00 "МАМА ЗАТТА ПИДЁТ"

 "Мама затта пидёт"

АНОТАЦИЯ: Этот фрагмент - всё что осталось от романа "Сотворение семьи": рукопись сгорела при пожаре на даче...

1
Марату снился сон: разобранная кровать, он лежит нагишом, знобко... Мать держит брезгливо двумя пальцами женские трусики и вопрошает: "Что это?" "Трусы". "Я вижу, что не пальто! Чьи?" "А разве не твои?" "Издеваешься?! Ты что это себе позволяешь? Я разрешала тебе приводить блядей домой? Разрешала?" "Мам..." "Что "мам"? что "мам"? Вот тебе, вот тебе бляди... " - и раз, другой, третий хлестнула трусами по лицу Марата...

Марат просыпается. На лице что-то лежит тряпичное. Оказалось, трусики, видимо детские. Марат лежал на кровати, в одних плавках, в ногах скомканное одеяло. Сел, огляделся.

Незнакомая комната, слабо освещена уличным светом. Рядом с кроватью детская кроватка, бока её завешены вафельным полотенцем. В кроватке что-то прошуршало, и над краем поднялась кукольная головка ребёнка в платочке.
- Папа, писять, - пропищала жалобно головка, так, что для Марата прозвучало как команда.

Вскочил. Ребёнок призывно протянул руки. Марат взял его. Лёгкий, пьяняще тёплый, пахнущий чем-то вкусным, в ползунках и платочке ребёнок действительно походил на чудную куклу.
- Кичи, - снова прозвучало точно приказ. Ребёнок ткнул ручкой в сторону двери.
Марат глянул внимательно и сообразил, что показывает на выключатель. Подошли, Марат потянулся включить, но ребёнок остановил, радостно вскрикнув:
- Я, я, я кичи!
Марат поднёс его ближе, и ребёнок счастливо нажал клавишу выключателя.
- Гирит! - засмеялся, показав ручонками на лампочку, и тут же энергично задёргался. Марат чудом не выпустил его из рук: просился на пол.

Ребёнок юркнул под кроватку и извлёк синий горшок.
- Сими, - выпрямившись, характерно засучил ножками.
Марат развязал завязки, ползунки легко сползли на пол. Ребёнок быстро взял горшок обеими руками и подставил в нужное место.
- Пардон, - усмехнулся Марат. - Я думал, ты пацанка, а ты мужик.
- Всё, папа, всё, - справив нужду, ребёнок поставил горшок и глянул на Марата.
- Молодец.
- Модец, синуля, - похвалил себя ребёнок, высвободился из ползунков, живо взобрался на диван, скомандовав: - День, папа.
- Что же тебе одеть, синуля?
- Вонь, котки, - мальчуган указал на стул у стола, на спинке которого висели рыжие колготки.

Вытянув ножку вперёд, так, что едва не касался пяткой лица Марата, малыш повелительно изрёк:
- Котай мене.
- Не понял. Катать?
- Котай мене, папа, котай, - малыш выразительно показал и тотчас весь передёрнулся, засмеялся, ничком упал на скомканное одеяло.
- Щекотать? Ну, кореш, у тебя барские замашки. Изволь, барчук, - Марат слегка поскрёб его розовую пятку.
- Ой, ой, ой, - дурашливо пропел малыш, сжавшись так, что коленки упёрлись в подбородок.
- Фу, как стыдно, - Марат, шутя, хлопнул по голой попке, ребёнок гукнул, отбрыкнулся. Марат чуть прижал его ноги, попытался одеть трусики, но малыш вырвал ноги и, неожиданно, ковырнул пальчиком живот Марата:
- Пуп, пуп, - затем быстро вздёрнул свою маечку, кокетливо прищурился: - Гиде мене пуп?
- Там же, - Марат потянулся показать, но малыш опередил, опустив маечку: -Нет, пуп!
- Хитёр, поросёнок.
- Гиде посёнок? - Малыш резко сел, впился карими смеющимися глазёнками в лицо Марата: - Гиде посёнок?
- Ты поросёнок.
- Вонь посёнок! - выкрикнул малыш, точно правильный ответ на трудную задачку, и указал на нижнюю полку серванта. Там собралось пёстрое стадо резиновых и пластмассовых зверюшек, в том числе большая свинья малинового цвета с двумя пузатыми поросятами, рыжим и жёлтым. Краем глаза Марат увидел будильник: без четверти одиннадцать. Да, покемарили по-барски. Чёрт возьми, где же я пребываю, и как сподобился?.. Нет, ни гу-гу...

Марат присел на стул, попытался вспомнить, но малыш уже требовательно тянул ногу:
- День, папа, день.
На этот раз он без сопротивления позволил себя одеть, лишь однажды осторожно, точно пёрышком, коснулся пальчиком груди Марата, с комичным придыханием промолвил:
- Сися.

Свою одежду Марат обнаружил на кресле у окна, к удивлению чистой и отглаженной. Сверху лежали новые, со следами свежеоторванной этикетки, трусы.
- Чудеса, блин горелый, - усмехнулся с долей давно забытого смущения.
- День, папа, день, - малыш, словно мышка, юркнул под рукой Марата, взял трусы, протянул: - День, папа, день.
- Спасибо, сынуля, - неожиданно для себя, голос у Марата дрогнул, рука невольно поднялась и коснулась хрупкого кукольного плечика ребёнка.
- Сисиба, - выкрикнул малыш и метнулся к столу, в мгновение оказался на стуле, энергично бросил руки на столешницу: - Кусить бум?
- Бум, - машинально ответил Марат, никак не решившись переодеться.
- Кисету даш? Даш? - Малыш искоса глянул на него.
- Дам... Слушай, отвернись.
- Даш? - продолжал малыш, нетерпеливо ёрзая на стуле. - И сакару даш?
- Дам, дам... Закрой глаза.

Малыш добросовестно зажмурился.
Марат переоделся, отодвинул занавеску: за окном был узкий замусоренный дворик, упиравшийся в заборчик из проволочной сетки, за ней детская площадка и двухэтажное здание; справа улочка, вдоль которой до следующего дома тянулся сетчатый забор. На углу стоял полуразобранный грузовик с обгоревшими колёсами. Вместо стекол кабины доски, стянутые друг с другом толстой проволокой. На крыше кабины два воробья теребили кусок булки. Более никого живого. Место абсолютно незнакомое.

