БАННЫЙ ДЕНЬ
-Да выскочил он уже! Что у них опять приключилось? Работа, работа и работа.
После войны им пришлось переехать из большого города в провинциальный сибирский посёлок, который решили построить на базе бывшего лагеря для политических. Зэки разъехались по домам, а на их место поселили семьи железнодорожников. Поэтому всюду бараки, бараки. Поженились они совсем молодыми, обоим было по девятнадцать лет, а сейчас, конечно постарше, но огонь в сердцах с каждым годом не уменьшается. Правда, порой и искры летят из глаз. Всякое в семье бывает. Костя ласковый... и страстный... А как поёт! Обычно суббота начинается с любимой песни " Заправлены в планшеты космические карты и штурман уточняет в последний раз маршрут..." Это про них! Летом в выходные только семейная рыбалка, а весной и осенью охота. И главный штурман, конечно, Костя! Ульяна раскраснелась от приятных воспоминаний. Задумавшись, она чуть не забыла поднять засонюшек любимых!
- Вставайте, засони! Завтрак на столе. Умывайтесь, ешьте и дуйте в школу. Только не забывайте, что сегодня банный день. Нигде не задерживайтесь. Сразу домой! Слышали?
-Да не глухие мы, - ворчала старшая Аня.
-Вот, мамочка, ты думаешь, что мы такие глупые?- вторила ей младшая Лена.
Сегодня банный день. Сегодня рай для тела. Поставив громадный бак на газовую плиту, наполнив его водой, Ульяна зажгла все конфорки, чтобы быстрей довести воду до кипения, быстро в кучу сложила бельё, шторы и вообще всё, что нужно было постирать, взбила пуховые перины, пропылесосила гордость семьи новые ковры. Вода закипая, бурлила. От пара воздух становился влажным. В круглую стиральную машину она забросила первую партию белья. Целых пять минут машинка рычала, в это время Ульяна протирала пыль. Так повторялось с каждой кладкой по два или три раза. Внезапно жалость к себе охватила ее, и горючие слёзы потекли по щекам, всхлипы превратились в рыдания. Стоило Ульяне взяться за ручку выжималки, как слёзы высыхали. Разве она мечтала о такой жизни? Ей так хотелось учиться... Она сдала экзамены в техникум, но свекровь отказалась сидеть с внучкой, тогда ещё единственной. А всего-то полтора года. И отказалась! Самокритичность улетучилась, как пар от кипящей воды в баке. Свекровь-то работала в школе учительницей в начальных классах, и посидеть с трёхлетней внучкой никак не могла. Садиков не было. Пришлось ходить в вечернюю школу. Ей очень нравилось учиться, всё схватывала на лету. Способная! Только способности бедной некуда приложить...В доме канализации не было, поэтому, когда вода становилась грязной, она сливалась в вёдра. И Ульяна, сунув ноги в галоши, со второго этажа бежала метров сто к общественной уборной с двумя вёдрами воды, с размаху выливала её в помойную яму, и опять бегом на второй этаж. За пробег она успевала остыть, вспомнить о муже, об обеде, который надо тоже успеть приготовить. Наконец-то закончив стирку, Ульяна начинала полоскать бельё, и всё повторялось один в один только уже с холодной водой. Но то бельё, что казалось недостаточно простиранным, кипятилось в том же баке с нарезанным стружкой хозяйственным мылом. Выстиранное бельё выносилось на улицу и развешивалось на верёвки. А сегодня стоял крепкий морозец. Бельё сразу же вставало колом. Руки ломило от холода. Заскочив домой, и кое-как отогрев руки, она взялась за полы. Полы мылись тщательно и тоже поливались слезами. Не дай Бог, если где-то в щелях останется грязь. Настоящая трагедия. Перемыв полы, вычистив кастрюли, плиту, устроила себе кратковременный перерыв. Достав кастрюлю с бульоном, сваренным с вечера, заправила щи, пожарила картошку. Казалось, уже ни на что нет сил! Но неугомонная, она вытащила из кладовки гладильную доску. Ветерок выхолащил бельё. Схватив тазик, сунув ноги в валенки, побежала снимать его. Ещё волглое бельё разбросала по стульям, дивану. И начала торопливо гладить.
