"Достоевщина"

             История, о которой далее пойдёт речь, произошла в небольшом городке под названием Корячинск. Население этого городка было многонациональным, так как в разные эпохи эта земля находилась под властью разноплемённых узурпаторов, а посему, что такое толерантность здесь знал даже ребёнок. Но начнём всё по порядку:

        «Неёлов, вы почему опять ослушались моего приказа? – с нетерпением вопрошала дородная женщина довольно пожилых лет. – ведь за ваши вольности по шапке получаю я. Вы, Михаил Валерьянович, не на много меня моложе, и я бы запросто могла обращаться с вами на ты, но я вам говорю вы. А знаете почему? потому, что я к вам отношусь с уважением. И что же я получаю взамен? – дикую неблагодарность! Да, да, Михаил Валерьянович, ваше непростительное поведение по-другому не назовёшь. Вы у нас кто – корректор или быть может Достоевский? Ваша достоевщина никому не нужна. Если хотите освоить поприще писателя, делайте это в не рабочее время: у вас есть собственная жилплощадь, вы живёте один, пожалуйста, творите сколько хотите. Но здесь, я вас прошу, делайте то, что вам велит начальство в моём лице. Послушайте меня, Неёлов, вы у нас работаете более двадцати лет, и я уважаю вашу преданность, и ваш профессионализм, но и моему терпению может прийти конец – если вы не перестанете своевольничать, а по-другому это не назовёшь, мы будем вынуждены с вами расстаться. А теперь, Неёлов, идите и работайте». – Такие нелицеприятные высказывания в свой адрес, Неёлов имел несчастье слышать, чуть ли не каждый рабочий понедельник. А всё дело в том, что наш герой не мог терпеть бесцеремонной фамильярности в печатном виде. Работая корректором в местной типографии около тридцати лет, он так и не смирился с тем, что злободневная периодика в виде фельетона имеет право на существование. Он искренне считал, что такое панибратское общение с читателем содействует падению морали в обществе, а посему всячески этому противился. Все, кто был знаком с ним, знали эту его нетерпимость и педантизм в вопросах лингвистики, и поэтому избегали словоблудия в его присутствии. Возраст же нашего героя был также расплывчат, как и его понятия о морали: по паспорту ему было пятьдесят три года, по внешним данным не более сорока пяти, а по внутреннему состоянию ему уже давно перевалило за шестьдесят. Овдовев пятнадцать лет назад, так и не нажив детей, Неёлов в дальнейшем не искал общения с женщинами, проводя всё своё свободное время за книгами. Совокупность всех этих качеств и характеристик привело к тому, что все, кто его знал, будь то сосед, сослуживец, или родственник, называли Неёлова за глаза, не иначе как вшивый интеллигент. Интеллигент – это понятие неизученное до сих пор, его трактуют по-разному разные слои населения нашей многострадальной отчизны. Мне больше всего по душе высказывание какого-то не то мыслителя, не то писателя об этом феномене: дескать, интеллигент – это тот человек, который занимает мало места. Сам же я, к моему великому огорчению, встречаю это общественное явление в своей жизни всё реже и реже, а посему смею предположить, что этот социальный класс находится в стадии вымирания. Но давайте не будем говорить о грустном, и перейдём непосредственно к самому рассказу, а вместе с тем и к нашему герою:

        Уклад жизни Михаила Валерьяновича своей степенностью ничем не отличался от уклада жизни любого другого бездетного холостяка со стажем. Его распорядок дня был расписан по минутам, и соблюдался в неукоснительной последовательности, в связи с чем быт нашего героя был скучен и однообразен. Его утро начиналось с зарядки, опосля которой он имел привычку пить чай, читая газету или слушая радио, и уже вслед за тем, водрузив на плечи неизменный пиджак, отправлялся на службу в типографию. Расстояние до работы и обратно он проделывал пешком по одному и тому же маршруту, посещая на обратном пути к дому один и тот же продовольственный магазин, где покупал одни и те же продукты.

