Деревня.

«Русский человек любит вспоминать, но не любит жить…» Цитата.

На своем веку он видел немало деревень, площадей и мужиков, и всё, что теперь попадалось ему на глаза, совсем не интересовало его. Только что он приехал в райцентр, по короткой улице вышел на площадь около пруда. И тут заметил на пригорочке Церковь с куполами, которых лет 10 назад не было. Там был кинотеатр, клуб, насколько он знал. Времена сменились (бывший Храм был переделан в клуб во времена советской власти, а теперь отдан назад - церкви, и Храм восстановили) и эти купола ясно выделялись. Теперь уже и поселок-райцентр воспринимался немного по-другому. Слева от Храма, на склоне пригорка, виднелись панельные четырехэтажные многоквартирные дома. Поселок, из деревянного, превращался в городок. И улица оказалась заасфальтирована, - это та, по которой он в детстве ходил, которая вела к полю и дальше, через поле, в лес, а через лес, в родную его деревеньку.
Немного погодя он уже стоял в Церкви и, вдыхая запахи ладана и воска от сгоревших свечей, слушал, как пели на клиросе. Обедня уже близилась к концу. Михаил ничего не понимал в церковном пении и был равнодушен к нему; церковнославянский язык не разбирал: казалось, знакомые, русские слова поются, но смысл текстов не улавливался совсем. Он купил две свечки и, поставив одну за упокой, с другой в руках пробрался, между стоявших людей, ближе к иконостасу. Тут он увидел интересных людей. Впереди всех, по правую сторону от аналоя с праздничной иконой, стоял человек в черном, и до пола, халате. Это было похоже на монашескую рясу, но рукава были обычные, а не широченные, какие он видел у монахов в монастырях. С распущенными по плечам большими волосами, с бородкой, похожей на козлиную и с усами, - этот человек истово крестил себя и кланялся на каждый возглас диакона: «Господу, помолимся! Господи, помилуй!». А слева стояли женщины, в повязанных платках выглядевшие старомодно, из прошлого века.
Михаил подошел к аналою, тут же на подсвечник укрепил свою свечку и стал прикладываться к иконе. Он не спеша положил поклон и приложился губами и лбом. Когда из алтаря вышел священник с крестом и сказал короткую проповедь о проведенной службе, в честь святого, которого нынче поминает Церковь, все начали подходить и прикладываться ко кресту, попутно целуя его руку, державшую этот железный крест.
Обедня кончилась. Михаил не спеша вышел из Церкви и пошел бродить по площади. Пруд был устроен у источника, у родника. И к нему, к источнику, и подошел Михаил. Всё было вокруг благоустроено: сам родник обложен был белыми плоскими камнями, из камней сделана лестница-спуск. Вода вытекала по керамической трубе и текла по камням же в пруд. Тут же лежали несколько деревянных ковшей-черпалок. Вода была вкуснейшая, минеральная.