Скоро уже девчата из школы придут. Выручило только то, что белья было не очень много. Годы-то какие! Выгладив, разложив аккуратно стопкой бельё в шифоньере, застелила кровати чистым, пахнущим необычайной свежестью кипенно белым подсиненным бельём. Ульяне хотелось удивить Костю, услышать слова восхищения. А Костя такой молодец! Талантливый. На работе ценят. А как детей любит! А я разве не красавица, не умница? Что нам ещё надо? Осталось собрать сумки для бани, отдельно для Кости и для себя с девчатами. Ну, вот и всё. Только присела стук в дверь, пришёл муженёк с работы.
- Костя, что опять у вас там случилось? Ничего страшного? Тогда неси веники из сарая! У меня уже нет сил!
-Что ещё прихватить, Уля?
-Капусты наковыряй в миску. Я картошки нажарила.
Не успела Ульяна оглянуться, а девчата тут как тут. Прибежали, взбудораженные, румяные с мороза. Красивые! Но как хочется, чтобы были умными. Учатся хорошо. Аня мечтает стать геологом. Какой из неё геолог? Вот врачом бы! Ходила бы тогда Ульяна по посёлку, задрав нос:
- А моя-то врач! Не то, что ваши! Хухры- мухры...
А Лена, наверно, как Костя, будет петь, но только не в художественной самодеятельности, а в театре. Сразу представила, как доченька поёт " Травиату", а ей хлопают и не отпускают со сцены. Размечталась! Мечтать не вредно!
- Быстро обедаем и в баню! Клава уже очередь заняла. Не успеем, будем три часа в очереди сидеть.
От дома до бани идти минут десять. Рабочий посёлок небольшой, четыре улицы кирпичных двухэтажных домов, остальное бараки, с вениками над окнами и красной калиной. С крыш свисает снег белый искристый, под окнами громадные сугробы, зимы-то в этих местах снежные. И на белом красная калина! Глаз не оторвать. Красотища! Народу в бане, как в бочке селёдки. Золовка давно заняла очередь, ещё вчера договорились. В баню, семья ходит только в субботу. А вон и она, машет рукой:
-Айда-те сюда! Что орёшь? Я на всю семью очередь занимала. Спроси у Кати. На всю ведь семью? Вот, видишь, подтвердила.
В мужское отделение народу мало. А в женское… все с детьми, мальчишек до пяти лет с собой ведут, мол, отцы не справятся и будут дети всю неделю грязными. Есть в бане и душевое отделение, и даже ванна. Но туда чаще ходят приезжие городские. А для местных, что за баня без парилки, а? В ожидании своей очереди все галдят, обсуждают поселковские новости, нет-нет, да и пройдутся по начальникам, если здесь нет их жён, правда, не зло, а так для отвода души. Дети не сводят глаз с газировки за четыре копейки, в работающем по субботам буфете, но это радость достанется им только после помывки. А тут уже подошла Ульянина очередь. Банщица тётя Дуся проверила билеты и запустила семейку в предбанник, как раз освободились два шкафчика. Предбанник – большая комната с расставленными около стен узкими шкафчиками, такими узкими, что зимнюю одежду приходится уминать, чтобы прикрыть их. Никаких замков нет. Банщица смотрит, чтобы никто в чужие шкафчики не лазил. Ульяна быстро разделась, а девчонки не торопились. Знали, мать побежала, занимать оцинкованные металлические лавки и тазики. Босиком, при входе в помывочное отделение, пришлось пройти по скопившейся воде, из-за засорившегося водостока. Возмущённая Ульяна, оторвалась на банщице.
-Дуся, развела здесь антисанитарию! Сидишь! Что не видишь, что делается? За что деньги получаешь?
-Какие деньги? Сорок рублей? Это деньги? Сами засранки, а я виновата?
-А я и этих не имею. В этой дыре работы нет никакой. Я бы тоже могла здесь сидеть, а сидишь ты.
