Нет на земном шаре другого такого места, где бы так же хорошо плодоносили абрикосы, тогда как другие фруктовые насаждения капризничали или не приживались вовсе. Пол века назад здесь обнаружили залежи руды и серы, в результате чего на просторах этого абрикосового рая вскоре вырос шахтёрский городок, который разросся до внушительных размеров, но если его сравнить с населением Нью-Йорка, то выйдет, приблизительно, один к двумстам или около того. В этом самом городке проживал священник двадцати девяти лет, по имени Михаил, а по фамилии Угодников. На службе у Бога он оказался случайно. Будучи человеком робким и стеснительным, он в довольно уже зрелом возрасте оставался натурой романтической, и пребывал в девственном состоянии. И вот однажды, листая местную периодику, и остановив свой взор на рубрике «Знакомство», он обнаружил там забавное, как ему показалось, объявление, которое гласило о том, что молодая девушка желает соединиться узами брака с молодым человеком, неукоснительно соблюдающим христианские заповеди. Михаил Угодников хоть и не соблюдал их вовсе, но всё же решил позвонить по указанному в нём телефону. На том конце провода ему ответил приятный женский голос: они проговорили весь вечер. На следующий день всё повторилось. Так продолжалось около месяца, покуда не последовало приглашение прийти к ней в гости для знакомства воочию. Увидев огромный особняк, в котором проживала богопослушная незнакомка, Угодников решил обосноваться здесь крепко и надолго, и то, что, как оказалось, его пассия весит без малого сто двадцать килограмм, его уже нисколько не смущало. Этот дом принадлежал местному православному протоиерею. Свою единственную дочь он любил безгранично, и поэтому, как мог, всячески ограждал её от греховных помыслов и соблазнов, покуда не осознал, что у его дочурки есть всё для того, чтобы иметь перспективу стать старой девой. А невозможность иметь внуков его никак не устраивала. Поэтому, разложив наживку всеми доступными ему способами, в том числе и вышеупомянутым, он лишь выжидал, кто клюнет. Первым клюнул Михаил Угодников. Свадьбу сыграли через четыре месяца, и дородная дочка протоиерея стала Угодниковой, а сам жених вскоре после венчания был отправлен на учёбу в духовную семинарию, по окончании которой получил приход на кладбище. Этот приход был построен на костях усопших незадолго до посвящения Угодникова в духовный сан. Оное кладбище находилось при выезде из города, а так как на этот город часто выпадали атмосферные осадки розового цвета, то и территория для погребений разрасталась не по дням, а по часам, а с тем и число прихожан стабильно приумножалось.
Так жизнь молодого священника покатилась по уготованным ей рельсам. Через пять лет его уже было не узнать: из степенного семинариста он превратился в важного сановника церкви, чей объёмный живот должным образом скрашивал недостатки его квелой бородки. Родители жены не могли нарадоваться на такого заботливого и хозяйственного зятя, и лишь одно омрачало их семейную идиллию – у молодой пары никак не получалась зачать ребёнка. А во всём остальном у них всё было благополучно.
Однажды зимним утром Угодников, придя к себе на работу, обнаружил сидящего на ступеньках церквушки кладбищенского сторожа Николая, и хоть ему было уже далеко за шестьдесят, отчества его за ненадобностью никто не знал. Он был чем-то встревожен, и как только завидел батюшку, тут же бросился к нему с просьбой принять его. Пройдя внутрь, и поклонившись образам, Николай немного успокоился и рассказал батюшке о своём ночном видении: будто бы сегодня во сне его преследовала покойная супруга, предрекая скорую его кончину с указанием точной даты – двадцатого февраля, а то бишь сегодня! Помня её серьёзный нрав, он понимал, что она не шутит, а посему желал немедля причаститься перед смертью. Отец Михаил сам по себе был человеком добрым и внимательным к людям, но когда эти богоугодные качества вменяют в служебные обязанности, то со временем их свойства притупляются, и, в конце концов, остаётся от них лишь внешняя оболочка. Так случилось и с Угодниковым. Он не стал глубоко внимать в суть произошедшего этой ночью с Николаем, отвертевшись от него ссылкой из Библии, в которой говорилось о том, что покойники никаким образом не могут входить в контакт с людьми, кои не покинули ещё этот бренный мир. И, осенив его крестом, выпроводил вон. Зимой, в отличие от других времён года, приход Угодникова пустовал: за день, бывало, два, три посетителя забегут, и то лишь затем, чтобы погреться. Сегодня же и вовсе он никого не ожидал, так как на улице заправлял трескучий мороз. Прошедшей