в которых царствовала темнота, были им и домом, и храмом, и кладбищем. Тянулись они бесконечной вереницей залов вглубь священной горы, и никто не знал, есть ли там, на другом краю ещё выходы в большой мир. Племя их было большим и плодовитым, обласканным светом Божества.
Привыкнув к вечному ночному мраку, и, повинуясь строгому закону, никто из них не выходил в мир в часы дневного света, боясь, стать изгоем и накликать на себя гнев и проклятье жрецов. Только когда наступало время луны, они выбирались из чёрных штолен на охоту. Так велело Божество…
Само Божество пребывало в большом круглом зале с рваной дырой в куполе, через которую был виден кусок звёздного неба. Заходить, кому бы то ни было, в этот зал днём было запрещено. На Божество можно было смотреть только в часы поклонения, когда оно мерцало мягким изумрудным свечением, тем самым выказывая расположение к своему народу.
Для него сегодня настала великая ночь, и все последние часы, Он не находил себе места. Сегодня Он станет охотником и воином. Все мальчишки, с самого раннего возраста, мечтали только об этом – наконец-то стать взрослым и равным среди старших. Сегодня обряд будет проведён только ради него одного, и он сможет прикоснуться к Божеству и получить своё сокровище.
Когда песнь жреца стихла, Он припал к божественной стопе и замер с ощущением огромного всеобъемлющего счастья. Так Он простоял какое-то время, пока жрец не повелел ему встать, и не надел на шею сокровище – маленький кусочек Божества, нанизанный на плетёный конский волос…
После этого обряда прошло много лун, много охот и много поклонений, и никогда Он не расставался со своим сокровищем, что зеленоватой искрой согревало его сердце.
Было оно с ним и сейчас, когда Он раненый зверем лежал на влажной траве, и ждал пугающего рассвета. И лишь только взошло солнце, сокровище угасло…
Он положил на него ладонь, чтобы защитить от палящих лучей и с ужасом ощутил, как оно рассыпалось от его сильного прикосновения. Когда же он в ужасе отнял руку, то увидел, что маленький кусок гнилого дерева рассыпался в труху…
Помочь сайту
Поздравления