Что - правда, то, правда. В посёлке нет работы для женщин, поэтому подавляющее большинство жён домохозяйки. После перепалки разъярённая Ульяна заскочила в помывочное отделение, захватила две лавки, четыре тазика. И началось священнодействие. На всё помывочное отделение на каждой стороне по одному крану горячей воды и по одному холодной. Но горячая – не горячая, а кипяток. Аккуратно кипятком ошпаривается сначала тазик, потом набрав полный таз кипятка, боясь поскользнуться на мокром полу, на полусогнутых ногах она идёт к первой лавке и обливает её. И только после этого моет хозяйственным мылом и вновь ошпаривает кипятком. Теперь девчата могут сесть. Процедура повторяется с другой лавкой и тазиками. В один тазик кладётся веник и заваривается кипятком. На троих один кусок хозяйственного мыла для тела и одно душистое для головы. Моются от души. Женщины переговариваются. Трут друг другу спины. Матери отмывают от недельной грязи орущих, непослушных детей. Когда моют головы стоит мощный вой, мыло разъедает глаза. Что поделаешь? Терпите. И никому не приходит в голову разглядывать моющихся. Всё настолько естественно и чисто. Кто худой, кто толстый? Никому нет до этого никакого дела. Через дверь, прикрытую на защёлку, жёны переговариваются с мужьями, дают советы, как вымыть их проказливых сыновей. Иногда дверь чуть-чуть приоткрывается, чтобы передать или веник, или мочалку. Такое ощущение, что все одна семья. Несколько раз пройденные мочалками, ополоснутые девчата отправляются в парилку. Отказаться от парилки? Ни за что не пройдёт! Разложив девчонок на полках, Ульяна хлещет их по спинам, попкам, ногам. Они вскрикивают, но терпят. Потом мать грозно приказывает перевернуться, и продолжает их парить. Кажется, что девчонки вот - вот сомлеют, но не тут- то было. Привычные к парилке с малолетства, они даже и не подумают сбежать. Распаренные, красные, в берёзовых листьях крадутся под холодный душ. А мать теперь может заняться собой. Поддаст ещё пару, поднимется на верхний полок, и хлещется веником с таким остервенением, словно она год не была в бане. Вымывшаяся она, ополоснутая, выходит в предбанник. Здесь уже чисто. Дуся вычистила сток, вымыла пол. Красота. Девочки уже одетые. Закутала их в пуховые шали, так чтобы выглядывали одни глаза, дала каждой по четыре копейки и строго настрого приказала, не расстёгиваться.
- Попьёте морс, посидите с отцом, остынете и меня подождёте.
Надо сказать, единственно к чему ревниво относились женщины, так только к нижнему белью. Сатиновые лифчики, застёгивающиеся на две пуговицы и такие же трусы. Пояса с резинками для чулок и длинные панталоны. Но у одних они были белые, у других застиранные. Это осуждалось однозначно.
-Смотри-ка Любка вся в золоте, муж -то хорошо зарабатывает, а трусы серые. Ишь, на чём экономит…
-Экономит… Ленивая! Что прокипятить бельё не может? А чулки дырявые, пятки торчат… Не руки, а крюки! Заштопать не может.
В разборе женских качеств иногда участвовали все раздевающиеся и одевающиеся, естественно после ухода объекта обсуждения. И так каждую неделю. Ульяна одевшись, вышла к ожидавшим её мужу и детям. Выпила тоже стаканчик морса. И тронулись в путь. Семья, как семья. Какая есть... Выбирая утоптанные тропки среди громадных сугробов, идя гуськом, дружно обсуждали новости, особенно проделки дочерей в школе. И на собрания ходить не надо. В бане, как на блюдечке преподнесут, расскажут кто кому грубо ответил, кто не поздоровался, а кто и с уроков удрал, ни одну двойку не скрыть. Дочери едва успевали, отнекиваться. И естественно, во всех их бедах были виноваты учителя.
- Вот я вам покажу! Учителя! Неделю гулять не будете. И Валерка пусть в окно зайчиков не пускает, а то не посмотрю, что большая, за космы так оттаскаю, век помнить будешь.