ночью он плохо спал, с утра же у него всё валилось из рук, да и, ко всему прочему, его помощница при церкви слегла с гриппом, и он решил, закрывшись изнутри, поработать с бумагами. И только он собрался закрывать дверь, как на пороге, откуда ни возьмись, появилась дряхлая старушка. На его вопрос: чего она хочет? она ответила, что желает заказать заупокойную службу на могиле её внука, умершего год назад в этот самый день. Осведомившись о месторасположении могилы, и узнав, что она находиться на противоположном конце кладбища (а мороз то – о-го-го!), Угодников принялся объяснять старушке всю несуразицу непосредственного присутствия останков покойного при этом священнодействии: мол, молитву нужно обращать не к праху усопшего, чья душа навсегда покинула этот мир, а на небеса к Богу, и что лучшее место для этого – церковь. После таких неоспоримых доводов, старушке ничего не оставалось, как согласиться с отцом Михаилом. Таким образом, отслужив заупокойную литургию в тепле и наспех, он, заперев двери изнутри, прилёг на диванчик и заснул. Проснулся же он, когда на улице было уже совсем темно, а в животе пусто. Путь от дома до работы и обратно он всегда проделывал пешком, благо жил батюшка рядом: в пяти минутах ходьбы от кладбища, а посему, укутавшись потеплее, он было уже направил свой след по привычной ему дороге к дому, но передумал, решив немного срезать путь, так как погода вьюжила, а брюхо бурчало. И, свернув на узкую тропинку запорошенную снегом, он засеменил вдоль могильных надгробий, растыканных по обе стороны сокращённого маршрута. Дома его никто не ждал, кроме разве что собаки, жена уже как три дня ночевала у родителей, ухаживая за своей матерью, сломавшей на днях ногу. Но Угодников знал, что в холодильнике его поджидает сытный ужин, и ему нужно будет лишь только его разогреть. Эта мысль его согревала, поэтому он, как мог, старался её развить, и за этим делом не заметил, как сбился с пути. Оглядевшись по сторонам, он решил сдать назад, но лишь только он сделал шаг, как нога его поехала и потянула за собой всё тело, и в один миг батюшка очутился на дне свежевырытой могильной ямы. Не сразу сообразив, что с ним произошло, он продолжал лежать какое-то время. Затем, встав, он стал карабкаться на верх, но объёмный живот не оставлял ему никаких шансов. Отморозив пальцы, и потеряв всякую надежду на самостоятельное вызволение, Угодников заорал во всё горло, прося помощи, но все его попытки быть услышанным тут же тонули в рваном потоке снежного вихря. И вскоре после очередного отчаянного вопля, он и вовсе сорвал голос. Осознав неизбежность столь нелепой и безвременной кончины, Угодников сел и расплакался, как ребёнок. Очевидная несправедливость по отношению к нему жгучей обидой отзывалась в груди отца Михаила. «За что?», «Почему?» – эти вопросы неустанно вертелись в голове, будто в них находилась разгадка произошедшего с ним. Но, взяв себя в руки при помощи молитвы, он уж было смирился с постигшей его участью, как вдруг откуда-то раздался мужской голос:
– Стало быть, полку нашего прибавится.
Угодников, насторожившись, на мгновение замер, затем, собрав все свои силы, прохрипел:
– Кто здесь? Помогите! Я в яме. Я упал в яму. Помогите! Люди, кто здесь? Я упал в яму.
Но никто ему не отвечал. Тогда он издал душераздирающий не то крик, не то вопль. Но всё безрезультатно. Он решил, что это была галлюцинация, и молитва опять стала единственным его утешением. Но не успел он связать и двух слов, как вдруг снова, кто-то заговорил, чуть ли у него не под ухом:
– Да, батюшка, ничего не поделаешь: смерть пришла – открывай ворота.
Отец Михаил вздрогнул, но ничего не ответил. А голос продолжал:
– Меня, когда Господь Боженька к себе прибрал, я тоже поначалу никак не мог свыкнуться с таким положением: темно, хоть глаз коли, да и сырость, знаете ли, но потом, ничего, освоился; одно плохо – нельзя косточки свои размять.
После этих слов раздался тихий смех со всех сторон сразу нескольких голосов. Угодникова охватил дикий ужас, и он в истерике провизжал:
– Кто вы такие? Чего вам от меня надо?
– Я Фёдор Стуков, – продолжал всё тот же голос – а справа от вас Мария Протасова.
– Замолчите! – в истерике прохрипел отец Михаил – Прошу вас замолчите. Я не знаю, кто вы, но вы не те за кого себя выдаёте.
– Святой отец, мы наслышаны о вас, и знаем, что вы не верите в существование говорящих покойников, и мы не собираемся вас переубеждать в обратном, тем паче, что вы скоро сами на своём примере вкусите наш жребий.
– Я, что уже умер, – тихо прошептал Угодников – а вы демоны, которые пришли за мной?
– Нет.
– Тогда, кто вы такие?