        И вот однажды, следуя на работу, он наткнулся на попрошайку, у которого не было ног. Сидя на картонке под дождём, бедолага просил милостыню с вытянутой рукой: – «Гражданин-товарищ, – пискляво молвил косматый оборванец неопределённого возраста – будьте добреньки, помогите бедному инвалиду, чем сможете, и вас за эту милость Боженька сполна отблагодарит». Эти взывания о помощи жалкого калеки, лишь на миг привлекли внимание Михаила Валерьяновича, и он, холодно проигнорировав их, проследовал дальше. Но это происшествие заставило Неёлова задуматься о том, как люди порой бывают бессердечны и не сострадательны по отношению к другим людям. «Я и сам – размышлял он – ничем не отличаюсь от других: взял, и прошёл мимо человека, который нуждался в моей помощи. Кто я после этого, если не чёрствый и бездушный человек?». – в таких самоуничижениях Неёлов провёл весь оставшийся путь. Истиной же причиной этого, как он теперь считал, постыдного поступка была не его чёрствость, и уж, конечно, не жадность нашего героя, а всего лишь на всего его мнительность. Михаил Валерьянович, как истинный интеллигент, был по своей натуре робок и застенчив, словно юноша, а посему возводил стену отчуждения между своим и внешним миром, через которую мог переступить лишь человек, которому он доверял, а таких можно было сосчитать на пальцах одной руки. Те, кто мало его знал, даже обижались на него за столь явное пренебрежение, каким он одаривал их при случайной встрече. На самом деле, Михаил Валерьянович был по природе своей скромен, стыдлив, умел сострадать, и, что редко в наше время, делиться последним куском хлеба.

        На следующее утро он опять столкнулся с безногим предпринимателем, и уж было собрался лезть в кошелёк, как вдруг услышал слова, от коих нашего корректора передёрнуло, словно током: – «Доброе утречко, гражданин-товарищ, – злобно прошипел калека – как спалось вашему сиятельству? Вам совесть ваша вшивая спать не мешала? или вы эту дрянь запираете на ночь в туалете, чтобы не так воняла ваша паршивая душонка?». – такая агрессия в адрес нашего героя застала Неёлова врасплох: дыхание его сбилось, мысли рассыпались, а во рту, словно инородное тело, ворочался непослушный язык. Лишь немного придя в себя, Михаил Валерьянович сумел, заикаясь, вымолвить: – «Что вы себе позволяете», на что тут же вкусил очередную ругань нецензурного происхождения, после чего был вынужден поспешно ретироваться. Весь день он чувствовал себя униженным и оскорблённым. «За что со мной так можно было поступить? – терзался Неёлов – ведь я же ничего ему не сделал. Я только лишь хотел ему помочь. Откуда у людей столько ненависти? За что этот несчастный меня так обидел? за то, что у меня есть ноги, а у него их нет? Но ведь я в этом не виноват, я же их у него не отнял. И ладно бы там, правительство ругал, или, положим, Бога, но ведь нет – взялся ругать меня! Если я человек воспитанный, и не умеющий на ругань отвечать руганью, это ещё не значит, что со мной можно так поступать. Будь на моём месте кто-нибудь другой, несдобровать бы этому несчастному. А так, он видит, что перед ним человек воспитанный, и сдачи инвалиду не даст – значит, можно изгаляться над ним, как захочется. А то, что у этого человека есть душа, которую сегодня ранили, как если бы ему ноги отрезали – это уже никого не интересует. Да, душа в наше время – это уже не нужная субстанция, а вот ноги – это да! куда же без них. А вставь этому несчастному ноги, что измениться? – ничего. А вот, если впихнуть ему душу, которую у него отняли, по всей вероятности, ещё в детстве, – у него, того глядишь, вместо ног, крылья выросли бы. Была бы на то моя воля, я бы всех людей сделал счастливыми, но у меня нет этой привилегии; делать зрячими слепых – это не в моих силах. Но разве за это можно меня обижать?». – размышляя так, Неёлов то и дело возвращался к прошлым обидам, чьи фантомы всплывали в омуте его сознания, словно дохлые рыбы. Кое-как закончив рабочий день, он приплёлся домой, и, не поужинав, завалился в кровать. В эту ночь ему снились жуткие кошмары: будто, он, пытаясь спасти маленькую девочку, упавшую с моста в реку, прыгает за ней в воду, и, схватив её под руки, уже плывёт к берегу, как вдруг с ужасом распознаёт в утопающей малютке – безного бродягу, чьи руки в одно мгновение, стиснув его горло, тянут Неёлова на дно. Этот, и тому подобный ночной бред не позволил хорошо выспаться Михаилу Валерьяновичу, а если точнее, – то не дал вовсе. Посему на работу он отправился с плохим настроением и с красными глазами.