Костя помалкивал. Он никогда в женских склоках не участвовал. Но за ним всегда оставалось последнее слово.
- Неделя-то многовато, но три дня после школы ни шагу за порог. Наука будет!
Уже стемнело. Белые сугробы серебрились, небо звёздное, звёздное высоким куполом синело над ними, снег под ногами скрипел, как-то умиленно, радостно. Бараки светились окнами. Души ждали сказку, и они её получали. Деревья, присыпанные снегом, провожали их до самого дома. Валенки - катанки мягкие и тёплые тоже в снегу. А снег скрипел, и скрипел. Редкие фонари, как маяки освещали дорогу домой. Вот и дом. За вечерним чаем дружно говорили только о приятном, о мечтах, хвастались успехами. Разморённые все мечтали завалиться в кровати, на свои мягкие пуховые перины и уснуть крепким субботним сном, после крепкого душистого чая, который умела заваривать только Ульяна. Девчонки едва притронувшись к подушкам, уснули, поцелованные и обласканные.
Но как трудно создавать эту идиллию! Где взять силы? Сколько надо иметь терпения, сколько ласки, чтобы в семье царили любовь и доброта. Чтобы даже искры недоверия не пробежало между мужем и женой. А Ульяне, так хочется любви, как в кино! А завтра воскресенье, в клубе индийское кино и для всех в посёлке великий праздник, праздник любви. И отдушина в этой серой жизни. Если бы можно было устроить банный день для души! Если бы можно было... Если бы... И стоя у окна Ульяна с Костей смотрели на яркое звёздное небо, на сияющую луну. Может, они мечтали об одном, а может, каждый о своём, несбывшемся... кто знает?
Морозец за окном видимо крепкий, все стёкла заиндевели, оторваться от узоров невозможно. Сказочные. На какое-то мгновение Ульяна почувствовала себя ребёнком. Накормив, и проводив мужа, она вглядывалась в темноту. От горячего дыхания пушистый иней слегка таял, а она соскабливала льдистые остатки ногтем, пытаясь разглядеть во тьме мужа. Субботний день начался с суеты. Костя подскочил чуть свет, опять на работе авария. Под окнами загудела, подъехавшая машина. По такому морозу в поле, на буровую. Ни днём, ни ночью покоя нет.
-Да выскочил он уже! Что у них опять приключилась? Работа, работа и работа.
После войны им пришлось переехать из большого города в провинциальный сибирский посёлок, который решили построить на базе бывшего лагеря для политических. Зэки разъехались по домам, а на их место поселили семьи железнодорожников.Поэтому всюду бараки, бараки. Поженились они совсем молодыми, обоим было по девятнадцать лет, а сейчас, конечно постарше, но огонь в сердцах с каждым годом не уменьшается. Правда, порой и искры летят из глаз. Всякое в семье бывает.Костя ласковый... и страстный... А как поёт! Обычно суббота начинается с любимой песни " Заправлены в планшеты космические карты и штурман уточняет единственный маршрут..." Это про них! Летом в выходные только рыбалка,а весной и осенью охота. И главный штурман, конечно, Костя!Ульяна раскраснелась от приятных воспоминаний. Задумавшись чуть не забыла поднять засонюшек любимых!
- Вставайте, засони! Завтрак на столе. Умывайтесь, ешьте и дуйте в школу. Только не забывайте, что сегодня банный день. Нигде не задерживайтесь! Сразу домой! Слышали?
-Да не глухие мы! -ворчала старшая Аня.
-Вот, мамочка,ты думаешь, что мы такие глупые?- вторила ей младшая Лена.
Сегодня банный день. Сегодня рай для тела. Поставив громадный бак на газовую плиту, наполнив его водой, Ульяна зажгла все конфорки, чтобы быстрей довести воду до кипения. Быстро в кучу сложила бельё, шторы и вообще всё, что можно было постирать. Взбила пуховые перины. Пропылесосила ковры, гордость семьи.