- Куда же это меня занесло, и как? А, мелкий, не знаешь?
 - Мама затта пидёт, сакару дас, - малыш склонил головку на плечо, глянул на Марата хитрющими глазёнками: - Кисету даш? Даш? И сакару?
- Что, что? Мама завтра придёт?
- Затта мама пидёт, сакару дас, - захлёбываясь от предстоящего удовольствия, повторил малыш.
- Хороша же у тебя мама... Она что, у тебя того, с придурью?
- Мама пидёт и кисету дас, - гнул своё малыш: встав на колени и подавшись вперёд, он почти весь распластался по столешнице, дотянулся до полотенца и стянул его, открыв хлебницу, вазу с пряниками, заварной чайник, баночку с вареньем и баночку-бочонок с мёдом. Подавая полотенце Марату, малыш утвердительно сказал:
- Кусить бум.

Марат подошёл взять полотенце и увидел на хлебнице лист бумаги, исписанный крупно зелёным фломастером. Прочёл следующее:
" Приветик, мужички! Вы уже оделись, я думаю, Димуля объяснил, что к чему. Так что давайте, умывайтесь, разогревайте (в холодильнике в сковороде) и кушайте. Димуля, конечно, станет просить конфет и сахару - он до сладкого сам не свой, - ничего не давай, только если хорошо поест. Ест он сам, насыпь в стальную миску и дай чайную ложку. Всё остальное он покажет. Не поймёшь - сообразишь, голова вон, какая большая. Чай в чайнике свежий: заварила утром. Если хочешь, можешь кофе сварить - возьми внизу, под баром, там увидишь. Покушаете, можете погулять. Димульке оденешь (всё на кроватке):
1. на колготки - шортики
2. затем вязаные рейтузы
3. рубашку голубую, сверху свитерок
4. курточку - на вешалке
Твой пиджак в шкафу, куртка на кухне, думаю, высохнет, пока встанете.
5. ботиночки и носки у холодильника - Димуля покажет
Если не затруднит, зайдите в булочную, возьмите батон и четвертинку дарницкого - круглый не брать. На кухонном столе приготовлен пакет, в нём банка под сметану. Много не бери, грамм 200. Деньги в кошельке, кошелёк в баре. Там же три талона на сахар, если встретите рафинад в пачках - отоварь.
Что ещё? Щи в холодильнике, всё не разогревайте, отлейте в кастрюльку, сколько съедите.
В 3часа покладёшь Димулю спать. Можно в колготках. До пяти часов он будет дрыхнуть, так что это время твоё. Надеюсь (слово замарано, но по некоторым проступающим буквам можно предположить, что слово было "не сбежишь") найдёшь чем себя занять. Всё, что в холодильнике, можно есть без оглядки.
В 5,как проснётся Димуля, сделай ему лёгкую перекуску: яблоко, орешек наколи. Часиков в семь ужинайте. До того не давай Димуле сладкого, потом можно конфету или сахару.
Будешь вечером укладывать, одень, как был утром. Платок не забудь: ночью комарики наглеют, кусаются, и Димуля потом места укусов до крови расцарапывает.
Приду утречком, сделаю вам завтрак. Не хулиганьте и не ссорьтесь.
Спокойной ночи, приятных сновидений.
Мама Рая "

- Мама писяла, - Димуля решительно протянул руку: - Дай мене.
- Не порви, это нам цэу... Чёрт, это что же, твоя мама Рая меня на весь день запрягла тебе в няньки? Ну, баба, ну, дурёха! Явно у неё с головкой проблемы... Кретинка... А если возьму да сбегу, прихвачу, что можно продать - и тю-тю на улицу...
- Я люлицу поду. Поду?
- Пойдёшь...
- Куху миться, да? - Димуля живо соскочил со стула, и метнулся к двери, застучал ладошками: - Папа, кой, куху подём.
- Скороспелый, - хмыкнул Марат, - Когда только успела... нет, тут верно другое... Слинял папа, вакансия... А, мелкий? Или так много перебывало, что привык, все едино папы?.. Пошли, хозяин, показывай куху.

Узкий коридор, яркая лампочка, кощунственно обнажала грязные, местами облупленные стены, затоптанный пол, пепел, горелые спички, сбитые в угол окурки.
Ещё две двери, между ними вешалка с гроздью плащей, курток, даже военная шинель. Внизу небрежно разбросана обувь, преимущественно женские сапожки. Слева, за дверью мамыраиной комнаты, аккуратный ящичек, на нём три пары шлёпанцев, чистые начищенные туфли Марата; в углу сборная детская коляска. От двери к ящичку разослан квадратный вязаный коврик. Напротив двери на стене зеркало, чуть правее на шаткой полочке горстка деталей - останки телефона.
На кухне было так же грязно и мусорно: переполненные вёдра под раковиной, серая от жира раковина, такая же грязная плита, столы, заставленные грудой использованной посуды. Впрочем, один стол был сравнительно чист. На нём стояли белый эмалированный чайник и поставленные, словно солдаты на парад, десятка полтора чистых молочных бутылок. Над столом висели сушилка с тарелками, хозяйственная полка, задёрнутая тюлевой занавеской.

Димуля шумно придвинул к раковине облупленную табуретку, живо взобрался на неё, и включил кран на полную мощь.
- Но, но, не балуй, - Марат убавил воду. - Смотри, весь мокрый. Кто ж так умывается?
Димуля сердито дёрнул плечом, плюхнулся на колени, соскочил с табуретки, подбежал к стулу, что стоял у окна, и уронил голову на сиденье, спрятав лицо в ладошки - обиделся.

- Ну, земеля, так не пойдёт. На сердитых воду возят. Идём умываться.
- Не хочею, - дёрнул плечиком малыш.
- Хорошо. Немытые останутся голодными. Где мамин стол?
- Мама затта пидёт, сакару дас, - гукнул в ладошки Димуля.
- Это ваше дело. Ты мне скажи, где мамин стол?

Димуля, забыв про обиду, кинулся к столу с бутылками, распахнул дверцы и энергично задвигал разнокалиберными банками с песком, крупой, макаронами:
- Бери, папа, бери.

Марат поставил чайник на огонь, принёс из холодильника сковороду с вермишелью и тушёным мясом. Димуля бегал хвостиком, и что-то лопотал понятное одному ему.
- Ну, будем умываться?
Димуля покорно протянул руки:
- Миться.

Лишь первых три ложки Димуля съел сам, затем решительно подвинул миску к Марату, протянул ложку:
- Коми мене.
- Кушай сам.
 - Не хочею, - малыш слегка нахмурился. - Коми.
- Ну, ты, пахан, даёшь, - добродушно хмыкнул Марат. - Держи рот шире.
- А-а-а, - добросовестно выполнил просьбу Димуля. Получив порцию, быстро заработал челюстями, кокетливо щуря глаза и кивая головой в такт жеванию. Через минуту: - Всё, папа, всё. Есё.
- Поехали дальше.
- Дальше би-би, - эхом отозвался и, уже с полным ртом, осторожно пальчиком коснулся тарелки Марата: - Кусяй, папа, кусяй, - сморщил носик, сузив глаза: - Кусено! - ещё раз нараспев: - Ку-сен-но!
- Вкусно, вкусно, ты знай, рубай.
- Пить, папа, пить. Чаю.
- Ещё не готов. Съел?
- Ель. Далсе би-би.