        Третья встреча Неёлова с увечным нищим ничем не отличалась от предыдущей, разве что в этот раз в ход были употреблены не только бранные слова, но и плевки. С этих пор эта словесная инквизиция стала неизменной процедурой нашего героя. Сменить же маршрут следования Неёлову не приходило даже на ум, ведь это означало сменить его устои, на чьих опорах держались его жизненные принципы. А посему каждое утро Михаила Валерьяновича омрачалось порцией негатива, чья желчь постепенно разъедала сознание типографского корректора. Прежде всего, это сказалось на его служебных обязанностях, теперь каждая буковка подвергалась со стороны Неёлова строгой критике, чей казённый формализм порою переходил собственные же границы. Этот парадокс попахивал увольнением, или даже больничным, и это непременно бы произошло, если бы не одно ничем неприметное утро.

        Однажды, собираясь на службу, Михаил Валерьянович плохо завязал шнурок на одном ботинке. Проходя мимо злосчастного калеки, и примеряя на себя его желчную брань, кою тот не скупился, лишь только завидел свою жертву, Неёлов споткнулся, и опрокинул копилку несчастного бродяги. Звон разбежавшихся по тротуару монет тёплой негой окропил душу Михаилу Валерьяновичу, – такого неземного блаженства Неёлов не испытывал отродясь. Впервые за всё это время он расплылся в улыбке, чьё жирное довольство уже не покидало его сытую наружность во весь день. Всю ночь он спал, как убитый. Встав утром, его лицо светилось от счастья, и лёгкое нетерпение зыбкой дрожью исподтишка просилось наружу. Глядя на него со стороны, можно было подумать, что он спешит на свидание с очаровательной незнакомкой. Его безногий приятель сидел на том же месте, но, завидев Неёлова, не стал, как прежде, испепелять оного ни только словом, но и взглядом. Эта нежданная перемена только лишь раззадорила корректора, и он в этот раз уже нарочно опрокинул скудную наличность попрошайки на тротуар, после чего, как ни в чём не бывало, продолжил свой путь. В тот момент, когда его нога коснулась мирских подаяний, он одновременно испытал духовное и плотское наслаждение. Неимоверная лёгкость, появившаяся в его членах, преобразила походку Неёлова до неузнаваемости, он шёл в припрыжку, размахивая руками, словно подросток. Завидев знакомую даму, он вдруг ни с того, ни с сего, перебежав дорогу, поцеловал ей ручку, и отпустил нескромный комплемент по поводу её несравненной, как он выразился, внешности, в результате чего вызвал у милой особы недоумение, и даже страх. На работе он также произвёл ошеломляющий эффект, наличием у него отменного чувства юмора, коим он в этот день сорил без остановки. Вечером, уже дома он открыл шампанское, и, глядя в зеркало, произнёс достопамятный тост: «Чтобы все!», после чего громко рассмеялся, и залпом выпил бокал. Ложась спать, он долго не мог заснуть, сладкая эйфория распирала его грудь изнутри, и он, то и дело, возвращался в мыслях к утреннему происшествию: – «Только так нужно поступать с этими людьми, – вслух размышлял Неёлов – только так их можно поставить на место. Все эти догмы о человечности и гуманности не стоят и гроша, те, кто их создавали, были скорей всего в душе тиранами, и дай им волю, они бы всё человечество запрягли в одну упряжку. Нет уж, хватит! Теперь мой черёд, теперь в моих руках кнут! Мы ещё посмотрим, кто из нас жертва, а кто охотник».