Пока «суть (суета) да дело», вдруг, небо потемнело. За время, проведенное в Церкви, Михаил не заметил, как подобралась к поселку огромная туча, откуда-то с востока. Как раз в том направлении и двигался Михаил к лесу, через широкое поле, между колосящимся овсом.
Даль почернела заметно и уже часто, каждую минуту, мигала бледным светом молний, как будто огромный монстр подмигивал веками. Эта чернота, от своей тяжести, склонялась над лесом.
«Гроза будет!» - досадовал Михаил, про себя - «Вот уж не везет, так не везет, можно было переждать где-то в поселке» - думал он, между тем, всё ускоряя шаги, спеша укрыться от дождя в лесу.
Уже перед высокими соснами, на опушке, слева, - как будто кто-то чиркнул спичкой, - мелькнула светлая фосфорицирующая полоска и потухла. Послышалось, как где-то не очень далеко кто-то прогремел, прошелся по железной крыше. Вероятно, по крыше ходили босиком или в мягкой обуви, потому что железо громыхало глухо, с затуханием.
Войдя в лес, Михаил оглянулся, и, меж темнотой, накрывшей поле и еще светлым горизонтом, «мигнула» большая широкая молния, и так ярко, что осветила всё овсяное поле и часть поселка, над которым нависла чернота «монстра», пожирающего белооблачное небо. Эта страшная туча надвигалась не спеша, сплошной массой. На её краю висели большие черные лохмотья; они, давили друг друга, громоздились, закрывая горизонт и все небо, вскоре, стало черным.
Михаил стоял под большой елкой, которая могла широкими густыми лапами укрыть его от дождя. Дождь не заставил себя ждать. Явственно и уже не глухо проворчал гром, знаменуя, видимо, начало. Капли крупно отозвались, застучав по твердой дорожной пыли. Хор отдельных стуков капель слился в сплошной рокот и прямой и ровный водопад: «Льет, как из ведра» - подумалось сразу Михаилу расхожее определение, и он прижался ближе к стволу разлапистой ели. Потому что, вдруг, рванул ветер, и с такой силой, что едва не выхватил у Михаила из рук его рюкзак, только что снятый с плеч.
Ветер, закрутившись с опушки леса, пронесся по овсяному полю и водные потоки дождя издавали шум горной реки, закручиваясь в такт с ветром. Водяные вихри прибивали и поднимали в поле овсяные колосья, в смерчах закручивая их. Но сквозь струи ливня уже не видно было поселка, не видно было ничего, кроме блеска молний. Сердито гремел гром, прокатываясь по небу справа налево, потом назад и замирал в бушующем водопаде в середине поля.
Под елью немного начало капать и Михаилу капало за спину, на плечи, до озноба пробирая холодом. Некуда было теперь уж деваться. И он крутился вокруг ствола ели, выискивая местечко, где меньше льет.

Продолжение.