В дверь постучали, девичий голос сообщил:
- Выкипаете!
- Папа, кипит! - вскрикнул Димуля и мигом слетел со стула.
- Сиди, сиди. Я сейчас принесу пить.
Димуля послушно вернулся на место, взял ложку.

У плиты стояла девица лет шестнадцати в длинной мужской сорочке, очевидно, заменяющей халатик, на ногах вместо шлёпанцев банные тапки. Волосы не убраны, всклокочены, видно только что встала. Девица, по-мужски держа сигарету, обильно дымила, устремив сонный взор на закопчённый ковшик, на дне которого сиротливо покоилось яйцо.
- День добрый.
- Здрасте, - вяло обронила через плечо девица.
- Извините, сигареткой не угостите?
- Вон, - кивнула в сторону окна: на подоконнике рядом с пепельницей лежала пачка "Родопи".
Марат поблагодарил, взял сигарету и спрятал за ухо. Стал готовить чай Димуле, а тот уже нетерпеливо стучал в дверь:
- Папа, иди мене.
Девица неопределённо хмыкнула, выключила газ и ушла с ковшиком в соседнюю комнату.

- Всё, папа, всё кусила, - сообщил Димуля от порога, размахивая согнутой вопросом ложкой.
- Молодец. А ложку, зачем согнул?
- Сяма, сяма, так деяла, - Димуля торопливо стал объяснять и гнуть ложку в обратную сторону.
- Остановись, - но было уже поздно: ложка разломилась пополам.
- Всё, лямалась, - спокойно констатировал Димуля, сложил обломки в одну руку и, с некоторой хитринкой, спросил: - Кидать? Мусол?
- Конечно, кидай.
- Я сям, папа, сям, - чиркнул пальчиком воздух, как бы подводя черту под сим происшествием, проворно сбегал на кухню, и удовлетворённый вернулся, поставив точку: - Всё, папа, всё.

- Всё-то всё, только влетит нам от мамки. Будет ругаться.
- Да-а-а? - На лице гримаска дурашливого удивления. - Бум чай пить?
- Будем. На вот, пей пока один. Я сейчас, - Марат достал из-за уха сигарету.
- Будешь кулить? - Димуля с большим любопытством глянул в лицо Марата.
- Буду.
- И я буду кулить.
- Тебе ещё рано. Пей чай.
- Кисету даш? Даш?

В баре в стеклянной вазе Марат обнаружил соевые батончики, положил один перед Димулей.
- Есё, папа, есё.
- А губёнки не лопнут?
- Нет, - чётко, отрывисто на полном серьёзе заверил Димуля. - Есё, папа, маленько.
Получив второй батончик, Димуля быстро развернул первый и целиком запихал в рот, мурлыкнул с удовольствием:
- Кусе-нно!
- Зачем же так? Кусай помаленьку.
- Потому что, - буркнул в ответ Димуля, отхлебнул чаю, и принялся за второй батончик.
- Ладно, ты пей, я пойду, покурю.
- Покана, - помахал вслед Димуля ручкой, что, вероятно, означало: "До свидания".

На кухню одновременно с Маратом вышел из соседней комнаты парень в коричневом трико на подтяжках поверх светло-голубой майки с надписью: "Всё к чёрту!" Его толстощёкое угреватое лицо красноречиво демонстрировало классическую муку похмелья. Парень зло швырнул на стол мороженую курицу, постоял секунду в размышлении, затем подошёл к раковине и надолго присосался к крану. Наконец, оторвался, шумно сплюнув, повернулся к Марату:
- Дёрнуть, ничего нет?
- Нет.
- А у Майнезной Банки?
- Не понял...
- Ну, у Райки.
- Не знаю.
- Глянь, а? У неё должен быть спиртяга. Пацан болел, так доставали ей для компрессов...
- Не могу.
- Чего?
- Не хозяин.
 - Так стань им. Райка баба что надо. С приветом, правда, но для семьи не помеха... Глянь, а? Черепушка трещит... Граммчиков полста... А завтра, блядем буду, пузырь отдам. Сам как?
- В смысле?
- В дугу ведь был. Таксёр тебя узелком до кровати дотащил. Райка за труды четвертной отстегнула. Скажи: нормальная баба пойдёт на это? Что ты ей - муж? брат? Не-е, у неё в чердаке сквозняк... Ну, так чего, подлечимся?
Марат не успел ответить, как из комнаты долетел грохот и димулин крик:
- Папичка, иди мене!

Стул лежал кверху ножками, рядом осколки от кружки. Димуля стоял поодаль на корточках, в мокрых колготках, и неистово колотил снятым тапком по паркетине.
- Папа, такан, такан, бигит, бить нада! - захлёбываясь, сообщил Димуля. - Вонь, такан!
- Вижу, таракан. Ты ещё и охотник отменный, только прибыли от тебя грош, а убыток...
- Такан бигит, бигит, - словно бы оправдываясь, всё ещё возбуждённо говорит Димуля, и снова - бац! - тапком по расплющенному таракану, завершил, очевидно, выругавшись: - У, мына-мына...

В дверь постучали, и на пороге возник сосед:
- Что тут у вас?
- Охота на тараканов.
- Такан бигит, бигит, - Димуля шагнул навстречу соседу и, вновь возбуждаясь, жестикулируя, как заправский итальянец, принялся вводить в курс дела.
- Ну, ясно, ясно, - кивал сосед, - ты его, значит, по чердаку...
- Да... бигит-бигит... - далее следовал пересказ уже на непонятном детском языке.

- Во, малявка, - усмехнулся сосед, - как по-написаному шпарит. Оратор ты наш, коммунальный, - Сосед коснулся ладонью головы Димули, с намерением потрепать, но тот резко отпрянул, насупился.
- Не нада мене так! - и энергично повторил жест соседа, вскинул глаза на Марата: - Папичка, он мене трогает!

Сосед и Марат засмеялись. Димуля, вероятно, обиделся такой реакции, повернулся и ушёл к дивану.
- Мужик! - Сосед выразительно сжал кулак, качнул в воздухе, и тут же переключился: - Слушай, глянь в холодильнике... Горят трубы, нет сил...