Вода закипая, бурлила. От пара воздух становился влажным. В круглую стиральную машину забросила первую партию белья. Целых пять минут машинка рычала, в это время протиралась пыль. Так повторялось с каждой кладкой по два или три раза. ни с того, ни с сего жалость к себе внезапно охватывала её, и горючие слёзы стекали по щекам, всхлипы превращались в рыдания.
Стоило Ульяне взяться за ручку выжималки, как слёзы высыхыли.Разве она мечтала о такой жизни? Ей так хотелось учиться... Она сдала экзамены в техникум, но свекровь отказалась сидеть с внучкой, тогда ещё единственной. А всего-то полтора года. И отказалась! Самокритичнось улетучивалась, как пар от кипящей воды в баке. Свекровь-то работала в школе учительницей в начальных классах и посидеть с трёхлетней внучкой никак не могла. Садиков не было. Пришлось ходить в вечернюю школу. Очень нравилось учиться, всё схватывала на лету. Способная! Только способности бедной некуда приложить...
В доме канализации не было, поэтому, когда вода становилась грязной, она сливалась в вёдра. И Ульяна, сунув ноги в галоши, со второго этажа бежала метров сто к общественной уборной с двумя вёдрами воды, с размаху выливала её в помойную яму. И опять бегом на второй этаж. За пробег она успевала остыть, вспомнить о муже, об обеде, который надо тоже успеть приготовить.
Наконец-то закончив стирку, она начинала полоскать бельё, и всё повторялось один в один только уже с холодной водой. Но то бельё, что казалось недостаточно простиранным, кипятилось в том же баке с нарезанным стружкой хозяйственным мылом. Выстиранное бельё выносилось на улицу и развешивалось на верёвки.
А сегодня стоял крепкий морозец. Бельё сразу же вставало колом. Руки ломило от холода. Заскочив домой, и кое-как отогрев руки, она взялась за полы. Полы мылись тщательно и тоже поливались слезами. Не дай Бог, если где-то в щелях останется грязь! Настоящая трагедия! Перемыв полы, вычистив кастрюли, плиту, устроила себе кратковременный перерыв. Достав кастрюлю с бульоном, сваренным с вечера, заправила щи, пожарила картошку. Казалось, уже ни на что нет сил! Но неугомонная, она вытащила из кладовки гладильную доску. Ветерок выхолащил бельё. Схватив тазик, сунув ноги в валенки, побежала снимать его. Ещё волглое бельё разбросала по стульям, дивану. И начала торопливо гладить.
Скоро уже девчата из школы придут. Выручило только то, что белья было не очень много. Годы-то какие! Выгладив, разложив аккуратно стопкой бельё в шифоньере, застелила кровати чистым, пахнущим необычайной свежестью кипенно белым подсиненным бельём. Ульяне хотелось удивить Костю, услышать слова восхищения. А Костя такой молодец! Талантливый. На работе ценят. А как детей любит! А я разве не красавица, не умница? Что нам ещё надо? Осталось собрать сумки для бани, отдельно для Кости и для себя с девчатами. Ну, вот и всё. Только присела стук в дверь, пришёл муженёк с работы.
- Костя,что опять у вас там случилось? Ничего страшного? Тогда неси веники из сарая! У меня уже нет сил!
-Что ещё прихватить, Уля?
-Капусты наковыряй в миску. Я картошки нажарила.
Не успела оглянуться, а девчата тут как тут! Прибежали, взбудораженные, румяные с мороза. Красивые! Но как хочется, чтобы были умными. Учатся хорошо. Аня мечтает стать геологом. Какой из неё геолог? Вот врачом бы! Ходила бы тогда Ульяна по посёлку, задрав нос:
- А моя-то врач! Не то, что ваши! Хухры- мухры...
А Лена,наверно, как Костя,будет петь, но только не в художественной самодеятельности,а в театре. Сразу представила, как доченька поёт " Травиату", а ей хлопают и не отпускают со сцены. Размечталась! Мечтать не вредно!
- Быстро обедаем и в баню! Клава уже очередь заняла. Не успеем, будем три часа в очереди сидеть.