        В следующие дни при встрече с калекой Михаил Валерьянович утолял свои дикие желания посредством бранного слова, плевка, горсти монет, брошенных бедолаге прямо в лицо, а однажды он даже снизошёл до того, что силой отнял убогую выручку у побирушки. Всё это продолжалось до тех пор, покуда в один прекрасный день Неёлов не обнаружил пропажу в лице безногого оборванца. Отсутствие калеки так ошарашило нашего героя, что он, отпросившись с работы, исколесил весь город в поисках затравленного им инвалида, но так и не нашёл его. Придя домой Михаил Валерьянович почувствовал острое недомогание, и, напичкав себя таблетками, собирался отойти ко сну, как вдруг в его дверь постучали. На пороге за дверью стояла цыганка с грудным ребёнком и просила милостыню. Не говоря ни слова, Неёлов собрал все, что у него было в холодильнике, и, присовокупив к этому довольно большую сумму денег, отдал ей. Благодарственная тирада, последовавшая вслед за тем из уст цыганки, вызвала у Неёлова дикий смех, после чего он, скорчив рожу и вытянув язык, захлопнул дверь перед носом ошарашенной женщины. Перед сном Михаил Валерьянович вновь пересмотрел свои жизненные и моральные позиции, и решил, во что бы то ни стало отыскать обиженного им калеку, с тем, чтобы вымолить у него прощение. «Как же так могло со мной произойти? – рассуждал он – я воспитанный человек, блюдущий моральные принципы в обществе, – и так поступил с увечным и беспомощным инвалидом. Где моя любовь к ближнему? Где моё сострадание? Что со мной? ведь я же превратился в животное. Это какое-то помешательство. Завтра же разыщу его и попрошу прощение. А затем в церковь, только в церковь!» – с этой мыслью Михаил Валерьянович уснул. Всю ночь его терзала лихорадка, а утром, исхудавший и бледный, он вновь продолжил поиски. Уже ближе к вечеру Неёлов издалека заприметил на задворках церковной паперти до боли знакомую фигуру, мирно восседающую на асфальте. Подойдя к попрошайке, он уселся рядом. Редкие прихожане, выходя из церкви, крестились, и подавали им обоим, не смотря на то, что их об этом никто не просил. Михаил Валерьянович сидел молча, опустив голову, покуда его не окликнул сосед по паперти: – «Ты, кто такой, и чего тебе надо?». – Я Михаил Валерьянович Неёлов, – отвечал ему тот – работаю корректором в типографии, только не делай вид, что ты меня не узнаёшь. Я тебя ищу который день, с тем чтобы задать тебе один единственный вопрос: почему вы так нас не любите? Я уйду, если ты мне на него ответишь. – «Кого это вас? – прохрипел нищий – вас много». – Нас, – молвил Неёлов – людей образованных, знающих себе цену, и без которых вы не сможете существовать. Мы – это те, которые делают всё для того, чтобы этот мир становился лучше. Мы – это те, чьё присутствие на земле не даёт человечеству превратиться в обезьяну. Мы – это те, чьё смирение позволяет таким как вы изгаляться над самым святым что у нас есть – над нашим достоинством. Этого достаточно, или продолжить? – «Я вас не знаю, – отвечал ему нищий – и знать не желаю. Это моё место, так что проваливай отсюда!». – Ах, так! – закипел Неёлов, и вскочил на ноги – тогда получай же моё отмщение Гидра Вавилонская! – и, выхватив из ножен меч, отсёк змее голову. После чего, оседлав вороного коня, поскакал на встречу солнцу, чьи лучи, отражаясь в его доспехах, водружали нимб над головой храброго рыцаря.

        А уже на следующий день по городу прошёл слух о том, что некий типографский корректор, в порыве сумасшествия раскроил череп костылём беззащитной старушке, просящей милостыню на паперти местной церкви.