Спирт был в холодильнике, в бутылке из-под кетчупа. Сосед плеснул в кружку, сходил, разбавил водой, затем отлил половину Марату. Тот тем временем убрал следы димулиной "охоты", поменял мальчику колготки.
- Папа, кишки дай, кишки, читать буду, - Димуля показал на полку над его кроваткой, где в две стопки лежали детские книжки и журналы "Мурзилка", "Юный натуралист".
Марат - сколько взялось в руки - положил на кровать, Димуля сел рядом и стал сосредоточенно листать. Сосед нетерпеливо ёрзал, держа в руке свою кружку.

- Ну, вздрогнули, - наконец, оживился, когда Марат нарезал колбасу и сел за стол.
Чокнулись, выпили, закусили. Сжевав колбасное кольцо, сосед громко хлопнул в ладоши, бодро сказал:
- Порядочек. Можно дальше жить. Пошли, подымим, побазарим маненько... Димка, ты сиди и читай, папка счас придёт.
- Лана, - кивнул Димуля, не отрываясь от журнала. - Я читаю.

Соседа звали Володя. Работал слесарем в теплоэнерго, но, по секрету, Марату сообщил, что сколотил бригаду толковых парней, халтурят на строительстве дачных домиков. Один врач, которому срубили дом в два этажа, остался весьма доволен, и теперь в любое время по первой просьбе выдаёт липовые больничные, - не бесплатно, конечно, - так что времени на халтуры предостаточно. Почему он так открывается?

- Да, по-всему, мужик ты толковый, чую нутром, работяга, вот и думаю: может, с нами? Сегодня мы отдыхаем, завтра тоже, а в пятницу, по утряне можешь со мной поехать. Посмотришь, с мужиками побазаришь, они тебе скажут, что у меня всё честь-по-чести. Будут деньги, солидные. Сойдёшься с Райкой, подкопите, и сделаете квартирку. Мы тут подумываем дать заявку, оформить нас кооперативом. Короче, думай... Перспектива большая. Счас проворачиваем одно дельце, получится - будут у нас токарные станки по дереву...

В окно постучали, Володя глянул и закричал:
- Витёк, заходи, - Марату: - Вот один из моих. Надумаешь - свисни...
Володя с гостем скрылись в комнате, пистолетным выстрелом щёлкнула задвижка внутреннего замка.
Марат загасил окурок, и тоже ушёл в комнату.

Димуля всё ещё сидел на кровати, листал "Мурзилку". Глянул искоса:
- Ты куда бил?
- Курил.
- Да-а-а? На люлицу подём? - спросил, и тут же стал собирать журналы в стопку. - Всё, папа, всё, читал. Покади. Подём люлицу.
- Надо бы, наверно, посуду помыть.
- И я, папа, и я.
- Пошли.

Марат мыл посуду, складывал на сушилку, Димуля стоял на стуле, смотрел в окно и, время от времени, вскрикивал:
- Папа, гиди, питика!
- Это воробей.
- Лабей, - добросовестно повторял Димуля.
По улице, за домом, со страшным треском пронёсся мотоцикл.
- Так кто? - живо повернулся к Марату.
- Мотоцикл.
- Гиде, папа, гиде? - Димуля налёг на окно, изогнулся весь, силясь заглянуть за угол дома. - Гиде мотикал?
- На улице, уже уехал.
- Дём, папа, люлицу.
- Подожди, у нас ещё дела.

Марат заканчивал мыть посуду, когда вновь выстрелила задвижка и в коридор вышли Володя и Витёк. Марат решился спросить бритвенный станок, Володя разрешил взять на полке над раковиной.
- Сейчас, Димуля, приведу себя в божеский вид, и пойдём.
- Лана, - великодушно согласился Димуля.

2
В три часа они вернулись домой, успев к этому времени вынести мусор, побывать в булочной, в молочном ...и в бане.

В квартире царила тишина, сильно пахло жареной рыбой. На столах прибавилось грязной посуды, а в соседских вёдрах отходов. По столам, по плите и по стенам бегали тараканы.
Покормив, уже полусонного Димулю, Марат уложил его спать, он моментально вырубился. Поев и помыв посуду, Марат присел у окна покурить. Теперь, пожалуй, можно и подумать спокойно, не отвлекаясь.
Находится он на Петроградке, до метро пять минут ходьбы. Итак, вернёмся ко вчерашнему дню...

Утром он вылез, как обычно, из своей "берлоги" в подвале на Шверника, обошёл магазины. В гастрономе на Пархоменко ему пошли на встречу: загрузил машину ящиками с молочной тарой. Рубль дали за работу. Тут же купил батон, бутылку кефира и пачку "Стрелы". Перекусил в парке за кафе "Клён", на скамейке, что молодёжь затащила в глухой угол, за кусты сирени. Здесь Марат подобрал две винных бутылки и три пепсикольных. К десяти часам у него в кармане было рубль и двенадцать копеек. Что было потом?

Пивной ларёк на Энгельса. К счастью, его никогда не мучило похмелье, только неприятная сухость во рту, да тело вялое, как бывает после долгой бессонницы. Кружка пива прекрасно снимала угнетённость, тело обретало твёрдость, мозг - ясность. У пивнаря он встретил Иваныча, сантехника. В начале прошлой весны они в первый раз встретились в подвале: Иваныч спустился перекрыть стояк, чтобы поменять в квартире вентиль. Марат, честно сказать, перепугался, думал: сдаст сантехник его милиции, а именно в это время он меньше всего хотел оказаться в КПЗ, ибо чувствовал недомогание, принял две таблетки аспирина и намеревался хорошо отлежаться. Но Иваныч и не собирался беспокоить милицию, напротив, запросто завёл разговор, а, почувствовав его недуг, предложил пойти с ним и подлечиться. Иваныч делал халтуру, хозяйка обещала ему "беленькую".

Водку они распили в мастерской сантехников, поговорили о жизни. Иваныч слёзно посочувствовал Марату, приглашал забегать сюда: чем может, поможет. Так оно и было: кусок хлеба, и стакан вина Марату часто перепадало. В ответ, по дружески, просили помочь согнуть заготовки, нарезать сгоны. Кроме того, в дни, когда дежурил Иваныч, он оставлял Марата до утра в мастерской и тот с великим наслаждением принимал душ, отстирывал свои "шмотки". Спал в комнате отдыха на старом, но ещё добротном диване.

Неделю назад Иваныч повредил руку, сел на больничный. Марат лишился удовольствий: сантехники - в основном молодые парни - не понимали,(да и не старались!) "приблудного бомжа", открыто игнорировали его присутствие. Спасибо и на том, что не шугали, не спускали на него ментов. Марат вернулся в свою "берлогу".