От дома до бани идти минут десять. Рабочий посёлок небольшой,четыре улицы кирпичных двухэтажных домов, остальное бараки,с вениками над окнами и красной калиной. С крыш свисает снег белый искристый, под окнами громадные сугробы, зимы-то в этих местах снежные. И на белом красная калина! Глаз не оторвать. Красотища!
Народу в бане, как в бочке селёдки. Золовка давно заняла очередь. Ещё вчера договорились. В баню семья ходит только в субботу! А вон и она машет рукой:
-Айда-те сюда! Что орёшь? Я на всю семью очередь занимала. Спроси у Кати. На всю ведь семью? Вот, видишь, подтвердила.
В мужское отделение народу мало. А в женское… все с детьми, мальчишек до пяти лет с собой ведут, мол, отцы не справятся и будут дети всю неделю грязными. Есть в бане и душевое отделение, и даже ванна. Но туда чаще ходят приезжие городские. А для местных, что за баня без парилки, а?
В ожидании своей очереди все галдят, обсуждают поселковские новости, нет-нет, да и пройдутся по начальникам, если здесь нет их жён, правда, не зло, а так для отвода души. Дети не сводят глаз с газировки за четыре копейки, в работающем по субботам буфете, но это радость достанется им только после помывки.
А тут уже подошла Ульянина очередь. Банщица тётя Дуся проверила билеты и запустила семейку в предбанник, как раз освободились два шкафчика. Предбанник – большая комната с расставленными около стен узкими шкафчиками, такими узкими, что зимнюю одежду приходится уминать, чтобы прикрыть их. Никаких замков нет. Банщица смотрит, чтобы никто в чужие шкафчики не лазил.
Ульяна быстро разделась, а девчонки не торопились. Знали, мать побежала, занимать оцинкованные металлические лавки и тазики. Босиком, при входе в помывочное отделение, пришлось пройти по скопившейся воде, из-за засорившегося водостока. Возмущённая Ульяна оторвалась на банщице.
-Дуся, развела здесь антисанитарию! Сидишь! Что не видишь, что делается? За что деньги получаешь?
-Какие деньги? Сорок рублей? Это деньги? Сами засранки, а я виновата?
-А я и этих не имею. В этой дыре работы нет никакой. Я бы тоже могла здесь сидеть, а сидишь ты.
Что - правда, то правда. В посёлке нет работы для женщин, поэтому подавляющее большинство жён домохозяйки. После перепалки разъярённая Ульяна заскочила в помывочное, захватила два лавки, четыре тазика. И началось священнодействие. На всё помывочное отделение на каждой стороне по одному крану горячей воды и по одному холодной. Но горячая – не горячая, а кипяток. Аккуратно кипятком ошпаривается сначала тазик, потом набрав полный таз кипятка, боясь поскользнуться на мокром полу, на полусогнутых она идёт к первой лавке и обливает её. И только после этого моет хозяйственным мылом и вновь ошпаривает кипятком. Теперь девчата могут сесть. Процедура повторяется с другой лавкой и тазиками. В один тазик кладётся веник и заваривается кипятком. На троих один кусок хозяйственного мыла для тела и одно душистое для головы. Моются от души. Женщины переговариваются. Трут друг другу спины. Матери отмывают от недельной грязи орущих, непослушных детей. Когда моют головы стоит мощный вой, мыло разъедает глаза. Что поделаешь? Терпите.
И никому не приходит в голову разглядывать моющихся. Всё настолько естественно и чисто. Кто худой, кто толстый? Никому нет до этого никакого дела. Через дверь, прикрытую на защёлку, жёны переговариваются с мужьями, дают советы, как вымыть их проказливых сыновей. Иногда дверь чуть-чуть приоткрывается, чтобы передать или веник, или мочалку. Такое ощущение, что все одна семья.
Несколько раз пройденные мочалками, ополоснутые девчата отправляются в парилку. Отказаться от парилки? Ни за что не пройдёт! Разложив девчонок на полках, Ульяна хлещет их по спинам, попкам, ногам. Они вскрикивают, но терпят. Потом мать грозно приказывает перевернуться, и продолжает их парить. Кажется, что девчонки вот - вот сомлеют, но не тут- то было. Привычные к парилке с малолетства, они даже и не подумают сбежать. Распаренные, красные, в берёзовых листьях крадутся под холодный душ.