– Я Фёдор Стуков, родился в одна тысяча девятьсот двадцать четвёртом году от Рождества Христова, умер в одна тысяча девятьсот семьдесят третьем от полученных травм в результате семейной ссоры.
– Так вы покойник.
– Ну, наконец-то!
– Но, постойте, почему же вы здесь?
– Ну, а где же мне ещё быть?
– Как где: на небесах! или, в крайнем случае, в аду.
– Куда положили, там и лежу.
– А вы к Богу обращались?
– Нам не положено.
– А ну, да! да! А как же вы здесь существуете?
– Так же, как и вы, только у нас, в отличие от вас, нет обязанностей, и мы не зависим от физиологических потребностей, а так всё так же, как и у вас: так же грустим и веселимся, вот, на днях, к нам присоединился патологоанатом – вот смеху-то было!
И вновь со всех сторон послышался глухой смех. Угодников был в замешательстве: он не верил своим ушам, и в то же время – это было так правдоподобно. И тогда он решил пойти на хитрость, проявив при этом сообразительность и смекалку, которой позавидовал бы сам папа Римский. Он заявил:
– Уж если вы существуете, тогда докажите мне это, помогите выбраться мне из ямы, а я, в свою очередь, вам обещаю пересмотреть свои взгляды на загробную жизнь.
После этих слов, хохот стоял такой, что, казалось, земля пошла ходуном.
– Менять ваше мировоззрение – молвил всё тот же голос – мне ни к чему, а вот если пообещаете ухаживать за моей могилкой, потому как все мои родные позабыли обо мне или же так же, как и я почивают в матушке сырой земле – это другое дело: пособлю, чем смогу; а то, право, крест мой надгробный покосился, того и глядишь, скоро завалится, тогда поминай, как звали.
– Обещаю! – тут же ответил Угодников.
После чего наступила долгая пауза, в промежутке которой, как ему показалось, шло совещание, на котором обсуждалась его дальнейшая участь. Затем тот же голос, но уже почему-то шёпотом молвил:
– Разденьтесь до нага, свяжите между собой вашу одежду и, полученную таким образом верёвку, бросьте одним концом по направлению рукоятки ковша большоймедведицы, где её зацепит моё надгробие. И помните своё обещание.
Сделав всё, как велел ему голос с того света, Угодников вылез наружу, и, собрав одежду в охапку, бросился наутёк к дому.
Неделю он провалялся в горячке. Всё произошедшее с ним той ночью казалось ему страшным сном, и он уж было стал свыкаться с мыслью о временном умопомешательстве, как вдруг ему сообщили о том, что кладбищенский сторож Николай скончался от сердечного приступа в тот самый день, двадцатого февраля, когда Угодников пребывал в компании Фёдора Стукова и его приятелей. В результате чего болезнь отца Михаила затянулась ещё на неделю.
За время болезни он похудел на пятнадцать килограмм, впалые глаза и обвисшие щёки изменили его лицо до неузнаваемости, да и само его поведение давало повод усомниться в полном его выздоровлении.
Примерно в тоже время по городу прошёл слух, будто бы кто-то бродит ночами по кладбищу среди могил и зовёт, какого-то ни то Фёдора, ни то Петра. Этот слух был пущен с лёгкой руки нового кладбищенского сторожа, признавшего в ночном посетителе отца Михаила, но так как сей источник не внушал доверия из-за чрезмерной любви к спиртному, то ему поверили лишь наполовину. А между тем, это была чистая правда: Угодников, помня своё обещание, исходил всё кладбище вдоль и поперёк в поисках могилки Фёдора Стукова, но так её и не нашёл. И, с наступлением весны, ему ничего другого не оставалось, как вменить себе в обязанность – уход за всеми заброшенными могилами. И всё было бы ничего, если бы не одно «но» – его бескорыстное шефство над беспризорными захоронениями было искренним и самоотверженным, а с тем возбуждало интерес и любопытство окружающих. Эта причуда отца Михаила привлекла много прихожан в его церковь. Посмотреть на попа чуждого корысти приходило уйму народу со всех близлежащих селений. И, как это часто бывает, вскоре слух о священнике, наделённом чудодейственными свойствами, превратился в устойчивый миф.
С тех пор прошло пять лет. Приход Угодникова стоит на том же месте, но теперь его уже совершенно не узнать, как не узнать и самого отца Михаила: церковь разрослась и в ширь, и в высь, тогда как сам батюшка, сбросив лишний вес, стал строен и подтянут, отчего его внешний вид в данном случае слегка не соответствует его церковному сану, и лишь квелая его бородка осталась прежней, и чью живность теперь с завидной регулярностью ощипывают трое карапузов, появившихся на свет в один день. Догадайтесь в какой?
Помочь сайту
Поздравления