Итак, встретил Иваныча... Сложили общие капиталы. Иваныч "с тыла" взял в магазине бутылку портвейна. Пили в мастерской...
Потом был обед, к сантехникам зашёл их бывший коллега, тоже с бутылкой... Потом... потом, уже под вечер, зашёл главный инженер треста, молодой, мордастый. Не то казах, не то туркмен, по имени Серикбай, Иваныч называл его Сергеем. У них был тесный контакт на почве халтур: у инженера клиентура и сантехнический дефицит, у Иваныча мастерство и золотые руки. Навар делили пополам, и на равных обмывали...

Инженер пришёл уже навеселе, выставил початую бутылку коньяка... выпили за предстоящее дельце... Иваныч рассказал историю Марата, Сергей, вроде, обещал потрясти связи и устроить на работу, прописку в общагу, но без койко-места... Потом они ушли смотреть "фронт работ", Марата оставили в мастерской ждать их... Вскоре заглянула мастерица сантехников, длиннющая и тощая татарка Фариза. Марат был выставлен за дверь, с угрозой, что если она ещё раз увидит его здесь, то сообщит в милицию, где он ночует...

Вечер был тёплый, светлый, а потому и людный, лезть в "берлогу" не хотелось. Марат решил забиться в безлюдное место, расслабиться, просто посидеть и послушать этот удивительный вечер... Ноги сами понесли его в сторону Энгельса, затем мимо мороженицы и к забору интерната...
Здесь провал... Впрочем, до забора он не дотянул: на полпути ему сделалось дурно... Это коньяк давал о себе знать: лишний был... Марата бросало из стороны в сторону, земля игриво вырывалась из-под ног... Скамейка... Да, он добрался до неё, сел. Перед глазами всё поплыло, поплыло, наращивая темп, затем закружилось в бешеном хороводе... И словно холодной плитой придавило к рейкам скамьи... Всё, далее мрак...

Потом сон и пробуждение здесь. Значит, там, во дворе меня подобрала мама Рая с идиотской кликухой Майонезная Банка, на тачке притащила сюда, выбросив за "услугу" таксёру четвертной... Почему? Зачем?

В дверь позвонили.
Марат открыл: на площадке стояла маленькая белокурая женщина лет пятидесяти, в светло-розовом рабочем халате.
- Здравствуйте. Извините ради бога, я смотрю, вы сидите просто так... сделайте доброе дело: помогите старой больной женщине... Я из магазина, здесь на углу, "Соки-воды"... Пришла машина с товаром, а у меня грузчика нет... Продавцы девчонки... Вы не беспокойтесь, я заплачу...

К своему удивлению и радости заведующей, Марат разгрузил машину с пепси-колой довольно быстро, легко, даже в некоторое возбуждение вошёл, хоть ещё машину подавай. Заведующая, словно прочла его мысли, спросила:
- Может, заодно поможете и пустой тарой загрузить?

Тара оказалась в подвале. Был подъёмник, но он в нерабочем состоянии: что-то с мотором. Заведующая спустилась в подвал вместе с Маратом: крюком подтягивала ящики к подъёмнику, а он через шахту подавал наверх. Подтягивая ящики, заведующая с плаксивой ноткой жаловалась на свою проклятую долю, на постоянное затапливание подвала, на невозможность починить подъёмник, ибо он формально списан, а раз не стоит на балансе, то и запчастей не положено. Халтурщики берутся починить, но заламывают бешеную цену, а ей таких денег просто неоткуда взять...

Загрузив, наконец, тару в машину, Марат спросил, можно ли ему глянуть подъёмник. Пока он внимательно обследовал мотор, соединения, заведующая долго и нудно зудела над ухом опять о проклятой доле начальника и о гнилом болоте именуемым торговля.
- Инструмент найдётся?
- Вы хотите сказать... берётесь сделать?
- Хочу.
- А что нужно?
Марат назвал примерный набор ключей. Заведующая обещала достать, но в отношении платы... двадцать пять устроит?
- Устроит.
Договорились, что, как только достанет ключи, позовёт, а пока за работу возьмите... 5 рублей и трёхлитровую банку виноградного сока. Марат был буквально шокирован такой щедростью: в лучшем случае, он рассчитывал на полтора рубля... Молча взял, вяло поблагодарил и, крепко держа банку, тихо побрёл, с опасением ожидая обрыва такого чудного сна...

Димуля спал. Марат осторожно поставил банку с соком на стол, рядом положил деньги. Давно забытые покой, и удовлетворённость наполнили душу. Ах, как было бы хорошо, вот так приходить... домой, класть на стол честно заработанные деньги, прилечь на кровать и расслабиться, отдыхая! Неужели это не для него? Перед кем он так сильно виноват? Кто определил жёсткое несправедливое наказание? Какой-нибудь бандюга, насильник лучше его живёт... даже находясь в заключении, ибо, изолировав его от общества, надеются по окончании срока выпустить...человека. Марат же растоптан, выброшен за борт, списан...

Вновь, словно вчера всё случилось, подступила острая, давящая на мозг обида... Подобно вскипавшему молоку, из глубины души к горлу подступили слёзы. Марат заплакал, уткнулся в подушку, зажал ею уши, чтобы не слышать собственного пропитанного слезами стона.

- Папа, я сталя, - будто с улицы услышал голос Димули. И тут же что-то плюхнулось рядом с Маратом, затем он почувствовал на спине димулину ладошку: - Папичка, я сталя.
Марат высвободился из подушки, приподнялся.
- Встал, хорошо, - сказал осевшим голосом, вытер глаза кончиками пальцев. - Постой, а как ты здесь оказался?
- Сяма, сяма, так, так, - Димуля объяснил, как он перегнулся через край кроватки и свалился на кровать.
- Ну, ты даёшь, парень! Больше так не делай: шею свернёшь.
Димуля внимательно заглянул в лицо Марата:
- Пакишь, да? - и в следующую секунду прижался щекой к его плечу, погладил по спине, доверительно пояснил: - Я залею. Не пакий, я залею папичку...
У Марата вновь выступили слёзы, он порывисто обнял Димулю, уткнулся мокрым лицом в его мягкие волосёнки, ещё более слабея от волнения и от молочного запаха, исходящего от малыша.
- Я папу залею, папа мене залеет, - словно кому-то третьему сообщил Димуля, прижимаясь теснее, и продолжая водить жаркой ладошкой по спине Марата.

Громко хлопнула входная дверь, в коридоре послышались женские голоса, затем в мамыраину дверь постучали.
- Я, я кою, - Дима мигом слетел с кровати, протолкнул к двери стул, обезьянкой впрыгнул на него.
Дверь распахнулась, и Димуля радостно вскрикнул:
- Папа, Гачёнок пишёл!
- Ну, здравствуй, Димулька, - услышал Марат сочный грудной голос.
- Сдалова, - протянул руку малыш, качнулся, и едва не грохнулся со стула: молодая плотная женщина успела подхватить его, взяла на руки.
- Бах-тлах-бум, - прокомментировал Димуля, по-своему довольный происшедшим.