А мать теперь может заняться собой. Поддаст ещё пару, поднимется на верхний полок, и хлещется веником с таким остервенением, словно она год не была в бане. Вымывшаяся, ополоснутая выходит в предбанник. Здесь уже чисто. Дуся вычистила сток, вымыла пол. Красота. Девочки уже одетые. Закутала их в пуховые шали, так чтобы выглядывали одни глаза, дала каждой по четыре копейки и строго настрого приказала, не расстёгиваться.
- Попьёте морс, посидите с отцом, остынете и меня подождёте.
Надо сказать, единственно к чему ревниво относились женщины, так только к нижнему белью. Сатиновые лифчики, застёгивающиеся на две пуговицы и такие же трусы. Пояса с резинками для чулок и длинные панталоны. Но у одних они были белые, у других застиранные. Это осуждалось однозначно.
-Смотри-ка Любка вся в золоте, муж -то хорошо зарабатывает, а трусы серые. Ишь, на чём экономит…
-Экономит… Ленивая! Что прокипятить бельё не может? А чулки дырявые, пятки торчат… Не руки, а крюки! Заштопать не может.
В разборе женских качеств иногда участвовали все раздевающиеся и одевающиеся, естественно после ухода объекта обсуждения. И так каждую неделю. Ульяна одевшись, вышла к ожидавшим её мужу и детям. Выпила тоже стаканчик морса. И тронулись в путь. Семья, как семья. Какая есть... Выбирая утоптанные тропки среди громадных сугробов, идя гуськом, дружно обсуждали новости. Особенно проделки дочерей в школе. И на собрания ходить не надо. В бане, как на блюдечке преподнесут. Кто кому грубо ответил, кто не поздоровался, а кто и с уроков удрал. Ни одну двойку не скрыть. Дочери едва успевали,отнекиваться. И естественно, во всём были виноваты учителя.
- Вот я вам покажу! Учителя! Неделю гулять не будете. И Валерка пусть в окно зайчиков не пускает, а то не посмотрю, что большая, за космы так оттаскаю, век помнить будешь.
Костя помалкивал. Он никогда в женских склоках не участвовал. Но за ним всегда оставалось последнее слово.
- Неделя-то многовато, но три дня после школы ни шагу за порог. Наука будет!
Уже стемнело. Белые сугробы серебрились. Небо звёздное, звёздное высоким куполом синело над ними. Снег под ногами скрипел, как-то умиленно, радостно. Бараки светились окнами. Души ждали сказку, и они её получали. Деревья, присыпанные снегом, провожали их до самого дома. Валенки - катанки мягкие и тёплые тоже в снегу. А снег скрипел, и скрипел. Редкие фонари, как маяки освещали дорогу домой. Вот и дом.
За вечерним чаем дружно говорили только о приятном, о мечтах, хвастались успехами. Разморённые все мечтали завалиться в кровати, на свои мягкие пуховые перины и уснуть крепким субботним сном, после крепкого душистого чая, который умела заваривать только Ульяна. Девчонки едва притронувшись к подушкам, уснули, поцелованные и обласканные.
Но как трудно создавать эту идиллию! Где взять силы? Сколько надо иметь терпения, скольки ласки, чтобы в семье царили любовь и доброта. Чтобы даже искры недоверия не пробежало между мужем и женой. А Ульяне, так хочется любви, как в кино! А завтра воскресенье, в клубе индийское кино и для всех в посёлке великий праздник, праздник любви. И отдушина в этой серой жизни. Если бы можно было устроить банный день для души! Если бы можно было... Если бы... И стоя у окна Ульяна с Костей смотрели на яркое звёздное небо, на сияющую луну. Может, они мечтали об одном, а может, каждый о своём, несбывшемся... кто знает?
0 # 2 августа 2012 в 17:21 0 |
Татьяна Уразова # 2 августа 2012 в 20:44 +1 | ||
|
Татьяна Уразова # 21 августа 2012 в 08:56 0 | ||
|