Михаил стоял под большой елкой, которая могла широкими густыми лапами укрыть его от дождя. Дождь не заставил себя ждать. Явственно и уже не глухо проворчал гром, знаменуя, видимо, начало. Капли крупно отозвались, застучав по твердой дорожной пыли. Хор отдельных стуков капель слился в сплошной рокот и прямой и ровный водопад: «Льет, как из ведра» - подумалось сразу Михаилу расхожее определение, и он прижался ближе к стволу разлапистой ели. Потому что, вдруг, рванул ветер, и с такой силой, что едва не выхватил у Михаила из рук его рюкзак, только что снятый с плеч.
Ветер, закрутившись с опушки леса, пронесся по овсяному полю и водные потоки дождя издавали шум горной реки, закручиваясь в такт с ветром. Водяные вихри прибивали и поднимали в поле овсяные колосья, в смерчах закручивая их. Но сквозь струи ливня уже не видно было поселка, не видно было ничего, кроме блеска молний. Сердито гремел гром, прокатываясь по небу, справа налево, потом назад и замирал в бушующем водопаде в середине поля.
Под елью немного начало капать и Михаилу капало за спину, на плечи, до озноба пробирая холодом. Некуда было теперь уж деваться. И он крутился вокруг ствола ели, выискивая местечко, где меньше льет. Но елка защищала слабо, и Михаил всё-таки немного промок.
Больше часа длился ливень. Стало прохладно. Большая туча перешла за поселок и уже скрывалась вдали, но небо сделалось серым, и дождь превратился в мелко-моросящую пелену, никак не желая кончаться. 
Достаточно промокший Михаил поежился от холода и брезгливо пожимаясь, снял с себя промокшую на плечах курточку-ветровку, снял и рубашку, чтобы всё выжать. И рукава и спина рубахи были мокрые. В рюкзаке нашлась тряпка-«полотенце» и Михаил вытерся от мокроты, неприятно стекавшей по спине крупными каплями. Надевая влажную рубашку, он всё же ежился. Каждое прикосновение мокрой одежды вызывало в нем неприятное ощущение сырости и холода. И брюки на коленях прилипли к ногам. Пришлось и их выжимать. Елка помогла все же не доконца вымокнуть. Хоть обувь была сухая.
Михаил выходил на край дороги, на пешеходную тропинку, перешагивая через колеи дороги, в которых были лужи воды. Тропинка петляла меж деревьев, то близко, то дальше отходя от наезженной лесной дороги, уже поросшей травою в середине. «Видимо, мало кто по ней ездит» - подумал Михаил. Асфальтированная трасса была в стороне. Еще на выходе из поселка Михаил оставил её, свернув в поле. Дорогу проложили в обход леса, поля, а это был бы большой крюк.
И моросящий, было, дождичек скоро закончился. Еще капали в лесу крупные капли с листьев берез, гулко стуча по тропинке или булькая в лужи. Но серая пелена облаков скрывала дневное солнце. Лес выглядел сумрачным. Березняк перешел в открытые пространства между высоких сосен. Этот сосновый лес сменился заболоченной низиной, поросшей густыми кустарниками волчанки (волчьи ягоды). Тут дорога поворачивала к очередному сосняку, обходя болота. Весь путь был хорошо знаком Михаилу с детских лет. Сюда, на болота, они ходили за ягодами, - черника и брусника тут были в изобилии. Вот и вспомнилось детство.
Он подходил к «делянке» - это вновь посаженные рядами небольшие сосенки, как помнил Михаил. Сосны были высокие теперь, выросли, но остался малинник. Раскорчеванные пни свалили по краю «делянки» в широкую канаву, и они поросли малинником. Этот малинник и сейчас тянулся вдоль выросшего сосняка вглубь леса. 
Вскоре показался среди леса просвет, опушка, поросшая негустым березняком. Там, вдоль опушки, в траве, была земляника, - опять из детства припомнил Михаил.
Дорога сворачивала в сторону коровника и конюшни. Но, вместо фермы, Михаил увидел развалины длинных коровников с дырявыми крышами, зияющими торчащими стропилами. Коровники выглядели заброшенными. Пространство между ними и все подходы поросли высоким бурьяном, репейником. 
Только один двор, перед последним коровником еще был очищен и огорожен. Там же, во дворе, стоял старенький, с облезлой краской, трактор с тележкой. Двое рабочих грузили в эту телегу навоз.
А раньше-то это был «комплекс крупнорогатого скота», в четыре длинных коровника и пристройкой-домом для рабочих и доярок. Тут загорожено было и коровы ходили, а пастухи их гоняли через брод, через речку на заливные луга. 
Теперь же во всем чувствовался упадок, разруха. И домик рабочих, с облупленной штукатуркой стен, казался старым-старым. А перед речкой стояла конюшня для колхозных лошадей. Их было немного. Сейчас конюшни не было совсем. Пустырь до самой речки.
Вот и деревенька на взгорке показалась, и тоже выглядела не особенно хорошо. Многие крыши потемневшие. Только несколько домов выделялись крышами красными, крытые железом. На краю деревни магазин, а перед ним площадь небольшая и в стороне пруд. И возле пруда, на большой поляне, было футбольное поле. Одни ворота сиротливо стояли ближе к магазину, а дальних ворот не было и поле представляло собой полынное поле сорняков, - пустырь, без единой тропинки. Тропинку к пруду протоптали от самого магазина к доскам положенным в виде «причала». «Наверное, за водой ходили» - подумал Михаил, потому что, подходя, у стены магазина он увидел палисадничек, огород небольшой, с грядками. «Это, наверное, продавщица развела себе «хозяйство» - Михаил помнил старенькую продавщицу и подумал про нее. А войдя внутрь, он увидел молодую девушку за прилавком.
На прилавке было всех продуктов понемногу, как в старые времена. Вот тут, вроде детством пахнуло, и девушка показалась удивительно знакомой. Это была дочка старой продавщицы, он помнил ее маленькой девчонкой. Узнать было трудно. Пока девушка сама его не признала. Все звали его в деревне - Калавай. Вот она и признала в Михаиле того молодого мальчика - Калавая!  А девушку звали Катя, вспомнил Михаил, они жили через три дома от бабушкиного.