Гостью звали Галиной. Раина подруга. Месяц не видались, сегодня приехала из санатория, и вот решила навестить: по её расчётам, у Раи сегодня должен быть выходной.
- Вообщем-то, ладно, ничего страшного. Скажите Рае, пусть звякнет мне часиков в семь, - и уж очень подозрительным взглядом окинув комнату, Галина простилась.

Марату не понравился этот её взгляд, да и в манере держаться, говорить чувствовалась наигранность, фальшь. Может, как раз наоборот: Галина рассчитывала здесь никого не встретить и... славно поживиться? Вот так уйди Марат с утра совсем и... не миновать дела об ограблении. Ну, и зараза эта мама Рая! Чёрт её дёрнул подбирать его и тащить к себе... Что за дурная манера хватать, что плохо лежит! Валяется - пусть валяется, не твоё - не бери... Идиотка! Вляпаешься в историю и не докажешь, что не верблюд... И ведь, кретинка, словно знала, что не оставлю мальца одного...

Димуля сосредоточенно колупал апельсин, силясь очистить. Марату очень хотелось вырвать фрукт из рук ребёнка, выбежать на улицу и запустить вслед Галине, но пересилил себя, сдержал.
- Давай очищу.
- На, папа, на. Тебе дам маленька.
- Спасибо.
- Сдаловля, - кивнул Димуля. Получив очищенные дольки, выделил Марату "маленька" - больше половины.
- Мне этого много. Я вот две возьму, остальные ты ешь.
- Лана, - согласился Димуля, сдвинув дольки в кучку, широко улыбнулся: - Сем, пят, восем... Многа! Кусяй, папа, кусяй... Ку-сено!

Буквально опьянев от запаха апельсина, от слов и взгляда Димули, Марат вновь ощутил, как сердце сжалось, тело точно жаром обдало, увлажнились глаза. "Тьфу, как баба раскис..." - ругнул себя.

В дверь позвонили. На этот раз пришла заведующая магазином: инструмент достала, можно приступать.

Никогда так рьяно, толково и упоённо не работалось Марату, как в этот раз. Гайки, будто нарочно легко поддавались, неполадки в системе не прятались, были на виду. Галина Ивановна заворожено сопела за спиной, к удовольствию Марата, помалкивала. По её лицу можно было определить: любуется его ловкостью, сметливостью. Лишь когда Марат предложил установить мотор над подъёмником, во избежание новых затоплений, Галину Ивановну как прорвало. Из широкого и бурного словесного потока Марат выхватывал нужное, на остальное кивал головой: слышу, согласен... Против нового расположения мотора она ничего не имеет, даже сама хотела предложить, - "стало быть, не такая уж дурочка - сообразила", - и вообще она считает, что... Перескакивая с темы на тему, словно кто-то лихорадочно крутил ручку настройки приёмника, в тщётных поисках нужной передачи, Галина Ивановна неустанно творила словесный винегрет, обильно поливая постным маслицем "я-я-я".

Марата хватило минут на десять, далее он испытывал неприятное ощущение, сродни изжоге. Надо отдать должное, Галина Ивановна чутко уловила критический момент, и своевременно удалилась.

Вскоре Марат завершил работу: подъёмник действовал превосходно. Галина Ивановна проверила сама, осталась, чрезвычайно, довольна, торопливо, точно взятку, сунула в карман Марату три десятки и пятёрку.
- Не много? - осторожно спросил тот.
- Жалко, больше не могу. За такую работу можно и больше.
- Спасибо.
- Это вам огромное спасибо. Такая гора с плеч. А Димуля ваш, какой смелый мальчик: со всеми перезнакомился, всем помогает... прямо хоть в штат зачисляй. Это ж надо, никого не боится, всем на руки идёт и любого заговорит... Идёмте, руки вымоете, у нас и порошок есть...

Марат мыл руки, когда в бытовое помещение залетел возбуждённый раскрасневшийся Димуля с грязной кофейной чашкой.
- Гиди, папа, я ботаю. Мить нада.
Следом вошла приземистая сухонькая старушка в застиранном белом халате с подносом грязных тарелок и чашек.
- Есё бауля пинесла, - живо доложил Димуля. - Мить нада - чиста будет.
- От спасибо, помощничек ты мой сладенький. Ну, папа, оформляй сына в работу: бабули не угнаться за ним.

Опустив чашку в раковину, Димуля сорвался с места, бросив через плечо:
- Есё поду ботать.
Через минуту прибегает с комом бумаги, замер над мусорным бачком:
- Бауля, босать?
- Бросай, бросай, детка.
- Мусол, Лёля дал, - объяснив суть дела, Димуля резко швырнул ком в бачок. - Во как! - замер, вытянув шею, заворожено заглядывает в бачок; вдруг, вскрикнув, радостно запрыгал, завертел головой - на Марата, на бабулю, на бачок: - Папа, гиди, гиди! Бауля, подём скалей, гиди!
- Что там такое? - подошёл Марат, полюбопытствовала и бабуля.

На дне бачка шевелился с лёгким потрескиванием ком: внутри его распрямлялся целлофан, содранный с сигаретных блоков.
- Челё? - поднял удивлённое лицо Димуля.
- Бумажечка выпрямляется, удобство ищет, - пояснила бабуля.
- А челё? - Димуля, похоже, ничего не понял.
- Бабуля, - крикнули из торгового зала, - чашечки.
- Я, я пинесу, - кинулся Димуля к столику, где на подносе была чистая посуда. Бабуля вручила ему чашку. - Есё, бауля, есё, - получив ещё и чайные ложки, Димуля убежал.

Машинально вытирая руки, давно уже сухие, Марат стоял над бачком и смотрел на шевелящийся ком. Подумалось: вот так и его, скомкав, швырнули на "дно", и он так же вот со скрипом выпрямлялся в безуспешных поисках удобства. Выпрямится ли? Может, судьба даёт ему последний шанс в лице Димули и незнакомой пока мамы Раи со странной кличкой Майонезная Банка? Добро бы так... Ради этого он готов сейчас на любые жертвы...

- Папичка, ты челё? - Марат не заметил, как рядом оказался Димуля, лишь, когда тот дёрнул его за брюки, точно очнулся от минутного шока.
- Пойдём домой?
- Подём, кисету даш? И сакару. Даш?
- А губа не лопнет?
- Не-а-а. Никода-никода не лопит.
- Ну, и прекрасно.

Простились с ними тепло. Марату показалось, даже с некоторым сожалением. Галина Ивановна робко спросила:
- Если что... можно к вам обратиться?
- Если буду, свободен, пожалуйста.
- До свидания, Димулька!
- Покана, - помахал всем ручкой, и быстро устремился к выходу, на пороге обернулся: - Есё пидём.
- Приходите, у нас как раз штат не укомплектован.

"Не дурно было бы, - мечтательно подумал Марат. - Коллектив, вроде хороший, дом в двух шагах..." Стоп! губёнки раскатал: дом в двух шагах... Ты ещё закрепись в этом доме. Может, статься, завтра придёт мама Рая, скажет: спасибо, что посидел с Димулей, можешь быть свободным... Даже если не выгонит, зачислит в примаки, то в магазине могут шарахнуться от его документов... Как было десятки раз в других местах...

Дома их ждал бордель: все двери нараспашку, оглушительно орали из обеих комнат телевизоры, группа молодых полупьяных парней и девушек дымили на кухне.

- Пативные, - нахмурил бровки Димуля.
- Да уж, - Марат захлопнул входную дверь, и тотчас из кухни выскользнула высокая девица в чёрном платье, с опухшим размалёванным лицом.
- Кто там? - спросили её с кухни.
- Не наши.
- Звук убавьте, пожалуйста, - попросил Марат.
- Это кто там командует? - рядом с высокой возникла смуглая большеглазая девица, среднего роста, ширококостная. Чуть склонив голову, тем самым, освободив глаза от неухоженной чёлки, подслеповато глянула на Марата: - В чём дело, молодой человек?
- Звук, говорю, убавьте.
- Мешает?
- Мешает.
- Скажите, какая утончённая натура, - презрительно скривила полные, с серым налётом губы.

- Чё у вас тут? - за спиной девиц вырос долговязый парень интеллигентного вида, но с лицом, точно неумытым с утра. - Ты чё мужик? - протиснулся меж девиц, встал перед Маратом. - Тебе чёто не нравится?
- Не тычь, я тебе не Иван Кузмич. Это, во-первых...
- А во-вторых, тебе зубы не жмут? - набычился парень.
- Не жмут.
- Ладно, Игорёш, завязывай, - тронула смуглая парня за рукав. - Не тронь говно - развоняется.
- То-то от вас несёт, как из уборной, - отпарировал Марат, поворачивая ключ в замке.
- Нет, у него определённо зубы жмут, - дёрнулся Игорь, но его перехватила высокая, потянула в соседнюю комнату:
- Игорь, не заводись. Оль, что вы в самом деле?
Прежде чем скрыться, Игорь бросил через плечо:
- Ты, мужик, поосторожней словами... Понял, да? Можем уменьшить словарный запас... - закончить ему не дали: высокая силой затолкала его в комнату.

С кухни все потянулись туда же. В другой комнате смуглая выключила телевизор, закрыла дверь на ключ и присоединилась к остальным. Защёлкал автоматной очередью внутренний замок, и воцарилась тишина.
- Пативные какие! - топнул ногой Димуля, присел на диван, но тут же вскочил и, подлетев к соседней стене, хлопнул ладошкой по ней, гневно выкрикнул: - Не кичи! Пативные! Ты гано! В шитаны навоняли!
- Но-но, нельзя ругаться.
- А челё? - глянул недоумённо.
- Ругаются только противные. А ты хороший.
- Я холосый. И ты холосый. И мама холосая. Кисету даш? И сакару? Даш?
- Сейчас поужинаем, потом дам. Раздевайся.
- Не могу, ты сими мене.
- Лентяй, ты братец.
- Я Димушка-Димуля.

В дверь робко постучали.
- Я кою, - сорвался Димуля.
- Сиди, я сам.
У двери стоял худенький курсантик, протянул журнал "Юность":
- Здравствуйте. Возьмите, это ваш. Извините, я без спроса взял полистать.
- Ничего. Главное, что вернули.
- Я слышал, как вы тут... поцапались, - сказал, понизив голос и косясь на соседнюю дверь. - Извините их...
- А вы что, их адвокат?
- Нет, конечно, - натужено улыбнулся курсантик.

Марату показалось, что он намерен поговорить, но не через порог.
- Проходите.
- Спасибо. Привет, Димуля.
- Пивет. А челё ты пишёл?
- Димуля, ты поиграй, мы с дядей поговорим.
- А кишки дай, я буду читать.

Получив стопку книжек, Димуля затих на диване. Курсантик мялся, не решаясь начать. Марат не торопил его. Достал из холодильника бутылку пива, поставил два стакана, глянул на гостя:
- Не против?
- Спасибо. Не откажусь, - сделав глоток, он, похоже, решился: - Я впервые увидел Раю... и во мне что-то дрогнуло... Словно почка на дереве набухла и выстрелила клейкий листочек... Подумал: вот бы породниться с ними, с Раей и Димкой...
- Я Димушка-Димуля, - поправил "читатель" как бы, между прочим.
- И Димушкой, - поправился курсантик. - Но что я мог вложить в семейный союз? Гроши... На одних чувствах далеко не уедешь. Честно скажу: когда сегодня утром услышал о вашем появлении, то первой мыслью было... сделать так, чтобы вы больше не появились... Но когда шёл сюда, думал уже иначе. По сути, Рая - то в чём виновата? Ведь так? Зачем мне быть собакой на сене... ни себе, ни людям... - помолчал, сделал ещё глоток, другой. - Собственно, сейчас я хочу вас просить... остаться. На долго. Обещаете?

Марат молчал. Ему был неприятен, весьма, этот разговор. Тоже мне советчик нашёлся. Останется или нет, это, прежде всего, решать маме Рае, и даст бог, сами, без посредников обойдутся.
- Обещаете? - заглянул курсантик в лицо Марата.

Щёлкнула соседняя дверь, и нетерпеливый девичий голос рванул относительную тишину:
- Борис, ты где?
- Иду, - Борис допил пиво, поднялся. - Я вас очень прошу: не сделайте им больно.
- Не беспокойтесь, - сухо обронил Марат.
- Я понимаю: не моё это собственно дело, но...
- Борис, ты идёшь? - повысили голос за дверью.
- Иду. Договорились?
- Поживём-увидим.
- Хорошо, - сказал Борис тоном, допускающим двоякий смысл: и согласие и... угроза.

Марат с трудом сдержался от желания вскочить и вытолкать его в шею. Борис, простившись, вышел. В коридоре с девицей у него произошла секундная стычка, затем они удалились вон, громко хлопнув входной дверью.

- Пативные, - сказал Димуля и, отложив книжку, соскочил с дивана: - Бум кусять?
- Будем. Сейчас разогрею.
- Лана. Лучки мить нада.

На кухне всё ещё висели под потолком белёсые эллипсы дыма. Столы пуще прежнего завалены грязной всевозможной посудой, плита залита жирной жижей болотного цвета. Пол запорошен пеплом сигарет. "Свиньи безмозглые" - ругнулся про себя Марат. Ставить на грязную плиту начищенные до блеска сковороду и чайник мамы Раи он посчитал кощунством, пересиливая невесть откуда взявшееся чувство брезгливости, откинул решётку и вымыл плиту, после чего тряпку выбросил в ведро.

Ужин прошёл спокойно и дружно. Димуля ел сам, добротно орудуя ложкой. После ужина сидели на диване и смотрели фильм. Димуля полулежал, прижавшись к Марату, то внимательно смотрел на экран, то внезапно заглядывал в лицо Марата, чтобы в очередной раз спросить:
- Ти моя?
- Твой, твой.
- Холосенький моя, папичка, - гладил руку Марата, и вновь замирал на несколько минут.

Когда зазвучали позывные программы "Время", Димуля сладко зевнул:
- Давай пать.
- Давай.
- А ти баюкать мене буш?
- Буду.

Согласно инструкции мамы Раи, Марат переодел Димулю, и уже вялого уложил в кроватку.
- Свет кичи, - потребовал тот.
Марат убавил звук телевизора, выключил свет, присел на диван. Просунув руку между прутьев ограждения кроватки, стал слегка похлопывать Димулю по плечу.
- Пей, папа, пей, - приподнял тот головку.
- Петь? - Марат растерялся: кроме блатных куплетов на ум ничего не приходило.
- Пей, папа, пей.
- Что же тебе петь?
- Баю-бай, койночиночи, - подсказал Димуля.

Из смутной дали собственного детства вспомнилась колыбельная, которую часто напевала ему бабушка:
Баю-баюшки, баю,
Не ложися на краю.
Придёт серенький волчок
И ухватит за бочок...

Больше ничего не вспоминалось
- Есё, папа, есё.
- Откуда взять ещё...
Марат начал сначала, малыш замер, прикрыв глаза. Последних две строчки тянул медленно, в надежде, что Димуля к концу всё же вырубится. Но не тут-то было! его чуткая душа почувствовала приближение конца песенки: глаза открылись, глянули выжидательно - продолжение будет? И вдруг Марат почувствовал, как в нём, словно фотоизображение в реактиве, проявились следующие строчки:
... И утащит во лесок,
Во лесок дремучий,
Да к волчице злючей.
Будешь нянчить там волчат.
Подрастут - тебя съедят...
Больше ничего не проявилось, и он замолчал. Секунду Димуля казался спящим, но вот дрогнули веки, заколебались ресницы и глазки открылись. Повёл плечиком, и потребовал "есё". Марат немного помычал, затем постепенно стали всплывать в памяти фрагменты почему-то военных песен: "Дан приказ ему на запад...", следом "По военной дороге...", далее "Вставай страна огромная". На "Мне кажется порою, что солдаты..." Димуля, наконец, заснул.

Марат облегчённо вздохнул. Приготовил постель себе. По телику ничего интересного не ожидалось, выключив его, Марат вышел на кухню покурить, прихватив журнал. Однако, сосредоточиться на журнале не получилось: отвлекал шум в соседней комнате, перед глазами стояло гневное лицо Игоря, на мгновение его сменяло смущённое с болью в глазах курсантика. На мгновенье, чтобы вновь заслониться властным Игоря. Марат отметил про себя, что со страхом ожидает выхода Игоря. Это не был страх перед сильным противником, нет, не драчки боялся, а последствий. Последствий с привлечением милиции, которые жирно перечеркнут его воспрянувшую надежду стать НОРМАЛЬНЫМ человеком.

Загасив окурок, принялся мыть посуду. Внезапно щелчок замка заставил его вздрогнуть, из рук едва не выпустил тарелку: в коридор, похоже, вышли все сразу, продолжая оживлённо разговаривать. Заскрипела, одеваемая обувь. Марат уже порывался выглянуть и попросить, чтобы не галдели под дверью, но его опередила соседка:
- На полтона ниже. Там, наверно, уже ребёнок спит.

Спустя минуту, все, кроме соседки, шумно удалились. Марат мысленно перекрестился. Соседка юркнула в туалет, откуда тотчас послышались характерные звуки, точно её душили. "Перебрала стерва немытая" - недобро усмехнулся Марат. - Так тебе и надо!"

Покончив с посудой, Марат набрал в тазик воды, сполоснул ноги. Вспомнилось, что в магазине Димуля об ящики запачкал брючишки - решил простирнуть. Когда выходил из комнаты, услышал за соседней дверью грубоватый мужской голос. Он что-то спрашивал, соседка в ответ нервно выкрикнула:
- Нету! Нету! Я же тебе русским языком говорю.
- Что ты орёшь, дура?
- А что ты как маленький...

Скрипнула протяжно дверь, на кухню вышел мускулистый парень в плотных цветастых трусах, босиком. Марат спиной чувствовал, как он, вздыхая, топтался у раковины, затем приблизился, пьяно дыхнул:
- Привет, земеля... Выпить хочешь?
- Спасибо, нет.
- Как хошь... Ты это... извини, конечно... у тебя не найдётся лишнего презерватива? Ты меня понял?
- Нет.
- Жаль... Лажа какая. Ну, извиняй, - тронул слегка плечо Марата. - Извиняй...

Только он ушёл, как на кухню вылетела соседка в той же мужской сорочке, что была утром на другой девице, и так же сверкая голыми бёдрами, достала из стола литровую стеклянную банку, наполнила водой, сыпанула марганцовки, энергично вилкой размешала. Затем часть отлила в ковшик, а с банкой удалилась в санузел.
"Да, стыдливость здесь явно не ночевала. Весёленькое место... Неужели и мама Рая... Стоп! остановись! Не гоже за глаза... Вот завтра увидишь, пообщаешься... тогда и делай выводы..."

Повесив брючишки на верёвку над столом, Марат отправился спать. Заснуть долго не получалось: сначала мешал монотонный стук - видимо, кровать у соседей находилась сразу за стеной и непрочно стояла на полу, - затем хлопанье дверей комнаты и туалета, звон банки о раковину. Когда, наконец, они угомонились, и в квартире наступила должная ночная тишина, внезапно заворочался Димуля, его сонный голосок порхнул бабочкой:
- Папичка, я к тебе хочею.
Марат взял его к себе. Димуля обнял его за шею, сладко уркнул в подбородок и ровно засопел.
Спокойной ночи и тебе, Марат. Завтра придёт мама Рая и.....

Ленинград,1989-90гг.